Там точно есть любовь

Глава 24. …Андреем

Андрей чистит лошадь. Распутывает гриву, оттирает въевшуюся в копыта грязь, тщательно проходится жесткой щеткой по горячим бокам. Привычные действия приносят удовольствие, стирают напряжение, ослабляют пульсацию внутри сердца.

Разве он напрягался?

Каждый раз, когда Андрею необходимо принять сложное решение или просто упорядочить мысли и эмоции, он отправляется в конюшню. Проверенный способ: довольное фырканье, терпкий запах лошадиного пота, воздух, разогретый телами животных, – вот грани мира, в котором Андрею спокойно.

А что, есть вопрос, который он должен решить?

Ших-ших… От шеи до крупа… Раз за разом… Фортуна поворачивает голову, удивленно смотрит на хозяина: почему застрял на одном месте? Андрей извиняется улыбкой, гладит хрупкие теплые ноздри, переходит к другому боку. Ших-ших…

Почему он не смог заснуть в эту ночь?

Какой странной смесью человеческих качеств начинена эта маленькая женщина… Сила, упрямство, хрупкость, великодушие, злобность, смешливость, язвительность. В общении с ней никогда не знаешь, на что нарвешься в следующую секунду. Хотя зачем ты себе врешь, Андрейка? В случае с тобой – все прогнозируемо. Тебя всегда ждут ее упрямство, злобность и язвительность. Похоже, что ты – детонатор для Кати.

Вот только почему?

Вообще-то, ты позволил своей лошади уронить ее ненаглядную дочь.

Только поэтому?

А что, мало?

Нет, вполне достаточно, но…

У Андрея никогда не возникало проблем с женщинами. Не хотелось бы думать, что причина его мужского успеха – лишь финансовое благополучие.

Полноте!

Андрей неплохо выглядит: высок, строен, мускулатура почти безупречно проработана, разве нет? С шести до семи утра – время спортзала, ни дня пропуска лет пять уже. Штанги, римская тяга, протеин – святая троица. И, кстати, за жизнь он много чего прочел. Нет, не книжный червь, конечно. Андрей недолюбливает излишнюю заумь. И вот эти… стихотворные сюси-муси. Но он и не неуч-переросток. MBI, вот. Пресловутая аббревиатура просто так к человеку не приклеивается. Андрей, как собака, учился круглосуточно в те годы.

Смешно. Ты перед кем оправдываешься-то? Перед кобылами своими? Тебя вроде никто ни в чем не упрекал. Фортуне уж точно плевать на твой IQ. Ирине – тем более, как это ни странно. Здесь как раз (да ладно, чего уж на правду глаза закрывать) в основном интересуют мышцы да нули после единицы.

Так кто сейчас твой обвинитель?

С Ирой Андрей познакомился семь лет назад на часовой выставке. Не то чтобы он чересчур увлекался этим извечным мужским соревнованием. Что у кого внушительней блестит на правом запястье, Андрея волновало мало. Но приглашение прислали ключевые партнеры, так что уклониться от светской жизни нельзя было ни при каких обстоятельствах.

Ирочка была великолепна: точеная шея, идеально вытянутая фигура, небрежная грация равнодушия к окружающему пространству. Молодая женщина непринужденно бродила между стендами, изредка милостиво соглашаясь примерить какую-нибудь забавную безделицу.

Томно блистала.

Андрей и сам не знает, почему тогда так сильно захотел именно ее. Просто ряд совпавших вводных. Да щепотка скуки.

Ухаживать пришлось долго – Ирочка оказалась крепким орешком: то подпускала, то гнала прочь. Идеальный флирт, отточенный до профессионализма. В целом, та охота замечательно развлекла молодого бизнесмена.

Через год свет официально провозгласил Андрея и Ирину парой.

…Интересно, каким все-таки был ее муж до болезни? Похоже, что он как раз из умников – любителей стихов. Наверняка в прежней жизни супруги каждый вечер рассуждали о судьбах мира или ожесточенно спорили из-за мотивов книжных персонажей.

За другого Катя бы не вышла. Так Андрею кажется.

Ирочка не поддержала идею строительства эко-курорта в Лисичкино. Пожалуй, это был единственный раз, когда Андрей поссорился со своей любовницей всерьез: все прежние стычки иссякали стремительно, побеждало равнодушие.

Здесь же – дело дошло до криков.

