Сан Феличе

С БУРЯ

Читатель помнит, что, задержавшись в неаполитанском порту из-за неблагоприятных ветров с 21 по 23 января, Нельсон сумел воспользоваться сильным норд-вестом и наконец сняться с якоря к трем часам пополудни; в тот же вечер английский флот исчез в сумерках, поравнявшись с островом Капри.

Гордясь предпочтением, оказанным ему королевой, Нельсон сделал все, чтобы отблагодарить ее за эту милость, и, когда августейшие беглецы явились к нему просить гостеприимства, на борту «Авангарда» в течение трех дней были приняты все меры для размещения гостей с наибольшими удобствами.

Сохранив за собой каюту на юте, Нельсон велел приготовить для короля, королевы и юных принцев большую офицерскую каюту за верхней батареей. Пушки исчезли за драпировками, а промежутки между орудиями превратились как бы в отдельные апартаменты, убранные с большим изяществом.

Министры и придворные, которых король соблаговолил взять с собой в Палермо, обосновались в офицерской кают-компании — другими словами, в той части нижней палубы, вокруг которой располагаются каюты.

Караччоло поступил еще лучше: он отдал собственную каюту наследному принцу и принцессе Клементине; офицерскую кают-компанию предоставили свите.

Внезапная перемена ветра, благодаря которой Нельсон мог сняться с якоря, произошла, как мы уже сказали, между тремя и четырьмя часами пополудни. Ветер сменился с южного на вест-норд-вест.

Едва Нельсон заметил эту перемену, как тотчас дал своему флаг-капитану Генри, к которому он относился скорее как к другу, чем как к подчиненному, приказ сниматься с якоря.

— Следует ли нам подняться поближе к Капри? — спросил капитан.

— При таком ветре это не нужно, — отвечал Нельсон. — Мы идем при полном бакштаге, и это наилучший курс для «Авангарда».

Генри с минуту изучал направление ветра, затем покачал головою:

— Не думаю, чтобы этот ветер удержался.

— Что делать! Воспользуемся тем, что есть… Хотя я готов умереть сам и пожертвовать жизнью всех моих людей, от первого до последнего, ради короля и королевской семьи, я буду считать их величества в безопасности только тогда, когда они будут в Палермо.

— Какие сигналы подать другим судам?

— Сняться, как мы, с якоря, идти в кильватере за нами, в направлении Палермо, маневрируя самостоятельно.

Сигналы были поданы, и стало видно, как суда выходили в открытое море.

Но вблизи Капри ветер с наступлением ночи спал, подтверждая правоту слов флаг-капитана Генри.

Это временное затишье дало возможность именитым беглецам, больным и измученным, хотя бы немного перекусить и отдохнуть.

Излишне говорить, что Эмма Лайонна не последовала за своим мужем в офицерскую кают-компанию, а осталась при королеве.

Тотчас же по окончании ужина Нельсон, присутствовавший на королевской трапезе, поднялся на палубу. Часть предсказаний Генри уже сбылась: ветер действительно стих, однако капитан опасался к концу ночи если не бури, то, по меньшей мере, шквала.

Король бросился на постель, но уснуть не мог. Фердинанд столь же мало был моряком, сколь и солдатом. Величие морской стихии, могучее движение морских валов — то, что пленяет поэтические умы, от него совершенно ускользало. О море он знал лишь то, что оно приносит недомогание и таит в себе опасность.

Наконец к полуночи король, который прежде никогда не страдал бессонницей, а теперь то и дело переворачивался с боку на бок, тщетно стараясь уснуть, соскочил с кровати и в сопровождении своего верного Юпитера, разделявшего болезнь своего господина, вышел через командирский люк и стал подниматься на ют по одному из двух ведущих туда трапов.

В ту минуту когда его голова появилась над палубой, он увидел в трех шагах от себя Нельсона и Генри, казалось с беспокойством вглядывавшихся в горизонт.

