Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика

Риббентроп

…И вот 1946 год, весна. В зале суда идет допрос министра иностранных дел нацистской Германии подсудимого Иоахима фон Риббентропа.

Увидев его на скамье подсудимых, я в первые минуты не могла поверить, что это тот самый Риббентроп, который во главе большой немецкой делегации в августе и сентябре 1939 года прилетал в Москву и по поручению фюрера вел со Сталиным переговоры, завершившиеся сговором двух диктаторов. У этого Риббентропа было совсем другое лицо — постаревшее, лишенное тщеславной самоуверенности.

Свидетельством того сговора или, вернее, заговора против своих народов и народов всей Европы было подписание «пакта о ненападении», «договора о дружбе и границе» и секретных протоколов к ним.

В конце XX века нет необходимости излагать историю рождения и исчезновения этих ныне опубликованных протоколов и тем более пересказывать их содержание, подтверждающее безнравственность тайной противоправной сделки Сталина с Гитлером. Анализ и оценка этих документов даны в монографиях и статьях российских и немецких историков, посвященных советско-германским отношениям в 1939—41 годах. Такой анализ — дело специалистов, и они, как мне кажется прекрасно с ним справились. Как библиотекарь, я хотела бы, нет, я просто должна рекомендовать своим возможным читателям две книги, которые, с моей точки зрения, заслуживают особого внимания.

Первая книга — это весьма интересный капитальный научный труд немецкого историка Ингеборг Флейшхауэр[2]. Книга весьма интересна не только для историков и политологов. Я с большим удовольствием прочла ее в русском переводе, который сделан настолько добротно, что не вызывает даже намека на чувство профессионального критицизма в адрес переводчиков Г. П. Бляблина, Н. А. Захарченко, В. Н. Прибыткова, Е. И. Селивановой и В. М. Чернова. Их, как и редактора и автора предисловия Л. А. Безыменского, хочется поблагодарить за нелегкую, прекрасно выполненную работу, очень нужную для российского читателя.

Вторая книга принадлежит перу известного российского историка-германиста Г. Л. Розанова[3]. Ее автор на основании большого документального материала популярно излагает ход событий, дает характеристику и оценку советско-германским отношениям в названный период.

Итак, интересующимся рекомендую эти книги, но, дойдя в воспоминаниях о Нюрнбергском процессе до Риббентропа (на скамье подсудимых он сидел между Гессом и Кейтелем), я не могу ограничиться лишь констатацией заметного изменения внешнего облика подсудимого в 1946 году по сравнению с деловым, самоуверенным видом министра иностранных дел Германии в 1939 году.

Я и по сей день хорошо помню мысли и чувства, нахлынувшие на меня 24 августа 1939 года, когда на первой странице «Правды» я увидела большую фотографию, на которой между письменным столом и стеной стояли Риббентроп, Сталин и Молотов, а на переднем плане в левом углу возвышалась массивная фигура члена немецкой делегации Фридриха Гаусса с подписанными экземплярами «Пакта о ненападении» в вытянутых вперед руках. Этим он как бы говорил своим соотечественникам и гражданам Советского Союза: «Смотрите, чего мы, немцы, добились!» На фотографии Риббентроп стоит, сложив руки на груди, явно довольный собой и результатами переговоров, все четверо улыбаются, хотя, несомненно, знают, какое черное дело они сотворили. Перефразируя известные слова Герцена, посвященные картине «Свидание Блюхера и Веллингтона после Ватерлоо», можно сказать: «Еще бы им не улыбаться. Только что они своротили телегу европейской истории в такую кровавую грязь, в которой она увязнет по ступицу и долго еще не сможет выйти на прямую дорогу».

Меня же, когда я увидела это на страницах наипартий-нейшей из наших партийных газет, охватил ужас. Мое антифашистское воспитание и чувство любви — не к Сталину, конечно, а к моей Родине — не позволяли мне примириться с мыслью о союзе советского народа с агрессивной и бесчеловечной гитлеровской кликой.

Передовая статья «Правды» и текст пакта, напечатанный здесь же, на первой странице газеты, рядом с фотографией, не оставляли никаких сомнений в том, что отношения двух стран в одночасье переменились. Непримиримая борьба коммунизма с фашизмом сменилась тесным сотрудничеством социализма с национал-социализмом, и Германия внезапно «перестала быть агрессором».

Мне, как и всем ученикам немецкой школы имени Карла Либкнехта, слишком хорошо было знакомо лицо германского фашизма. Само заключение пакта с гитлеровской Германией воспринималось нами весьма болезненно. Не только потому, что нацисты не скрывали своей неприязни к другим народам и не на словах, а на деле приступили к реализации захватнических планов, но и потому, что — мы это знали — они предали свой собственный народ, открыв ему путь в разверстые братские могилы. Что касается укрепления советско-германских отношений, то мы знали, что «продолжение следует». И оно не заставило себя долго ждать.

Первого сентября 1939 года залпами броненосца «Шлезвиг-Гольштейн» и вторжением вермахта в Польшу нацистская Германия развязала вторую мировую войну. Третьего сентября Англия и Франция объявили войну Германии, а утром 17 сентября Красная армия пересекла советскую границу и начала свое продвижение по территории Польши. Но не для того, чтобы оказать военную помощь терпящему бедствие соседу и вступить в военное противоборство с нацизмом, а для того, чтобы вместе с Гитлером растерзать Польшу и объявить ее несуществующим государством.

Найдутся, безусловно, найдутся люди, которые не согласны со мной. Еще не перевелись и прямые почитатели Сталина. Они в своих душах и в литературе найдут доводы, подтверждающие правильность решения нашего вождя о военном взаимодействии с Германией «в сложившихся условиях». Не будем вступать в споры, но будем придерживаться «Правды, только Правды и ничего кроме Правды», как бы ни было трудно на этом пути.

В 1939 году мне было 16 лет и я не могла похвастаться большим жизненным опытом, а тем более знаниями в таких далеких от меня областях, как внешняя политика и военная стратегия. О секретных протоколах, об обмене информацией между диктаторами через германского посла в Москве Шуленбурга, о согласовании совместных заявлений и коммюнике, о ходе переговоров Молотова с Гитлером в ноябре 1940 года и о многом другом советские граждане или вообще не получали информации или она была весьма скудной.

Но всё же многие мои соотечественники давали в то время резко отрицательную оценку происходящему. Мы слишком хорошо знали повадки нашего «хозяина» и не сомневались, что «великий учитель, полководец и вождь» может точно так же, как и Гитлер, единолично принимать любые противоправные решения.