Ирина стенала, что рассчитывать заманить туристов в подобное захолустье – идея утопическая, да и сама стройка в деревне без подъездных дорог – бред сумасшедшего. Андрей огрызался, что типовыми санаториями нынче мало кого удивишь, нужна изюминка. Ира обозначала Андрееву изюминку словосочетанием «провонявшая говном тьмутаракань», Андрей напоминал Ирочке, что именно его чутье к изюму позволяет ей ездить на Porsche и заказывать у Сartier именные часы.

Вдоволь наоравшись, они занялись сексом.

Вышло, кстати, неплохо. Адреналин способствует страсти.

Спор о стройке перешел в тихую стадию взаимных подколок. В Лисичкино Ирина не приезжала, впрочем, от статуса спутницы отельера Андрея Берова отнюдь не отказывалась.

Надо признать, в чем-то Ирина оказалась права. Стройка идет медленно и совсем не просто. Лисица их пресловутая колдует, что ли?

Пришлось заново прокладывать дороги, черт-те откуда гнать технику, приспосабливаться к капризам реки, которая то разливалась, то пересыхала – без всякой природной логики. Затея с деревянными строениями тоже показала себя сомнительным решением. Постоянно требовались узкие специалисты, да и в целом выходило дорого и долго.

Но Андрей чувствовал – каменных домов в Лисичкино быть не должно.

Продолжал строить, в общем.

Интересно узнать, Катя вообще осознает, что ее ребенок с ней никогда не разговаривает напрямую? Обида? Переходный возраст? Одержимая Катина любовь к дочери очевидна окружающим – вот только догадывается ли об этом девочка? Или причины – вовсе в другом? Не с рождения же Женька игнорирует мать? Да и на игнор это мало похоже. Андрей вспоминает, как прошлым вечером засветились глаза девочки навстречу матери, как задорно они обе смеялись над его растерянностью.

С улицы до Андрея доносятся громкие голоса: гулкий мужской бас то и дело прерывается задорным детским смехом. Легка на помине. Андрей усмехается. Женька никуда не ходит без своего верного оруженосца. Странная дружба. А впрочем, не ему судить, кому и с кем дружить.

– Эй, друзья! Я здесь, в конюшне. Заходите!

Антон с Женькой с шумом вваливаются в стойло: раскрасневшиеся от холодного воздуха, возбужденные.

– Тише! Тише! Сейчас мне Фортуну напугаете! Вы чего галдите?

– Андрей! Можете Антону объяснить, что кошкам не надо включать вечером колыбельные! Они же кошки! Они только пугаются музыки.

– Фома музыку разумеет, а Ерема плясать умеет.

– Ой, Тоха, хватит тебе! Это здесь ни при чем!

– Не вся та музыка, что звучит?

Женька уже не слушает своего приятеля. Все внимание девочки приковано к белой кобыле. Отключив связь с реальностью, влюбленно разглядывает Фортуну.

Мелкая – вылитая ты в детстве, да? Также забывает про окружающий мир, стоит рядом зафыркать лошадям.

– Хочешь почистить ее, Жень?

– Очень. А можно?

– Да. Вот, возьми скребок. Я круп не доделал. И копыта. Помнишь, как я тебе показывал? Антон, дружище, а давай мы с тобой пока остальному зверью зерна натаскаем? Подсобишь? Мешки – во втором стойле. Принеси, будь другом, богатырь ты наш.

Довольный Антон поспешно уходит – лицо парня сияет от ощущения собственной значимости. Прислонившись к балке, Андрей задумчиво рассматривает увлеченную Женьку. Миниатюрная копия мамы. Разве что нос чужой.

Чужой? Это он гениально сейчас подметил, ничего не скажешь! Не чужой нос у Жени. Костин. Папин.

– Жень?

– А?

– Я заметил, что ты с мамой своей не разговариваешь. Есть такое? Или показалось?

Скребок так и не опускается на спину Фортуны – Женька замирает, съеживается от его вопроса. Опускает голову, прячет глаза. Несчастный нашкодивший щенок в ожидании неминуемой ругани. Да что же там произошло? Что могла натворить десятилетняя малышка (ну или сколько там ей лет?), что никак не оправится от чувства вины!

А он тоже хорош! Хотел же узнать как-нибудь дипломатично, исподволь, а сам рубанул с плеча, напугал ребенка. Андрей досадливо морщится. Судорожно пытается подобрать правильные слова.

Но Женька вдруг поднимает голову и еле слышно говорит:

– Я сломала папу.

– Ты – что сделала?!

