Там точно есть любовь

Глава 45. …Женькой

Однажды Женьке лечили зуб. Сверло, пломба, синий фонарик… сплюнуть и покусать черную бумажку. Стоматолога Женька ни капли не боялась, он был похож на Колобка: круглолицый добряк с хитрыми веселыми глазами за стеклами очков. Врач называл Женьку «моя прекрасная леди» и невнятно рассказывал анекдоты про чебурашку, апельсины и что-то еще, такое же древнее.

Однако тот поход в поликлинику навсегда запомнился Женьке липким (сковавшим тело) ужасом. Тонкой иглой доктор ввел обезболивающее в ее десну. Через пару минут заморозка подействовала: Женькина челюсть онемела. Как ни пыталась она размять губы языком, все было бесполезно: Женька потеряла контакт с частью своего тела.

Это было очень страшно…

Вид Андрея, целующего мамину голову, отключил абсолютно все Женькины чувства – вспомнившаяся зубная анестезия кажется ей теперь укусом комара. Женька не может злиться, думать, не ощущает запаха талого снега, не слышит криков отставшей мамы. Холодно ли? Жарко? Больно? Страшно? Женька просто бежит вперед, сосредоточившись на движениях онемевших ног.

Она не понимает.

Позади остается Лисий холм, Женька продирается сквозь кусты орешника, падает на доски моста. Ей незачем перебираться на другой берег, нет смысла возвращаться домой, глупо – носиться вокруг деревни.

Что делать Женьке?

Она разглядывает небо. Облака красивы, но наивны. Беспечно играют друг с другом в белоснежное лего, хотя безжалостная синева в любую секунду может их растопить. Навсегда.

Женька переворачивается на живот, резко опускает лоб на корку застывшего на мосту льда. Анестезия не подводит.

Пустота.

Женька безразлично закрывает глаза.

Она не понимает.

Мама – предательница. Предатель – Андрей. Разве возможно такое в мире, где Женька целует мокрые носы собак и раскрашивает вместе с Тошкой желтыми цветами спинки скамеек?

Ты глупая, глупая, глупая! Им нет дела до твоих цветов, носов и счастья! Нет дела до папы. До верности – нет дела…

А еще – знаете, что ужасно? Женька поняла, что ждет ее внутри конюшни, еще до того, как потянула на себя дверь. Она даже прорепетировала в голове презрительную фразу, которой наотмашь ударит маму.

Но случайно потеряла всю себя, увидев их вместе…

Она не поймет никогда.

…Что-то тяжелое и большое опускается на спину Женьки. Крепкие пальцы обхватывают ее плечи, отрывают от скользких досок. Колдун поднимает Женьку, плотно запахивает вокруг нее полы длинной лохматой шубы. Мех еще хранит жар хозяина – Женьку пропитывает чужое тепло. Через мгновение ее сотрясает озноб – оттаивает замерзшее тело. Женька смотрит на старика. Тот печально качает головой и дотрагивается до ее лба, показывает Женьке кровь, окрасившую его пальцы.

– Ты снова замерзла…

Женька хочет ощупать рану, но задевает ладонью свою мокрую щеку, понимает, что уже давно плачет – в слизи соплей и слез все лицо.

– Я же знала, что они там будут! Я знала, что она обманывает папу! Я их убить хочу! И Андрея! Маму…

Женька упивается этой жгучей яростью: наконец, она снова может чувствовать, как сильно ненавидит маму и Андрея. Но вместе со злостью на Женьку обрушивается остальное: одиночество, саднящая боль разодранной кожи, отчаяние… жалость к папе.

И она уже скулит, уткнувшись в старческую грудь: он же ее любит больше всех в жизни, он же парализован, он для нее только и учится говорить, она не знает, а он уже может вставать, теперь он не захочет продолжать, он ни за что не поверит, что она так смогла, они увезут ее от него, увезут из Лисичкино, сдадут в интернат…

– Я правда их ненавижу.

Женька вдруг видит, как вдалеке – в начале дороги – возникает тонкий мамин силуэт. Мама идет очень быстро, почти бежит, спотыкается то и дело. За ней следует Андрей.

При очередной угрозе падения Андрей подхватывает маму. И больше не отпускает ее локоть.

– Ненавижу.

Женька вырывается из рук старика.

Падает на лед не успевший согреть ее мех.