Все молчали, пока Юпитер, забрав револьвер Деметриеффа, обыскивал генерала, у которого, кроме пистолета Фэрьера, нашел второй, поменьше, но такой же смертоносный.
— Запри пистолеты в кладовой, а ключ отдай мне, — распорядился Гончар.
Юпитер запер пистолеты, Гончар положил ключ в карман, скрытый в складках его балахона и позволил себе прислониться к шкафчику.
Только тогда Элоиза Добсон заплакала.
— Ну, успокойся, милочка, — сказал Гончар. — Все уже позади. Я глаз не спускал с этих негодяев все это время и не позволил бы им пальцем до тебя дотронуться.
Миссис Добсон встала и подошла к Гончару. Он отдал дробовик Юпитеру и обнял ее.
— Я понимаю, понимаю, — сказал он, засмеялся и слегка отодвинулся, чтобы она могла увидеть его длинные волосы, бороду и балахон, теперь уже далеко не белоснежный. — Ты немножечко ошарашена, а? У кого еще есть такой отец, как Александр Гончар.
Миссис Добсон кивнула, потом помотала головой и снова заплакала.
Генерал Калюк сказал что-то на том странном напевном языке, который слышали Юпитер и Боб, притаившись под окнами «Вершины».
— Нет уж, говори по-английски, — сказал ему Гончар. — Я столько лет не слышал родной речи, что уже плохо ее понимаю.
— Поразительно! — заметил генерал.
— А это кто? — спросил Гончар, кивая на злополучного мистера Фэрьера, который, скорчившись на стуле, все еще зажимал раненную кисть.
— Полное ничтожество, — ответил генерал. — Обыкновенный вор.
— Его фамилия Фэрьер, дедушка, — сказал Том Добсон. — Юп думает, что это он пытался нас напугать, чтобы мы отсюда уехали.
— Напугать? Каким образом?
— Трижды, — ответил Юпитер Джонс, — в доме появлялись огненные следы. Три обуглившихся отпечатка вы можете увидеть у двери в кладовую, а два — у двери в подвал. Есть еще три на лестнице.
— Ого! — сказал Гончар. — Огненные следы? Вы хорошо подготовились, мистер Фэрьер, и узнали про наше фамильное привидение. Юпитер, а почему у него рука в крови?
— Генерал Калюк стрелял в него, — ответил Юпитер.
— Так-так. И я верно понял? Этот субъект забирался в дом, чтобы пугать мою дочь и внука?
— У вас нет доказательств! — буркнул Фэрьер.
— У него ваши запасные ключи, — сказал Юпитер.
— Пожалуй, нам следует вызвать начальника полиции! — заявил Гончар. — Элоиза, милая моя, об этом я даже не подозревал. Я так опасался, что Калюк может напасть на тебя, что за своим домом не следил.
Генерал посмотрел на Гончара с некоторым почтением.
— Я не ослышался, Алекс? Ты следил за мной?!
— Я следил за тобой, а ты — за моей дочерью.
— Могу ли я спросить, мой старый друг, где ты провел эти три дня?
— На чердаке гаража во дворе «Вершины», — ответил Гончар. — Двери гаража заперты, но в северной стене есть окно.
— Ах, так! — сказал генерал. — Боюсь, к старости я становлюсь небрежен.
— И весьма, — добавил Гончар. — А теперь, Юпитер, начальника полиции Рейнольдса вызовем, чтобы их всех убрали из моего дома.
— Минутку, Алексис, — перебил генерал. — Остается вопрос о кое-каких драгоценностях, которых их законные владельцы лишились много лет назад.
— Законные их владельцы — Азимовы! — возразил Гончар. — И мой долг беречь эти драгоценности для них!
— Их законный владелец — народ Лапатии! — отрезал генерал. — Азимовых больше нет.
— Ты лжешь! — вспылил Гончар. — Николая во дворце не убили! Мы бежали вместе. И уговорились встретиться в Америке. Я посылал ему нужные сведения. Я ждал и жду!
— Бедный Алексис! — вздохнул генерал. — Ты прождал всю жизнь, и напрасно. Николай даже до вокзала не добрался. Его узнали. — Он достал из внутреннего кармана фотографию и протянул Гончару.
Гончар всматривался в нее почти минуту, а потом крикнул лапатийскому генералу:
— Убийца!
Генерал забрал у него фотографию.
— Решал не я, — сказал он Гончару. — Его высочество был моим другом, не забывай.
— И ты со всеми своими друзьями обходишься подобным образом? — спросил Гончар.
