Шпеер

60. Счастливого Рождества

— Liebster! Ты был в Альберт-Холле?

С безмолвной мольбой Гарри глядел в глаза Северуса, тщетно отыскивая искру притворства.

Ничего, кроме волнения, беспокойства и нежности, в возлюбленных глазах не обнаружилось. Не было в них и привычного живого света, острый взгляд потух, хотя по-прежнему оставался мягким и теплым — взгляд, незаслуженно предназначенный ему одному, Г. Дж.

Выглядел Северус отвратительно: лицо казалось серым, больным и усталым; вчерашней бодрости как не бывало — Большой Зверь до странности медленно сел на постели. Не глядя Гарри в глаза, Мэйсон упомянул о тестировании, проведенном «коллегами из МИ-6». Сердце Г. Дж. охватил страх: какой допрос учинили инквизиторы международного масштаба, оставалось только гадать.

«Они убьют его! Сведут с ума!»

— Не пугай меня, — пробормотал Северус, прожигая его все тем же встревоженным взглядом. — Признавайся, ничего не вышло?

«Невозможно ТАК играть! — с ужасом подумал Гарри. — Я всё выдумал! Мне просто безумно, безумно хотелось, чтобы он притворялся!»

— Вышло, Шатц, — он сел на постель, бережно обнял Большого Зверя и в бог знает который раз протянул ему телефон. — Вот, смотри.

Придвинувшись поближе, как голубь, жмущийся к теплой каминной трубе, Гарри молча разглядывал нервную чуткую руку, мягко легшую на его колено. Смотреть в экран сил не было: Г. Дж. до тошноты возненавидел проклятую запись в проклятом Альберт-Холле.

— Скримджер сказал, в дневнике Риддла не хватает нескольких страниц, — он потрогал кончиками пальцев голубоватую веточку вены на бледной коже.

— Нда? — только и сказал Северус. — Хм... Надо же.

Гарри поднес к губам его руку, тихо целуя и подбираясь к локтю. Задрав рукав пижамы, он застыл в ужасе — на сгибе руки багровели следы свежих инъекций, достойных потрепанного бурями наркомана.

Ненависть, глухая и бессильная, стукнула в сердце тяжелым молотом. С губ сорвалось беззвучное ругательство.

«Я заберу тебя отсюда, Шатц! Не дам им тебя уничтожить! Никогда и ни за что! Сегодня же!»

* * *

Г. Дж. Поттер не любил Рождество.

Не просто не любил.

Г. Дж. ненавидел Рождество всеми фибрами души.

С декабря по январь он особенно остро сознавал, как бесконечно одинок — до щемящей боли в груди, до гложущей тоски и мутного беспокойства.

Быть может, Г. Дж. Поттер был не такой, как все.

Ненависть к светлому божьему празднику превратилась в привычку, засела где-то глубоко внутри. Гарри ничего не ждал от Рождества, кроме распродаж в супермаркетах, чужого веселья и необъяснимой грусти, крадущейся к сердцу тихими кошачьими шагами.

Еще в далеком детстве Г. Дж. был лишним за праздничным столом. Лет в семь он написал Папаше-Рождеству проникновенное письмо и честно бросил в камин. Старый весельчак не только не ответил, а и вовсе забыл о его, Гарри Поттера, существовании. Хорошо, тетя спохватилась и подарила племяннику блокнот, в котором Гарри тут же зафиксировал серьезное жизненное наблюдение: «Фазэ Крисмас свинья».

Конечно, в последние годы было грех жаловаться: одно Рождество повезло провести в задымленном баре с крепко выпившим крестным, второе, домашнее и романтическое, — при свечах с Чоу. Праздник с пьяным Сириусом оказался повеселей свечной романтики, несмотря на нелюбовь Г. Дж. к попойкам.

В этом году про Рождество и думать было глупо. И всё же, хотелось того или нет, но оно было здесь, незримо и торжественно ступая праздничными башмаками по городским мостовым.

Гарри брел в толпе жизнерадостных и смеющихся, чувствуя себя пришельцем из другой галактики. Счастливцы громко разговаривали и толкались, кто-то пьяно похлопал Г. Дж. по плечу, а хохочущая девушка осыпала горстью серебристого конфетти.

Где-то в отдалении распевали рождественские гимны. Все вокруг — огоньки, крикливое убранство витрин, суета и шумиха — казалось нарисованным, ненастоящим, картинкой из книжки, которую хочется закрыть и спрятать подальше в чулан.

Он забрел в кишащий народом супермаркет и надвинул на глаза выданную Скримджером кепку. Впрочем, никто его и не узнавал — Гарри вновь превратился в черноглазого мальчишку лет семнадцати.

«Что я здесь делаю?» — он мрачно оглядел витрины с мужскими аксессуарами вроде браслетов и цепочек. Что-то подсказывало ему, что Северуса не удивить мишурой, даже если это дорогие часы Van Cleef с картой звездного неба.

«Ты просил рассказать тебе сказку, Шатц... А я... не могу думать ни о чем... Пусто. Страшно. Что они с нами сделали?»

