Там точно есть любовь

Глава 35. Катя

Катя наваливается грудью на перила моста. Внизу бугрится заледеневшее месиво реки. Где-то в толще серых разводов каждую секунду зарождаются трещины. Скрытые от людского взгляда, они хрустко нашептывают друг другу сказки о Неизбежности.

Каждый день Катя напряженно вслушивается в их болтовню.

Ритуальное свидание с врагом. Так жертва преступления неделю за неделей ходит в здание суда, болезненно желая вновь видеть лицо своего мучителя. Наслаждаться Его проигрышем. Хмелеть от Его слабости.

Вновь испытывать боль.

Безмолвно вопрошать: почему меня?

Но, возможно, все и не так.

Может быть, совершенно иная сила притягивает тебя, Катенька, к реке. Не месть – родственные узы. Ведь сестры ледяных трещин уже обосновались в твоем сердце, дорогая. Слышишь их возбужденный смех? Слышишь. Река ли, чувства ли… Неважно. Рано или поздно любая гладь (коль поселились в ней Трещины) разрывается бурным потоком.

…и знаешь что? Калечат ледяные волны всегда невинных, простодушно осмелившихся довериться замерзшей реке…

Хватит! Сегодня Катя здесь – по другой причине. Наконец-то набралась мужества поблагодарить колдуна. И вот возвращается с того берега, тасует в голове странные минуты своего паломничества.

Катя отворачивается от реки и делает еще несколько шагов по крепко сколоченным доскам. Невероятно, как Андрею удалось с такой скоростью организовать строительство моста: уже на третий день нового года соединились разомкнутые морозом берега. Почти сразу по мосту заструился прерывистый ручеек невесть откуда взявшихся чужих людей. Еще бы – чудом открылась дорога к Великому Лисичкинскому Колдуну.

Живое НАД замерзшим. Так и надо. Молодец, Андрей.

Молодец, Андрей, молодец, мой Андрей.

Катя закусывает прорвавшуюся улыбку. Самодовольство, конечно, но… Как приятно осознавать, что этот всемогущий богатырь-богатей готов в лепешку расшибиться, выполняя твой случайный каприз.

Позавчера, во время утренней прогулки, Катя рассказала Андрею, как случайно оказалась свидетельницей Наташкиной игры на ксилофоне.

– Ты знаешь – это запредельно было. Я и не подозревала, что из этой штуковины можно такие звуки извлекать. Такая искренняя музыка. Она точно профессионал. Сто процентов! Вот бы услышать, как она на настоящем инструменте играет…

– Ну, вообще-то, Кэти, ксилофон – это настоящий инструмент. В восемнадцатом веке, допустим…

– Ай, ну Андрей! Не умничай. Ты же понял, про что я. Пианино там, например… Рояль.

– Понял, понял! Никогда не дашь знаниями похвастаться. Ладно. Привезу вам. Пианино, например. Или рояль… Интересно, есть гусеницы для грузовиков? Не знаешь, а? Снег слегка мешает.

– Андрей, ты что! Не дури! Я не это имела в виду!

В ответ Андрей потешно заткнул уши, звонко хохоча над ее испугом.

Катя никак не может объяснить себе, почему так радуется смеху своего… друга. Ничего примечательного в веселье Андрея нет. Обычный смех, звонкий, отрывистый, резкий довольно. Разве что – вот это? Он так смешно морщит нос перед тем, как засмеяться: малыши подобным образом удерживают в себе хихиканье во время игры в жмурки. Впрочем, Андрей-то никогда не сдерживается, хохочет от души, до слез в глазах, заражая своей пузырящейся дуростью окружающих. Воплощенная радость жизни, силы, уверенности в себе. Он все делает по полной: до стонов наслаждается едой, смотрит взапой глупейшие фильмы, азартно сражается с Костей за шахматной доской.

У Кати перехватывает горло. Откуда ни возьмись приступ кашля: давится, захлебываясь соплями и слюной. Слишком задержалась она на Андрюшином мосту. Здесь ветрено – вмиг наглотаешься холодного воздуха и дурных видений.

Катя торопливо спрыгивает на берег. Увязая в сугробах, привычно спешит затолкать в глубь сознания мысль о мужчине, который в один жаркий день лишился и силы, и уверенности, и радости.

Разом.