— Ты был прав, Генри, твой опыт не обманул тебя. В море я всего лишь морской солдат, ты же прирожденный моряк. Ветер не только не стих, но сейчас обрушится на нас шквалом.

— Не говоря уже о том, милорд, — отвечал Генри, — что мы совсем не готовы его принять. Нам следовало взять тот же курс, что и «Минерва».

Нельсон не мог удержаться, чтобы движением не выразить досаду.

— Я не более, чем ваша милость, люблю этого гордеца Караччоло, но согласитесь, милорд, что комплимент, который вы изволили только что сделать мне, заслуживает и он. Это настоящий моряк, и вот тому доказательство: проходя между Капри и мысом Кампанелла, он оставит под ветром Капри, что смягчит для него ярость шквала, тогда как мы в полной мере примем его, не избавившись ни от одной капли дождя, ни от единого порыва ветра. А он войдет в залив Салерно с подветренной стороны.

Нельсон с беспокойством обернулся к большой черной массе, встававшей перед ним; со стороны юго-запада им не предоставлялось никакого прикрытия.

— Что ж, — сказал он, — мы еще за целую милю от Капри.

— Хотел бы я быть от него за десять миль, — пробормотал сквозь зубы Генри, однако недостаточно тихо, чтобы Нельсон его не услышал.

С запада налетел порыв ветра, предвестник шквала, о котором говорил капитан.

— Велите спустить брамселя и держаться к ветру!

— Ваша милость не боится за рангоут? — спросил Генри.

— Я боюсь берега, вот и все, — ответил Нельсон.

Чистым и звучным голосом моряка, повелевающего ветрами и волнами, Генри повторил приказ, относившийся одновременно к вахтенным и к рулевому:

— Спустить брамселя! Держать круче!

Король слышал этот разговор и эту команду, но ничего не понял и только угадал, что им грозит какая-то опасность и она идет с запада.

Он поднялся на ют и, хотя Нельсон понимал по-итальянски не лучше, чем Фердинанд по-английски, спросил его:

— Разве есть опасность, милорд?

Нельсон поклонился королю и, обернувшись к Генри, сказал:

— Кажется, его величество оказали мне честь спросить меня о чем-то? Ответьте, Генри, если вы поняли, о чем спрашивал король.

— Государь, кораблю, которым управляет лорд Нельсон, никакая опасность грозить не может, потому что предвидение милорда опережает всякую беду; но только я полагаю, что нас скоро настигнет шквал.

— Шквал чего? — осведомился король.

— Шквал ветра, — ответил Генри, не в силах сдержать улыбку.

— Да? Однако я нахожу, что погода не так уж плоха, — заметил король, взглянув на небо над своей головой: луна скользила по небу, окутанному облаками, между которыми проглядывала густая синева.

— Нужно смотреть не вверх, государь, а вперед, на горизонт. Изволит ли ваше величество видеть эту черную линию, медленно поднимающуюся в небо, отделяясь от моря, такого же мрачного, как и она, чертой света, похожей на серебряную нить? Через десять минут она разразится грозой над нашими головами.

Пронесся второй порыв ветра, отягченного влагой; под его натиском «Авангард» накренился и заскрипел.

— Взять грот на гитовы! — отдал приказ Нельсон, предоставив Генри продолжать разговор с королем. — Спустить большой кливер!

Этот маневр был выполнен с быстротой, свидетельствующей о том, что экипаж понимал всю важность полученного приказания, и судно, освобожденное от части парусов, шло под контр-бизанью, тремя марселями и малым кливером.

Нельсон подошел к Генри и сказал ему несколько слов по-английски.

— Государь, — обратился капитан к королю, — его милость просит меня заметить вашему величеству, что через несколько минут на нас обрушится шквал и, если вы останетесь на палубе, дождь отнесется к вам не с большим уважением, чем к последнему из наших гардемаринов.

