Конец августа 1775 г. от Сошествия
Часовня Патрика (Земли Короны)
Мира одной из первых заметила полки Адриана.
В Часовне Патрика не так уж много покоев, подходящих для императрицы. Ранее комфортом ее величества заведовал министр двора, теперь эту роль взяли на себя леди Лейла и Инжи Прайс. В поисках ночлега для Минервы они обошли весь городок. Фрейлина добыла целый этаж в доме леди-бургомистра. Парочка нашел комнатенку пожарного смотрителя внутри башни ратуши. Размером она немножко превышала беличье дупло, зато имела по окну на каждую сторону света и находилась выше любой из городских крыш. Владычица, не колеблясь ни вдоха, поселилась в дупле. Сидя на подоконнике с неизменной чашкой кофе, она и заметила войска. Голова колонны показалась из-за яблочного холма. Гигантская серо-бурая гусеница с севера подползала к Часовне Патрика. А за другим окном Мира видела Ханай. Десять кораблей верного ей флота подошли еще вчера и неудобно столпились у маленького причала.
В ее дверь постучал Ворон Короны:
— Ваше величество, позвольте изложить просьбу.
— Когда Адриан будет здесь? — вместо ответа спросила Минерва.
— После полудня.
— Поезд все еще неисправен?
Ворон погладил себя по груди:
— Конечно! Будьте спокойны: что я поломал, то быстро не починится.
— Благодарю вас. Второе поручение исполнено столь же успешно?
— Разумеется, ваше величество. Нужные люди оповещены самым изящным способом. На такую приманку не смогут не клюнуть. Так вот, на счет моей просьбы…
— К ней вернемся позже. Начнем с военного совета.
Здание ратуши занимала свита Минервы и лазурные роты. Роберт Ориджин развернул свой батальон на рыночной площади перед часовой башней. В самом центре лагеря стояла святая святых — шатер с императорской казной. Две дюжины кайров несли вахту, четыре дюжины стрелков дежурили на крышах. Сам Роберт Ориджин ночевал в шатре с казною.
Когда владычица вышла на площадь, кайры уже знали о подходе неприятеля.
— Ваше величество, нужно обсудить план действий.
— Буду рада.
— Враг приближается с севера силами четырех полков: три искровых и один рыцарский. Время на подход и развертывание — примерно десять часов. К вечеру он будет готов начать штурм. За врагом подавляющее превосходство, но мы занимаем очень выгодную позицию. По флангам — крутые холмы, в тылу — Ханай, линия фронта коротка и защищена стеною. Данный город отлично подходит для обороны. Поезд будто нарочно выбрал место, где сломаться.
Мира и Ворон обменялись взглядами.
— Что же вы предлагаете, Роберт?
— Я разделю батальон надвое и буду оборонять холмы. Они круты, у нас в достатке арбалетов и болтов, это сведет на нет преимущества искровой пехоты. А вашей лазурной гвардии предлагаю занять стену. При надобности мы поможем перекрестным обстрелом с холмов.
— Как долго сможем продержаться?
— Сколько решит Агата.
— Скорее всего, нас окружат и возьмут в осаду. Через день или два Адриан подгонит свой флот и замкнет кольцо со стороны реки. Не кажется ли вам, что шансы слишком малы?
Роберт пожал плечами:
— Ага.
— И вы… действительно готовы сражаться за меня?
— За вас и против Адриана.
Мира оглянулась на свиту. По выражениям лиц читалось многое. Уитмор и Шаттэрхенд прятались за каменными масками. Леди Лейла недвусмысленно смотрела в сторону Ханая, пока еще открытого для бегства. Парочка пыхтел в усы и косился на шатер с казной. Ворон мял в руках листок с прошением, а Нави и вовсе не было: он прятался в своей кофейне, подальше от Светлой Сферы, хранимой в казне. Иными словами, биться против Адриана хотел один лишь Роберт. Мира поклонилась ему:
— Благодарю за верную службу. Но, боюсь, вы забыли два обстоятельства. Первое: вы служите казначеем, а не генералом. И второе: при безнадежном положении герцог Эрвин велел вам отступить.
— Безнадежность — спорный вопрос. Надежда умирает последней.
— Не сегодня, милорд. Я прошу вас отойти. Пока Ханай не перекрыт силами противника, грузитесь в корабли и отчаливайте.
— А вы? — уточнил Роберт.
— Останусь с одной лазурной ротой.
— Намерены сдаться? — На лице северянина появилась брезгливость.
— Согласно моему указу, столица временно переносится в Первую Зиму. Доставьте казну туда. Я прибуду несколько позже.
— Бывает… — выронил Роберт. И повторил с иной интонацией, радостно: — Бывает же!
— Позвольте вмешаться, — подскочил Ворон Короны. — Ваше величество, у меня срочное прошение. Нужно уладить, пока флот не отчалил… Я хочу уйти на покой.
С поклоном он подал Мире прошение об отставке от должности, составленное строго по форме. Сделалось грустно.
— Ворон, вы все-таки решились… Очень жаль. Мне будет не хватать вас.
— Это взаимно, владычица. Мы с вами хорошо поладили… И боюсь, Адриан этого не простит. Шея у меня так и чешется. Пока петлю не накинули, лучше уйду в тенек.
— Но вы можете поехать в Первую Зиму вместе со мною!
Ворон скривился:
— У меня о ней дурные воспоминания. Меня там, изволите видеть, накормили фруктами. Чуть концы не отдал… Простите, владычица, север не для меня.
Печаль захлестнула Миру.
— Что же вы теперь?.. Куда?.. Затоскуете без службы!..
— Я сочинил себе одно приятное дельце. Изобрел вроде как новое ремесло — думаю, на него будет спрос. Коль уцелеете, приглашу в гости, покажу свою задумку. А если вернетесь в Фаунтерру — дайте объявленьице в «Голосе», и я к вам наведаюсь.
Со вздохом Мира раскрыла сумочку и выдала Марку прошенные им верительные грамоты, прибавила несколько крупных ассигнаций. Этого было мало, хотелось дать что-то еще, для памяти. Она сняла с волос алмазную заколку, вложила в руку Ворону. Обняла.
— Не забывайте меня, сударь…
Северяне грузились в корабли. Это оказалось тягостным зрелищем. Кайры настроились дать бой Адриану, и приказ об отступлении привел их в тоску.
