Там точно есть любовь

Глава 22. …Женькой

Женька напряженно щурится, пытаясь разобрать каракули Антона. Буквы кособоко налезают друг на друга, строчка то ползет вверх, то – по диагонали – стекает вниз. Про орфографию вообще помолчим: порой слова невозможно узнать – столько в них наделано ошибок. Может быть, это и впрямь была дурацкая идея – привлечь Тошку к их занятиям.

Мама с бабушкой тогда довольно быстро уговорили Арсения Викторовича стать ее репетитором. Пасечник постеснялся отказать женщинам, которые только что его спасли, со вздохом согласился четыре раза в неделю объяснять Жене математику, русский и (почему-то) географию. Единственным условием ее будущего учителя было то, что ему не придется появляться в деревне, Женя должна сама приходить на уроки. Мама посомневалась чуток – и согласилась. Видно, сильно ей Наташа этого дядечку нахвалила.

Да и хорошо. Не то чтобы Женька восторженно прыгала от перспективы снова учиться, но ей нравились долгие лесные прогулки до «школы», да и Арсений Викторович оказался добрым и очень смешным. Рассказывал понятно, а главное, то и дело отвлекался на забавные случаи из своей весьма запутанной (по Женькиному мнению) жизни. Правда, иногда он недовольно бурчал себе под нос что-то не совсем ясное про «дурацкие мои гены» и про «дожили, папаша был бы доволен». Но в целом вроде сам бывал рад приходам ученицы.

Именно Арсений Викторович на третьем или четвертом занятии предложил Женьке самой стать чьей-нибудь учительницей: понимаешь, Женька, когда объясняешь сложную тему другому, начинаешь в ней лучше разбираться, все по полочкам раскладываешь, ты могла бы учить бабушку или еще кого.

– Бабушку мою глупо учить, она лучше меня все знает!

– Согласен. А кого не глупо?

– Ну…

Женька, конечно, сразу подумала про Антона. Но была уверена, что репетитор не оценит кандидатуру мужчины с отставанием в развитии на роль ее ученика, так что промычала невнятное. И вдруг Арсений Викторович сам заговорил про Тоху.

– Ты же, по-моему, дружишь с сыном Виктории?

– Да, Тоша – он очень классный, добрый.

– Да-да. Я знаю, что у него некоторые проблемы с… усвоением материала, так скажем. Ты бы могла помогать ему с чтением, например. Что думаешь? Тебе это только на пользу пойдет. Можете, кстати, вместе ко мне приходить. Будешь давать Антону задания, а потом проверять. Я подскажу, если что. А то мне все же не нравится, что ты одна по лесу в такую даль шастаешь.

– Ну да, мама с бабушкой волнуются. Но только…

Женька хотела было предупредить учителя, что Антон, возможно, вообще не умеет читать и писать и уж тем более не потянет программу четвертого класса, но вовремя прикусила язык. Ясное дело, прогулки с другом раз в пять приятнее, чем в одиночку.

Так у Женьки образовался одноклассник. Крайне старательный одноклассник. Порой Женьку даже начинали бесить бесконечные вопросы Антона, но она каждый раз успевала напомнить себе, что Тоха – ученик, а задача учителя – терпеливо учить.

– Тош, ну вот что ты тут написал? Мы вчера как учили с тобой? «Жи-ши» пиши с буквой…

– «Жи-ши» пиши с буквой «и»!

– Ну да. Правильно. А ты как написал? Ну как тебя учить?

– Ученье – свет, а неученье…

– Антон!

– Жень, я не очень… это… у меня эта штука, что я плохо учусь. Но я завтра все выучу!

– Ладно. А куда Арсений Викторович пошел?

– Он пошел во двор. Сейчас в окно посмотрю.

Антон кое-как выбирается из-за стола и вразвалку ковыляет к окну. Прижимает лицо к стеклу так, что расплющивается нос. Женька смеется. Какой же он все-таки нелепый, ее огромный друг!