— Могу ли я успокоить королеву и сказать ей, что опасности нет? — спросил король, который сам был не прочь, чтобы заодно успокоили его самого.

— Да, государь. С Божьей помощью милорд и я отвечаем за все.

Король спустился вниз, как всегда сопровождаемый Юпитером; пес, то ли страдая от морской болезни, то ли предчувствуя приближающуюся опасность (это бывает иногда с животными), плелся за ним, тихонько скуля.

Что и предсказывал Генри, едва успели истечь несколько минут, как на «Авангард» обрушился шквал и под ужасающий аккомпанемент грома и потоков дождя объявил войну водной стихии.

Несчастья преследовали Фердинанда: если вначале его предала земля, то теперь ему изменяло море.

Несмотря на уверения короля, королева при первых же сотрясениях и скрипе судна поняла, что «Авангард» находится во власти урагана. Немедленно переведенная вниз, она стала внимательно прислушиваться к торопливому беспорядочному топоту матросов и по усилиям людей, боровшихся с морской стихией, поняла, сколь велика опасность. Она сидела в постели, окруженная всей семьей. Эмма, по обыкновению, лежала у ее ног.

Леди Гамильтон, не страдавшая морской болезнью, всецело посвятила себя заботам о королеве, юных принцессах и двух юных принцах — Альберто и Леопольдо. Она вставала лишь затем, чтобы подать чашку чая одним, стакан со сладкой водой другим, чтобы поцеловать в лоб августейшую подругу и подбодрить ее несколькими словами, вселяющими мужество и выражающими ее преданность.

Через полчаса Нельсон спустился к ним в каюту. Шквал утих; но если иногда, проносясь, он только очищает небо, то порою бывает и предвестником бури. Поэтому Нельсон не мог с уверенностью сказать королеве, что худшее позади и ночь пройдет спокойно.

По ее приглашению он сел и принял чашку чая. Дети королевы спали; усталость и беззаботность возраста взяли верх над страхом, который, так же как и морская болезнь, не давал уснуть их родителям.

Нельсон пробыл в большой каюте около четверти часа и в последние пять минут, казалось, прислушивался к движениям судна, как вдруг в дверь постучались; в ответ на приглашение королевы войти дверь отворилась и на пороге появился молодой офицер.

Очевидно, он пришел за Нельсоном.

— Это вы, Паркинсон? — спросил адмирал. — В чем дело?

— Милорд, — ответил молодой человек, — меня прислал капитан Генри; он просил передать вашей милости, что за последние пять минут ветер переменился на южный и, если мы будем идти тем же галсом, нас бросит на Капри.

— Что ж, поверните на другой галс, идите левым, — ответил Нельсон.

— Милорд, море беспокойно, судно изношено и потеряло скорость.

— Так вы боитесь, что вам не удастся изменить галс?

— Судно сносит назад.

Нельсон поднялся, с улыбкой поклонился королю и королеве и вышел вслед за лейтенантом.

Король не знал английского языка, — мы уже говорили об этом; королева знала, однако морские термины были ей неизвестны. Она поняла лишь, что возникла новая опасность, и вопрошающе посмотрела на Эмму.

— Кажется, нужно выполнить какой-то трудный маневр, — ответила та, — и они не решаются на это без милорда.

Королева нахмурила брови и насторожилась, из уст короля вырвался тихий стон; Эмма, пошатываясь, прошла по колеблющемуся полу к двери и прислушалась.

Нельсон, понимая опасность, быстро поднялся на ют. Ветер, как сказал лейтенант Паркинсон, внезапно переменился: теперь дул сирокко и судно оказалось прямо под встречным ветром.

Адмирал быстрым тревожным взором обвел все вокруг. Погода, все еще облачная, стала, однако, проясняться. Налево от них вырисовывался остров Капри; судно приблизилось к нему настолько, что при бледном свете луны, проглядывавшей сквозь облака, можно было разглядеть белые точки: то были дома. Но особенно ясно выделялась среди темноты широкая бахрома пены, опоясывающая берег острова, — свидетельство ярости разбивавшихся там валов.