Они забрали с собой казну. Единственный реальный, весомый результат правления Минервы. Она вспомнила, с какою радостью отыскивала способы наполнить бюджет…
— Роберт, оставьте хоть немного.
Мира никогда не покидала покои без денег. В сумочке лежали сотни эфесов банкнотами и векселями, но то были средства с ее личного счета. Хотелось бы что-нибудь из казны.
— Сколько? — осведомился казначей.
Она показала на пальцах толщину пачки. Морщась от неудовольствия, он отсчитал заметно меньше, внес в книгу учета с пометкой: «Выдано по прихоти ЕИВ Минервы», дал подписать.
— Ваше величество, мы все-таки можем дать бой. У вас Перчатка Могущества. Соберем камни, бочки со смолою, вы сможете бросать их в неприятеля.
— Я дала клятву: не проливать крови солдат в борьбе с Адрианом.
Те самые полки, которым она клялась, развертывались за стеною. Нужно было предусмотреть в словах клятвы измену Серебряного Лиса… Но Мира не сделала этого, и теперь честь лишала ее права сражаться.
— Тогда уходите со мной. Потом кольцо замкнется, вы не пробьетесь.
— Я справлюсь, Роберт, ступайте. Слава Агате.
— Слава Янмэй.
Вместе с кайрами ушел и министр налогов со своими чиновниками, и агенты Марка. Владычица ощутила себя постыдно голой. Пропали войска, министерства, двор, казна; сохранилась лишь горстка гвардейцев. Довершая собственное обнажение, Мира отослала одну из двух лазурных рот. Предложила Шаттэрхенду и Уитмору выбрать, кто уйдет, а кто останется. К их чести, офицеры чуть не подрались за право защищать императрицу. Мира оставила Шаттэрхенда, услала Уитмора. Сотня мечей, Перчатка и Эфес — вот вся боевая сила.
А войска Адриана прибывали, выстраивая линию за линией. Там были рыцари и стрелки, искровые воины и осадные инженеры, флаги Короны и Южного Пути, и даже наемных бригад. Как для изгнанника, Адриан накопил неприятно много сил.
Леди-бургомистр Часовни Патрика с тревогой обратилась к императрице. Желала узнать, не готовится ли битва, и не стоит ли горожанам уйти за реку. Мира успокоила ее:
— Нет причин для волнения. Прибыл ваш коллега по цеху — новый бургомистр Фаунтерры.
— При нем так много воинов…
— Войска приведены для вашей же защиты. Я узнала, что Часовне Патрика грозит нашествие орды, и попросила бургомистра Адриана прислать несколько полков.
Градоправительница лишилась дара речи, когда осознала масштаб заботы: на каждого жителя городка приходилось примерно по два защитника.
Корабли с казной и Светлой Сферой отчалили от берега, и Мира послала за Натаниэлем. Он имел удрученный вид: проведя целые сутки в раздумьях, так и не нашел нового способа справиться с Паулем. Нави просчитал тринадцать стволов развития событий, которые делились на семь тысяч четыреста мелких вероятностных ветвей — и ни одна не вела к смерти узника Уэймара. Бледный и подавленный юноша тер кулачками красные глаза.
— Ступайте и поспите, сударь, — велела владычица.
— Я не усну, пока все не просчитаю! А вы усложняете мне работу. Куда вы отправили Ориджина? Когда он вернется — после того, как спрячет Сферу?
— Поспите! — приказала Минерва. — Тут не происходит ничего любопытного.
Нави с легким сомнением глянул через ее плечо — на полчища вражеской пехоты.
— Сударь, это всего лишь армия Адриана. Она не помешает вашему отдыху.
— Сколько полков?
— Четыре.
— Проклятье, я просчитывал пять!..
Нави зажмурился, ныряя в бездну вычислений.
— Отставить! — бросила Минерва. — Забудьте обо всем, пока не выспитесь!
Личико Нави напряглось сильнее. Теперь он пытался просчитать еще и действия владычицы.
— Уведите его и дайте снотворное, — попросила Мира леди Лейлу.
А сама обернулась к адриановым войскам. Кавалерия раздвинулась далеко на фланги, готовясь штурмовать холмы. Пехота приближалась к стене, закрывшись щитами. Каждая дюжина шагала обособленно, с заметным отрывом от соседей. Солнце садилось за спинами искровиков, зловеще полыхая на их шлемах. Судя по построению, Адриан знал, что у Миры нет конницы, но есть арбалеты. Знал и про Перчатку Янмэй… Он все знал, тьма сожри.
Минерва подозвала Инжи Прайса:
— Сударь, насколько помню, у вас очень острый глаз.
— Да уж, не жалуюсь.
— Прошу послужить целям разведки. Возьмите трубу и доложите обстановку во вражеском тылу, как можно глубже. Не бойтесь, я вас не уроню.
Она надела Перчатку Янмэй и бережно подняла Парочку четырьмя лучами. Сначала он сотворил спираль и завопил: «Боги святые, спасите!» Потом онемел, испуганно задрыгал ногами. А потом, уже в сотне ярдов над землей, одолел страх и начал наслаждаться. Покрутил головой туда и сюда, поглядел под себя, погрозил Минерве пальцем. Приставил к глазу трубу и стал вглядываться в даль. Мира видела, как тщательно Инжи подошел к задаче: не торопясь, шеренгу за шеренгой, он осмотрел адрианово войско, лагерь, обоз, рельсовую дорогу, поля за нею, горизонт за полями. Наконец, махнул: «Опускай!»
— Славная потеха, — сказал Инжи, коснувшись ногами стены. — Потом, когда попрошу, поднимешь еще разок?
— Что вы увидели? — спросила Минерва.
— Да уж увидел кое-что…
Его доклад придал Мире уверенности. И весьма своевременно, поскольку к стене приблизились вражеские парламентеры: знакомые офицеры из корпуса Серебряного Лиса.
— Каково быть перебежчиками? — крикнула им Минерва. — Совесть — не ослик: и не такое вывезет?
— Виноваты, ваше величество… — конь под офицером гарцевал, вынуждая всадника натягивать удила. — Мы принесли слово его величества Адриана. Он желает говорить с вами…
— Бургомистра Адриана? Я не вижу его среди вас.
— Он знает, что вы владеете Перчаткой Могущества, и хочет гарантий. Поклянитесь, что не причините ему вреда и не примените против него Предмет.
— Я уже поклялась кое в чем: беречь головы своих солдат. Правда, не учла, что мои солдаты переметнутся к самозванцу. Как полагаете, клятва распространяется на этот случай?