Он оглянулся, пытаясь вычислить охраняющего его агента, но по-прежнему никого не заметил: невидимый ангел-хранитель слился с толпой. Внезапно Гарри замер, вглядываясь вдаль.

Вниз по эскалатору, наводненному пестрым людским потоком, плыла пани Барбара, обвешанная пакетами.

Забыв обо всем на свете, Гарри рванул к лестнице, проворно распихивая людей локтями.

— Барбара! — крикнул он и отчаянно замахал рукой.

Пани Шпеер едва не упала, от удивления забыв перешагнуть с эскалатора на пол. Гарри подхватил ее в объятья вместе с многочисленными сумками и корзинкой.

— Что с твоими глазами, Гарри? Прямо как у Се... Ох. Черные совсем.

— Как у Северуса. Вот именно, — радостно оскалил зубы Гарри. — Наконец-то вы попались, пани!

Барбара рассмеялась и погладила его по щеке.

— Мы на «ты», забыл?

Г. Дж. смотрел в ее сияющие глаза: там уютно пряталось то волшебное домашнее Рождество, о котором он не смел и мечтать.

— Я ничего не забыл, — сказал он.

* * *

— Нет-нет, пана Малфоя я сама понесу, — вцепилась в корзинку Барбара.

— Кого-кого? — не понял Гарри.

— Замминистра.

Она откинула плетеную крышку, и на Г. Дж. вытаращились голубоватые кошачьи глаза с длинным зрачком. Не успел Гарри и моргнуть, как в край корзинки вцепились серые когтистые лапки, пленник переносного домика мяукнул и пружинисто рванулся, намереваясь покинуть тесную обитель из лозы.

Пани Шпеер по-хозяйски затолкала голову кота внутрь, прикрыла мохнатое тельце пледом и захлопнула крышку.

— А что ты хотел, — сказала пушистому спутнику она. — Тут тебе не Литтл-Уин. И к ветеринару надо, и по магазинам.

— Я его знаю! — по-детски обрадовался Гарри. — Это вредный кот с Прайвет-драйв! Дядя его отравить хотел. Малфой? — он расхохотался, только сейчас сообразив, какой клички удостоился любитель напакостить в чужой гостиной. — Почему Малфой?

Пани Шпеер прижала к бедру корзинку, чтобы та не тряслась. Они побрели по улице, не беспокоясь, куда и зачем.

— Характер у него гордый, о mój Boże, — сказала Барбара. — Прибегает голодный, ему миску накладываешь, а пан Котовский ходит вокруг, в независимость играет, мол, я еще подумаю, съесть ли ваше кушанье, или уйти, подняв хвост. Отвернешься — миска пустая, мыть не надо. Когда уехала с Джимми в реабилитационный центр, оказалось, закрыла пана в гараже, видно, спал он там... Два дня взаперти просидел. В гараже стол и лавки у нас, мы накануне с приятелем Райнера сидели, пили, Джимми провожали, ужин так и остался неубранный, и колбаса, и ветчина. Наш пан и колбасного кружочка не тронул, а ведь какой голодный-то был!

— Не допрыгнул, может? — засмеялся Гарри, отогнав видение: заместитель министра в дорогом сером костюме лежит на штабеле дров и тоскливо косится на объедки пьяного пиршества польских эмигрантов.

— Моль поймать на антресолях — допрыгивает, — возразила Барбара. — Малфой самый настоящий.

Дойдя до пустующей скамейки, Гарри стер ладонью росу с деревянного сиденья и сгрузил многочисленные пакеты.

— Расскажи про Джимми, — сказал он.

Барбара села, поставив на колени кошачью корзинку и обняв ее руками. Г. Дж. невольно засмотрелся на профиль своей спутницы — тонкий красивый нос, изящный изгиб бровей, высокий лоб — немолодое, но до странности привлекательное лицо.

«Лучше, красивей, благородней Ее Величества! — почти с благоговением подумал он. — В сто, в тысячу раз!»

— Джим всего три дня, как в Центре, — сказала Барбара. — А я... уже скучаю по нему, дуреха. Хоть и навещаю каждый день. Умом понимаю, надо переступить через себя. Северус... Раз уж ты узнал, кто он для нас... Пан Северус когда-то заявил, мол, нельзя жить для других, даже если это наши дети. Каждый должен жить для себя. Глупо жертвовать собой ради кого-то. Может, намекал, чтоб замуж вышла, уж не знаю. Но когда я видела его в последний раз... Он сказал, что берет эти слова назад. Странный человек, правда?

— Северус не странный, — прошептал Гарри. — Он...

Слова «умный, добрый, хороший» и какие-то еще, теплые, благодарные и бессвязные, замерли на языке. Гарри уронил лицо в ладони и умолк.

— Что случилось, милый мой?

Руки Барбары крепко обняли его плечи, согревая, успокаивая и утешая, как могла бы сделать только одна женщина на свете.

Запертый в корзинке пан Малфой недовольно мяукнул.

* * *

— Кто сказал, что у твоего мужа неоперабельный рак?

