Там точно есть любовь

Глава 42. Катя

Настойчивая мягкая лапа стягивает одеяло с Катиной щеки. Сквозь ресницы Катя рассматривает нарушительницу спокойствия: Рыжая увлеченно выкапывает хозяйку из сна. Главное в такие минуты – не дать понять кошке, что ты проснулась. Катя замедляет дыхание, плотно закрывает глаза, отвоевать бы еще полчаса. Кошка подозрительно обнюхивает ее лицо; щекочут нос жесткие усы. Катя чихает. Восторженный рокот в горле животного празднует Катино пробуждение.

Утро начинается.

На мурлыканье Рыжей моментально прибегает Пегая. Ритуальный фламенко овчарки возле кровати: кастаньеты когтей выбивают из досок пола зажигательный ритм. Катя стонет, ее сонный мозг совершенно не готов к страстным звукам бразильских танцев.

– Тише! Хватит! Да не сходите вы с ума! Садистки бестолковые! Будто я не знаю, что вам нужно. Есть вы обе хотите, вот что.

Жесткий нос собаки подкидывает вялую Катину руку – Пегая подныривает под ласку. Опаленная ревностью молодая кошка тут же награждает соперницу оплеухой без когтей.

Катя смеется – и удивленно вслушивается в звук собственного смеха.

В спальне уже вовсю хозяйничает солнце, пыль и радость танцуют в теплых желтых лучах. Через открытое окно в комнату просачивается влажный запах капели, от него в солнечном сплетении Кати рождается счастье.

Все же весна, все же – здравствуй…

Катя упирается руками в матрац, сгибает ноги в коленях и изо всех сил давит пятками в грудь овчарки. Не отрывая от пола потолстевшую попу, Пегая смешно отъезжает в сторону. Катя достойно выдерживает оскорбленный взгляд псины. На очереди Рыжая. Катя сгребает кошку в охапку, мимоходом целует ее беззащитный живот и отбрасывает в сторону Пегой.

– Брысь отсюда обе! На кухне встретимся.

Поворачивается к мужу.

Вот кого никогда не беспокоят ежеутренние скачки животных; разбудить Костика всю жизнь было непросто. Под защитой сна мужчина выглядит здоровым: спокойное, умное – такое родное – лицо. Спутанные черные кудри прилипли к Костиному лбу. Необъяснимый импульс: Катя нежно отводит волосы с закрытых глаз мужа.

Не покидая сна, Костя забавно морщит лоб и улыбается – неумолимо скользит вниз парализованный угол его рта. Болезнь мужа возвращается к Кате, ничто никуда не исчезало.

Костина перекошенная улыбка отменяет Катино солнце… и котенка, и капель…

Катя сжимает зубы и изгоняет жалость: не смей хлюпать и причитать над этим мужчиной, будь милостива – хотя бы в этом! Ты и так достаточно унизила его.

Четкими отработанными движениями она поправляет Костино одеяло, переворачивает мужа на другой бок, высвобождает его пораженную руку; спешит уйти из спальни.

Пора будить Женьку. Катя ныряет в комнату, заполненную разгоряченным ароматом дочери, жадно лакомится сладостью душного воздуха. Главное, не застрять у кровати девочки. Катя знает за собой такую привычку: любоваться Женькиным сном. Дочка разметалась по кровати, так легко и безопасно сейчас любить ее, так просто давать себе миллион обещаний… В изголовье спящих детей мы все – идеальные родители.

Катя трясет Женькин локоть.

– Вставай, соня! Тебе через час к Арсению Викторовичу выходить! А еще завтракать. Вставай-ка скорее! Женька! А ну не притворяйся, я же вижу, что проснулась. Все! Я ушла! Слышишь?

В коридоре Катю чуть не сбивает с ног Олег. Парень сам на себя не похож: бледное лицо, лихорадочное сверкание глаз. В руках Олега огромная, набитая вещами, спортивная сумка. Катю изумляет неожиданный запах мужского пота: обычно ее постоялец помешан на чистоте, почти вся вода на «утренний душ йога» уходит.

– Олег, Олег! Осторожно! Вы куда несетесь? В такую рань… Тоже мне знаменитое спокойствие йогов.

