Там точно есть любовь

Глава 50. Катя

Катя устраивается в кресле поудобнее: подтягивает ноги к груди, обхватывает колени руками.

Любимая поза – памятный сувенир счастливого детства.

…Малышкой Катя просиживала так часами – наблюдала, как мама ловко раскраивает яркие ткани, придумывая для дочки волшебные платья. Чаще всего ориентирами швеи-самоучки были разноцветные картинки из затертого до дыр немецкого журнала. Выкройки «Burda Moden» лишь подсказывали маме направление, она смело смешивала образы и стили: одежда Кати получалась уникальной. Мама гордо вскидывала подбородок, примеряя на маленькую модель очередной шедевр.

Ты дрожала от восторга и верила в бесконечность детства и счастья…

Катя с наслаждением вдыхает свежий запах стружек, щурится, будто довольная кошка, разглядывает танец пылинок в золоте солнечного луча. Жилище колдуна пропитано теплом, весной и уютом. Старик сидит неподалеку, на табуретке, увлеченно вырезает из бруска светлого дерева фигуру тонконогой лошади. Катя буквально ощущает кожей безопасность окружающего мира – воздух этого дома ласкает ее плечи, убаюкивает.

– Подремли пока. Скоро закончу. Будем пить с тобой смородину. Поговорим.

Катя уже не удивляется тому, что колдун угадывает ее мысли, она благодарно улыбается хозяину и закрывает глаза.

…После отъезда Андрея прошло уже больше двух недель.

Первые дни Катя старалась не поворачивать голову в сторону сгоревшего отеля. Так страшно было видеть уродство черных остовов на месте воплощенной мечты любимого! Она никогда не могла понять, почему местные жители не были рады стройке. Катю восхищала парящая архитектура деревянных коттеджей: строя свой отель, Андрей не спорил с природой – наоборот, бережно восхвалял ее красоту. Лисичкинцы же упорно отводили глаза, качали головами, стоило Андрею заговорить о будущих туристах или об открывающихся для всей деревни возможностях.

Андрея в Лисичкино любили, его детище – не принимали.

Только когда бригада присланных Андреем рабочих полностью разобрала место пожарища, Катя вдруг осознала, что такое Лисичкино – без отеля.

Она стояла на краю расчищенного поля – и глотала слезы. Ничто больше не отделяло деревню от Лисьего холма. Освобожденная громада горы торжествовала: словно фанфары, грохотала неукротимая река; вольно дышала опустевшая земля возле подножья. Катя плакала, понимая…

Отель не мог быть в этом месте.

А сам Андрей?

Катя попыталась представить, как на берегу реки – сквозь дрожь весеннего воздуха – прорисовываются силуэты мужчины и лошади.

Порыв предгрозового ветра развеял ее мираж, но Катя упрямо продолжала вглядываться вдаль.

Ей чудилось ржание.

Никто не шел вдоль реки.

Над Лисичкино пророкотал первый весенний гром.

Эти две недели были странно умиротворенными, будто сонными. На улице неторопливо развертывалась весна, зелень свежих листьев разглаживала лица людей. Похоже, огонь, изгнавший Андрея из Лисичкино, испепелил в деревне и все конфликты между ее обитателями.

Прекратился, наконец, токсикоз Наташи. Целыми днями они с Анной теперь дрессировали во дворе «гостевых» собак. Наташа больше не плакала, правда, порой застывала блаженным истуканом: обняв руками округлившийся живот, напряженно вслушивалась в музыку движений спрятавшегося малыша. Анна добродушно брюзжала на будущую мать, то и дело прогоняла девушку на скамейку – отдыхать.

Кате думалось, что именно так, ворчливо и нежно, оберегают матери своих непутевых дочерей.

В начале мая Анна отправила сопротивляющуюся Наташу в город, на УЗИ, ее согласился отвезти один из клиентов, хозяин гостившей у Анны таксы. Катя как раз пила с психующей Анной чай, когда они вернулись обратно. Наташа была счастливо притихшей, сияла глазами. Анна усмехнулась ее радости, нарочито грубо спросила: ну и кто у нас будет?

– Девочка… Настенька.

Катя так и не поняла, почему так долго после этих слов смотрели друг другу в глаза Анна и Наташа. Анна качала головой, что-то отрицая. Наташа терпеливо ждала. Голос Анны сорвался, когда она наконец выговорила:

– Это самое лучшее имя.

