Только Шахту удалось оставить корабль несколько раньше. Главный американский обвинитель Джексон спросил, почему доктор Шахт, будучи противником гитлеровской программы агрессии, не заявил Гитлеру сразу, что отказывается выполнять его приказы о финансировании программы вооружения.
Шахт в ответ на это сказал, что, если бы он так заявил, «мы не имели бы возможности вести здесь и теперь этот приятный диалог. Вместо диалога был бы монолог. Я бы тихо лежал в гробу, а пастор читал бы молитву!». Это была сущая правда, но всё же Шахт, первоначально поверивший фюреру и оказавший ему неоценимые финансовые услуги, предпринял рискованные шаги, чтобы обеспечить себе пути к отступлению.
Шаги эти были весьма робкими. Шахту, безусловно умному, но предельно расчетливому, осторожному и себялюбивому человеку, было далеко до отчаянного Штауфенберга. Шахт лишь установил связь с участниками заговора против Гитлера, продолжая долгое время числиться министром без портфеля и получая от фюрера пятьдесят тысяч марок в год.
Ловкое балансирование между Гитлером и оппозицией в 1944 году в конце концов кончилось заключением гениального финансиста в нацистский концентрационный лагерь, о чем доктор Дикс, неутомимый защитник подсудимого Шахта, сообщил Трибуналу, представляя своего подзащитного как ярого противника фюрера и его агрессивных идей.
Допрос Шахта главным обвинителем от США Джексоном навсегда остался в моей памяти. Я воздержусь от передачи содержания этого допроса, так как боюсь, что в моем изложении этот мастерски оформленный в стилистическом отношении диалог умных, образованных и энергичных противников утратит свою красоту и силу. Скажу только, что два отлично подготовленных бойца сошлись тогда в словесном поединке, от исхода которого зависела дальнейшая судьба одного из них и мировое признание профессионального мастерства другого. Вот где можно было действительно убедиться в непреодолимой силе правильно выбранного и к месту сказанного слова.
Обвиняя «финансового чародея» в субсидировании гитлеровской программы вооружения, Джексон опирался на богатейший арсенал документально подтвержденных фактов. Шахт, возражая ему, использовал все свое умение для того, чтобы если не всегда полностью опровергнуть обвинение, то, по крайней мере, ослабить силу доказательств, приводимых главным американским обвинителем. Защищаясь, имперский министр экономики, он же имперский министр без портфеля, он же в течение длительного времени президент Германского имперского банка и, наконец, он же узник нацистских лагерей после серии четких ответов «Совершенно верно!», «Так точно!», чувствуя, что Джексон неопровержимыми доказательствами загоняет его в тупик, внезапно переходил в атаку на политику западных держав в отношении гитлеровской Германии.
Шахт смело заявил суду, что против вооружения Третьей Империи в Европе и Америке ничего не предпринималось и что в результате такой политики союзники подарили Гитлеру Судетскую область, а потом и всю Чехословакию. Такие утверждения заставляли американского обвинителя отказываться от дальнейших вопросов, ответы на которые превращались в обвинения самих победителей, которые располагали необходимой информацией о гонке вооружений, о подготовке Германии к агрессивной войне и о нарушении ею прав человека.
Суд вынес главному финансисту нацистской Германии оправдательный приговор.