На покинутой скамейке невидимой согбенной фигурой стыла тетушка Печаль в компании дядюшки Уныния. Оставив позади мрачных спутников, Гарри и Барбара вновь неторопливо двинулись по аллее. На сей раз кота тащил Гарри. Где-то за спиной мерз невидимый агент — Г. Дж. о нем совершенно позабыл.

— Доктор Ранкорн, — сказала пани Шпеер. — Дамблдор нашел Райнеру хорошего врача. Ох, с бедным доктором такое случилось, знаешь?

— М-м... Знаю, — перебил Гарри, больше не желая говорить о несчастливых полетах с высоты. — Когда Райнер к этому Ранкорну попал? В смысле, когда вы узнали, что рак... что с ним уже ничего нельзя поделать?

— Где-то в феврале, а что?

Гарри наморщил лоб, припоминая найденную у Северуса историю болезни.

— Опухоль выходного отдела желудка? Стеноз, эрозивный эзо... эза... Черт, не помню.

Барбара вскинула на него удивленный взгляд.

— Да. Я разве говорила?

«В феврале Шпеера можно было спасти. В феврале...»

— Нет-нет, — торопливо сказал Гарри вслух. — Просто э-э... недавно читал кое-что про рак желудка.

— А у меня хорошая новость, — не заметила его волнения Барбара. — Ко мне приезжали люди... Одним словом, обещают заменить надгробие. Мол, смерть Альбуса Дамблдора — ошибка. Гарри, ты меня слышишь?

Задумавшийся Г. Дж. налетел плечом на клоуна с цветной шевелюрой, едва не выбив у того из рук звякнувший стеклом поднос на лямках.

— Извините, — Гарри ловко подхватил чудом не разбившийся об асфальт стеклянный шар.

— Не извините, а подарки берите, — скороговоркой сказал клоун.

Гарри уставился на свалившуюся с подноса игрушку в своей ладони.

В недрах серебристой сферы взметнулся снег. Маленькие обнимающиеся человечки внутри расцепили руки и разлетелись в стороны. Пока Гарри моргал, фигурки в снегу вернулись в центр шара, прижались друг к друг и застыли, плавно покачиваясь. Снежинки замедлили танец и тихо легли у их ног. Г. Дж. встряхнул шар, человечки разлетелись — на краткий миг, чтобы вновь соединиться среди белой пурги.

— Я возьму, — пробормотал Гарри.

— Пятнадцать фунтов, — строго предупредил клоун.

Г. Дж. торопливо расплатился.

Барбара стояла рядом, придирчиво изучая пестрый товар коробейника.

— Я уже купила Джимми снежный шар, — сообщила она.

— Это не для него, — буркнул Г. Дж. и полез в другой карман. — Вот. Для Джимми.

Слегка покраснев, он быстро положил в пакет Барбары маленькую обитую черной тканью коробочку Van Cleef.

— Там... э-э... видно звездное небо, — он прижал к груди стеклянный шарик, согревая ладонью заметенных снегом человечков. — Вдруг Джимми понравится.

В детстве он завидовал Дадли — пухлую руку кузена украшали подаренные дядей часы.

Быть может, Г. Дж. Поттер ничего не смыслил в Рождестве.

Далеко-далеко, будто сквозь вату облаков, лился тихий перезвон колокольчиков. Детские голоса нестройно пели о Младенце в яслях.

* * *

—О-о, Гарри, наш дорогой герой! Заходите, не стойте в дверях.

Гарри-герой удивленно воззрился на двух Дамблдоров: лежащего в постели и сидящего у изголовья. Получив разрешение навестить Аберфорта, пострадавшего от злодейской руки Риддла, Г. Дж. не рассчитывал увидеть у одра больного его любящего брата.

Подобно Отцам Рождества, Дамблдоры дружно серебрились почтенными сединами, хмурились одинаковыми кустистыми бровями; умные лбы прорезали одинаковые морщины, по три штуки на брата, одинаково хищно острились длинные носы и улыбались тонкие губы.

При ближайшем рассмотрении Гарри заметил и разницу: на подбородке Д. Сидящего серебрилась щетина, а Д. Лежащий был гладко выбрит, Сидящий был голубоглаз, в то время как его двойник в постели щурил на визитера выцветшие серые глаза: сняв линзы, «мистер Макферсон» превратился в господина Аберфорта.

Дамблдор с зачатками бороды встал, широко раскинул руки и обнял слегка растерявшегося Гарри, по-отечески похлопав по плечу.

— Милый мой мальчик, — растекся медом он. — Вы не представляете, как многим мы вам обязаны. Поздравляю, вы блестяще справились с важной и нелегкой миссией.

Гарри смутился и порозовел.

— Я ничего особенного не сделал, сэр. Это смог бы любой дурак. Выйти и два слова сказать?

Дамблдор властным жестом указал ему в кресло у постели брата. Гарри покорно сел, с затаенным любопытством переводя взгляд с одного старика на другого.

— Отнюдь не любой, — улыбнулся Альбус. — Тот, у кого был оригинал дневника, фактически рисковал жизнью. Северус говорил нам, что не довезет материалы, и оказался прав. Надо же, с какой легкостью он поставил вашу жизнь под угрозу... Я не решился пойти на такой шаг, как вы понимаете.

