Тень Великого Древа

Меч — 7

Октябрь 1775 г. от Сошествия

Герцогство Ориджин

Ранний заморозок прихватил траву, не успевшую пожухнуть. Она блестела инеем и мягко похрустывала под копытами. Поднявшись на пригорок, Джоакин Ив Ханна придержал коня. Открылся вид, от коего захватывало дух.

До самого горизонта бугрились холмы, покрытые лугами. Они имели особенный цвет, какого не встретишь на равнине. Омытые кристальною водой, овеянные крепким свежим ветром, горные луга напоминали ковер из изумрудов. Поверх чудесного ковра лежало искристое кружево инея.

— Красиво, тьма сожри! — обронил Джоакин.

— Сказочная земля, — вздохнула леди Лаура.

Мартин Шейланд указал пальцем вдаль. На маковке одного из холмов серел гранитом замок; от его подножья разбегалась россыпь хуторов.

— Ставлю глорию на дымок. Ответишь, приятель?

Рой темных мух подлетал к холму с хуторами. Лед и шаваны выдвинулись вперед, чтобы предложить местным жителям сдаться. Точней, присягнуть на верность подлинному герцогу, Рихарду Ориджину.

— Не будет дымков. Там пусто, все ушли.

— А что это белеет? Не овцы ли?.. — повела пальчиком Лаура.

Светлое пятно текло между холмов, удаляясь от замка, хуторов и всадников.

— Зоркий глаз, миледи! — похвалил Мартин. — Именно овцы, они самые. Значит — не ушли. Сир Джоакин, ваша ставка?..

— Ладно, отвечу… — нехотя бросил Джоакин.

Черные мушки влетели в хутора, хлынули вверх по склону, к замку. Что-то блеснуло, едва заметное в такой дали. Над хутором поднялся первый хвостик дыма. Затем еще и еще, скоро весь холм обволокло пеленою. Мартин протянул ладонь за монетой.

Лаура сказала:

— Эти люди глупы и упрямы, они вынуждают вас быть жестокими.

Джоакин сплюнул на мерзлую траву.

Армия Избранного шла по Ориджину уже неделю. Передовые части рыскали в поисках провианта. Если попадались городки, деревни, замки — жителям предлагалось преклонить колени перед герцогом Рихардом. Как правило, слова падали в пустоту: деревни и замки оказывались покинуты. Северяне ушли, забрав с собою скот и припасы. Реже выходило как здесь: жители были на месте, но не признавали власти Льда. Тогда он спускал с цепи шаванов.

Джо не понимал упрямства северян. Зачем упираться, если не можешь победить? Зачем дохнуть, когда можно выжить? А самое странное: здесь не было кайров! Воины ушли с Десмондом Ориджином, осталась челядь, пастухи да старичье. Простые честные люди!

Мартин ухмыльнулся:

— Глядите: сейчас овцам достанется!

Несколько мушек-всадников подлетели к белому пятну. Овцы — такие же глупые, как пастухи — побежали не врассыпную, а кучно, всею отарой. Шаваны принялись бить их плетьми. Удача! Ориджин — не Нортвуд, с провиантом здесь сложно.

— Вкусный ужин! Будет вкусный ужин! — захлопал в ладоши Мартин.

Путевцу надоело смотреть.

— Я пойду, — сказал он. — Сегодня — мое дежурство.

— И я с тобой! — обрадовался Мартин.

— Позвольте и мне, — попросила Лаура.

Лорд Мартин присматривал за волчицей, как за родной. Кормил из одного котла со сворой: ставил в ряд миски и насыпал всем своим сукам овсяной каши с хрящами. Мартин выдал ей вторую подстилку — хорошую, овчинную. Вычесывал ее волосы: теперь только он это и делал, остальные брезговали трогать рассадник блох. Играл с нею: дразнил тряпичной игрушкой, как щенка; волчица рычала и пыталась ухватить. Граф Виттор сторонился супруги — ему было противно. Пару раз дал ей полизать свою ладонь, потешился и больше не подходил к клетке. А вот Мартин вкладывал всю душу!

— Хорошая собака, хорр-рошая моя! Ну-ка, дай почешу… Засиделась ты в клетке, бедолага. Хочу взять тебя на охоту. Вит не разрешает, но я уговорю. Выхлопочу тебе ошейник — славный такой, черный с шипами. Привяжу поводок, поведу в лес. Подстрелю утку, спущу тебя с поводка, принесешь мне. Принесешь, да? Хор-ррошая псина!..

Но Джоакин взирал на нее настороженно. Не шло из памяти, как прыгала Иона, впечатывая его в грязь, и как отбивала такт: «Мы идем на запад». Она наперед знала час, когда придут кайры. Знала и миг, когда Джоакин задохнется от легкого удара кулачком по доске. С тех пор в нем крепло подозрение: Иона — ведьма.

