CLXXXIX ГЛАВНЫЙ ТЮРЕМЩИК

Не успел новичок — с некоторым трудом, но все же разборчиво — подписать договор о найме, как в каюту вошел матрос, держа конверт с бумагами, которые доставил посланный от кавалера Сан Феличе; матросу строго-настрого велено было передать их капитану Скиннеру из рук в руки.

Уже с полудня по городу пошел слух, что у герцогини Калабрийской начались родовые схватки. Хозяева шхуны были слишком заинтересованы в этом событии и потому были поставлены в курс дела одними из первых; скоро по колокольному звону и выставлению святых даров они догадались, какие страхи переживает двор; наконец петарды и фейерверк дали им знать о счастливом исходе дела, в некотором роде связанного с судьбой узницы.

Поэтому капитан Скиннер сразу понял, что в конверте содержится — каково бы оно ни было — решение короля.

Он сделал знак Сальвато, и тот, взглянув на договор, сказал Тонино, что все правильно, взял документ и спрятал его в кармане.

Тонино, в восторге от того, что наконец-то стал законным членом судовой команды, побежал на палубу.

Оставшись одни, Сальвато и его отец поспешили вскрыть конверт: там лежало прошение Луизы, разорванное на восемь или десять кусков.

Как мы знаем, это означало: «Король оказался безжалостным».

Но, кроме клочков прошения, в конверте оказались две другие, целые бумаги.

Сальвато развернул первую, исписанную почерком кавалера.

Там содержалось следующее:

«Я уже собирался отправить вам разорванное прошение без всяких объяснений: как мы и договорились, это должно было означать, что принцесса потерпела неудачу и нам тоже не на что надеяться; но тут как раз начальник полиции удовлетворил мое ходатайство о назначении Тонино Монти на должность помощника тюремщика. Открывает ли это нам путь к спасению? Не знаю и даже не пытаюсь понять, потому что совсем потерял голову; однако вы люди находчивые, наделенные воображением, у вас есть средства устроить побег, каких нет у меня, есть исполнители, каких я не имею и не мог бы найти. Ищите, думайте, изобретайте, если надо, совершите что-то безумное, невозможное — но спасите ее!

Я могу только ее оплакивать.

Прилагаю приказ о назначении Тонино Монти».

Весть была ужасной. Но ни Сальвато, ни его отец ни минуты не рассчитывали на королевское милосердие. Поэтому разочарование на этот счет не было для них столь страшным ударом, как для кавалера Сан Феличе.

Они переглянулись печально, но без отчаяния. Больше того, им показалось, что назначение Тонино Монти вознаграждает за неудачу, о которой гласило разорванное прошение.

Как мы видели, они тоже возлагали надежду на это обстоятельство и на всякий случай приняли меры, заполучив Тонино.

Их планы пока что были весьма неопределенными, или, вернее, у них еще не было вообще никаких планов. Они держались начеку, навострив глаза и уши, приготовив руки, чтобы не упустить счастливый случай, если он вдруг представится. В том обстоятельстве, что удалось заманить Тонино, брезжил, как им казалось, какой-то свет, который усилился, когда стало известно о его новом назначении. И при этом едва брезжущем свете они пытались найти некое воплощение своей зыбкой, до той минуты ускользавшей мечты.

Было семь часов вечера. В восемь они, казалось, приняли какое-то решение, ибо всему экипажу было сказано, что послезавтра ближе к вечеру шхуна снимается с якоря.

Тонино получил разрешение в течение этого вечера или следующего дня пойти попрощаться с отцом. Но он заявил, что боится отцовского гнева и не только не хочет идти прощаться, но даже спрятался бы в трюме, если бы заметил, как тот направляется к шхуне.

Похоже, Сальвато и его отца этот страх вполне устраивал: они обменялись знаком, выражавшим удовлетворение.

А теперь мы изложим все события по порядку, строго придерживаясь фактов и не пытаясь их толковать.

На другой день в пять часов вечера, при пасмурной погоде и затянутом тучами небе, шхуна «Ранер» начала готовиться к поднятию якоря.

Во время этой операции, то ли по неумелости экипажа, то ли из-за повреждения цепи, одно кольцо сломалось, и якорь остался на дне.

Такие случаи бывают, и если якорь лежит не на слишком большой глубине, дело, с которым не справится судовой ворот, выполняют ныряльщики.

Несмотря на неприятность с якорем, приготовления к отплытию не прекратились; но, поскольку якорь лежал на глубине всего трех саженей, условились, что для его поднятия останется лодка с боцманом Джованни и восемью матросами, а шхуна будет их ждать, курсируя у выхода из порта.