– Ой, простите, Кать. Я как-то… задумался…

– У вас все в порядке?

– Не знаю! Кать, я не знаю… Мне надо… решить. Надо все это решить.

Олег протискивается мимо Кати; не переставая бормотать, скрывается в сенях. Катю захлестывает тревога за прекрасную принцессу-музыкантшу.

Почему порой вдруг чувствуешь себя предельно старой и искушенной? И раскрываются перед тобой мысли и мечтания чужих людей, их святость и подлость, но ты… Ты совершенно не жаждешь этого знания.

Хотя лучше уж знать про других.

Чем – про себя.

Катя идет на кухню, нетерпеливо распахивает окна – захлебнуться бы холодом этой свежести, улететь в синеву, рассыпаться искрами весеннего дождя! Исчезнуть здесь, там стать чистой.

Отчего так трясет тебя? От сквозняка? Радости?

Вины?

Уже почти месяц, как Катя изменяет мужу. Она спит с Андреем, думает о нем каждую свободную минуту, сверяет мысли по суждениям любовника… Невпопад смеется, целует опешивших животных и радуется весне. Любит?

Любит.

Отказаться от парения оказалось выше Катиных сил. Простить себя – невозможно.

Играя с совестью в догонялки, Катя раз даже попыталась оправдать себя голосом подруги. Но Вика, обожаемая ее разбитная хохотушка, отрезала холодно и трезво:

– Прекрати. У нас в Лисичкино своих не кидают, Катенька.

О, как же ты взбесилась тогда. Ударить хотелось эту праведницу-алкоголичку. Нашла время застегивать пуговицы белого пальто – еще даже перегар не выветрился! Ты даже выдохнула пару раз, чтобы не наорать на моралистку.

– Что так, Викусь? Лисица ваша чертова заругает?

Вика ответила коротко:

– Она даже не заметит тебя, Кать.

Она меня не заметит… Плевать хотела я на их фантомных лисиц. Да и вообще, плевать… На всех… Лишь Костино осуждение мне не пережить.

(Удобно, что муж почти не может говорить, не так ли?) Злилась ты не на Вику, так презирать можно только себя.

В общем, Катя решила… зажмуриться.

Скользнула раскрытой ладонью по воздуху в сантиметре от пылающего своего лица: возвела стену-оберег. Вовне остались: боль близких, данное свекрови обещание, чувство вины.

Чик-чик, я в домике, меня, чур, не салить!

Со мной – лишь счастье мое да любовь.

Хитрюга Катя… Ох, хитрюга.

Хитрого хитрые обхитрят.

Укрытие ненадежно. То и дело штурмуют наши валуны: то скрип Костиной коляски, то блеск агата в перстне. Со дня похорон Катя носит на безымянном пальце кольцо Надежды Михайловны, никак не решится снять.

И есть еще троянский конь: доверчивые глаза дочки, ее безрассудный смех.

Ты знаешь, что проиграешь. Но сладкая неопределенность вопроса «когда» восполняет запас воздуха в твоих легких. Мурашки по коже, трепет в животе. Если успеть зажать руками уши, можно не расслышать ответ…

На антресоли – подальше от кошек – теперь хранится коробка с гомеопатией. Катя привычно забирается на табуретку, отсчитывает нужное количество сладких шариков. Время Костиного приема лекарства она не пропускает никогда: перед смертью Наталья Михайловна составила подробный график лечения сына, Катя соблюдает его с фанатизмом послушницы.

Также святы для Кати и послеобеденные занятия с мужем. Арсений где-то добыл им учебник чтения за второй класс, в нем и копаются. Каждый раз Костино упорство изумляет Катю – в сражениях с собственным мозгом супруг безжалостен и к себе, и к ней. Часами он укрощает тасующиеся слоги, добиваясь простого: озвучить написанное.

Катя уже и не знает, есть ли сдвиги в Костином состоянии, возможно, ежедневные изматывающие уроки – лишь бессмысленное топтание в болоте самообмана.

Она дает Косте гомеопатию и перелистывает страницы учебника.

Но это все, что она может сделать для мужа…

В ответ на Катины мысли (будто на зов) на кухню въезжает Костя, робко заглядывает жене в глаза, кивает серьезно. Когда Костя догадался, что ее уничтожает диагональ его улыбки?