— Слово Несущей Мир — тверже стали! — быстро ответил офицер. — Поэтому Адриан готов довериться вам и подойти для разговора. В противном случае он начнет атаку.
Минерва положила руку на Эфес.
— Хорошо. Клянусь Янмэй Милосердной, что не причиню вреда бургомистру Адриану во время нашей с ним беседы.
Офицеры ускакали обратно. Парочка хитро подмигнул:
— Моя школа, детка! Здорово ты поклялась: во время беседы не причинишь, а вот после нее…
— Здесь нет хитрости. Я действительно хочу с ним поговорить.
Адриан отделился от полков и двинулся к стене, окруженный блестящим квадратом рыцарей. Как только Мира разглядела его, сердце сжалось до боли.
Тот самый Адриан. Как много его в памяти!..
Я искра, ваше величество, что бы вы ни думали. Бал, Вечный Эфес в ножнах — клац-клац. Вот этот Эфес, что теперь на моем поясе. Девичий хохот, сильные мужские руки. Клуб девиц, увлеченных Адрианом…
Он скакал, вились по ветру вымпела, рыцарские кони сотрясали землю. Воспоминания вспыхивали с каждым ударом копыт.
«Только для вас, миледи, и только сегодня: правила отбора невест!» Чудесная Ребекка, красавица Аланис, по уши влюбленная Валери. И никому неизвестная провинциалочка — я. Но я-то всех умней. Настолько умней, чтобы все-таки сыграть. Я найду убийцу и спасу Адриана, и тогда… Святые боги, как давно это было! До чего я стара в свои девятнадцать!
Тогда, младше на целую жизнь, я была так глупа, чтобы выиграть. Села за стол и разбила его на глазах у двора. Он улыбался, а шут хвалил, и я бы душу отдала, чтоб этот миг тянулся вечно. Тьма, как давно! Тогда я умела таять от одного теплого взгляда…
Адриан приближался. Он правил конем одной рукою, с дерзкой небрежностью, а второй придерживал эфес меча. Красивый, надменный, как тогда. Пожалуй, еще красивее.
Я мечтала о нем. Зачем врать себе? Мечтала в день, когда он выбрал другую. Мечтала, когда умирала от яда, с лопаткой в руке, ковыряя сырую землю. Сколько мне осталось? Наверное, дня два. Что я успею? Прорыть полтора фута и тысячу раз вспомнить Адриана. Мечтала, когда вышла на свободу. Первый луч солнца в глаза, и первая же мысль — о нем. Теперь я свободна, и все может сбыться!.. Инжи Прайс сказал: «Ты ж высокородная, как митра на епископе», — и я подумала: да, так и есть! Я — янмэянка высшей пробы, так почему нет?
Серый, туманный Уэймар; смертельные тайны подземелий. Слова леди Ионы: «Ваш любимый сжег заживо прошлую невесту». Слова графа Виттора: «В столице вас казнят за сговор и обман». Я смеялась над абсурдом. Это же Адриан — добрый, справедливый, милосердный! Итан с Шаттэрхендом спасли меня, и я знала: это он их послал. Он — моя защита и путеводная Звезда. Есть лишь одна Звезда в небе!
Солнце склонилось так низко, что било в глаза, выжимая слезу. Времени осталось лишь на один разговор, потом стемнеет.
И Мира подумала: а сколько слез я о нем пролила. «Ваше величество»… Эти слова, обращенные ко мне, стали самым страшным звуком в жизни. Нет, вторым после звона тетивы, убившей отца. Я плакала, въезжая в Фаунтерру, входя в его дворец, садясь на его трон… Пила каждый день, поскольку не могла слышать это «ваше величество». И нет, я не плакала над его трупом, просто думала: лучше б я была на его месте.
Когда узнала, что он жив, чуть не сошла с ума от счастья. «Отрекаюсь в пользу Адриана! Он — наш владыка!» Все отдала вмиг, без колебаний… А хрустнуло во мне через десять минут. Первая ниточка порвалась, когда лорд-канцлер сказал: «Адриан — трус. Он даже не явился защитить Менсона». И я впервые подумала: он также не явился помочь мне. Все беды мира легли на легли на мои плечи — а у него нашлись дела поважнее…
— Как дела во вверенном вам городе, бургомистр? — спросила Минерва, по праву императрицы сказав первое слово.
Она хотела звучать насмешливо, но вышло хрипло и хрупко. Адриан снял шлем, встряхнул темною гривой:
— Чувство юмора верно вам, миледи. Но сложно наслаждаться им с расстояния. Не спуститесь ли?
Он протянул ей руку, будто желая помочь сойти со стены. Парочка бешено замотал головой: нет, детка, не смей! Мира и сама знала: высота стены — спасение. Пока Адриан стоит ниже, она защищена от его власти.
— Мне хорошо здесь, милорд. О чем вы хотели поговорить?
Он произнес с сокрушительной мягкостью:
— Я прошу вас вернуться.
— В Фаунтерру?
— Нет в то время, когда мы были друзьями.
В горле пересохло. Мира потеряла слова.
— Мы понимали друг друга, как никто. Каждая беседа была отрадой для души. Я наслаждался вашим умом, а вы — моим. Ничто не изменилось! Все пути по-прежнему открыты для нас!
Мира задохнулась. Она готовилась язвить и высмеивать, стыдить Адриана за трусость, властолюбие и самодурство, упрекать исчезновением… Весь яд испарился без следа, Мира смогла выдавить одно:
— Теперь вы женаты, милорд.
То было идовски плохо. Худшее, что можно сказать. Эти слова оставляли за Адрианом всю моральную правоту, сводили обвинения Минервы к банальной, глупой женской ревности. Он развел руками:
— Кто из нас лишен недостатков? Вы сами знаете: брак императора — политический акт. К любви он не имеет отношения.
К любви… Убийственно тонкий намек. Если б сказал прямо: «Я люблю вас», — грубая лесть отрезвила бы ее. Но сказано одно слово: «любовь», — за которым можно домыслить что угодно.
— Милорд… Между нами невозможно…
Адриан положил шлем на сгиб локтя — как рыцарь на ристалище после турнира, ожидая цветка из рук красавицы. Каким-то чудом он обратил в успех даже низость своего положения.
— Наши противоречия неразрешимы… вы должны признать…
Адриан терпеливо ждал, пока Мира сама запутается в словах.