Чтобы лодка могла найти шхуну в безлунную ночь, на борту должны были зажечь три разноцветных огня.

Около восьми часов вечера шхуна отделилась от стоявших в порту судов и начала курсировать вдоль берега в условленном месте, а восемь матросов, которые были нужны на шхуне для приготовления к отплытию и выходу из порта, возвратились в лодке обратно, чтобы вытянуть со дна якорь.

В этот самый час главный тюремщик Кастелламмаре Риккардо Монти вышел из тюрьмы, сказав коменданту, что получил письмо от сына с сообщением о его назначении помощником тюремщика в соответствии с горячим желанием отца и теперь надо уладить кое-какие формальности с полицией, а потом, между девятью и десятью часами, они вместе вернутся в крепость.

Вероятно, Тонино написал это письмо по совету какого-нибудь товарища, чтобы отвлечь внимание отца от движений шхуны, ведь тому могли рассказать, что сын на нее нанялся.

Встреча была назначена в одной из маленьких таверн на Марине. Риккардо Монти, ничего не подозревая, зашел туда и спросил Тонино Монти. Ему указали коридор, ведущий в залу, где, как уверили тюремщика, его сын пил с тремя или четырьмя товарищами.

Но едва он вошел в эту залу и тщетно стал искать глазами того, кто назначил ему встречу, как четверо мужчин схватили его сзади, связали руки, заткнули ему рот и уложили на кровать, заверив, что утром он будет свободен и ему не причинят никакого зла, если он не попытается бежать.

Единственное совершенное над ним насилие, потребовавшее некоторой борьбы, а главное, угроз, состояло в том, что у него отобрали висевшие на поясе ключи, при помощи которых он входил в камеры к заключенным.

Эта связка ключей была передана кому-то, ожидавшему за полуотворенной дверью.

Полчаса спустя молодой человек, по росту и возрасту похожий на Тонино, постучал в ворота крепости и заявил, что от имени отца ему надо поговорить с комендантом.

Комендант приказал ввести его.

Молодой человек рассказал, что Риккардо Монти, проходя по улице Толедо, где народ праздновал рождение наследного принца, был ранен взорвавшейся петардой и препровожден в госпиталь Пилигримов.

Раненый сейчас же призвал к себе сына, передал ему ключи и велел немедленно отправляться к его милости коменданту, предупрежденному о назначении, предъявить свое свидетельство и заменить отца на его посту вплоть до выздоровления, которое не заставит долго себя ждать.

Комендант прочитал свидетельство нового помощника тюремщика; оно было в полном порядке. В происшествии с Риккардо Монти не было ничего удивительного, такого рода несчастные случаи сопровождали каждый праздник. И ведь тюремщик предупредил его, что идет за сыном. Поэтому у коменданта не возникло никаких подозрений; он велел мнимому Монти временно оставить у себя отцовские ключи, ознакомиться со своими обязанностями и приступать к их исполнению.

Новый тюремщик бережно положил в карман свое свидетельство, взял со стола предъявленные коменданту ключи, снова привязал их к поясу и вышел.

Смотритель, которому сообщили о распоряжении коменданта, стал водить новичка из коридора в коридор, показывая ему обитаемые камеры.

Их было девять.

Проходя мимо камеры Сан Феличе, он на минуту задержался, чтобы объяснить, какая это важная заключенная: три раза в день и два раза в течение ночи — в девять вечера и в три после полуночи — следовало входить к ней в камеру и удостоверяться, что она на месте.

Как раз в этот день поступил новый приказ удвоить бдительность внутренней и внешней охраны.

Закончив обход, смотритель показал новичку комнату стражи. Тюремщик, которому доверена была эта часть крепости, обязан был оставаться тут на всю ночь напролет. Для сна ему были отведены четыре дневных часа.

Если ему становилось скучно сидеть в караульном помещении или если он боялся заснуть, он мог прогуливаться по коридорам.

Когда смотритель расстался с новым тюремщиком, посоветовав ему соблюдать бдительность и аккуратность, была половина двенадцатого; новичок обещал, что постарается сделать на новом месте больше, чем от него ожидают.

И верно, увидев его перед дверью караульного помещения, выходящей в первый коридор у подножия лестницы № 1, как он стоит там с широко открытыми глазами, чутко прислушиваясь к каждому звуку, всякий сказал бы, что он добросовестно держит слово.

Он стоял неподвижно до тех пор, пока в крепости не затихли последние шаги стражи.

Пробило полночь.

Загрузка...