Сатира и юмор: Стихи, рассказы, басни, фельетоны, эпиграммы болгарских писателей

С появлением пенициллина

всполошились микробы, напугались жутко:

«Ох, доконает нас медицина.

Это новое средство — не шутка!»

Казалось безвыходным положение…

Но некий микробишко раскумекал,

как выжить, выстоять в окружении

пенициллиновых молекул.

И микробы через некоторое время,

пусть в условиях не слишком удобных,

стали жить-поживать с удобствами всеми

да еще и плодить себе подобных.

В тревоге антибиотики: «Что делать, братцы?»

Нет конца новым поискам, хлопотам…

Ан микробы новшеств теперь не боятся —

обогатились опытом.

Тетрациклин какой-нибудь мечет громы,

а вокруг — микроб на микробе.

Дескать, ладно, соседствуй, будем знакомы,

приспосабливаться — наше хобби!

Явленье печальное… И вот что в нем

можно и недальнозоркими разглядеть глазами:

этак вскоре, пожалуй, к микробам начнем

приспосабливаться мы сами.

И ягненок,

хотя и овечий ребенок,

уже не прежний наивный ягненок.

Вы только гляньте,

как он изловчился:

он злого волка избегать научился.

Всем известно: вода ничья.

Но чтобы не услышать:

«Кто мутит мою воду?»,

ягненок пасется в стороне от ручья,

к ручью малыш не хаживал сроду.

Когда пить захочется,

в горле запершит

(хотя что уж он там ест соленого?),

бедный ягненок на луг спешит,

пьет из коровьего следа зеленого.

Или, рискуя подцепить метил —

овечью болезнь, — пощиплет травки росистой.

Лучше уж так, чем чтобы волк схватил

и съел, не оставив даже шкурки ворсистой.

А волк-то отчаянно

глянет, да и облизнется:

может, ягненок

нечаянно к ручью обернется?

Но ягненок ловчит упорно.

(Мы-то уж знаем, причина тут какая.)

Ждать волк устал, зарычал во все горло,

кинулся к ягненку, слюни пуская.

— Эй ты, звереныш паршивый,

верно, что ты не мутил мне мой водоем.

Но сожрать тебя все же решил я:

кто знает, что там в уме твоем.

Покончим с прежней устарелой практикой:

наказывать за преступления явные.

Займемся общественной профилактикой:

как ни крути, профилактика — главное!..

И, не довершив построений этических,

съел его в целях профилактических.

Скромный робот служит безропотно

рядом с тобой и со мной — взгляни.

Робот, как полагается роботам,

проводит в работе целые дни.

Получая команды через внутренние антенны,

робот молчит, когда коллеги молчат.

В наше время роботы вполне совершенны —

наружу антенны у них не торчат.

Но на этого робота находит, бывает:

валится все у него из рук.

разом на месте он застывает,

странным каким-то становится вдруг.

Сквозь треск приказов, давно известных,

к антеннам робота, поверх голов,

несется музыка сфер небесных,

несутся звуки разумных слов.

Каждый винтик в роботе замер.

Задумался робот (кто знает о чем).

Жизнью вселенской мозг робота занят,

от пульта командного душой отключен.

Минута промчится — и снова безропотно

(рядом с тобой и со мной — взгляни)

робот, как полагается роботам,

проводит в работе целые дни.

Так оно до сих пор продолжается.

Начальство прощает робота смело,

начальство не сердится, не обижается:

ведь он славный робот — по сути дела.

— Как? Этот тип вошел в состав жюри?

Гнать! Примем без него свои решения!

Ведь с ним — в расчет попробуй не бери

художественные соображения…

Отрицательный герой — это, стало быть, тот,

кто отрицательному отзыву о себе

отвод организовывает решительный.

А герой положительный? Этот всю братию пишущую обойдет,

добиваясь в свой адрес рецензии положительной.

Пусть разразятся шумными речами,

пусть — споры, гвалт… Я не явлюсь. К чему?

О том, что вновь там обойдут молчаньем,

умалчивать могу и на дому.

Пишу стихи. Пишу небрежно, споро,

хоть в поэтическом искусстве я не бог.

Моя моральная поддержка и опора

в том, что иной

и так-то бы не смог!