– Жень, учитель всех котят в коробку пересаживает. В другую коробку перекладывает. Маму-кошку не берет. Зачем он котят в коробку другую пересаживает, Жень?

– Не знаю. Подвинься-ка.

Женька торопливо подбегает к окну, оттесняет Антона. Арсений Викторович тщательно запаковывает большую серую коробку. Кошка бегает вокруг, ковыряет лапой картонные стенки. Учитель недовольно хмурится, раздосадованно морщит лоб. Женьке становится не по себе. Она распахивает окно, высовывается по пояс. Антон испуганно хватает ее за талию – беспокойный телохранитель.

– Арсений Викторович! А вы куда котят? Вы их зачем у Муси забрали? Она же нервничает! Хотите в курятник перенести?

– Не в курятник! Идите занимайтесь! Чего повскакивали?

– Арсений Викторович! А куда? Вы же не собираетесь их… Арсений Викторович!!!

Арсений Викторович смотрит на торчащую из окна Женьку устало и грустно. Качает головой.

– Женя, ну ты же взрослый человек. Это деревня. Кошки котятся по три раза в год! Ты должна понимать.

Женька часто моргает. Она не собирается плакать, просто часто дышит, прогоняя непрошеную влагу из глаз. Антон втаскивает ее обратно в комнату. Таращится растерянно и тревожно.

– Жень, ты что – плачешь? Женя, почему ты плачешь? Женя, я не понял, почему ты плачешь? Женя?

– Потому что! Он их утопить хочет! Понял?

– Как это утопить? За что? Не надо топить! Дядя Сеня! Не надо топить! Я сейчас. Подождите, я сейчас.

Громко топая, Антон устремляется в прихожую. В дверях сталкивается с пасечником, не успев затормозить, впечатывает его в стену. Арсений Викторович кряхтит, потирает ушибленный копчик.

– Ну-ка осторожнее! Так. Ну что вы тут за драму мне устроили? Оба. Думаете, мне хочется их в реку бросать? Но – как? Просто выкинуть, они от голода умрут, мучиться будут, это еще хуже.

– Я их заберу, дядь Сень. Я их заберу. Отдайте их мне. Не надо в реку.

– Антон, ну куда ты их заберешь? Мама твоя что мне скажет? Восемь котят!

– А мы их пополам разделим, Арсений Викторович! – Женька торопится озвучить внезапное решение, чтобы не испугаться, не передумать.

Страшно подумать, как мама будет ругаться, когда у них в доме окажутся кошки. Мама их терпеть не может, брезгует. Но их же собираются утопить! И потом. Если уж мама совсем раскричится, она попросит ее оставить котят только до возвращения Андрея, он-то точно приютит малышню в конюшнях. Правда, как просить маму, не произнося при этом ни звука, Женька пока не сообразила. Но что-нибудь придумает! Точно!

– Женя, у тебя дома папа болеет. И бабушка в возрасте уже. Не можешь ты с ними так поступить.

– Дядь Сень! Дядь Сень!

– Да, Антон.

– Жениному папе очень нужны котята. Я знаю. Очень нужны котята Жениному папе. Ему нужны котята. Очень нужны.

– Так! Стоп! Тормози. Это я уже усвоил. Не понял только почему?

– Женин папа слабый. Котята еще слабее. Женин папа начнет помогать котятам – станет сильным.

– Ого! Да ты философ, Антон.

Женька с гордостью смотрит на своего друга. Переводит взгляд на притихшего учителя. Говорит торжественно:

– Арсений Викторович, Антон прав. Вы сами мне говорили: уча другого, научишься сам! Говорили?

– Это не совсем то… Но вы, конечно, очень настойчивые ребята.

И вот довольные Женька с Антоном уже вышагивают по заросшей лесной тропе. Антон почти без напряжения несет большую серую коробку, в которой мяукают семь котят. Восьмого несет Женька. Рыжая головка любопытно высовывается из-за ворота ее ветровки. Эта неугомонная рыжая с первого дня знакомства стала Женькиной любимицей. Чтобы отделаться от страха перед реакцией домашних, Женька вспоминает, как она первый раз возвращалась из дома Арсения Викторовича.