Парочка, прячась за зубцом, толкнул ее в спину:
— Детка, не раскисай!
— Милорд, — наконец, выдавила она, — вы должны признать мою власть.
Адриан прижал руку к сердцу:
— Я признал ее давным давно.
— Не путайте меня! Я не в этом смысле…
Он поймал ее взгляд, как змея ловит мартышку:
— Важна только близость душ. Прочее не стоит и пыли!
— Милорд, вы… вы бросили меня!
Адриан улыбнулся, превращая в тесто последние косточки ее тела:
— Виноват, миледи: я был убит не вовремя. Но вернулся со Звезды и молю вас о прощении!
Мира издала тихий, безнадежный вздох. А Парочка столь же тихо шепнул:
— Зарежет. Мамой клянусь.
Ее встряхнуло.
— Вы лжете…
Было не понять, к кому обратилась Минерва. Ответили оба. Адриан воскликнул:
— Янмэй свидетель: я в жизни не обманывал вас!
Парочка проворчал:
— Хочешь зарезать бабу — сначала успокой, иначе визгу будет…
Мира словно рухнула в прорубь и вмиг отрезвела от ледяной воды.
— Милорд, меня трогают ваши слова… Но позвольте спросить: зачем привели войско? Я стесняюсь скопления людей. Не отошлете ли их?
— Спускайтесь, миледи, и вместе поведем полки в Фаунтерру.
— Простите, но в Фаунтерре они ни к чему. Я выдвинула корпус на запад, чтобы остановить орду. Совершите подвиг: возьмите армию и разбейте шаванов!
Улыбка Адриана стала только шире:
— Миледи, шаваны мало меня заботят. Они не должны заботить и вас. Перед нами открываются такие горизонты, каких вы даже не представляете! Спуститесь и дайте все объяснить наедине. Сияющее будущее ждет нас!
У Миры вновь закружилась голова. Чуткий Инжи толкнул под ребро, она шикнула:
— Отвяжитесь…
— Миледи, теперь вы владеете первокровью. Повелеваете Священными Предметами, но не знаете, как употребить эту власть. Идемте же, станьте моей правой рукою, я научу вас творить чудеса! С вашей помощью я сделаю счастливым весь мир!
— Великое древо ордена?
— Да, миледи! Я познал его суть — и она прекрасна!
— Со мной есть один человек, — сказала Мира. — Полагаю, орден ищет его.
— Визитер?!
Глаза Адриана вспыхнули огнем. Слишком ярко. Подозрительно ярко.
— Как кофе… — сказала Мира.
— Простите?..
Она не стала пояснять. Как ядовитый кофе в руках леди Сибил. Сила опыта: в нем найдется любой урок. Леди Сибил говорила ласково: «Выпей, дочка…» Миру спас один взгляд. Глаза графини сверкнули: она слишком хотела, чтобы Мира выпила кофе. Сейчас то же самое.
Упавшим голосом она прошептала:
— Милорд, если я отдам визитера… и имперскую казну… отпустите меня?
— И… — начал Адриан. С улыбкой исправился: — Я никогда вас не отпущу! Вы назначены мне судьбой, миледи!
«И», — подумала Минерва. И — значит Искра. Тьма, я достаточно умна, чтобы сделать вывод из одного звука! «И еще Вечный Эфес», — вот что хотел сказать Адриан. Чихать ему на меня. Он пришел за Натаниэлем И регалиями власти!
— Милорд, — сказала она Адриану, — ступайте на запад и разгромите орду. Затем верните войска в столицу и придите один, без солдат. Тогда продолжим беседу.
Адриан нахмурился, прикусил губу. Похоже, он искал момента, в котором ошибся.
— И, — подсказала Минерва.
От улыбки не осталось и следа. Сухо и твердо Адриан произнес:
— Миледи, вы — янмэянка, потому я позволил вам сохранить лицо. Дал возможность сдаться, пока вы сверху. Когда окажетесь снизу, второго шанса не будет.
Он развернул коня и помчал к своим полкам. Железный рыцарский обруч с грозною точностью последовал за ним.
— У вас одна рота! — воскликнул Шаттэрхенд. — Ваше величество, следовало договориться!..
— Подними его ярдов на сто, — подмигнул Парочка, — а потом хряп. Вот будет потеха!
Мира смотрела вслед Адриану. Ее чувства можно было выразить одною фразой: «Вы все еще не поняли, милорд: я — искра!»
Солнце зашло, когда и следовало по плану: в последние минуты разговора. Минерва знала: Адриан не нападет до утра. Он видел мало воинов на стенах и заподозрил подвох. Серебряный Лис, разбитый в ночном Лабелине, подтвердит опасения: нельзя входить затемно, нарвешься на засаду. Они лягут спать, отложив атаку до утра.
Мира и сама попыталась уснуть — но не получалось. Слишком многое зависит от нее. Впервые — от нее лично. Ни лорда-канцлера, ни полководцев, даже Нави храпит, наглотавшись капель. Все в руках Минервы. Судьба столицы и Земель Короны, и всей империи, пожалуй. Она металась по комнатенке. Чего скрывать: было страшно. Ошибешься — погубишь тысячи жизней. Взбудораженная донельзя, Мира просила то кофе, то ордж. Не пила ни тот, ни другой: кофе не даст уснуть, выпивка сделает глупой. Нужно поспать. Завтра решающий день!
В бессонном наваждении Мира вспомнила, что все еще не применила право Мириам. Она — до сих пор девственница, и такой умрет, если вдруг… Коль уже нет причин хранить себя для Адриана, то отчего бы… Она даже подумала о конкретном человеке, и укусила свой палец, чтобы унять похотливые мысли. Что за ерунда! Я не люблю его, а страх смерти — еще не причина. Минерва, просто ложись в постель и спи! Выпей орджа, если не можешь иначе. Но не порти жизнь хорошему мужчине ради пустого каприза…
Она приказала орджа, а когда принесли — прогнала:
— Вы совсем глупы? Ордж бодрит, а мне нужно уснуть! Подайте сладкого вина! Самого сладкого… и конфет… и сыра… и еще что-нибудь. Меня мучит голод. Поем и усну.
