Распаренная Фортуна заваливается на снег. Словно бессмысленный щенок, кобыла перекатывается с боку на бок, трясет в воздухе ногами, фырчит самозабвенно. Белая на белом. Тающий снег искрится росой на гриве любимицы.
Утро первого января.
И мир еще спит.
Андрей подходит к лошади, заставляет ее вылезти из сугроба, чешет между трепещущими ушами, стряхивает остатки снега с горячих боков. Еще простынет, не дай бог… Фортуна косит шоколадным глазом, тянет губу, отыскивая запах яблока. С упоением хрустит огрызком.
В голове слегка проясняется. Пожалуй, Андрей не знает лучшего способа найти себя, чем отыскать поблизости какую-нибудь лошаденку.
Это с детства.
Полностью похмелье конной прогулкой, конечно, не извести, но отвлечься можно.
Да и какое похмелье, когда пьешь уже больше недели? Так, привычное марево да пьяная грусть…
Фортуна вытягивает шею, ловко зажевывает хозяйский новый шарф, Bikkembergs, долларов шестьсот, не меньше, Ирочкин новогодний сувенир. А он что ей подарил? Не вспомнить. Ирка сама выбирает себе подарки, особо сосредотачиваться Андрею не приходится.
Андрей щелкает Форти по губе, решительно выуживает обслюнявленный кусок шерсти. И тут же получает ответный увесистый пинок – лбом по плечу: белая кобыла не переносит насилия и панибратства.
– Дуреха ты, Фортуна! Некоторые тебя этим шарфом с удовольствием придушат…
Фортуна милостиво соглашается сжевать еще одно яблоко. Андрей прижимается любом к щеке лошади.
Наверное, он устал.
Да.
Просто утомление. Не тоска. С чего бы?
Из дома выходит Ирочка.
Что ж, это почти капитуляция… Ее Высочество. В Лисичкино. Встречает первое утро нового года. Аплодисменты – в честь бескровной сдачи нашей императрицы. А впрочем, совсем без крови не обошлось. Андрей непроизвольно трет ссадину на шее – свидетельство прошлой страстной ночи.
Сонная Ирочка роскошна. Грива искрящихся в январском солнце платиновых волос, распахнутые льдистые глаза и рассеянная грация богини. Припухшие (тобой искусанные) губы. Ирочка кутается в пуховое одеяло – словно в изысканный мех норки. Непринужденно оголяет тонкое загорелое плечо. Напоминает любовнику о сокрушающей наготе скрытого под одеялом стройного тела.
Щурясь от солнца, Андрей не без удовольствия разглядывает подругу. Что-что, а стать он приучен ценить. И в животных, и в людях. Ирочка – штучный экземпляр, драгоценность, даже без огранки. А уж если…
Дальнейшие действия любовницы предугадать несложно. Подавив зевок (все же ночь была бессонной), Андрей наблюдает, как Ирочка встречается глазами с Фортуной, морщит нос, медленно извлекает из пуховых недр белую таблетку, демонстративно подносит ее к губам.
Антигистамин.
Нашу девочку терзает аллергия.
Чего же ты, милая, не выпила лекарство дома? На кухне-то сподручнее, как-никак. Там хотя бы вода есть.
Андрей моментально осаживает себя. По этому бездорожью нам далеко не ускакать. Если позволить самому с собой иронизировать над любимой женщиной, то… Любимой? Ну не важно: спутницей, подругой… партнером, наконец. Не стоит пилить сук, на котором… ну ты знаешь. Ирочка – твоя надежная опора (утеха).
К тому же намедни Ирка проявила себя настоящим другом.
Наутро после той жуткой ночи Андрей ввалился в сверкающий лофт любовницы – пьяный до непотребства. Смял ее дизайнерский ковер, заставил слушать многословную чушь про долбаную жизнь и потерю счастья. Вроде его даже вывернуло на Ирочкину обожаемую стеклянную консоль: проспавшись, Андрей долго разглядывал мутные пятна на итальянском матовом стекле.
Никогда до этого Ирка не видела его в подобном состоянии. Да никто не видел! Андрей вообще особо не пил.
Ира не произнесла ни слова упрека. Умыла, раздела, качественно сделала минет, заботливо подоткнула теплое одеяло. Предусмотрительно положила таблетку нурофена на прикроватную тумбу. А на следующий день предложила Андрею вместе поехать к его драгоценным коням: может быть, Новый год в деревне – не такая уж плохая идея, да, любимый?
Любимый согласился.
Андрей привязывает Фортуну к ограде, подходит к подруге, накручивает на палец белый шелковистый локон. Ира запрокидывает голову – Андрей с интересом отмечает ее безупречно незаметный макияж. Он проводит пальцем по приоткрывшимся губам женщины. Она разжимает руки, позволяя одеялу соскользнуть в снег.
В конце концов, он (как минимум) ей благодарен.
Андрей прикусывает верхнюю губу любовницы.
И это тоже решение.
