Справедливости ради надо сказать, что работа американской военной охраны очень редко могла служить материалом для веселых рассказов. Охранять Дворец юстиции, тюрьму, участников процесса и, наконец, — самое главное — подсудимых было делом нелегким.
Помню, как в мою переводческую смену один из охранников, неподвижно стоявший, заложив руки за спину, в шеренге американских солдат, которые охраняли подсудимых, внезапно исчез за деревянным барьером. Заседание суда не было прервано. Оно продолжалось так, как будто ничего не случилось. Можно было только догадываться, как этот, видимо, потерявший сознание солдат смог пролежать до очередного перерыва в узком проходе между стеной зала и деревянным барьером, ограждавшим скамью подсудимых, да еще и под ногами своих товарищей.
Другой запомнившийся мне эпизод доставил начальнику охраны полковнику Эндрюсу много волнений и хлопот, но тревога оказалась ложной. Однажды летом, придя на работу, мы обнаружили у каменной стены Дворца юстиции танк, а в коридорах Дворца вооруженных автоматами американских солдат. Вся охрана была приведена в боевую готовность. Оказалось, что из ближнего лагеря сбежали пленные эсэсовцы, которые как будто бы собирались не то освободить гитлеровских главарей, не то, напротив, казнить их за проигрыш войны. Возможно, это были просто слухи, поскольку за ними ничего не последовало, если не считать сенсационных описаний этого случая сначала в зарубежных газетах и журналах того времени, а затем и в воспоминаниях некоторых участников процесса.
Однако не всегда всё кончалось благополучно для охраны и в первую очередь для её начальника. Известно, что еще до начала суда в своей камере повесился имперский руководитель трудового фронта, один из матерых нацистов Роберт Лей. Этот случай послужил поводом к усилению тюремной охраны и к установлению круглосуточного наблюдения за каждым подсудимым. И что же? Это не помешало Герингу в ночь перед казнью раскусить в камере ампулу с цианистым калием.
Остается добавить, что многие представители охраны, имевшие дело с подсудимыми, владели немецким языком и, как правило, с напряженным вниманием вслушивались в их разговоры между собой во время перерывов в зале суда. Это входило в их обязанности.