Сколько всего вообще знает и понимает твой муж? Понимает и принимает…

У Кати кружится голова.

Ладонью – перед лицом. Только так.

Она бодро улыбается Косте, здоровается с ним излишне радостно, растворяется в фальши.

– Костик, как хорошо, что ты уже проснулся. А я хотела идти тебя будить, пора гомеопатию пить. Вот, возьми.

Костя наклоняет голову, неловко слизывает с Катиной руки непослушные горошинки препарата. Катю коробит его покорность, она вздрагивает от влажного прикосновения языка мужа, беспомощно разглядывает знакомый затылок. И в горе, и в радости… И – в детскости? Костя не отрывает лица от ее ладони, замер.

– Пойду накрою на стол, а то Женька на уроки опоздает.

Сонная Женька с отвращением ковыряет вилкой жареные яйца. Сквозь спутанные волосы хитро улыбается папе. Костя взглядом призывает дочку быть осторожнее. Каждый день одно и то же. Катя не сомневается, что значительная часть завтрака вот-вот перекочует под стол, в жадную пасть Пегой. Сегодня Кате хочется сделать вид, что планы заговорщиков ей неизвестны, незачем портить нотациями утреннюю тишину.

Катя отворачивается от стола и отходит к плите заварить Косте чай. Ей отчаянно не хватает любимых стариков, Натальи Михайловны и Виктора Николаевича. Хоть бы Олег пришел… Катя мечтает спрятаться в звуках чужих голосов. Одиноко завтракающие муж и дочь – это слишком много, слишком много для тебя.

Цветок зеленого чая неспешно распускается за стеклянными стенками чайника, Катя замирает, загипнотизированная красотой, ускользает от родных в истинную свою жизнь…

Андрей почти достроил свой отель. Ажурное золото готовых корпусов уже месяц искрится в весенних лучах, Катя часами готова разглядывать детище любимого, вдыхая свежий запах стружек. Стройка, лошади, поцелуи, тихие разговоры с Беровым – восхитительная мешанина, отдушина Кати. Замещая реальность, реальностью становится сон.

Не будем же просыпаться.

Как и Андрей, Катя с нетерпением ждет туристического сезона; как и он, безоговорочно уверена в будущей популярности эко-гостиницы. Андрей заслужил успех, пусть же все сложится. Катю удивляет необъяснимый скепсис местных жителей: лисичкинцы не жалуют бизнес своего благодетеля, посмеиваются над отелем, не верят в приезд постояльцев. Злит, что при этом любая помощь Андрея принимается деревенскими охотно – удобно, однако, устроились!

Однажды Катя весьма горячо высказала свое возмущение Андрею, тот лишь усмехнулся:

– Ты мой храбрый боец-заступник! Не кипятись, мне нравится улаживать дела местных. Да и не убудет у меня! Лисичкинцы наши как дети. Добрые и инфантильные. Совершенно не приспособленные к жизни. Они опасаются отеля, потому что не хотят изменений. Их можно понять, гостиница разрушит этот замкнутый мирок. Вот они и паникуют, боятся за своих волшебных лис, зайцев или кто там у них… Не переживай и не злись! У всех все в итоге будет хорошо.

И у нас?

Андрей жалеет Катю. Они никогда не обсуждают общее будущее. Катя благодарна ему за легкость их бесед.

– Мамочка! Мам! Ты чего там застряла, перед чайником? Я все. Спасибо! Пап, пока! Мам, можно я без Пегой сегодня? Пусть дома сидит, ну чего она каждый раз со мной таскается? Ничего со мной не случится. Дома, Пегая! Дома!

Женька целует Костю в щеку, на мгновение прижимается к отцу всем телом, тут же стремительно ускакивает из кухни. Катя успевает только взмахнуть вслед дочери рукой.

Костя еще продолжает есть, и Катя медленно опускается на стул перед мужем.

Пятнадцать лет подряд они каждый день завтракали вдвоем. Катя протягивает Косте намазанное сливочным маслом печенье.

– Катя! Можно я тут с вами… Можно я у вас побуду немножко?