…Пасечник настоял, чтобы они забрали яйца, «сбереженные специально для них Святой Лисицей, нашей Госпожой». Так что маме с бабушкой пришлось тащить сквозь кусты и тяжеленную корзину с хрупким содержимым, и абсолютно пьяненькую маму Антона. Женьке оставалось лишь раздвигать перед ними ветки да иногда подставлять плечо шатнувшейся в сторону продавщице. Тетя Вика всю дорогу задорно голосила песню собственного сочинения:

Был в деревне лишь колдун, лишь колдун, лишь колдун…

Бубном он гремел своим, лишь своим, ох, своим!

А теперь еще есть врач, да, есть врач, у нас есть врач!

Гоме-патией богатч! Да, богатч! Ура! Богатч!

Мама с бабушкой выразительно переглядывались и негромко посмеивались.

– Богатч… Боже мой!

– Так набралась. Когда успела-то? Я так и не поняла. За мной прибежала совершенно трезвая. И крайне испуганная. По-моему, нашей Виктории этот пасечник очень-очень…

Бабушка оборвала себя на полуслове, покосилась на Женьку. Та, конечно, поспешила ответить бесхитростной улыбкой. Но мама с бабушкой больше так и не вернулись к увлекательному разговору про чувства Тошкиной мамы.

Зато обсудили кое-что поважнее.

– Наталья Михайловна…

– Да?

– Получается, вы сегодня и правда помогли Арсению.

– Так бывает, Катюш.

– Я хотела сказать, может быть… Ну просто… Вы все-таки давайте Косте эти ваши шарики.

Женька едва не споткнулась в эту секунду, затаила дыхание. Происходило что-то невероятное. Ее мама сама просила бабушку лечить папу гомеопатией. Мама! Которая никогда не была способна удержаться от колкости, если при ней заходила речь про бабушкину науку. «Лже-на-у-ку», – презрительно протягивала мама обычно.

– Хорошо, Катюш. Ты знаешь, бывают совершенно удивительные результаты… А давайте-ка, девочки, слегка передохнем. Вон дерево какое удобное лежит. Присядем. Подышим. А? Вика, милая, садитесь! Певунья вы наша.

Женька мнется у порога своего дома.

Они с Антоном уже были в магазине. Тетя Вика возмущалась громогласно, но совсем недолго. Дала затрещину Антону, отвесила ощутимый щелбан Женьке. Потом минут десять увлеченно тискала всех котят по очереди. В итоге ворчливо заявила: спасибо, что хоть не восьмерых мне притарабанили на проживание, неси-ка, Женек, остальных маме, как и собиралась, Катюхе полезно с живностью повозиться.

Так что надо решиться. Она спасает живых существ! Благое дело, как бабушка иногда говорит. Главное тут – смелость!

Женька приоткрывает входную дверь, прислушивается. Тревожный мамин голос, грустный – бабушкин. Слов не разобрать.

Наберешь в легкие воздух, встряхнешь головой для решительности, вбежишь на кухню…

– Жень, это ты?

В прихожую выходит мама. Без какого-либо выражения смотрит на копошащихся в коробке котят. Поднимает глаза на Женьку. Мама выглядит такой уставшей и несчастной, что Женьке хочется заплакать. Да не нужны ей эти котята, если маме так грустно, пусть другие их спасают. Ну правда!

Женька склоняется над коробкой, чтобы поскорее унести ее из дома. Но тут появляется бабушка.

– Котята? Это ты у учителя их забрала, Жень? Он все-таки решил их утопить? Ох, Женька-Женька. Катюш, милая. Арсений мне еще тогда говорил, что будет вынужден рано или поздно. Может, мы на время…

Мама странно смотрит на бабушку, растерянно хмурится, словно смысл звучащих слов ускользает от нее. Потом снова смотрит на котят (рыжая ухитрилась почти вылезти из коробки), на Женьку. Бессильно машет рукой: ай, да какая теперь разница, пусть будут эти ваши котята, что ж им теперь, не жить?