Женька часто притаскивает домой Аглаю, соседского щенка-питбуля. Катя до сих пор дивится, как дочке удалось добиться Анниного разрешения на подобное «разгильдяйство». Анна души не чает в молодой собаке, но почему-то не торопится обрушить на мелкую все прелести своей дрессуры.

Постепенно Катины кошки признали малышку, хотя первое время они неутомимо награждали когтистыми оплеухами неунывающего щенка. Но привыкли: Аглая даже умудряется безнаказанно засыпать в лежанке Рыжей. Молодой питбуль переворачивает комнату Кати вверх ногами. Это не собака, а вселенская катастрофа. Выкидывая после нашествия щенка очередные разгрызенные тапки, Катя бормочет себе под нос: не Аглая, а нагла́я… Но Женька смеется каждый раз, когда толстые лапы малышки разъезжаются по паркету, и Катя готова хоть каждый день убирать за чужой шкодливой малявкой.

Женька. Она…

Женька снова с ней разговаривает.

Вечером того дня, когда уехал Андрей, дочь подошла к Кате и внезапно крепко ее обняла. Катя стояла, боясь шелохнуться, шептала – почти бессознательно:

– Все у нас будет хорошо, родная, все будет хорошо…

День отъезда Берова был странным: непостижимым образом в душе Кати боль мешалась со спокойствием. Все органы ее чувств словно проснулись – Катя пугалась яркости ароматов, синева неба слепила ей глаза. Перед сном Катя с аппетитом съела огромную тарелку супа, ночью проснулась от собственного плача.

Наутро она отправилась к колдуну. Смущаясь своего незваного прихода, бродила по комнате, подыскивала тему для разговора. Старик молчал, спокойно созерцая ее растерянность. Спросила вдруг про статуэтку беременной женщины – хотела зацепиться за ответ хозяина, разлить необременительную беседу.

Колдун ответил:

– Это моя Леся…

С тех пор разговаривают они редко, хотя Катя приходит к отшельнику почти каждый день, по утрам ненадолго сбегая от мужа и дочери. Если возникает необходимость, она помогает колдуну с паломниками: заваривает травяной чай, встречает у моста заблудившихся странников.

Чаще всего просто сидит в старом кресле и разглядывает хоровод прекрасных статуй.

– Но как вы можете продолжать жить, если Бог пропал?

Вопрос срывается с Катиных губ неожиданно для нее самой. Она растерянно вслушивается в отзвук некстати разорвавших тишину слов. Казалось бы, спала почти, грезила о Женьке, щенке, соседях.

Разве был Бог в сонных ее мечтаниях?

Старик Катиному вопросу не удивляется, откладывает в сторону резную фигуру, задумывается над ответом.

Деревянная кобыла обиженно вздымает копыта, ей не нравится лежать на полу: в груде опилок, бессильно завалившись на бок. Катя смотрит на статуэтку с сочувствием: прости, что отвлекла его, я случайно.

Золотистый глаз милостиво отпускает Катины грехи.

– Я имела в виду, Он, Бог, был для вас всем, как жить, когда перестаешь верить в Него? Я все дни думаю, ну как же вы? Молились всю жизнь – и вот…

– Но я молюсь. Бога нет. Но есть же солнце, трава, лес… Небо. Мне даже молитвы не пришлось менять, я лишь сменил адресата.

– Я не понимаю. Ведь это самообман. Вообще – обман. Эти люди… Они приходят. Приносят свое горе. Они верят, что вы делаете чудеса! Почему вы не расскажете им, что… Ну что… это все выдумки?

– Выдумки?

– Ну да. Что они зря в это все верят… Бубен, шкуры… песнопенья…

– Чудеса происходят. Порой.

Катя досадливо морщится.

Конечно, бесконечно жаль старика – страшно продолжать жить, потеряв не только близких, но и цель жизни.

Катя всегда будет благодарна колдуну за Женьку, спасенную от льда реки.

И Катя успела полюбить усталую доброту его мудрых старых глаз…

Но эта уклончивая демагогия, вечный побег от ответов, хитросплетение сомнительных речей! Трава и небо! Что за чушь!

Она безуспешно пытается проглотить раздражение, отходит к окну, чтобы больше не разглядывать сочувствующее лицо колдуна.