Оставшись одна, Мира со злостью погасила лампу. Да, в ней все дело, огонь мешает спать! Поем в темноте, хорошенько запью вином, тогда уж точно успокоюсь… Постой, Минерва, а Перчатка сработает, если ты будешь пьяна? Неважно, я протрезвею до утра. Быть может, но похмелье-то останется. Что скажет об этом Предмет? Тьма, почему я не испытала раньше?! Очень глупо для бывалой выпивохи — взять и не проверить. Что говорят дневники Янмэй? Дайте-ка вспомнить… Тьма, да как ты смеешь спрашивать такое? Ты хоть думаешь, о чем думать? Когда Праматерь упивалась в хлам, слушались ли ее Предметы!..
В дверь постучали, и Мира заорала:
— Подите прочь, я не стану пить!
Спохватилась:
— Еду оставьте…
Пока слуга возился за дверью, она злобно глядела на свое отражение в стекле. Держу пари, герцог Эрвин и Аланис спали как убитые перед штурмом дворца. У них не было вот этих метаний! Правда, они могли, как бы, немножко усыпить друг друга. Почему бы и мне… Тьма!
Она стукнулась лбом о стекло, закусила губу, в сотый раз обругала себя. И вдруг…
Там что-то творилось. За окном, на вишневом холме.
Да нет, быть не может. Мне доложили бы: разведка, часовые…
Стой, Минерва. Ты отпустила всех. Осталась одна рота, ее не хватит на периметр. И ты сама сказала: ночью атаки не будет.
Она схватила Перчатку, Эфес, корону, сумку и бросилась из комнаты прочь.
— К оружию! Тревога! Нас атакуют!
Мира стояла на рыночной площади, еще утром заполненной двуцветными войсками, теперь — пустой. Она хватала Перчаткой все, что попадалось под руку, швыряла вверх — и с грохотом на мостовую.
— Тревога! К оружию! Все сюда!
Первые люди показались из ратуши — испуганные, заспанные.
— Зажгите что-нибудь! Масло, бочки — плевать! Дайте огонь!
Верная Лейла оказалась рядом:
— Ваше величество, что происходит?
— Лазутчики, атака! Отходим! Будите всех!
— Я дала Нави снотворного…
— Тащите волоком! Он должен попасть на корабль.
Из темноты возник Инжи:
— Детка, что за паника?
— Зажгите что-нибудь! Лучше — большое.
Неясно, где он взял огонь, но минуту спустя запылало. Большое — кажется, целая телега. Мира схватила ее Перчаткой, бросила в ночное небо, обрушила на склон холма. Вспышка высветила тени, скользящие вниз на веревках. Тьма, тьма сожри!..
— Ваше величество?.. — это Шаттэрхенд, осовелый, но как всегда молодцеватый.
— Чертов осел, вы прозевали атаку! Поднимайте людей, сержант Шаттэрхенд! Отводите к кораблю!
Лазурные гвардейцы появлялись из ночи. Едва их набралась дюжина, Мира отдала приказ:
— Вы двое — в ратушу, помочь фрейлине нести Натаниэля. Остальные — стройся вокруг меня!
Гвардейцы выволокли сонного Нави, она влепила ему пощечину и ощупью двинулась к реке. Безлунная чертова ночь! Проклятый городок без искрового света! Было темно, как в гробу. Факела не помогали, а только слепили глаза. Инжи вел Миру за руку. Похоже, он мог видеть во тьме, словно кот. Она подала ему голую ладонь, а ту, что в Перчатке, согнула у груди, свирепо разминая пальцы. Будет схватка, точно будет!
Алыми точками во мраке сияли искровые очи. Они тоже слепили…
— Погасите их, тьма сожри!..
Тьфу, дура, как их погасят?.. Но вдруг очей стало больше.
— Шаттэрхенд?..
Вместо ответа грохнули разряды. Кто-то упал, кто-то выхватил шпагу.
— Защитить императрицу!
Солдаты сомкнулись вокруг нее. Расступитесь, идиоты, дайте мне… Пальцы свело судорогой, глаза чуть не лопались. Она пыталась сквозь черное месиво схватки увидеть врага. Янмэй, помоги! Кажется, этот… И этот, и тот…
— Невесом! Невесом! Невесом!
Три луча подхватили людей и бросили в небо. Они вопили, как поросята. Мира толкнула их от себя. Достаточно разжать ладонь — они расшибутся о землю. Клятва, клятва!.. Потратив несколько секунд, Мира опустила их на черную крышу.
— Не скромничай, детка, убивай.
— Я дала слово!
— А я — нет…
Навстречу вылетел вражеский лазутчик. Неотличимый от своих, такой же черный, с оком в руке, только двигался навстречу. Инжи перекатился ему под ноги и вогнал стилет в пах. Вопль оглушил Минерву. Новые тени возникли за спиной, она схватила их лучами.
— Ваше величество!.. — удивленно крикнул один.
Знакомый голос. Кажется, свой.
— Имя, звание?
Ответил. Да, свой! Она опустила наземь.
— Где вы бродите? Отчего так долго? Живее, к причалу!
Спуск. Вот кофейня с одним столиком. Крыльцо над дорогой — идеально для засады. Сейчас прыгнет… Она даже не удивилась, когда тень взлетела с крыльца. Поймала ее одним пальцем, остановила в футе от себя.
— Вы — мои солдаты! Я щажу вас, глупцы!
Щелчком отшвырнула вдаль, но не размазала, задержала у самой земли.
Спуск петлял, Мира спотыкалась и билась об углы домов, Инжи всякий раз ловил ее. Гвардейцев вокруг все прибывало. Они называли себя — свои, слава богам! Звенели шпаги, но уже позади. Враги отставали.
Миру прошиб холодный пот:
— Где Нави?!
— Здесь, ваше величество… Несем…
Голос измученный, усталый. Она ткнулась лучом:
— Я помогу.
Промазала, попыталась поднять здание, почему-то не вышло.
— Дайте его мне под руку.
Нави всплыл в воздух, смешно болтая ногами, лепеча во сне:
— Дороти… скажи число, ну пожалуйста…
Мира с ужасом поняла, что теперь Перчатка занята. Придется биться — нечем.
— Детка, не боись, — Инжи показал окровавленный стилет.
Быть может, вас и нужно бояться…
— Спасибо, Инжи. Причал уже близко?
— Слышу, как плещет вода. Да, вот корабль. Сюда, детка!
Вбежали на палубу.
— Полундра! Полундраааа! — завопил Инжи, поднимая команду.
— Снимаемся с якоря, — приказала Минерва. — Немедленно выходим в море.
— Мы не в море, а на реке… — промямлил спросонья капитан.
