На самом деле Женьке даже не хватает Пегой, она привыкла на бегу передразнивать шумное дыхание четвероногой охраны. А теперь и оборачиваться не к кому. Женька растирает между пальцами засохшие в кармане куски печенья – стратегический запас для «умасливания» маминой овчарки. Зря она оставила псину дома, та не виновата, что Женьке приспичило стать самостоятельной. Сидит теперь бедолага в четырех стенах без прогулки.
Женька замедляет шаг. Вернуться, что ли? С Пегой, конечно, спокойнее. Ну нет… Это будет полной капитуляцией перед мамиными страхами. Потерпит собака, ничего. Есть у Женьки и другие компаньоны: решительно сворачивает к кафе в надежде уговорить Тошку пойти к Арсению Викторовичу вместе с ней.
Перед прилавком топчется единственный покупатель, дядечка лет пятидесяти. По его ссутуленным плечам и печальному взгляду Женька решает, что в деревню забрел очередной паломник.
Тошка копается в кассе, на лице парня настоящее страдание. Толстыми пальцами он перебирает сотенные купюры, шевелит губами, пытаясь что-то посчитать. Виктории нигде не видно, наверное, выпила лишнего, завалилась спать, не успев закрыть магазин.
Получается, бедный Тошка за продавца. Катастрофа. Женька торопится на помощь горе-математику.
– Здравствуйте! Вы что покупаете?
– Э-э-э, добрый день. Я хотел кефир. Молодой человек вот уже полчаса пытается посчитать сдачу.
Женька пробирается за прилавок, заглядывает за локоть Антона.
– Тош, тебе сколько денег дали?
Тошка испуганно таращится на нее, Женька понимает, что он окончательно запутался.
– Извините, а есть кто-то из продавцов все же? Я отдал тысячу, хотелось бы как-то…
Женька бросает взгляд на ценник кефира, забирает из рук Антона деньги, быстро отсчитывает нужную сумму.
– Вот сдача. Все в порядке.
– А кефир?
– Да, конечно, простите. Вот ваш кефир. Свежий!
Когда за грустным мужчиной, наконец, закрывается дверь, Женька возмущенно разворачивается к Антону.
– Тош, ты чего? Ты же умеешь считать! Сейчас совсем несложно было!
– Я просто не понял. Жень, смотри. Я положил сюда деньги. Куда-то сюда. Забыл куда. Здесь и такие, и такие. Смотри. Я боялся его спросить еще раз, какие он дал.
Тошка выглядит убитым – грузно опустился на табуретку, склонил голову. Женьке остро жаль друга: такой большой, толстый, нелепый. Женька чувствует, что переживает Антон сейчас как взрослый человек: искренне стыдится, по-настоящему ругает себя за тугодумие.
– Тош, да все нормально, просто ты растерялся. Покупатель-то был чужим, да? С нашими же у тебя все получается? Помнишь, когда тетя Аня приходила, ты все ей замечательно посчитал? Тош, а давай закроем магазин, пока тети Вики нет. Вы же всегда так делаете? Почему сегодня открыты остались?
– Мама устала, спит. Я хотел ее обрадовать. Продать много, деньги показать.
– Понимаю.
– Я хотел, чтобы у нее лицо стало счастливым, как у твоей мамы.
– У моей мамы?
– Да! Как у твоей мамы, когда она с дядей Андреем гуляет.
– Да о чем ты?
– Тетя Катя счастливая, когда с дядей Андреем говорит. Милее всего – кто любит кого…
Обычно Женьку забавляют поговорки Тошки. Сегодня же от этого бессвязного фольклорного лепета ноет в солнечном сплетении. Женька хмурится, озадаченная своей тревогой.
Уже с неприязнью она рассматривает пухлые щеки Антона, его косящие поросячьи глаза. Не нужен ей такой спутник, сама дойдет! Пусть вот сидит тут да ковыряется в маминых деньгах, переросток глупый…
– Ничего она не счастливая! Ты бред какой-то говоришь, Антон. Мама вообще с Андреем почти не видится.
– Почему ты злишься на меня, Женя? Что я не так сделал? Потому что кефир не посчитал?
– Антон, ты совсем дурак!
Женьке тошно: обида искажает лицо друга, опасно опускаются края его губ. Как можно быстрее Женька выбегает из магазина. Антон что-то расстроено кричит ей вслед.
Скорее бы добраться до Арсения Викторовича! Может быть, математика отвлечет ее от странного чувства, поселившегося вдруг в сердце…
Мама счастливая?
У дома пасечника Женька останавливается. Через стекло ей видно, как Арсений Викторович пытается накормить отца борщом. Старик уворачивается от ложки, обиженно морщит лоб, сжимает губы. В итоге Арсений Викторович раздраженно отставляет тарелку на стол, выходит из кухни. Виктор Николаевич испуганно оглядывается на хлопнувшую дверь, разворачивается обратно, пододвигает суп, начинает медленно есть.
Кажется, сейчас не лучшее время для посещения учителя. Женька знает, измотанный капризами отца, Арсений Викторович будет вспыльчив и ворчлив. Мама недавно объяснила, что пасечник раздражается не столько на Виктора Николаевича (глупо злиться на болезнь), сколько на собственную несдержанность.
Женька сочувствует учителю, но и себя лишний раз под гнев подставлять не хочет. Она торопливо уходит с чужого двора.
Мама – счастливая?
Женька слоняется по деревне.
Дурацкая фраза Антона стучит в голове – не выкинуть, не забыть. Тошка никогда не врет – раз. Два – Женьку всегда восхищала исключительная наблюдательность друга. Значит, мама и вправду счастливая. Ну и что в этом такого? Ты же мечтала о радостной маме – вот, получи. Чего ты злишься, откуда страх?
Женька сердито сдергивает с головы шапку: вечно мама ее кутает, на дворе весна.
Женька пинает кособокую лавочку.
Женька щурится, разглядывая золотистые силуэты построенных Андреем коттеджей…