Гигантская серая птица танцует на сплетенных ветвях дуба, в метре от порога дома. Катя прижимается лбом к стеклу: ей видно, как загадочная птица широко открывает клюв, пропевая трель своей песни. Но ни звука не проникает в жилище старика, Катя только напрасно напрягает слух.

Птица распахивает крылья, взмывает в небо.

Катя вздрагивает от клича кукушки, ясно доносящегося из леса.

– Знаешь, Катерина… Просьбы сбываются. Не в мой бубен люди верят – в собственные мечты. Энергия желания. Она преобразовывает мир. Нет у меня собственных желаний. С ними верю вместе. За них молюсь. Солнцу, небу… Лисе.

Катя отчетливо понимает, что слушает речь сумасшедшего. Да и кто бы сумел сохранить рассудок – лишившись за один год и сына, и жены? И самое разумное сейчас: закончить нелепый разговор, не провоцировать несчастного на новые безумные откровения. Но Катю цепляет упоминание пресловутой Царицы Холма – она больше просто не может слышать про дурацкую эту хищницу!

Ну в самом деле – хватит. Надоело.

Достаточно.

– Да где она? Эта ваша Лисица? Чего-то я ее не встречаю! Приносящая счастье… Как звучит-то! Бред… Шоколадная фабрика Вилли Вонки…

– Ты не права.

– Да права я, права. Ну вы же сами понимаете, что все это выдумки местных. Фольклор. Нет никакой лисы.

– Ты не права в том, что Лисица приносит счастье.

Приехали! Катя оторопело смотрит на колдуна.

Старик же бесконечно спокоен. Как всегда.

– А что же она приносит… лиса? Украденных кур?

– Не думаешь же ты, что лишь счастье – смысл бытия? Лисица – это не про счастье. Есть еще правильность жизни. Твоя дорога… Истинный путь важнее счастья. Угадаешь его – найдешь себя. Только об этом рыжая ночами лает на холме. Лишь об этом.

Катя поднимает с пола деревянную лошадку. Сдувает с ее хвоста золотистую пыль. Тепло отшлифованной шеи ласкает Катины ладони.

– Вы как-то сказали: я могу взять себе любую статуэтку, кроме тех двух? Можно я заберу эту?

– Я ее еще не доделал.

– Неважно. Она уже… похожа… То есть такая, как надо…

– Бери. Я вырезал ее для тебя. Ничего не надо забывать.

Катя думает о жаре боков Фортуны, почти чувствует пряный запах спутанной белой гривы.

Надеюсь, ты нашла своего хозяина. Надеюсь, спасла его фырканьем и скоростью копыт. Пожалуйста.

Катя закрывает глаза. Облизывает пересохшие губы. Соль нежданных слез разъедает их уголки.

– Что же я наделала? Что я сделала со всеми нами? С Костей, Женькой… Нашей семьей… Если бы не Женька, если бы не этот огонь? Кем бы я стала? Скажите, что я за человек? Как смотреть им в глаза?

Возможно, за этим Катя и ходит к колдуну – каждый день с рассветом убегая от мужа и дочери. Ей надо услышать его ответ, получить индульгенцию…

Обычная игра в подмену, Кать.

Разве прощение чужого старика необходимо тебе?

Уверена, что его, а не Кости?

Молчи.

Но колдун отвечает. Священники всегда отвечают на вопросы прихожан.

– Ты – то, что ты есть. Твое решение никак не связано с огнем. Никакой самый страшный пожар не изменит суть человека. Ты разве не поняла, что давно уже осталась в Лисичкино? С мужем и дочкой. Просто согласилась с этим только сейчас. Не плачь. Все правильно.

Катя возвращается домой.

Отворяет незапертую калитку, ласкает уши подоспевшей Пегой. Какой все же длинный нос у этой собаки! Не морда, а клюв цапли, ей-богу!

Овчарий клюв – выклевывает корм птицепес – клевая псина…

Ты снова за свое?!

Не переставала…

Обычно в это время Костик сидит в гостиной. Войдя в дом, Катя слышит скрип его коляски. Она вдруг радуется этому звуку.

Катя заходит в комнату: муж отчаянно сражается с инвалидным креслом – кажется, неповоротливые колеса застряли в расщелине старого паркета.

Не помогай ему! Ты же знаешь, он справится сам.

Катя ждет мужа. Костик поворачивает к ней голову.

И ты узнаешь его глаза.

– Костик, давай поговорим. Мы так давно не болтали… Я…

Он отвечает: я тоже соскучился.