Она вызверилась:
— Да хоть в кружке с пивом — отчаливаем, или я вас утоплю ко всем чертям!
— Есть, ваше величество! Команда, по местам! Отдать швартовы! Поднять паруса!
На холмах по обе стороны городка уже проблескивали искры огней.
— Вражеские стрелки, — доложил Шаттэрхенд. — Могут поджечь нас.
Какой же вы олух! Подумать только, что недавно я хотела…
— Я догадалась, сержант. Попробую решить эту проблему.
Команда корабля приходила в себя, занимала места, отвязывала канаты. Мира опустила Нави и освободила руку. Расправила пальцы, потянулась лучами к стрелкам на холме. Глаза заныли от напряжения, пальцы свело судорогой. Нет, не увидать — темно, далеко.
— Залп!.. — глухо крикнул кто-то во мраке.
Огни взлетели, упали дождем. Лишь один или два воткнулись в палубу, их тут же затушили. Но это начало, потом пристреляются, начнут бить точнее.
— Холодная тьма… Я найду выход, я — искра!
Она вновь схватила Натаниэля, перевернула головой вниз. В миг, когда он завис над водой, поразилась: еще недавно я не умела колоть дрова! Теперь орудую Перчаткой, как музыкант клавесином. Нужда заставит — сможешь все… Нави воткнулся головой в речную воду. Забулькал, закашлял, Мира выдернула его на поверхность.
— Ааааа! Кха-кха-кха… Аааа!..
Нави орал и кашлял, не в силах выбрать что-то одно. Она перевернула его ногами вниз, поднесла к себе.
— Проснулись?!
— Кха-кха… ужас, зачем ты опоила меня?.. Я совсем не в состоянии…
Мира швырнула его за борт, шлепнула о воду, подняла вновь:
— Я спросила: вы проснулись?
Залп горящих стрел упал на корабль.
— Огонь на палубе! Затушить!..
Зашлепали ноги матросов, зазвенели ведра, заплескала вода. Скрипя снастями, судно отходило от берега.
— Кха-кха-кха… я проснулся, жестокая женщина!
Движением пальца Мира поднесла его к своему лицу.
— Условия задачи: имеем сто человек, мы на борту корабля, под обстрелом. У неприятеля — четыре полка, и он намерен нас убить.
— Какова цель?.. — уточнил Нави, отирая воду с лица.
— Я бы не отказалась выжить.
— Опусти меня!
Мира поставила его на палубу. Нави топнул ногой, проверяя силу тяжести. Убедился, что отпущен на свободу. Зажмурил глаза.
— Вычисляйте быстрее, — велела Минерва. — Мы выдержим еще один залп.
Нави протянул ей руку:
— Уже высчитал. Дай сюда.
— Что?..
— Перчатку, конечно!
Не без колебаний Мира протянула ладонь. Нави коснулся серебра — и Перчатка Могущества перетекла ему на руку. Он подергал пальцами, будто проверяя, как она села.
Новый град огней рухнул на корабль, стрела стукнула в доски за фут от ног Миры.
— Быстрее, сударь!
— Если умеешь — делай сама… — проворчал Нави.
Его лицо до крайности напряглось, зубы прикусили губу. Ладонь изогнулась, раскорячилась, будто клешни чудовища. Мира увидела, как голубые лучи вырвались из подушечек пальцев и пронзили палубу судна. Глубоко под водой они уперлись в дно реки…
Вода заплескалась и забурлила. Матросы заорали:
— Святые боги!..
Судно качнулось, Парочка поймал Миру за руку, а она поймала Нави. Тот чуть не грохнулся за борт, но даже не раскрыл глаз. Сквозь сцепленные зубы Нави скрежетал:
— Это… очень… тяжело!..
Вода шлепнула и сомкнулась под днищем. Корабль завис над рекой!
Новый залп обрушился градом искр, но Нави даже не заметил. Обеими руками Мира держала его, чтоб не улетел за борт. Он был легок и хрупок, как дитя. Его рука творила чудо.
Судно выровнялось в воздухе, подняло мачты кверху, хлопнуло парусами. И, набирая скорость, поплыло ввысь.
Тут и там заорали:
— Ааа!.. Глория, спаси!.. Прыгай за борт!..
Мира вдохнула поглубже:
— Отста-аавить! Без паники! Все идет по плану!..
— Ну, детка… — проворчал Инжи, одной рукой обхватив мачту, второю держа ее за пояс.
Стало холодней, еще холодней. Подул крепкий, пробирающий ветер. Где-то внизу что-то мелькнуло — и Мире стоило усилий понять, что это новый залп, совсем уже бессильный.
И вдруг — внезапно — вспыхнул рассвет.
Ее ноги подогнулись:
— Холодная тьма! Вы ускорили время?..
Нави издал нервный смешок и открыл глаза:
— Какие ж вы все темные, право слово!.. Планета сферична, на высоте светает раньше.
Он отвлекся от лучей, и корабль качнуло. Какой-то матрос с истошным криком повис на фальшборте. Мира вогнала ногти в бока Натаниэля:
— Если перевернетесь, я задушу вас своими руками!
— Сама попробуй. Это дико сложно. Надо держать баланс, а центр тяжести блуждает.
— Вы — бог кораблей, вот и отвечайте званию. Ведите нас по курсу.
— Куда?
— Над войском Адриана!
Нави сосредоточился, аж покраснел от натуги. Теперь Минерва понимала, чего ему стоит полет. Дул порывистый ветер, паруса трепетали, палуба ходила ходуном. Судно было чуть тяжелее яблока, на таком ветру оно должно вертеться, как падающий лист. Четырьмя лучами Нави ухитрялся не только держать его в полете, но и балансировать, не давай перевернуться. А пятым лучом, словно рулем, направлял в нужную сторону. Луч касался земли за много сотен ярдов, рычаг приложения силы был огромен. Стоит Натаниэлю неловко дернуть пальцем — и корабль швырнет так, что всех сметет с палубы. Нави двигал рукой буквально по волоску, вел судно столь бережно, будто вправлял нить в игольное ушко.
Нащупав ногами палубу, Мира высвободилась из рук Инжи. Велела: «Держите его», — и Парочка принял Натаниэля, как драгоценный груз. А она шагнула в сторону, и сердце ухнуло в пятки от испуга. Тело весило не больше снежинки! Обычное усилие ноги метнуло ее в воздух, словно камень из требушета. Мира взлетела над палубой, схватилась за какую-то снасть, повисла, болтаясь на ветру. Хотела заорать и чуть не откусила себе язык. Нельзя кричать — Нави отвлечется и опрокинет корабль!