На пороге кухни – заплаканная Наташа: красные пятна на шее и висках, уже заметная волна платья под грудью.

– Наташа, милая! Что случилось? Садись скорее. Налить тебе воды?

Наташа старательно пьет воду – рывками дергается тонкая кожа ее горла. Костя ласково гладит девушку по плечу. Когда стакан пустеет, Наташа растерянно ставит его на стол, приподнимает опять, словно удивляется тому, что жидкость закончилась так быстро.

– Налить еще?

Соседка мотает головой – и вновь начинает плакать. Она только что разговаривала с Олегом, тот уезжает. Прямо сегодня уезжает, понимаете? Может быть, даже сейчас. Наташа тревожно оглядывается на дверь, прислушивается, проглатывая слезы.

Нет-нет, он не бросает ни Наташу, ни ребенка, просто ему надо разобраться с кучей дел, встретиться с Леной, это же по-человечески – поговорить лично, все объяснить. Они были почти женаты. Еще Олежке надо найти средства к существованию, йоги особо не зарабатывают, надо искать нормальную работу. Это все очень разумно, правда? Кать, он все правильно говорит, да? Он вернется к родам. Он обещал.

– Я не понимаю, почему вам нельзя было отправится в город вмес…

Костя предупреждающе поднимает здоровую руку, останавливает Катю. Да она и сама уже увидела жуткий страх в Наташкиных глазах. Господи, эта девочка – еще совершенный ребенок, растерянный и отчаявшийся. Скорее забросать ее объяснениями, успокоить взрослой рассудительностью, поддержать ровным журчанием голоса.

– Конечно, правильно, что он сейчас уехал один. Ты только-только стала себя лучше чувствовать. Токсикоз может вернуться. К тому же в Лисичкино – свежий воздух, тебе надо много гулять. Олег это прекрасно понимает, переживает за здоровье малыша. И да, Наташенька. Деньги – это тоже очень важно. Ты останешься пока здесь. Это большая экономия, согласись?

– Но, Катя… Как же? Где я останусь? С Анной? Нельзя так… она…

– Ну а с кем еще? – Катя и Наташа одновременно вздрагивают от властного голоса Анны.

Опережая хозяйку, к кухонному столу подкатывается неуклюжий коричневый комок – толстый щенок с разбегу ввязывается в драку с кошками. Рыжая автоматически влепляет маленькой нахалке оплеуху, впрочем, заслышав рык Пегой, тут же меняет гнев на милость, с интересом лижет мягкую детскую шерсть.

Анна отодвигает Катю, уверенно занимает ее место – напротив Наташи.

– Вытирай-ка сопли, Принцесса. Конечно, ты останешься со мной. Не обсуждается. Это твой дом, здесь ты и родишь ребенка. И здесь мы подождем возвращения этого… папаши…

Тон Анны абсолютно нейтрален, ее лицо серьезно и спокойно. Наташа смотрит на подругу почти с ужасом.

– Но, Аня… Ты же…

Анна смеется, коротко и жестко.

– Успокойся, Нат. Я к беременным не пристаю. Не возбуждает. Да и к свежеродившим – тоже, кстати. А с ребенком поначалу помогу. Не боись. Умею. – И не давая Наташе задать вопрос, Анна просто добавляет: – У меня уже была… дочка.

Холод разливается в Катином желудке, она едва может дышать. С противоположного конца стола на нее смотрит Костя. Глаза мужа темны Анниной болью.

Когда Анна с Наташей уходят, Катя бессильно роняет голову на стол. Бедная Наташа, несчастная Анна… Запуталось все – найдем ли мы свои дороги?

Кате бесконечно хочется к Андрею, ей нужны его веселые глаза и сильные руки. Глоток отдыха – и она сможет продолжать…

– Иди. Погуляй.

Костик подъехал так близко, что колеса кресла касаются Катиных ног. Катя шепотом повторяет слова мужа, не в силах до конца поверить в четкость их звучания. Слуховые галлюцинации…

Но Костя повышает голос, требовательно заглядывает жене в лицо – все силы вкладывает в убедительность приказа.

– Погуляй. Тебе. Надо. Иди.

Катя молчит и рассматривает Костины зрачки.

Кивает.