Гарри прошил сердитыми лазерами полные лукавства голубые глаза.

— Северус не ставил мою жизнь под угрозу. Меня сопровождала целая группа людей, я этого даже не знал! После того, как ваш Кингсли оказался ни на что не годен, Северус отозвал троих агентов, прикрывающих его самого в BBC! Оставил себе одного Шанпайка, и то потому, что знал, ему нельзя доверять! — с жаром сказал он. — Да и вообще, вся эта история напомнила мне квест на работе, когда надо было найти философский камень. Камень нашел Северус, а вся слава мне досталась. Так и с дневником. Меня по телевизору показывают, а он с разбитой головой лежит.

Альбус Дамблдор улыбнулся мягкой апостольской улыбкой.

— Северусу не нужна лишняя слава, — сказал он. — Надеюсь, понятно, почему.

«Пошел к дьяволу! К чему ты мне это всё говоришь?»

Г. Дж. перевел взгляд на лежащего в постели двойника Магистра.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — спросил он и смущенно прибавил: — Мы с вами не очень хорошо знакомы. Скажите, в «Куана Паркер»... это ведь вы были?

Дамблдор Лежащий улыбнулся — довольно искренне, показалось Гарри.

— Я. Не смотрите так, мистер Поттер, — сказал он. — Право слово, с таким лицом глядят на картинки «Найдите десять отличий». Хвала богам, Альбусу больше нет нужды скрываться. Но и возвращать прежнюю внешность нет смысла. Пластические операции — сомнительное удовольствие в нашем возрасте.

Гарри слегка покраснел.

— Отличий гораздо меньше десяти. Цвет глаз и... Ваши руки. Они... разные. Я и Шпеера в морге по рукам определил, — не без тайной гордости прибавил он. — Так как ваше здоровье?

— Почти в порядке, — с усмешкой разглядывая Гарри, сказал Аберфорт. — Здесь врачи-волшебники.

«Ага, как же!» — Г. Дж. вспомнил исколотую вену Северуса.

— Сэр, — обратился он к Магистру. — Хорошо, что я застал вас. Хочу сказать, в связи с тем, что произошло с Северусом... Вы ведь знаете?..

Дамблдор кивнул. В голубых глазах мелькнуло и исчезло странное выражение — то ли досады, то ли раздражения.

— Я вынужден уйти с поста директора «Хога», — продолжил Гарри. — Северус... Я должен быть с ним рядом. Не думаю, что он сможет остаться на своей должности. К сожалению, он... еще не восстановился после травмы.

— Не восстановился, а уже занялся шантажом, — губы старика на мгновение сжались в жесткую линию. — Мне жаль вас, мой мальчик. Вы не видите дальше своего симпатичного носа. Однажды Северус и вас сотрет в порошок, например, из ревности. Когда соберет на вас приличное досье.

— Что за бред, — не выдержал Гарри. — Извините, сэр, у меня такое впечатление, что вы нам завидуете!

Аберфорт тихо крякнул. В прищуренных водянистых глазах заискрился смех. Брат послал ему острый взгляд из-под бровей, погасив неуместное веселье.

— Чему тут завидовать? Я знаю жизнь получше вашего, Гарри, — с мудрым вздохом сказал Альбус. — Угадайте, кто украл дневник Риддла, когда он уже был у меня в руках?

— Северус? — прищурился Г. Дж.

Дамблдор покачал головой. Косой солнечный луч из окна скользнул по его лицу, пробежав по серебру отрастающей бороды.

— Его адвокат. Человек, которого я любил и которому доверял, — Магистр задумчиво потрогал щетину на подбородке. — Любовь многое может вынести, многое перетерпеть, многое простить. Но когда слишком долго выносит, терпит и прощает, незаметно перестает быть любовью.

Гарри молчал, осмысливая сказанное. Дамблдор переменил позу, а заодно и тему.

— Вы понимаете, на что обрекаете себя, мой мальчик? Северус, считай, инвалид. Вы уверены, что не сойдете с ума с ним, каждый день рассказывая одно и то же? Ваша жизнь превратится в кромешный ад. Быть привязанным к больному, от которого нельзя уйти ни на шаг, как нянька, как сиделка, стать добровольным рабом человека, который никогда не оценит ваших забот, просто потому, что не в состоянии даже вспомнить о них? Вы хотите пожертвовать своей молодостью и карьерой, растоптать свое будущее, превратить в серые будни лучшие годы, ухаживая за инвалидом, не способным ответить даже элементарной благодарностью?

— Довольно!

Гарри порывисто вскочил, мечтая покрепче стукнуть несносного старика, согнать с лица выражение мудрой доброты и показного участия.

— Сказать, почему вы мне это говорите, сэр? — свирепо процедил он, сжимая кулаки. — Я знаю, что не дает вам покоя! То, что Северус слишком много знает! Вы убили Райнера Шпеера! Пусть слышат все! — он обвел палату горящим взглядом. — Вы убили мужа Барбары! Досье? — Гарри расхохотался полубезумным грудным смехом. — История болезни, хранившаяся у доктора Ранкорна! Вот оно, досье! Ваш друг-врач, вместо того, чтобы прооперировать Райнера, пустил все на самотек! А может, и того хуже!.. Вам была нужна смерть несчастного автомеханика, не для этого ли вы его из Польши вытащили?