— Отставить, — прошипела она, когда матросы кинулись на помощь.
Они так же взлетели, как и Мира, так же спаслись, ухватившись за снасти. Мало по малу, перебирая руками, стали сползать на палубу. Одно хорошо: тела почти не имели веса. Если б не ветер, можно было бы держаться одним пальцем.
Наконец, все оказались внизу. Капитан, осознав ситуацию, велел матросам обвязаться веревками. Шаттэрхенд взял на себя безопасность владычицы. Держась за его крепкую руку, Минерва обратилась к команде:
— Сегодня мы совершаем великое дело. Я клялась избежать кровопролития в борьбе за власть — и мы смогли покинуть город, не обагрив руки кровью. Я дала и другую клятву: защитить Землю Короны от орды. Адриан мешал мне в этом, как только мог. Он поднял мятеж в моих войсках, снял полки с позиций, помог вторжению шаванов. Несмотря ни на что, орда будет остановлена. Вы убедитесь в этом, если посмотрите за борт.
Крепче затянув узлы, моряки подошли к фальшборту. Мире и самой хотелось поглядеть. Шаттэрхенд обвязал ее веревкой и намотал конец себе на руку. Склонившись за борт, Мира увидела войска Адриана.
Восходящее солнце уже коснулось шлемов солдат. Подразделения искровой армии напоминали бруски железа, обернутые в алую ткань. Они багровели всюду: на холмах, у реки, на рыночной площади, в полях перед городом. Стена Часовни Патрика казалась плотиной, удерживающей реку. Плотина не справлялась, волны перехлестывали через нее и врывались на улицы городка. Надо всем поднимался грозный гул тысяч копыт.
— Куда они скачут? — спросил кто-то из гвардейцев.
Мира нашла взглядом адрианову кавалерию. Конница покидала фланги, разворачивалась по широкой дуге, уходя прочь от Часовни Патрика. Рыцари спешили в тыл — в поля. Подобный маневр исполняли и стрелки. Обернувшись в тыл лицом, они бежали куда-то — к шатрам и телегам обоза, к оставленным Минервой вагонам. Строились малыми отрядами, прячась за любым прикрытием, вскидывали луки для стрельбы навесом.
— Их атакуют сзади!..
Из полей, лежащих за рельсовой дорогой, к армии Адриана приближалась орда.
Мире перехватило дух. Ее план сбывался в точности! Все сработало, как часы! По ее приказу Марк устроил утечку информации — и шаваны узнали, что владычица со всею казной, с Эфесом и Перчаткой собирается ехать поездом в Арден. Юхан Рейс повернул всадников к Ардену, чтобы захватить богатые трофеи. А затем новая весть прилетела в орду: поезд Минервы сломался, она застряла в убогом городишке с одним батальоном стражи. Рейс узнал даже то, что в этом же городке находится Натаниэль. Носитель первокрови — тоже ценный трофей, наравне с Перчаткой и Эфесом. Авангард степняков находился всего в тридцати милях от Часовни Патрика. Один дневной переход — и богатства сами лягут в руку!
Тогда произошло то, на что уповала Минерва: орда раскололась. Юхан Рейс с авангардом и лучшими всадниками во весь опор помчал сюда. Но другие шаваны имели худших коней и не поспели за вождем. А третьи просто устали от виляний: то Фаунтерра, то Арден, теперь Часовня. Они не стали сворачивать и пошли прежним путем в Арден. За Юханом Рейсом последовала только часть. И эта часть внезапно напоролась на полки Адриана!
Шаваны мчали нестройно, без порядка. Передняя линия ломалась, кто-то рвался вперед, а кто-то отставал. Лучники и мечники скакали вперемешку, мешая друг другу. Доспехи темнели кожей, а не блестели сталью… Однако орда налетала со скоростью грозовой тучи. И первые молнии уже вырывались из нее: огни Перстов Вильгельма.
Загорелся поезд, стоявший поперек дороги. Всадники разделились, обтекая и расстреливая состав. Лучники Адриана, что прятались за вагонами, дали один залп и бросились бежать. Шаваны закричали, увидев спины врагов. Даже здесь, на высоте птичьего полета, их клич пробирал до костей.
Мира смотрела, не в силах оторваться. Сражение развивалось с безумной быстротой. Шевелились, разворачивались в тыл бруски искровой пехоты — и не поспевали за диким темпом атаки. Лучники с холмов выпустили стрелы — безнадежно, орда была еще очень далеко. Но ответный залп Перстов достиг цели: на холме вспыхнули огни, заметались живые факела.
Испуг поразил Минерву. Атака шла слишком быстро! Шаваны уступают в численности, они разрознены, измотаны скачкой, их вождь неопытен и юн. По сути, это даже не войско, а толпа дикарей. Но Персты Вильгельма и стремительный натиск принесут им победу!
Рыцарская конница — главная надежда Адриана — помчала с флангов наперерез врагу. Персты ударили по ним, огонь охватил нескольких рыцарей. Но остальным хватало мужества продолжать атаку. Если они доскачут живыми, врубятся в гущу врага — Персты будут бесполезны в хаосе ближнего боя. Шаванские ганты поняли это. Затрубили рога, и орда сбавила ход. Конные лучники метнули в небо сотни стрел, железный град оглушил рыцарей. Кто-то погиб, кто-то получил рану, большинство не пострадали — но замедлили ход. А Персты только того и ждали!..
— Конец нашим! — выронил кто-то.
У Миры заболело в груди. Верно: это наши солдаты, и шансов у них мало. Враг оказался слишком скор… В один прыжок она очутилась возле Нави:
— Сударь, минуту внимания. Исполните мою просьбу.
Несмотря на волнение, Мира говорила ровно, чтоб не испугать. Рука Нави дрогнула лишь малость — но корабль качнуло, словно в шторм. Мира вцепилась в веревку.
— Под нами — шаванская орда. Она атакует войска Адриана.
— Знаю, — процедил Нави.
— Нанесите удар по шаванам. Поднимите горящий вагон…
— Вагоны сцеплены между собой. Весь поезд не подниму.
— Схватите перстоносцев и ударьте о землю.
— Тогда я отпущу корабль. Мы упадем.