— Ничего нельзя было сделать, — сказал генерал. — И, пожалуй, тут есть своя справедливость. Начало Азимовых было в крови, и конец им пришел в крови. Но он пришел, Алексис. А ты? Всю жизнь ты протратил на ожидание. Ждал за запертыми дверями. Прятался в бороде и балахоне полоумного отшельника. Жил вдали от своей семьи. Насколько я понял, твоя дочь выросла без тебя?
Гончар кивнул.
— И все ради короны! — продолжал генерал. — Ты вытерпел все это ради короны, которую некому носить.
— Чего ты хочешь? — спросил Гончар после долгого молчания.
— Вернуть корону в Мадангоф, — ответил генерал. — Там она будет выставлена в Национальном музее. Это ее законное место. Народ хочет видеть ее там. Как обещали ему генералы столько десятилетий назад.
— Не обещание, а насмешка! — воскликнул Гончар.
— Не спорю. Не спорю. Сам я был против, но Любасский настоял, а едва жест был сделан, путь назад был отрезан. Иначе мы потеряли бы народное доверие.
— Лжецы! — закричал Гончар. — Убийцы! Как смеешь ты говорить о народном доверии!
— Я старик, Алексис, — сказал генерал. — Как и ты. Народ Лапатии счастлив, поверь мне. Он счастлив. Так ли уж сильно любили Азимовых? А теперь Азимовых больше нет. Чего ты достигнешь, если откажешь мне? Станешь вором? Не верю! Корона у тебя. Ты поклялся, что будешь хранить ее вечно. Поэтому я и приехал. Отдай ее мне, Алексис, и расстанемся друзьями.
— Друзьями? Никогда, — ответил Гончар.
— Ну так хотя бы не врагами, — умоляюще произнес генерал. — Забудем цену, которую уплатили мы оба.
Гончар молчал.
— Ты же не присвоишь ее! — продолжал генерал. — Алексис, у тебя нет выбора. Где для нее найдется место кроме Мадангофа? И подумай, какими будут последствия для тебя, если станет известно, что она находится в твоих руках. А последствия для Лапатии? Я не предсказатель, но могу их вообразить. Недоверие, беспорядки, возможно, революция. Алексис, ты хочешь, чтобы разразилась еще одна революция?
Гончар вздрогнул.
— Хорошо. Сейчас я ее тебе принесу.
— Она здесь? — спросил генерал.
— Да, здесь, — ответил Гончар.
— Мистер Гончар… — сказал Юпитер Джонс.
— Что, Юпитер?
— Можно, ее принесу я? Она ведь в урне, правда?
— У тебя есть голова на плечах, малый! Да, она в урне. Ладно, принеси ее.
Юп вышел из кухни, и все хранили молчание, пока примерно, через минуту он не вернулся и не положил на стол что-то, завернутое в мягкую ткань.
— Можешь развернуть, — сказал Гончар.
Генерал Калюк кивнул.
— Конечно, вы все сгораете от любопытства.
Юпитер размотал ткань и откинул ее. На кухонном столе Гончара лежала великолепная корона из золота и ляпис-лазури, завершавшаяся большим рубином, на котором алый орел в беззвучном клекоте разевал два эмалевых клюва.
— Королевская корона Лапатии! — воскликнул Боб.
— Но… как же так? — с недоумением спросил Пит. — Я думал, она выставлена в музее в Мадангофе!
Генерал встал, глядя на бесценную корону почти с благоговением.
— В Мадангофе выставлена копия, — объяснил он. — Прекрасная копия, хотя сделал ее не Керенов. Вероятно редкие специалисты вроде этого… этого Фэрьера, могли заметить подмену. Однако тайна соблюдалась надежно. Хранится корона, естественно, под колпаком из толстого стекла, а окружающий ее барьер отодвинут далеко. Так что рассмотреть ее с близкого расстояния никто не может. А не так давно один фотограф даже получил позволение снять ее для своей книги. Он специалист фотограф, а не ювелир, и мы дали ему разрешение.
Генерал принялся заворачивать корону в длинную полосу ткани.
— Все так и останется в тайне, — сказал он. — Только теперь в Мадангофе будет выставлена подлинная корона.
— Это почему же вы уверены, что история с подлогом не выплывет наружу? Сколько свидетелей ее слышало! — мрачно буркнул Фэрьер.
— Кто поверит вору? — отозвался генерал. — Можете кричать об этом, сколько душе угодно.
Он взял корону со стола и протянул руку Гончару. Гончар отвернулся.
— Ну что же, Алексис, — вздохнул генерал. — Больше мы не увидимся. Желаю тебе счастья.
Худощавый неулыбчивый мистер Деметриефф вышел следом за генералом.
— Юпитер, — сказал Гончар, — вызови полицию.