Хорошо, что нынче Мартин присоединился к Джоакину. Вдвоем — веселее… вернее, втроем. Леди Лаура с большим интересом рассмотрела узницу. Отпирая клетку, Джо сказал Ионе:

— С возвращением на родину, сударыня. Изволите видеть, горит замок и хутор. Их население не догадалось подчиниться Рихарду. Скажете ли мне, как местный житель: здесь все настолько глупы, или встречаются умные люди?

Он не ждал ответа. Иона говорила только с Мартином, и только на собачьем языке. Джо говорил напоказ, для Лауры:

— Ваш отец, как вы знаете, разбит наголову. С жалкими остатками армии Десмонд бежит в Первую Зиму. На всем Севере никто уже не может оказать сопротивление. И ваш брат — великодушный человек! — всем предлагает перейти на нашу сторону. Нортвудцы, например, так и поступили. Много медведей переметнулось к нам после смерти Крейга. Мы восполнили ими свои потери. Но ваши, здешние предпочитают сдохнуть. Правда ли, что ваши мужчины спят с ослицами, оттого и родятся такие упрямые дети?

Он поставил миску. Иона зачерпнула кашу голой рукой и принялась жевать, похрустывая хрящами. Леди Лаура выказала интерес. Обойдя клетку, встала ближе к пленнице, оглядела ее, будто коня на рынке. И заговорила:

— Я — Лаура Альмера, в девичестве Фарвей. Мы с вами знакомы, миледи, хотя вряд ли вы помните. А я по сей день храню в памяти нашу встречу. Вы и леди Аланис блистали на балу, словно две Звезды. Такие изящные, утонченные, прекрасные… Я влюбилась в вас — и кто смог бы не влюбиться? Вы обе стали моими кумирами, недостижимыми идеалами. Несколько лет я мечтала хотя бы приблизиться к вашей высоте…

Волчица жевала, равнодушная ко всему, кроме своей миски. Лаура подтянула рукав и показала ей браслет на запястье.

— Это украшение вашей подруги, леди Аланис. Все ее драгоценности перешли в мою собственность, как и гардероб, и коллекция парфюмов, и целое герцогство Альмера. Когда я в последний раз видела леди Аланис, она была одета непристойно, как блудница. Кожа стала смуглой, точно у шаванки; манеры огрубели, слова сочились ядом. Она сделалась любовницей Пауля — кровавого дикого зверя. И я поняла: больше нет нужды завидовать леди Аланис, я во всем превзошла ее. Остались только вы.

Иона вылизывала миску. Нельзя было понять, слышала ли она хоть слово. Лаура тронула пальцем табличку, привязанную к прутьям: «Она предала мужа».

— Вы упали в моих глазах, когда вонзили нож в спину супруга. Это самое ужасное деяние, на какое способна женщина. Ни род, ни честь, ни даже сами боги не так святы для девушки, как верность мужу. Вы нарушили главную клятву своей жизни: брачный обет. Но признаюсь: даже после этого я боялась подойти к вам. Страшилась увидеть прежнее величие и полюбить вас больше, чем добрых и честных людей, коих вы предали. С помощью сира Джоакина и лорда Мартина я преодолела страх — и увидела, как он был напрасен. Вы стали обычной преступницей: унылой, раздавленной, жадной до пищи, безразличной ко всем, кроме себя. Вас я тоже превзошла, миледи. Когда возьмем Первую Зиму, я попрошу графа Виттора отдать мне ваши украшения. Уверена, он не откажет.

Джоакин слушал речь Лауры, замерев от восторга. Прекрасная вдова попала в яблочко! Все то же самое чувствовал и он, хотя не мог выразить столь точно. Да, бывшие кумиры падают в грязь, оказываются порочными, злыми, недостойными, и уже стыдно вспомнить, кому мы поклонялись когда-то!

— Леди Лаура, святые слова! Вы были лучшей на свете женою… и станете вновь!

— Хозяин, ты окончил эликсир бессмертия?

Все замерли от неожиданности: это сказала Иона. Она не отрывала глаз от миски и говорила тихо, себе под нос. То были ее первые слова за месяц. Лорд Мартин посмотрел на нее с приятным удивлением.

- Вот это да, голосок прорезался! Не окончил я эликсир, ты ж сама и помешала.

— Хозяин, твоя собачка поняла: не бывает эликсира. Бессмертие дается Абсолютом.

Мартин погладил ее:

— Моя ты хорошая! Это ж давно понятно, только до псины медленно доходит.