Да что за вечное самобичевание? Не ты же виновата в болезни Кости, в самом-то деле? И, кстати, Катенька (если что), ты никого не предаешь. Посмотри! Дело разваливается на глазах, нет состава преступления. Не запрещено дружить с мужчинами. А Андрей – лишь друг твой. И точка.

(…и еще стресс в больнице, навсегда запечатавший вкус его рта на твоих губах…)

Мне нужна лишь капля отдыха, дайте выдохнуть! Непросто здесь в глуши: страшно и одиноко. Толику веселья! Пожалуйста! Я – честно – не буду жадничать!

Раньше Катя не переваривала психологов с их модными рассуждениями о важности индивидуализма. Человек в ответе только за собственное счастье. Дела других – оставьте другим. Мальчики с оранжевыми шарфами водятся лишь на далеких астероидах. Выдворим их за скобки, вместе с колючими растениями и привязчивыми животными. Катю тошнило от удобства этой культивируемой новым миром «честности»: святым личным границам нынче разве что свечи в храмах не ставят.

Упиваясь своей правотой, она громогласно пускалась в рассуждения: «Как? Костик, ну как можно думать только о своем этом малюсеньком счастьице? А рядом будет страдать… Ну… любимый твой, например? Если все займутся лишь собой, общество же развалится? Нет разве? Мы же социум, мы созданы поддерживать друг друга!» Костя подшучивал над жаром обличительных речей жены: «Родная, тебе бы на митинг по защите обязательств, перевернула бы мир. Обратно». Катя не обижалась – прекрасно знала, на чьей стороне муж.

Мир они бы раскручивали вместе.

Вот только Костя стал инвалидом. И женой инвалида – Катя.

Концепция «личного счастья» перестала казаться лишенной смысла, Катин максимализм сдавал позиции. И да, она устала. На краю истощения так соблазнительно признать, что первым кислородную маску надо надеть на себя.

(…вот ты и снова про эту маску… Повторяешься, милая, что, зацепила метафора?)

Катя маску надела. Вновь. Тут же захлебнулась счастьем: вернулся друг – и опять ею стали восхищаться, ее СТАЛИ БАЛОВАТЬ. Ежедневные утренние прогулки с Андреем заряжали день: Катю больше не пугали ни дрова, ни дойки, ни бесконечный лед на крыльце. Быт превратился в забавное деревенское приключение, Катя полюбила смешить Андрея рассказами о своих «трудовых буднях». И, если уж честно, «будни» потекли гораздо легче, когда в Катино хозяйство властной рукой вмешался «отельер-миллионер». Андрей игнорировал Катины отказы от помощи – Катя окончательно перестала отказываться.

Теория психологов работала блистательно: подпитав батарейки, Катя начала заряжать радостью других. По утрам веселее заулыбалась Наталья Михайловна, развернул плечи старый учитель, оттаяла Женька.

Еще в больнице Катя поспешила убедить дочку перестать бояться издавать звуки. Катя подробно рассказала ей о видах инсультов, их причинах, о процессе образования тромбов в сосудах. Старалась дать Женьке исчерпывающую информацию (сама-то за последние полгода едва ли не специалистом в области неврологии стала): больше фактов, больше, больше – чтобы в голову ребенка отныне не вместились никакие псевдонаучные допущения. Дочь выслушала сумбурную лекцию внимательно, но ни одного уточняющего вопроса маме так и не задала. Смотрела серьезными глазами (как же она похудела!), не отрываясь. И молчала.

А заговорила Женька с мамой совсем недавно: Катина дружба с Андреем уже вовсю возобновилась к этому моменту. Как-то после обеда Женька подошла к Кате и просто сказала:

– Мам, мне кажется, Пегой надо давать скорлупки яиц. Я читала, что собакам нужен кальций, если у них проблемы с лапами. Она же устала тогда со мной, когда бежала? Только их надо в кофемолке перемалывать.

Катя сумела выдавить: «Конечно, родная. Отличная идея». Прижала Женьку, пряча от дочки лицо. Зажмурилась. Ухитрилась не заплакать.

Возможно ли, что Женькин голос вернулся именно тогда, когда твоя жизнь вдруг наполнилась счастьем?

Совпадение?

Мать с ребенком созданы обмениваться друг с другом энергией жизни – этот навык оттачивается в первые девять месяцев их совместного существования. Катина энергия слишком долго стояла на стопе – Женька была обескровлена.

Ожила Катя – наполнилась дочь…

Ну, или… лекция помогла.

Катя пинает сугроб: освобожденный морозом снег весело рассыпается. Катя любуется радужным переливом снежинок. Бриллиантовый пух.

