Сан Феличе

CLXI АНГЛИЙСКИЙ ФЛОТ

Читатель помнит, что неаполитанские изгнанники, те, кто счел ссылку более безопасной, нежели дальнейшее пребывание в городе, должны были погрузиться на суда, направляющиеся в Тулон, утром 24 июня.

Действительно, всю ночь с 23 на 24-е маленький флот из тартан, фелук, баланселл, груженных продовольствием, собирался в одном месте у набережной. Но ветер дул с запада, и суда не могли выйти в открытое море.

Едва лишь начало светать, беглецы высыпали на башни Кастель Нуово и стали ждать попутного ветра и сигнала к погрузке на суда. Родственники и друзья столпились на набережной и обменивались знаками с отъезжающими, махая носовыми платками.

Среди этих машущих рук, мелькающих платков можно было различить группу из трех неподвижных фигур; эти люди никому не делали знаков, хотя один из них явно высматривал кого-то в толпе на берегу.

То были Луиза, Сальвато и Микеле.

Сальвато и Луиза стояли плечом к плечу, казалось, они одни на целом свете, видят только друг друга и не имеют никакого отношения к этой кишащей на набережной толпе.

Микеле же искал двух женщин: свою мать и Ассунту. Через некоторое время он узнал старушку, но Ассунта не показывалась, то ли потому, что отец и братья помешали ей прийти на это последнее свидание, то ли горе ее было так сильно, что она боялась не вынести его, еще раз взглянув на Микеле; напрасно его острый взгляд вглядывался вдаль, осматривая все от первых домов на улице Пильеро до Иммаколателлы.

Но внезапно его внимание было отвлечено от столь притягательного для него предмета; как и все прочие, он стал смотреть в сторону открытого моря.

И в самом деле, из-за Капри, далеко на горизонте, показались многочисленные паруса. Подгоняемые попутным ветром, они приближались и росли на глазах.

Первая мысль несчастных беженцев была, что это идет на помощь Неаполю франко-испанский флот, и они уже начали жалеть, что поторопились подписать мирный договор. Однако никто не посмел заикнуться об его отмене; впрочем, может быть, такая мысль — ведь и в лучших умах зарождаются дурные мысли — мелькнула и угасла в чьей-нибудь голове, так и не будучи никому высказанной.

Но бесспорно, что с наибольшим беспокойством, с подзорной трубой в руках, следил с балкона своего дома за приближением неизвестных кораблей кардинал Руффо.

Дело в том, что этим утром он получил доставленные по суше два письма, от короля и от королевы; некоторые места из них мы приводим ниже.

Читатели могут сами убедиться, что письма эти не могли не повергнуть кардинала в величайшее смущение.

А вот письмо королевы. Как и послание короля, мы даем его в буквальном переводе, не меняя ни единого слова.

В этих строках распознаешь все то же лицемерие и то же упорство.

Получив два эти письма, вслед за которыми появился английский флот, кардинал подумал, что ему предстоит столкновение с Нельсоном по вопросу о мирном договоре; патриоты же, увидев, что новый корабль, несущий героя Абукира, поднял флаг Великобритании, напротив, обрадовались, ибо они больше доверяли английскому адмиралу, чем Руффо, и предпочитали иметь дело с великой нацией, чем с шайкой бандитов.

Как только Нельсон выбросил красный вымпел, отметив это пушечным выстрелом, от его борта — то можно было различить с берега сквозь окутавший судно дым — отделился адмиральский ял. В нем сидели десять гребцов, два офицера и старшина; ял направился прямо к мосту Магдалины, так что у кардинала не оставалось сомнений, что офицеры едут именно к нему.

Действительно, ял пришвартовался у Маринеллы.

Заметив, что офицеры расспрашивают о чем-то бродивших по набережной лаццарони, и догадываясь, что они ищут его резиденцию, кардинал выслал навстречу своего секретаря Саккинелли, приглашая прибывших к себе.

Вскоре ему доложили о прибытии капитанов Болла и Трубриджа, и оба офицера вошли в кабинет с присущим англичанам чопорно-самонадеянным видом. Высокое положение кардинала Руффо в католической церковной иерархии ничуть не умерило их заносчивости, поскольку оба они были протестантами.