«Я это сказал? Сказал!»

— Чушь! — зарычал Дамблдор. — Абсурд!

Как море в шторм, голубые глаза потемнели, до краев налившись гневом. В сузившихся зрачках Г. Дж. ясно прочел одно — страх. Догадка, смутная и интуитивная, была верна.

— Хотите, чтобы я занял место своего отца? — прошипел Гарри. — И кончил так, как он? Не дождетесь, Магистр Обмана!

Не глядя по сторонам, он яростным вихрем вылетел из палаты, хлопнув дверью. Как выстрелил.

* * *

Руки тряслись, как у больного паркинсонизмом. Сплющив зубами фильтр, Гарри поджег украденную у спящего Зверя сигарету, судорожно втянул в легкие дым и закашлялся.

— Не знал, что ты куришь, Поттер, — раздался за спиной голос Драко.

— Я и не курю, — Гарри покосился на вошедшего в курилку и заморгал от выступивших слез.

— Что-то случилось? — прищурился Ангел-Адвокат.

Гарри сделал робкую маленькую затяжку и сглотнул мгновенно собравшуюся во рту горькую слюну.

— Случилось то, что я дурак, — сквозь зубы сказал он.

«Не удивил», — мелькнула ирония в серых глазах Малфоя.

— Я обвинил Альбуса Дамблдора в убийстве.

Терять было нечего. Вылетевшие во гневе слова наверняка благополучно достигли чьих-то ушей. Размахивая дымящей сигаретой, Гарри сбивчиво и взволнованно пересказал разговор в палате.

— Не вижу повода травиться, — Драко уселся в кресло и брезгливо сморщил нос. Комната, оборудованная вытяжками и фильтрами, все же пропиталась никотиновым духом. — Без истории болезни и подтверждения того, что та не поддельная, твои слова так и останутся словами. Мало ли где ты что-то видел. Померещилось. Приснилось. И даже имей ты на руках этот файл... Возможно, это вина доктора, а доктор на земном суде уже не ответит. Где доказательства, что Дамблдор подбил Ранкорна на злой умысел? Выбрось это из головы, мой совет, — елейным голосом прибавил Малфой.

«Шатц! У тебя ДОЛЖНЫ быть доказательства, вместе с историей болезни!»

— Кто адвокат Северуса? — сменил тему Г. Дж.

— Геллерт Гриндевальд. Друг и любовник Альбуса.

— И этот добрый друг стащил у него дневник?

Драко равнодушно повел плечами.

— Эту историю я не знаю, — небрежно уронил он.

«Врешь, знаешь!»

Гарри посмотрел на сигарету между пальцами. Седые дымные нити змеились в солнечных лучах, уползая в вытяжку. Красиво, как Северус, курить не получалось.

— Я уйду из «Хога», — сказал он. — Но... если меня в январе привлекут по делу Кроули или Риддла... Я могу на тебя рассчитывать?

Драко смахнул с белоснежной рубашки невидимую пушинку.

— Разве мы оформляли договор? — он поднял на Г. Дж. невинный ангельский взгляд и улыбнулся. — Извини, Поттер, но в январе я буду занят. Я — защитник господина Риддла. Процесс века, — пояснил он, безмятежно глядя в дико округлившиеся глаза Гарри.

«Этот мир сошел с ума!»

Г. Дж. затянулся едким дымом «Gitanes». К сердцу поползла отвратительная горечь.

— Говорят, в дневнике не хватает нескольких страниц, — он встретился взглядом с холодными серыми глазами и зло улыбнулся. — Интересно, кто там был упомянут?

Драко вскочил. Кровь бросилась ему в лицо россыпью злых лихорадочных пятен.

— Ты обкурился, Поттер.

Окатив Г. Дж. волной холодного гнева, Ангел-Адвокат стремительно вышел, беззвучно закрыв за собой дверь.

Гарри привалился к стене и закрыл глаза.

«Я тоже сошел с ума».

* * *

— Пройдите, мистер Поттер, — вежливо сказала секретарь.

Гарри благодарно кивнул девушке с красивым стервозным лицом, мельком подумал об Ильзе Кох¹ в сапогах и с плеткой, и на подгибающихся ногах вошел в кабинет, в который меньше всего на свете предполагал когда-либо попасть.

Кабинет генерального директора внутренней контрразведки Великобритании.

Среди темной палисандровой мебели, кресел с высокими спинками и длинным массивным столом, украшенным флагами Британии и ее детища МИ-5, Г. Дж. не сразу заметил маленькую круглую голову корпящего над бумагами человека. У головы оказались пергаментные дряблые щеки, маленькие глаза с жестким взглядом, глубокие морщины у рта и бульдожья челюсть.

«Очаровательный, хрупкий и нежный, как цветок лотоса», — вспомнил Гарри и едва не заржал директору в лицо: видно, сдали нервы, истрепанные в трехчасовой борьбе за право удостоиться аудиенции господина Фаджа. Если бы не помощь Драко и его звонки бог знает кому и куда, Гарри бы навряд ли пробился в святая святых контрразведки: Скримджер даже руками замахал, услышав просьбу.