– Сломала папу. Андрей, я никому не говорила, но папа не ходит больше из-за меня. Я громко крикнула, а он сломался. И я боюсь… – голос девочки срывается, какое-то время она не может продолжать, пытается справиться со слезами. Андрей молчит, внутренне молится, чтобы Антон подольше не возвращался: малышке необходимо выговориться. Женя резким движением вытирает глаза, выплевывает скороговорку: – И я очень боюсь, что мама – тоже. Если я заговорю, мама тоже. Заболеет. А мама хрупкая, она может совсем заболеть. Совсем. Понимаешь? У меня какой-то неправильный голос, люди ломаются. Я так по маме соскучилась, так соскучилась!

Женька больше не владеет собой: из горла девочки вырываются хриплые рыдания. Она утыкается мокрым лицом в гриву Фортуны, судорожно обхватывает руками белую шею. Плачет. Кобыла тревожно прядет ушами, но стоит неподвижно, осторожно косится на несчастного ребенка.

А ты?

Ну что же ты?

Утешь ее! Ты же взрослый, объясни девочке, что она ни в чем не виновата! Давай же!

Странный умственный паралич охватывает Андрея. Беда ребенка столь обширна и при этом нелепа, что он не понимает, какими аргументами оперировать. Боль Жени обездвижила его, лишила речи.

Как такое вообще могло прийти девочке в голову?

И почему, кстати, она продолжает разговаривать, например, с бабушкой?

Андрей открывает рот, чтобы задать этот вопрос, ну или хотя бы хоть что-то сказать, но в конюшню заходит Антон. На его спине огромный мешок с зерном, который он, увидев рыдающую подругу, тут же скидывает на пол.

– Женя! Женя! Не плачь! Женя! Женя! Кто тебя обидел? Женя, ты ударилась? Женя! Женя!

Испуганные крики Антона возвращают Женьку в реальность. Девочка выпрямляется, пытается кистью вытереть глаза, нос. Бормочет сквозь всхлипывания:

– Тошка, не волнуйся, я просто локтем стукнулась.

– Локтем стукнулась? Покажи, Женя! Очень больно? Надо подуть. Мне мама всегда дует! Дай я подую, Женя!

– Да все нормально уже.

– Тогда надо для тебя что-то хорошее сделать, ты сразу станешь веселой.

Антон крутит головой по сторонам, деловито выискивая хорошее для Женьки. Неожиданно его лицо расцветает торжествующей улыбкой.

– Дядя Андрей, надо Женю на лошади прокатить сейчас. Она это больше всего хочет. Женя утром говорила, что больше всего хочет на лошади кататься. Да, Женя? Дядь Андрей, вы Жене дадите лошадь – и у нее сразу локоть пройдет!

Огонек интереса вспыхивает в зареванных глазах девочки. Женя смотрит то на Антона, то на Фортуну. Потом, наконец, встречается глазами с тобой. Робко приподнимает уголки губ.

Вот так-то.

Переросток с умственным отставанием справился сейчас гораздо лучше тебя, успешный ты наш бизнесмен. Не стыдно?

Андрей безропотно подходит к стеллажам, снимает седло, попону. Идет к белой кобыле. Катя бы его сейчас убила, она совершенно четко запретила ему подпускать Женю к лошадям. Но Кати здесь нет, а ее дочь несчастна.

Неожиданно в душе Андрея поднимается волна злости на Катю. Галопа она боится, видите ли! Барьеров! Да она дочь родную почти проворонила! Это вообще-то дело матери – разобраться, почему вдруг замолчал ребенок! Он посторонний человек! В конце концов! Не его дело разгребать эту Санта-Барбару!

Андрей седлает Фортуну, аккуратно подсаживает Женьку, передает повод замершему в ожидании Антону. Парень крайне осторожно выводит из конюшни лошадь, на которой восседает его драгоценная наездница.

За Женьку можно не волноваться. Ее охраняют надежно.

Точнее, не стоит переживать за Женькино физическое состояние. Что же касается души девочки…

Андрею хочется завыть.

Андрею нужен совет. Желательно женский. Желательно умный.

Проводив через пару часов своих не особо-то званых гостей, Андрей садится на квадроцикл и едет в магазин. К Виктории.

– Андрюха, какими судьбами! Я уж думала – все. Забыл дорогу к старой подруге! Неделю как торчишь в деревне – мне разведка донесла! – а носу не кажешь. Не стыдно, милый мой?

Вика ловко набрасывает на стол неожиданные закуски: банку вареной сгущенки, пять сваренных вкрутую яиц, пачку майонеза и банку зеленого горошка. Поймав недоверчивый взгляд Андрея, она демонстративно берет с полки коробку английского печенья, громко шлепает ее в центр композиции.