Какую же глупую кличку Андрей ей придумал… Что это за «Кэти»? Случайная любовница французского военного. Пошлость. Пошлость. Катя каждый раз с нетерпением ждет, когда он вновь переиначит ее имя. Вечерами она мурлычет смешное словечко себе под нос: кэти-кэт. Котенок. Ох уж эти прозвища. Шифр, понятный двоим.

Перестань улыбаться.

Обратила внимание, как редко ты теперь сталкиваешься с Костей? С Костей! Твоим парализованным мужем? Даю подсказку: он избегает тебя, Кать.

После Женькиного возвращения из больницы Костя стал почти незаметен: полностью исчезли его утомительные ребяческие капризы и раздражительность. Перестал требовать внимания наш Костик. Ни мычания радостного, ни гуканья призывного – домашние давно научились разбирать «речь» больного, но он вдруг перестал общаться. За исключением вечерних игр с Андреем в шахматы, Кости будто нет в доме. Почти нет.

А впрочем, порой Катя вроде бы чувствует Костин взгляд. Оглядывается (воровато?). Каждый раз видит, как тот разгадывает очередной кроссворд.

В прошлую среду Катя не выдержала, села на пол рядом с Костиной коляской, обхватила тощие колени: «О чем ты думаешь все время? Почему отворачиваешься от меня? Почему молчишь? Только Женька заговорила. Теперь вот ты молчишь…» Костя нежно отвел волосы с Катиного лба, хотел щелкнуть ее по носу, промазал. Улыбнулся.

Она не смогла улыбнуться в ответ.

Поделилась страхом с Андреем. Вдруг у мужа ухудшение? Костик жутко переживал за здоровье Женьки, это могло спровоцировать новый удар. Что, если его речь и вовсе пропала? До этого была дизартрия. Ну, это когда звуки неправильно артикулируешь, слоги путаешь, а внутри сам с собой хорошо разговариваешь… То есть сохранность некая. А если все изменилось в худшую сторону?

Андрей поспешил прервать сбивчивый поток ее страха.

– Кэти! Стоп. Стоп! Успокойся! Все с Костей хорошо! Правда. Он намного лучше стал говорить. Точно знаю.

– Как – знаешь?

– Когда я к вам третьего вечером пришел – помнишь? – ты ушла чай ставить на кухню… Костя подъехал ко мне, протянул руку. Он очень понятно сказал: «Спасибо за дочку». Правда, понятно! Я почти сразу все разобрал, слегка звуки лишь смазались. А он же вообще не говорил слова раньше.

– Говорил!

– Прости. Ну ты поняла… Так что: все с ним нормально. Не волнуйся. Просто настроение. Все переволновались. Отходняк.

«Отходняк». Наверное.

Или просто Костя – почему-то – больше не хочет разговаривать со своей женой.

С тобой.

Едва вернувшись из центра, Катя и сама бросилась благодарить соседей. Снежной ночью лисичкинцы совершили невероятное – каждому она обязана жизнью Женьки. Как же Катя их благодарила! Вот только никто ее «спасибо» и слышать не хотел. Буркнула невнятно сердитое Анна, отмахнувшись, улизнула обратно в мечтания Наташа, смущенно отвернулся Олег. Вика же виртуозно обратила встречу в фарс: вместо подготовленной благодарственной речи Катя разразилась смехом, сказались нервы. К Антону с разговорами о реке Виктория и вовсе запретила подходить: закрыли тему, Катюх, не надо ему про это, только в себя парнишка пришел…

Оставались Пегая и жуткий старик с противоположного берега, колдун, заставивший заново забиться дочкино сердце.

Пегая болела: подгоняя упряжку, овчарка в азарте не заметила преграду – обледеневший выступ поваленного дуба вывернул ей левое бедро. Задняя лапа распухла так, что, по рассказам Натальи Михайловны, перебинтовывая собаку, Анна лишь материлась. Оказавшись дома, Катя захотела сама лечить Пегую, Анна не стала возражать, показала, что делать.