Едва Нельсон успел оглядеться, как ему сразу стала ясна обстановка. Корабль вышел из ветра, сменившегося на южный; мачты, перегруженные парусами, трещали. Громким голосом, хорошо известным всему экипажу, он крикнул:

— Переложить руль! Поворот оверштаг! — И, обращаясь к капитану Генри, добавил: — Поворачиваем назад!

Маневр был опасен: если бы судно не удалось повернуть, его швырнуло бы на берег.

Лишь только корабль начал делать поворот, как, словно поняв приказ Нельсона, небо и море будто сговорились ему воспротивиться. По мере того как фор-марсель все сильнее гнул стеньгу книзу, она сгибалась как тростник и зловеще трещала. Если бы она сломалась, корабль ждала бы гибель.

В этот миг смертельной тревоги Нельсон почувствовал, что кто-то легко коснулся его плеча. Он повернул голову: перед ним стояла Эмма.

Его губы прижались ко лбу молодой женщины с какой-то лихорадочной страстью, и, топнув ногою о палубу, словно корабль мог услышать его, он пробормотал:

— Повернись, повернись же!

И судно повиновалось. Оно совершило поворот и после нескольких минут колебания взяло курс левым галсом на запад-северо-запад.

— Отлично! — пробормотал Нельсон, переведя дыхание, — теперь перед нами до берега полтораста льё открытого моря!

— Дорогая леди Гамильтон, — раздался голос за ее спиной, — будьте добры, переведите мне на итальянский то, что сейчас сказал милорд.

Это был король; увидев, что Эмма выходит, он пошел вслед за нею и поднялся на ют.

Эмма пояснила ему слова Нельсона.

— Но, — заметил Фердинанд, не имевший ни малейшего понятия о мореходном искусстве, — по-моему, мы сейчас плывем отнюдь не к Сицилии, а напротив, судно, как говорят моряки, взяло курс на Корсику.

Эмма передала это замечание адмиралу.

— Государь, — произнес Нельсон с легким нетерпением, — сейчас мы поднимаемся к ветру, чтобы делать галсы, и если его величество окажет мне честь, немного задержавшись на юте, то минут через двадцать мы увидим, что судно поворачивает на другой галс и наверстывает потерянное время и путь.

— На другой галс? Да, понимаю, — сказал король. — Это означает то, что вы сейчас проделали. Но не могли бы вы поворачивать на другой галс не так часто? Мне показалось, будто вы вытрясли из меня всю душу.

— Государь, если бы мы находились в Атлантическом океане и шли против ветра и я направлялся бы от Азорских островов в Рио-де-Жанейро, то, чтобы избавить ваше величество от нездоровья, которому я сам подвержен и потому хорошо его знаю, мы могли бы поворачивать на другой галс через шестьдесят-восемьдесят миль; но мы находимся в Средиземном море, идем из Неаполя в Палермо и вынуждены менять галсы через каждые три мили и даже чаще. Впрочем, — продолжал Нельсон, бросив взгляд на Капри, от которого они все более удалялись, — ваше величество может спокойно вернуться к себе и ободрить королеву. Я ручаюсь за все.

Король вздохнул с облегчением, хотя он не столь уж много понял из сказанного Нельсоном. Но адмирал говорил с таким хладнокровием, что его убежденность проникла в сердце Эммы и от нее передалась королю.

Фердинанд спустился вниз сообщить, что опасность миновала и что Эмма, идущая за ним, подтвердит эту весть.

Эмма действительно шла следом за королем; но так как по дороге она зашла еще в каюту Нельсона, то лишь полчаса спустя королева смогла, окончательно успокоившись, задремать, склонясь на плечо подруги.