– А чего ты хотел? Что есть, тем и угощаю. Ты, знаешь ли, не предупреждал о визите. Так что чем богаты, как говорится.

– Вика! Не прибедняйся. Ты владелица продуктового магазина. Напоминаю, я все твои поставки знаю, если что. Сам тебя с Егоровым сводил.

– Э, браток! Ты бизнес с моей домашней жизнью не смешивай! Ты к кому пришел? В магазин или домой к Викочке, в гости? А? Вот то-то же… Раз к Викочке, то она тебя сейчас вкусной такой наливочкой угостит, на которую в магазине-то лицензии нет.

Андрей усмехается, наблюдая, как Вика вытаскивает из верхнего ящика пузатую трехлитровую бутыль с мутной жидкостью. Клевая все-таки баба эта Виктория. Нахлебалась по жизни, но ведь не озлобилась. Держится. Андрею нравится ей помогать, восхищает Викина сметливость и острый язык. Жаль только, что закладывает.

Вика наливает себе и Андрею по полному стакану.

Чокаются.

Андрей опрокидывает в горло огненную жидкость. Сразу же теряет способность получать кислород. Да что это за пойло? Сколько тут градусов вообще? Андрей прокашливается, восстанавливая дыхание. Пытается сохранить подобающий мужчине уверенный вид. Вика довольно хихикает.

– А что, Вик, может, мне тебе в городе лицензию выбить? На алкоголь, а? Будешь нормальными напитками торговать. Красные вина там, виски…

– А я его кому буду продавать, Андрюх? Здоровая нация же кругом. Лесбиянки с собаками работают, им противопоказано, у Катюхи муж-инвалид да свекровь старая, Сенька на самообеспечении. Да и все остальные – старухи наши, паломники – не употребляют. Разве что на твоих работягах бизнес строить, м-м-м? Споить тебе бригаду узбеков, Андрюх? Что скажешь?

– Не подумал, Вик.

– Закусывай-ка, не подумавший. Развезет ведь. А ты что, собственно, заявился? И не парь мне мозги, что соскучился.

– Соскучился.

– Ага.

– И это, Вик… Хотел с тобой про семью эту новую поговорить. Катину.

– Так-так-так. Про семью Катину, значит… И чего это тебя, солнце мое, Катина семья так заинтересовала? Ты там чего, покраснел, что ль? Хорошая семья, Андрюх. Друг в друге души не чают. Знаешь, как мне Катька про своего мужа рассказывает? Не остановить! Соловьем поет. Больно любит его.

Вся Андреева симпатия к Виктории вмиг улетучивается. Смотрит на продавщицу, не скрывая раздражения. Наглая, развязная тетка. Напилась уже, что ли? Он, кажется, не спрашивал, кто там кого любит и как сильно.

– Вик, я не про это вообще. Какое мне до них дело?!

– Да-да…

– Меня Женя волнует. Она же с твоим Антоном вроде дружит, ходит к вам…

– А что с мелкой?

Андрей в нескольких словах пересказывает свой утренний разговор с девочкой. Вика слушает внимательно, не перебивает: она даже внешне меняется – серьезный взгляд, собранная поза. Лишь в конце едва заметно качает головой.

Потом встает, разливает еще по одной, быстро выпивает свою порцию.

– Ясно. Андрей, спасибо, что рассказал. Я теперь поняла кое-что. Ладно, все. Ты за это не переживай. Я поговорю с Катей. Придумаем что-нибудь. Бедная девчонка. Это же надо так.

– Да. На нее как-то все сразу свалилось. Банкротство, муж, дом этот развалюха. Как можно было так подставиться? Он же у нее неглупый мужик вроде?

Виктория неодобрительно косится на Андрея: я, вообще-то, про Женю.

– А ты, Андрюх, знаешь что? Хочешь Катьке и правда помочь – реши проблему с молоком.

– Чего?

– Чего-чего… С молоком. Что ты на меня, как на психическую, вылупился? Катька ГДЕ-ТО вычитала, что парное молоко КАК-ТО восстанавливает мозговые связи. Теперь она через день мотается на рейсовом в город, там у них рынок же. До автобуса еще дойти надо, она по полдня тратит. Еле живая уже.

– Что за бред! Как молоко может что-то там восстанавливать? Что за средневековье, Вик? Она же взрослая умная женщина вроде. У нее свекровь – врач!

Вика в упор смотрит на Андрея.

– Когда любишь, цепляешься за многое. Да, Андрюш?

И ты молчишь.