Впервые закрепив край эластичного бинта на черной лапе, Катя разгладила дрожащими пальцами проволоку шерсти и неожиданно разрыдалась. Целовала жесткую морду, не могла остановиться. Пегая, спасибо, спасибо, спасибо, ты моя собака, самая лучшая собака, нет таких собак больше в мире, самая умная собака, ты Женьку спасла, собака, спасибо, собака, никому тебя не отдам, самая красивая собака, я вылечу тебя, хорошая моя собака, спасибо, храбрая собака… Пегая слушала внимательно и серьезно, хвостом не виляла – давала выговориться. Наконец Катя почувствовала облегчение – она и сама не подозревала, насколько ей было необходимо ПОБЛАГОДАРИТЬ кого-то за ту ночь. Когда хозяйка замолчала, собака с усилием поднялась, качнулась вперед и всем телом плюхнулась на Катины колени.

Так они и сидели. Долго.

У колдуна было странно. То ли хижина, то ли большая пещера. Скит? На сводах стен грубо сколоченные полки в несколько рядов. Кособокие этажерки, разномастные столы. Все поверхности заставлены деревянными скульптурами. Кате показалось, что в просторном жилище колдуна разместились не меньше тысячи выструганных статуэток. Если бы не гигантский отороченный коричневым мехом бубен, захвативший центр зала, это место можно было бы принять за мастерскую талантливого резчика. Деревянные фигурки завораживали неким порывом, оживляющим их лаконичную форму.

Катя замерла перед двумя скульптурами, размещенными рядом с бубном, отдельно от остальных работ. На плоском сером валуне, повернувшись друг к другу, светились золотом ясеня лисица и беременная женщина. Лицо будущей матери было детским и нежным, ее губы приоткрылись, будто в изумлении перед чудом. Лиса доверчиво протягивала узкую морду, чутко развернув вперед острые уши. Катя смутилась, почувствовав себя лишней рядом с ними.

– Как красиво. Как живые. Это вы сами вырезали? Можно я…

Кате очень хотелось дотронуться до фигурки женщины, возможно, чтобы прогнать наваждение, почувствовать шершавую твердость древесины: не тепло кожи…

– Не надо.

Ответил резко, даже подался вперед, защищая от Кати камень со статуэтками.

– Простите, я не хотела вас…

– Все в порядке. Ты можешь трогать все остальные. Хочешь – забери себе любую, которая глянется.

Катя покачала головой, ее не интересовали «любые».

– Я на минуту буквально. Хотела поблагодарить вас за…

– Через целую реку перешла – и на минуту? Расточительно. Хотя тебе сейчас и не надо. Ты ко мне позже придешь. Приходи. Я буду тебе рад. А дочку твою не я спас, а ее друг. В первую очередь – он. Потом собаки.

– Антон, да. Я знаю, он за ней в реку полез.

– Видела уже Лису?

– Э-э-э… лису? Н-н-нет. Я, если честно, не очень-то во все это…

– Увидишь. Рано или поздно увидишь. Когда пелена счастья сойдет.

Ответных слов Катя подобрать не смогла, почему-то опустила глаза, ошпаренная стыдом. Старик вдруг ласково погладил ее по плечу.

– Все хорошо, милая. Все у тебя хорошо. Будет хорошо. Живи. Ведь ты живая. А правду ты найдешь. Она рядом.

Наверное, и ходить к нему не стоило. Этому сумасшедшему старику, как и всем, вообще не было нужно Катино «спасибо». Пробираясь вдоль реки, Катя разрешает себе вернуть радость. Прочь, тревога о Косте, ну его, этого безымянного колдуна… Ярко светит солнце, выздоровела дочь, подруга внезапно решила закатить грандиозную вечеринку. Андрей. Катя будет счастливой. И все тут.

Потом – разберемся.

Праздновать «Новый год по лунному календарю» Виктория решила «за неимением других сподручных праздников в ближайшие дни».

– Ты пойми, подружка, – жарко доказывала она Кате вчера вечером, – нам срочно нужна вечеринка. Это пиар-ход! Ты же сама мне это кафе сосватала, надо теперь его рекламировать. Как кому? Всем! И не говори мне, что тебе самой зажечь не хочется, киска-котенок наш городской! Мы же толком ни Новый год не отметили, ни Рождество, ни старый! Теперь оторвемся, закатим двадцать шестого такую гулянку – окрестности запляшут. Обещаю!

Катя отшучивалась, с каждым следующим словом Вики все больше и больше увлекаясь идеей праздника.

Вот и сейчас она ускоряет шаг, пожалуй, даже домой заходить не будет, сразу пойдет в кафе, узнает, не отказалась ли на свежую голову Вика от своей затеи.

Катя усмехается, осознав, с каким трепетом она предвкушает тепло и уютные запахи магазина подруги.