— Садитесь, мистер Поттер, — шевельнул челюстью Фадж. — Вы прочли мои мысли, молодой человек. Я и сам думал вызвать вас на разговор.

— Прекрасно, — нагло сказал Гарри и уселся в глубокое кресло. Страх перед неведомым и страшным Фаджем испарился: шутка Северуса сослужила хорошую службу. — Постараюсь не отнимать ваше время, сэр. Секретарь спросила меня о цели визита, так что вы знаете, зачем я здесь. Обсудить возможность отпуска для вашего сотрудника Северуса Снейпа — для реабилитации в человеческих условиях.

Бульдожья челюсть выдвинулась вперед. Глаза, маленькие и умные, опасно блеснули.

— А у нас, выходит, не человеческие? — иронично поинтересовался он.

— Нет, сэр, — вежливым тоном сказал Г. Дж. — Никак нет, — прибавил он: казалось, это ответ человека военного. — Я бы хотел... забрать его домой. Или в санаторий. Куда угодно, черт возьми! — внезапно потерял равновесие он и покраснел от досады на себя.

Директор Конторы сплел на столе мягкие пухлые пальцы. Гарри некстати подумал, что эта мягкая рука может легко подписать тайный приказ ликвидировать неугодного.

— Должен вам сказать, мистер Поттер, — негромко начал директор, — что, как ни странно, наши с вами желания отчасти совпадают. Как ни печально, но Северус Снейп будет временно отстранен от какой-либо деятельности. Психически нездоровый человек не может возглавлять группу, которую мы ему доверили.

— Он не психический! — возмутился Гарри. — Он забывчивый!

Фадж затряс бульдожьей челюстью — рассмеялся.

— Нельзя ему быть забывчивым. Стратегическое планирование несовместимо с дисфункцией мозга.

— Всё в порядке с его мозгом!

«Бульдог проклятый! Какое еще планирование?»

— Мистер Снейп прислал вас уговорить меня оставить его на прежних позициях? Вы его адвокат? Поверенный? Опекун?

— Нет, вы это прекрасно знаете! И меня никто не присылал! Я пришел просить вас прекратить бесчеловечное лечение, от которого и нормальный бы свихнулся! Может, он и хочет с вами дальше работать, но я против, откровенно говоря! Северус не понимает, что с ним произошло! Не надо его увольнять, сэр, но ведь отпуск можно предоставить?

На лице директора отразилось натуральное недоумение.

— Я предложил ему уйти в отпуск еще вчера, — сказал Фадж. — Он отказался, сообщив, что здоров и рвется в бой. Видите ли, пусть его выпишут с ПРАВДИВЫМ медзаключением о том, что он адекватен. Потребовал более серьезную медицинскую комиссию.

— Ч-черт, — растерянно пробормотал Гарри. — Не слушайте его!

Бульдог негромко засмеялся — очевидно, мудрый совет Г. Дж. слушать или не слушать кого-либо показался ему забавным.

— Тогда попробуйте сами его уговорить, мистер Поттер, — посмеиваясь, сказал Фадж. В маленьких глазках заискрилась ирония. — Домашняя реабилитация, хе-хе...

Внезапно он посерьезнел — будто сменил маску. Лицо стало холодным, подбородок выпятился. Свет настольной лампы бросил жесткие тени в уголки сурово сжавшихся губ.

— Шутки в сторону, — сказал он. (Гарри представил себе жалкий пакетик, завалявшийся под директорским креслом, с кривой надписью «Шутки гендиректора МИ-5»). — Мы бы не хотели, чтобы вы оставили свой пост в издательстве, мистер Поттер. Вы останетесь руководить «Хогом». Мне известно, что вас с радостью ожидают в весьма достойном обществе. Займитесь серьезными делами, молодой человек. А к мистеру Снейпу мы приставим опекуна, который будет за ним уха...

— Нет! — пылающей петардой взорвался Гарри. — Нет, сэр!

«Что ты творишь, идиот? Возьми себя в руки! Думай, с кем говоришь! Это не старый козел Дамблдор!» — взвизгнул внутренний голос.

— Простите, сэр, — Гарри отчаянно воззвал к внутреннему спокойствию и силе убеждения, которой, как надеялся, обладал. — Дело в том, что на сегодняшний день я практически единственный человек, который может помочь мистеру Снейпу. Он не примет чужого, попросту не поймет, кто это, когда его память переключится. Рядом с больным антероградной амнезией должны находиться только близкие или хорошо знакомые люди, иначе это для пациента тяжелый стресс. И я обещаю, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы он выздоровел. Ведь это в ваших интересах, сэр, не так ли? Будем надеяться, его память восстановится достаточно быстро. Я уважаю его желания, сэр. Если он хочет работать, я не постесняюсь прийти и попросить вас... как это здесь говорят? Не списывать в архив.

— Мы никого. Не списываем. В архив, — с расстановкой сказал Фадж. — Это шутка.