Потом они, не торопясь, завтракают на застекленной веранде, лениво обсуждают планы на ближайшие дни. Вечером Ирочка уедет в город навестить родителей, Андрей присоединится к ней через пару дней, в планы давно впечатаны три неотменяемых рождественских приема. Ире необходимо срочно разобраться с цветом волос – градиент не до конца отвечает ее перфекционизму; Андрею следует загладить перед партнерами сумятицу недавней охоты.
В общем, дела.
Андрей рассматривает сверкающую за стеклами равнину. Идеальная белизна. Идеальная синь. Идеальное золото солнца.
Безветрие морозного дня.
Снега нет вот уже восьмой день.
Восемь дней, как Андрей не видит Катю.
Восемь дней назад Катя приказала ему уйти.
…Метель прекратилась, как только Андрей с Костей выехали со двора Натальи Михайловны. Луна сияла в полную мощь: они быстро нашли женщин и собак. Те не одолели даже половины пути. Восторг, сродни религиозному, тряхнул Андрея – он видел Чудо: ясная звездная ночь, клин тонконогих собак отвоевывает у снега сани с больным ребенком, величественный силуэт Лисьего холма. Овчарка-погонщик, грозная Анна, ремень, превратившийся в хлыст… Никто не собирался сдаваться…
Скрип двери возвращает Андрея в реальность. У них гость. На пороге веранды неловко топчется Антон, подтаявший снег стекает с огромных ботинок. Ирочка безуспешно пытается скрыть досаду, брезгливо кривится точеный рот. Андрей торопливо встает навстречу Викиному сыну.
– Тошка, заходи! С Новым годом! Прекрасно, что пришел, садись с нами завтракать. Как отпраздновали?
– С Новым годом! Все спят вокруг. Я ходил, гулял. Грустно одному. Но все спят. До вас дошел. С Новым годом! Мне подарок подарил Дед Мороз. Настоящий мольберт. Как у художника. Буду рисовать теперь. Художника руки кормят… Твоих лошадей буду рисовать завтра. Андрей, это твоя жена? Очень красивая ты. Как принцесса.
Ира вежливо улыбается в пространство, отламывает кусочек тоста, тянется за масленкой.
– Тош, извини, не познакомил вас сразу. Это Ира, моя подруга. Ир, это Антон, сын Вики, вы с ней встречались недавно.
Ирочка чересчур растягивает ответное «по-о-о-о-мню, ну ка-а-а-ак же», Антон растерянно ей улыбается, пытаясь понять интонацию красавицы.
Пора менять тему.
– Ир, давай угостим Тошу индейкой. Гениальная получилась. С корочкой. Тох, будешь? Бери приборы.
– Нет, я сытый, мама много кормила ночью, утром все еще доедал сейчас. Я просто посидеть зашел. Не есть.
Антон слишком сильно отталкивает предложенную тарелку (Андрей понимает, что парень лишь пытается быть вежливым, не объедать хозяев), индейка падает на пол. Расстроенный Тошка кидается ее поднимать, задевает стулья, трясет стол. Тревожно звенят бокалы VilleroyBosh.
Ира грациозно встает, стряхивает невидимые крошки с тонких пальцев.
– Любимый, мне пора ехать. А то совсем поздно до своих доберусь. Приятно было с вами познакомиться… э-э-э… Тоша. Привет маме. Да перестаньте же вы там ползать. Не волнуйтесь. Все уберут.
Красный вспотевший Антон выбирается в конце концов из-под стола, бессвязно бормочет извинения, лепит дурацкие свои поговорки – через слово. Пытается пожать Иркину руку.
Андрей видит, что стресс не прошел даром для сына Вики: Антон вновь откатился в развитии назад, стал болтлив, совсем ребячлив.
Возможно, впрочем, Тоха просто скучает без подруги.
От Ириной машины парень приходит в полный восторг: несколько раз обходит ее кругом, гладит переливающееся золото кузова. С надеждой заглядывает Ирочке в лицо, но вслух попросить, конечно, боится.
Андрей невыносимо устал.
– Ир, прокати Тошу до холма, он там выйдет, погуляет еще.
Любовница раздраженно вскидывает брови, двухметровый ребенок вопит «ура».
И, наконец, Ирка и Антон уезжают.
Андрей смотрит, как легко скользит по сугробам немецкий полноприводный кроссовер.
…Они успели. Большие деньги и удачные связи – неуязвимый коктейль. Ты щелкаешь пальцем – и в ночном небе появляется вертолет с реаниматологом на борту. Щелкаешь второй раз – из соседнего города в ближайший районный центр уже едет дорогое медицинское оборудование… Ты маг. Ты волшебник.
Спаситель.
Даже если все и не было так просто. Расплатишься потом. Не только деньгами, дружок.
Оглушенные ревом винтов, они стояли по колено в снегу: Катя держала на руках дочь, Андрей – ее мужа. Вокруг испуганно лаяли собаки.
Вертолет приземлился.
В реанимацию пустили только родителей – Косте выделили специальную каталку. Андрей остался ждать в соседнем коридоре. Периодически к нему почтительно подходил главврач, безмолвно переминался рядом. Пару раз приносила кофе нянечка.