Судно вновь качнуло, Мира глянула за борт. Рыцари скакали навстречу пламени, неумолимо замедляя ход. Адриановы лучники пытались помочь, но враг бросил на них несколько отрядов. За считанные минуты орда покончит с конницей и луками.
— Нави, сколько секунд мы будем падать?
Он моргнул, за мгновение ока произвел расчет:
— Тринадцать и шесть десятых.
— Сколько нужно, чтобы убить перстоносцев?
— Около девяти секунд.
— За четыре успеете остановить падение?
— С вероятностью восемьдесят пять процентов.
— Действуйте!
Нави сжал руку в кулак. Судно содрогнулось, задрало бушприт к небу — и рухнуло вниз.
— Девять, — сказала Мира.
Она ждала, что теперь ноги твердо встанут на палубу. Но напротив, тело стало еще легче и поплыло, как листок на ветру.
— Восемь.
Инжи держал юношу так, чтобы тот смотрел за борт. Нави щупал орду лучами пальцев.
— Семь! Шесть!
Корабль падал все быстрее. Корма перевесила и отклонилась к низу. Паруса бешено бились на ветру, скрипели и стонали снасти.
— Быстрей же, сударь!
Кажется, ухватил. Фигурка всадника поднялась над землей, за нею вторая. Судно летело к земле, Мира задыхалась от ветра. Люди, бочки, якоря — все парило над палубой.
— Четыре, три… давайте же!
С диким треском лопнула снасть. Парус повис набекрень, забил оторванным углом. Корабль крутанулся, будто флюгер.
— Тьмааа!.. — заорал Нави.
Дико взмахнул рукой, но успел зацепить еще двоих — и бросил всю четверку в воздух! Шаваны взлетели к небу, беспомощно кувыркаясь. На миг поравнялись с падающим кораблем. Мира увидела лица с гримасами страха, блестящие Персты на руках…
— Один. Ноль!
Нави бросил шаванов и ткнулся лучами в землю. Паденье продолжалось. Вдох, еще один. Уже так низко, что дым режет глаза. Видны ремни на всадниках и оперенья в колчанах…
— Нааавиии!..
Желудок будто переместился в горло. Голова закружилась, в глазах поплыло. Что-то грохнулось, что-то затрещало, бочки запрыгали по палубе, словно мячи. Мира повисла на ком-то, опять невесомая — но теперь с крохою тяжести.
Корабль вертелся и качался, будто в водовороте. Но замедлялся, успокаивал вращение — и плыл вверх. Под кормой корабля четверка перстоносцев грянулась на землю.
Мира выдохнула:
— Уффф…
Тогда мимо пролетел огненный шар.
— Персты Вильгельма! Стреляй в ответ!
Кто имел арбалеты, ринулся к фальшборту.
— Не попадете, траектория стрел исказится. — процедил Нави. — Просто кидайте бочки!
Матросы метнули за борт несколько бочек, и те, почти лишенные тяжести, вальяжно поплыли вниз.
Нави скрипнул зубами и судорожно изогнул ладонь. Держа корабль тремя пальцами, двумя другими щелкнул по бочкам. Они умчались к земле со скоростью стрел, лопнули под копытами. Целый отряд шаванов смешался.
Теперь уже несколько перстоносцев открыли огонь по кораблю. Вспышки мелькали тут и там. Нави крикнул: «Держись!» — и покачал ладонью. Судно заплясало, как пьянчуга на сельской свадьбе. Мира повисла в руках Шаттэрхенда, впившись глазами в поле битвы. Кажется, половина орды забыла, что участвует в бою. Прямо посреди атаки всадники тянули поводья, останавливали коней, поднимали к небу безумные лица. Кто-то стрелял, кто-то грозил ей кулаком, кто-то с воплями проклятий скакал прочь. Рыцари Адриана врубились во фронт врага — но никто, кроме первых рядов, этого не заметил.
Меж тем, становилось жарко. Нави смог увернуться от двух залпов, но третий полоснул по судну. Вспыхнули два паруса, огонь побежал по борту.
— Гаси пожар!..
Это было невозможно: вода отказывалась течь! Она повисала в воздухе и разлеталась по ветру, словно мыльные пузыри.
— Вода лишена веса, олухи. Так не потушишь… — шипел Нави.
Небо залило молоком, и обстрел прекратился: судно вошло в облака. Но пожар полыхал, набирая силу.
— Держитесь, я попробую сбить огонь.
— Как?
— Падением!
Он сжал ладонь в кулак, и корабль снова ринулся к земле. Пылающий парус сорвался с мачты, пропал в облаках. С наружной стороны борта бушевал огонь, языки рыскали над палубой, как щупальца чудовища. Дым завивался кольцами вокруг вертящегося судна.
— Не хватает, нужно иначе…
Нави что-то сделал рукою — и корабль лег на борт. Теперь огонь вырывался из-под низу, будто судно лежало на жаровне. Палуба встала вертикально, как стена, люди парили рядом с нею. Миру понесло в сторону, прочь от корабля. Она завизжала, вцепившись в веревку. Шаттэрхенд поймал ее за ногу, притянул к себе. Внизу или вверху, уже не разберешь, металось по ветру пламя. И задыхалось, чернело, превращаясь в дым…
Желудок сделал кувырок, поменявшись местами с сердцем, когда корабль прекратил падение. Отовсюду чадили струйки дыма, едко пахло гарью, фок-мачта и борт покрылись углем. Но судно, расположившись мачтами к небу, постепенно углублялось в облака.
— Капитан Шаттэрхенд, тело владычицы — священно. Это я о вашей руке на моем бедре.
— Виноват, ваше величество. Так я снова повышен?
— Как только уберете руку.
Она подошла к Нави. Какое счастье — обычная янмэйская невесомость, когда ничто не крутится, низ остается внизу, а верх — вверху! Мира почти не замечала неудобства.
— Сударь, вы чуть нас не разбили. О чем задумались над самой землей?
— Простите, ваше величество, я не предвидел вращения. Пришлось вычислить момент инерции, чтобы учесть и скомпенсировать центробежную силу.
— Всего-то?! И это заняло целых две секунды?!
Он повесил нос.
— У корабля неправильная форма. Надо интегрировать по объему, с учетом переменной плотности…
Судя по виноватому виду, Нави не уловил сарказма. Мира погладила его по плечу.
— Прекрасная работа, сударь. Никто не справился бы лучше. Я — ваша должница.