Веселая шутка гендиректора вяло заползла в мешочек к собратьям по юмору. Проекция Г. Дж. пнула ногой жалкий сверток.

— Тем более вы должны быть заинтересованы, чтобы ваш сотрудник выздоровел, — изобразил улыбку Гарри.

— Я более чем заинтересован, — сухо сказал Фадж. — И поэтому...

Гроза контрразведки встал со своего палисандрового трона, оказавшись росточком с Наполеона.

— Поэтому готов довериться вам, мистер Поттер. Не на словах. Вам придется оформить временное опекунство. Девяносто девятый нам нужен в здравом уме и трезвой памяти. На сегодняшний день медицинское заключение неутешительно. Как и то, что он вытворил, будучи в так называемом здравом уме.

— Что? — насторожился Гарри.

— Позвонил поверенному с просьбой перечислить полученное вознаграждение жене Стэна Шанпайка. Иисус Христос — это диагноз, — сказал Фадж застывшему с разинутым ртом Г. Дж. — Поэтому забирайте его, мистер Поттер, куда вы там планировали. После того, как он выполнит данное лично мне ОБЕЩАНИЕ. С условием, что будет являться на осмотры и собеседования. И... Не знаю, как вас, молодой человек, а меня завтра ждет рождественский гусь.

— Рождественский гусь, — глупым эхом отозвался Г. Дж., только сейчас осознав услышанное.

С пылающим от счастья лицом он вскочил на ноги.

— Рождественский гусь! — воскликнул он. — Счастливого Рождества, мистер Фадж!

Ослепив улыбкой слегка озадаченного бульдога контрразведки, не дождавшись позволения идти, Гарри вылетел из кабинета, чудом удержался от того, чтобы не поцеловать в щеку стервозную секретаршу, и охладился только в жестких объятьях конвоя — гулять по Темз-Хаусу предполагалось с сопровождением.

— Рождественский гусь! — радостно сказал он туповатому на вид сержанту.

* * *

Северус, в белой рубашке и джинсах, стоял посреди палаты, раскачиваясь на каблуках.

— Мэйсон. Прошу прощения, если был с вами груб. М-м... Я вам очень благодарен. Поверьте.

Доктор вытаращился так, что стал похож на плюшевого медведя с выпуклыми стеклянными глазками.

— Нет-нет, сэр, вы вовсе не были... То есть, совсем немножко были... — промямлил он, полыхая ушами. — Одним словом, все нормально.

Выражение лица дежурного противоречило сказанному: НОРМАЛЬНЫЙ мистер Снейп не позволил бы себе роскошь извиняться.

Гарри, с улыбкой тающего счастья, крепко вцепился в локоть Северуса, будто опасаясь, что стоит разжать руку, и Зверь сбежит.

— Спасибо, мистер Мэйсон, — искренне сказал он. — Вы не представляете, как нам помогли. Врачей, конечно, много, а вот людей среди них... — Гарри замялся и с неловкостью пробормотал: — Больше, чем спасибо.

Мэйсон дружески похлопал его по плечу, опасливо оглядел своего грозного пациента и смущенно улыбнулся. В черных глазах под сурово сведенными бровями мелькнул отблеск ревности — наигранной или нет, понять было невозможно. Гарри закусил губу, чтоб не рассмеяться.

— А МЕНЯ подбодрить? — недобрым голосом поинтересовался Северус у доктора.

Уши Мэйсона вновь налились багрянцем.

— Тогда я вас, — рука Северуса тяжело и увесисто хлопнула дежурного по плечу, так, что тот слегка присел. — Счастливого Рождества. Надеюсь, мы не скоро увидимся.

На лице Мэйсона отразилось явственное облегчение: ТАКОЙ Снейп был менее патологичен, чем извиняющийся.

— Счастливого Рождества, мистер Снейп, мистер Поттер.

Остановившись на пороге, Гарри оглядел напоследок ненавистную палату, встал на цыпочки и поцеловал в губы жертву медицинской инквизиции — глупо, звонко и по-детски.

— Ну, держись, Шатц, — сказал он, сияя улыбкой. — Теперь я твой опекун.

* * *

В освещенном неоном подземном гараже было тихо, как в морге. Вместо хладных трупов в свете голубоватых ламп блестели спины застывших автомобилей. Шикарных, невольно отметил Гарри.

Звук заурчавшего мотора отдался гулким рокотом по подземелью. Северус, до странности умиротворенный, стоял возле машины неподвижным изваянием, сунув руки в карманы пальто. Он по-прежнему был болезненно бледен, черты лица заострились, но глаза обрели прежний блеск, а губы тронула рассеянная улыбка. Его взгляд был неотрывно прикован к Гарри, тот самый мягкий любующийся взгляд, под которым Г. Дж. таял, путался в мыслях и впадал в счастливую прострацию. Сейчас это было на редкость неуместно. Гарри опустил ресницы, отчаянно сопротивляясь опасным черным магнитам.

— Шатц, — начал он. Голос звучал отчетливо и ясно, отражаясь от голых стен гаража. — Объясни, куда мы едем. Что ты задумал?

Губы Северуса изогнулись в подозрительно хитрой ухмылке.

— Маленький праздничный сюрприз.