Мама уходит в дом.

Бабушка подходит, ласково гладит Женькины волосы.

– Бабуль, почему мама такая грустная? Это я ее котятами так расстроила?

– Нет, Женечка, что ты. Просто мама очень волнуется.

– Почему? Из-за папы?

– Из-за папы. И еще…

Бабушка медлит: видно, раздумывает, стоит ли посвящать внучку во взрослые проблемы. Да почему они все еще не поняли, что она уже выросла!

– Ба! Из-за чего еще? Скажи!

– Понимаешь, малыш, мама волнуется, что у нас маловато денег осталось. На дворе ноябрь, с каждым днем будет все морознее. А мы без дров почти. Да и террасу не на что утеплить. Папина комната – холодная, дальняя. В общем, надо думать.

– Так давайте Андрея попросим помочь! Он же скоро вернется, наверняка! Он никогда надолго от лошадей не уезжает. Андрей богатый! И добрый! Мы ему все нравимся, не только я. Все-все нравимся. Я точно знаю!

– Ох, Женька-Женька… Какой же ты у нас еще глупыш совсем. Нельзя так. Нельзя. Андрей – чужой человек. Мы для него никто. Ладно, малыш. Расселяй своих подопечных пока. Придумаем что-нибудь.

Бабушка вздыхает и уходит вслед за мамой.

Женька опускается на колени рядом с коробкой, вытаскивает разбушевавшуюся Рыжую, трется носом о мягкую мордочку. Малыш, глупыш, глупыш, малыш… Никогда они не принимают ее всерьез. Да и что такого странного она сказала? Андрей только был бы рад. Он совсем на маму за те крики на поляне не рассердился, кстати.

Три часа спустя Женька сидит в гостях у Антона, жалуется другу на то, что дома ее никто не слушает. Антон смотрит сочувственно, комментирует неуверенно: синица в руках лучше, чем журавль в небе.

За время Женькиного отсутствия Антон успел сколотить для котят просторный вольер и теперь старательно вырисовывает синей краской цветы на его фанерных стенах. Котята с уважением поглядывают на нового хозяина из-за высоких стен нового дома. Тоха от усердия высунул кончик языка, сопит сосредоточенно. Женьке становится стыдно за собственное разгильдяйство – ее котята так и остались сидеть в коробке, она лишь положила им старенькое одеяло в качестве подстилки.

В комнату заглядывает тетя Вика. Заинтересованно хмыкает, разглядывая новое жилище пушистых квартирантов. Потом обращает внимание и на Женьку.

– Женек! А чего это ты нос повесила? Мамка котят прогнала?

– Нет, все в порядке. Мама разрешила их пока оставить.

– Ого! Ну шикарно! А чего тогда киснешь? Капуста квашеная!

– У ее мамы совсем нет денег. Зимой они замерзнут.

Антон деловито разъясняет ситуацию – и тут же возвращается к рисованию.

– Денег нет? Что, Женьк, правда? Совсем? Так это же гениально совершенно! Как кстати! Ну чудесно же просто!

Тетя Вика приходит в радостное возбуждение, разве что не пляшет вокруг кошачьего вольера. Женька ничего не понимает и, если честно, даже слегка тревожится. Все же Тошкина мама выпивает, это всем известно. Может быть, от алкоголя можно сойти с ума? Женька опасливо пятится к двери – вдруг буйная? Антон продолжает невозмутимо работать. На Женькины отчаянные взгляды он никак не реагирует.

– Эй! Ты куда это собралась? Женьк, ты че испугалась-то? Вот дурешка! Итак, дети. Идите сюда! К окну. И поживее! Я светоч разума в этой затхлой деревушке! И я все придумала.

Тетя Вика открывает окно и царственным жестом показывает куда-то вдаль.

Любопытство пересиливает осторожность: Женька нерешительно подходит к окну.

На поляне, возле пожелтевшей яблони, два человека стоят на головах. Заходящее солнце золотит их покачивающиеся босые ноги.

– Вот спасение твоей мамы, Женек!