Пробило четыре часа пополудни.

Трубридж, как старший по чину, приблизился к кардиналу — тот в свою очередь сделал шаг ему навстречу — и передал Руффо толстый пакет, украшенный большой красной печатью с английским государственным гербом.[168]

Приняв заданный посланными тон, кардинал слегка поклонился, сломал красную печать и прочел следующее:

Руффо был готов к возражениям, но все же никак не ожидал, что они могут быть выражены в такой безапелляционной и дерзкой форме.

Он перечел письмо, написанное по-французски, то есть на языке дипломатии; кроме всего прочего, оно было подписано именем сэра Уильяма со всеми титулами, дабы подчеркнуть, что тот высказывается не только от имени Нельсона, но и от имени Англии.

Когда кардинал, как уже было сказано, перечитал письмо, капитан Трубридж, слегка наклонив голову, спросил:

— Ваше преосвященство прочитали?

— Да, сударь, прочитал, — ответил кардинал, — но, признаюсь, не понял.

— Из письма сэра Уильяма вашему преосвященству должно быть ясно, что мы с капитаном Боллом полностью в курсе намерений милорда и можем ответить на все вопросы, какие вы нам соблаговолите задать.

— Я задам только один вопрос, сударь.

Трубридж слегка поклонился.

— Лишен ли я звания главного наместника и назначен ли на мое место милорд Нельсон?

— Нам неизвестно, смещены ли ваше преосвященство с поста главного наместника и назначен ли на это место милорд Нельсон, но мы знаем, что милорд Нельсон получил распоряжения от их королевских величеств и имел честь сообщить о своих намерениях вашему преосвященству и что на случай, если возникнут какие-либо затруднения, он имеет под своим началом двенадцать линейных кораблей, которые окажут ему поддержку.

— Больше вам нечего сообщить мне, сударь, от имени милорда Нельсона?

— Напротив. Нам велено получить от вашего преосвященства решительный ответ на следующий вопрос: может ли милорд Нельсон рассчитывать на сотрудничество с вашим преосвященством в случае возобновления военных действий против мятежников?

— Прежде всего, господа, никаких мятежников больше не существует, поскольку мятежники покорились моей власти; а поскольку нет мятежников, нет смысла против них выступать.

— Милорд Нельсон предвидел эту тонкость. Я позволю себе от его имени поставить вопрос иначе: в случае если милорд Нельсон выступит против тех, с кем вы заключили договор, будет ли ваше преосвященство действовать заодно с ним?

— Ответ будет столь же ясен, как и вопрос, сударь. Ни я, ни мои люди не выступят против тех, с кем я заключил договор. Более того, я буду изо всех сил противиться нарушению подписанного мною договора о капитуляции.

Английские офицеры переглянулись. Было ясно, что именно такого ответа они и ожидали, затем и явились сюда. Кардинал почувствовал, что весь дрожит от гнева.

Но он подумал: дело принимает настолько серьезный оборот, что нельзя допускать ни малейших неясностей; значит, объяснение с Нельсоном необходимо.

— Предвидел ли милорд Нельсон такой случай, что я пожелаю иметь с ним беседу, а если да, уполномочены ли вы, господа, проводить меня на борт его судна?

— Милорд Нельсон ничего не сказал нам на этот счет, господин кардинал; но у нас есть основания думать, что визит вашего преосвященства для него всегда честь и удовольствие.

— Господа, ничего другого я и не ожидал от вашей учтивости. Если вам угодно, я готов хоть сейчас следовать за вами.

И он указал офицерам на выход.

— Это мы готовы следовать за вашим преосвященством. Угодно ли вам будет показать дорогу?

Кардинал быстрым шагом спустился по лестнице, ведущей во двор, и, выйдя прямо на берег, знаком подозвал лодку.

Как только она подошла достаточно близко, кардинал прыгнул в нее легко, словно юноша, и уселся на почетном месте между обоими офицерами.

Прозвучала команда: «Весла на воду!», десять пар весел опустились в воду, и лодка птицей понеслась по волнам.