— Еще чего! — возмутился Гарри. — Поехали домой! Ты по пути забудешь, какой сюрприз, вот будет веселый п...здец!

Сердито сопя, он застегнул пуговицы на пальто Северуса, поправил воротник и зачем-то пригладил челку. Швы сняли, и тонкая полоска пластыря затерялась в густой иссиня-черной гриве.

— Играешь в заботливого опекуна? Тебе не идет эта роль. Если хочешь поиграть в квочку на яйцах, то это не так делается, — защекотало ухо привычное злодейское мурлыканье. — Поехали, Liebling. Если меня и вправду замкнет, напомни, что мы направляемся к Люциусу. Он знает, что дальше делать.

Не слушая горячий поток возражений, Северус распахнул дверцу черного служебного автомобиля. Гарри покорно нырнул внутрь, размышляя о том, что проще руководить десятью «Хогами», чем быть опекуном Северуса Снейпа.

— Шатц, я не хочу ехать к Лю...

Слова поглотил поцелуй — жадный и нежный.

— Ты неисправим, — отдышавшись, сказал Гарри.

* * *

«Мне это снится. Так не бывает!»

Лондон в огнях под бархатным куполом черного неба казался фантастическим миражом. Мириады цветных звезд осыпались с небес и разбрызгались светом, запутавшись в лабиринтах города — брошенные рукой волшебника пригоршни огоньков.

Сон был странным. Г. Дж. Поттер расхаживал по плоской крыше старого каменного замка, архитектурного торта с круглыми зубчатыми башенками, остроносыми шпилями, стрельчатыми окнами и самой что ни на есть современной взлетно-посадочной площадкой.

Сверкающий белый вертолет, похожий на огромную дрожащую крыльями стрекозу, очевидно, залетел в дрему из старых фантазий. Правда, Гарри не помнил, чтобы портил борт летательного аппарата своей мечты надписью «Экскурсионный». Бешеный ветер от лопастей был до странности реален, как и производимый железным насекомым шум.

Северус стоял на краю площадки, задумчиво глядя на светящийся горизонт. Ветер нещадно трепал его волосы, и бледное лицо с открытым лбом казалось лицом римлянина-завоевателя. Люциус Малфой, обнявший его за плечо, и вовсе не походил на человека. Платиновые волосы развевались на ветру, струясь живым серебром в потоках воздуха, тонкий профиль ласкал свет фонаря, расстегнутый белый плащ трепетал за гордой спиной крыльями дракона.

Ошеломленный происходящим почти до ступора, Гарри подумал, что Северус и Люциус сейчас возьмутся за руки и взлетят в усыпанное звездной пылью небо, как сказочные волшебники, без всякого вертолета. Вместо этого Малфой потрепал Северуса по плечу и направился к застывшему в изумлении Г. Дж.

— Гарри, — крикнул он, перекрывая шум вертолета и подтверждая факт, что он, Г. Дж., никак не вынырнет из сновидения: только во сне замминистра мог звать его по имени.

— Вам лететь минут тридцать, но если хотите что-то осмотреть, договаривайтесь с пилотом сейчас, — прокричал Малфой ему на ухо. (Даже во сне от господина Малфоя пахло отличным парфюмом). — С вами летит врач, правда, Северус грозится высадить его над Темзой без парашюта, — блеснул зубами он. (Во сне у замминистра была красивая улыбка). — Все-таки, Гарри, вдруг что-то случится по пути, или там, в Истборне...

— Где-где? Он с ума сошел? — завопил Гарри в лицо Малфою. — Какой на х... Истборн? Я думал, экскурсия над городом! Через час Северус вырубится, и у него будет шок от вашего Истборна!

— С какой стати у него будет шок? Он запланировал эту поездку неделю назад! Старый дом его отца, чему там удивляться?

«Тот самый чертов домик в Сассексе? Что-что он сказал, НЕДЕЛЮ назад? А как же Вена?..»

Малфой вложил в руку остолбеневшего Г. Дж. плоский черный предмет.

— Телефон! — крикнул он, наклонившись к уху Гарри. — Для связи со мной лично! В любое время суток. Повторяю, в любое, — серебристые волосы, мягкие и почему-то пахнущие весной, защекотали лицо Г. Дж. — Счастливого Рождества!

— Счастливого Рождества, — пробормотал совершенно потрясенный Гарри.

— Vade retro!² Изыди, Санта, — рявкнул на Малфоя Северус, сгреб Гарри в охапку и присосался к его губам горячим поцелуем.

_______________________________________________________________________________________

http://www.pichome.ru/SI

Коллаж ЯROSTЬ

_______________________________________________________________________________________

1) Ильза Кох — жена коменданта концлагеря, прозванная «Бухенвальдской ведьмой», прославилась садистскими наклонностями. Любила сувениры из человеческой кожи, за что была также прозвана «Фрау Абажур». Абажурами дело не ограничивалось, фрау шила перчатки, скатерти, переплетала книги и не брезговала нижним бельем из кожи заключенных.

2) Vade retro — Северус обыгрывает латинское «Vade retro, Satana» — Изыди, Сатана.

* * *