Катя вышла из реанимационного отделения через полтора часа. Ее трясло от рыданий.
К этому моменту Андрей уже знал, что Женька выживет – да Катя и не заплакала бы при ином исходе (это Андрей тоже откуда-то знал).
Он стоял и смотрел, как Катя идет к нему по коридору. Когда между ними почти не осталось пространства, притянул измученную женщину к себе, осыпал поцелуями затылок, лоб, мокрые щеки. Губы Кати оказались солеными. Она ответила на поцелуй жадно – словно отдавала Андрею свою жизнь, всю изголодавшуюся плоть; долгожданно отпечатала в его теле изгибы своего.
Послушайте, это вовсе не было благодарностью.
Опалив Андрея собой, Катя резко его оттолкнула. Яростной пощечиной обозначила свою ненависть.
– Не смейте меня трогать! Убирайтесь отсюда. Сейчас же убирайтесь! Не приближайтесь ко мне, моей семье! Ко мне…
От боли Андрей рассмеялся, его смех потушил Катины глаза.
Она ушла.
Прежде чем уехать из больницы, Андрей (с разрешения все того же главврача) зашел в отделение реанимации взглянуть через стекло на вытащенного с того света ребенка. Катя сидела на кровати дочери, крепко обняв мужа: намертво вплела себя между парализованным мужчиной и девочкой, запутавшейся в трубках.
Взгляд Андрея почувствовал лишь Костя. Оглянулся. Встретились взглядами. Костя наклонил голову, благодаря.
И это уже было слишком…
В канун Нового года Андрея и Иру навестила Виктория. Принесла в подарок бутыль какой-то самопальной настойки зеленоватого цвета. Едва Андрей познакомил любовницу с подвыпившей приятельницей, Ирочка непринужденно выскользнула из гостиной. Никак не прокомментировав роскошную подругу Андрея, Вика начала сбивчивый рассказ о том, как на днях съездила в центр «навестить Катюхину малышку».
Андрей разлил настойку по роксам для виски.
Пока доставал лед, Вика свой стакан осушила: Андрюх, пьем за то, что девчонка-то выкарабкалась, скоро даже выпишут, врачи говорят, пару дней еще подержат – и всё; знаешь, сколько я ей подарков навезла от всех наших?! даже Сенька-пасечник какую-то свистульку ей передал, Катюха, конечно, пока не в себе, не отходит от нее ни на шаг, в туалет разве что, Костик тоже с ними – им разрешили обоим в палате ночевать на соседней кровати…
Спирт обжег горло, но слушать лубочные Викины сказания Андрею стало полегче. И где только она добывает такую крепкую дрянь? Сама, что ли, гонит?
– А ты знаешь, Андрюха, колдун всю ночь с берега не уходил, бормотал свои заклинания шаманские. Так и сидел там в мокрых шкурах. Может, это он Женьку выколдовал-то? А? Мне медсестричка сказала: не жилец Женька была. Не очухиваются после такого переохлаждения. А я еще подумала: вдруг ей бабушкины снадобья помогли? Помнишь, как Арсюху с того света этими шариками вытянули? Ну и вот… Здесь так же… А скорее всего, дело в том, что мамка с папкой рядом были. Ты прям молодец, что Костика с собой взял. Папка, это, вот, очень важно… С мамкой рядом… Настоящий ты мужик, Андрей, вот что скажу я тебе…
Андрей уже не вслушивался в спутанные бормотания продавщицы, методично напивался, убегая от воспоминаний. Собственно, раздражал теперь лишь пропитавший настойку въедливый запах барбариса. Только барбарис…
Вдруг Виктория замолчала – на полуслове. Андрей невольно поднял на нее глаза. Женщина смотрела на него пристально, трезво.
– Ну чего, Викусик? Чего стихла-то?
– Андрюх, ну это неизбежно. Ты. Просто. Помог. Чужой. Семье. Все на этом…
Хорошо, что Ирка уехала сегодня. Ему надо собраться, привести себя в форму перед городскими встречами. Вообще, Вика права: пора завязывать со всей этой историей. Достаточно душевных порывов. Ты не мальчишка уже. Андрей зачерпывает ладонями снег, остервенело трет лицо, пока не начинает колоть кожу.
Затем не спеша возвращается к главному корпусу отеля.
На ступенях, обхватив колени руками, сидит Катя. Еще больше похудевшая, она кажется хрупкой школьницей – в полушубке старшего брата. Решительно распахнуты черные глазищи.
– Катя? Ну что это?! Замерзнете же! Почему не зашли внутрь?
– Андрей, я к тебе. Ждала, когда они все уедут. Мне надо сказать тебе спасибо. Женька дома. И еще сказать надо. Андрей. Можно мы снова будем дружить?
Андрей смотрит на Катю и понимает, что все между ними будет по-настоящему: невыносимо и прекрасно.
И, возможно, конец его уничтожит.
Но – все уже началось.