Иона опустила глаза:

— Я глупая собачка… А тебе Вит сказал, да? Очень давно? Еще до нашей свадьбы?..

Мартин нахмурился:

— Нет, потом, когда сделал Абсолют.

Она склонила голову набок — так делает пес, силясь понять человека.

— Но он же мог сказать раньше… Ты бы тогда не мучился с зельем. Не убивал этих, что в бочках. Собой не рисковал…

Лицо Мартина будто затянуло тучей.

— Вит хороший, ну!

— Он очень добрый, почти как ты… — закивала волчица. — Только я не понимаю: что же он не сказал? Ты столько времени потерял зря, и рисковал очень сильно. Минерва могла приказать гвардейцам — чик, и нет тебя. А собачке очень плохо без хозяина!

Она жалобно заскулила. Мартин застыл с полуоткрытым ртом.

— Вит посмеялся над тобой… Мне очень обидно. Хочешь, я его укушу?..

— Вит — хороший! — с надрывом выкрикнул Мартин. Захлопнул клетку и бросил Джоакину с Лаурой: — Идем отсюда, ну…

В который раз Джоакин замечал: графа Виттора ничто не могло расстроить. Каким смурным и нервным он был в Уэймаре, то об одном переживал, то о другом. Но с начала похода его будто подменили. Граф оставался невозмутимо беззаботен в любой ситуации, ничто не могло поколебать его радости жизни. Успехами он наслаждался искренне, как юноша, а невзгоды встречал с легкостью, присущей только мудрецам.

— Дети, ну-ка все опустили головки и закрыли глазки руками! Проезжаем нехорошее место.

Десять ребятишек в телеге исполнили приказ дяди Вита. Спрятав лица в ладошках, они подъехали к воротам замка. По обе стороны дороги лежали мертвые северяне. Несколько сожженных и изломанных плетью, остальные — с выпущенными кишками. Один или два еще дергались, доживая последние часы. Как и предполагал Джоакин, кайров здесь не было: только слуги да пастухи. Какой же дурной народец…

Во внутреннем дворе уже навели порядок. Мертвечину убрали, кровь засыпали песком; люди Хориса готовили ужин. Он обещал быть весьма обильным: шаваны добыли целую отару. Прямо тут, во дворе, овец свежевали и разделывали, рубили мясо на куски и отправляли в котлы. Шипело и булькало масло, аппетитный запах наполнял ноздри.

— Великолепно, — воскликнул граф. — Дети, открываем глазки! Смотрите: мы приехали в замок, сегодня ночуем в теплых постельках.

— Дядя Вит, мы хотим кушать…

— Я тоже, родные мои. Немножечко терпения — и всех нас накормят. Салли, Гвенда — сюда!

Няньки поспешили принять у графа детей и окружить заботой. А Виттор поднялся на стену, где ждали полководцы. Джоакин и Мартин взбежали по ступеням, граф не отказал себе в удовольствии исчезнуть и появиться прямо на стене. Как всегда радушно он приветствовал полководцев: каждого хлопнул по плечу и назвал братом.

— Кристальные горы, милорд, — произнес Рихард Ориджин и указал на вид, лежащий за бойницей.

По горизонту распластался дымчатый хребет — словно ряд гвоздей, прибивших небо к земле. Расстояние смазывало очертания пиков, но не могло утаить их высоты. Подножья гор терялись в сумерках, а вершины утопали в облаках, и по склонам стекали белые ленты тумана.

— Вот это громадины… — выронил Джо.

— Последний оплот Десмонда Ориджина. Мы били кайров на Холливеле и в Уэймаре, и в Нортвуде. Дальше некуда отступать. В этих горах решится судьба.

Граф Виттор с улыбкой оборвал ненужный пафос Льда:

— Ах, бросьте, лорд Рихард, судьба уже решена. У Лисьего Дола наши враги имели почти двадцать тысяч бойцов. Теперь Крейг убит, медведи развеяны, Десмонд потерял четверть войска. Ему никак не собрать больше десяти тысяч. Я прав?..

Хорис и Флеминг согласились:

— Генеральное сражение позади, победа в войне — решенное дело. Но загнанный зверь бывает очень опасен, потому нельзя терять бдительность.

— Это чертовская правда, — признал граф. — И в данном контексте меня волнует вот что: лорд Рихард, почему никто не принимает вашу власть? Неужели придется вырезать всех в этом герцогстве?

Флеминг кашлянул, и граф уточнил:

— Всех, кроме моих друзей беломорцев, конечно же. Но даже так утрата выйдет тяжела. Мне горько видеть, как эти глупые люди отвергают мою дружбу.

— Это очень печально, — согласились все.

— А кроме того, в Ориджине сотни рудников и миллионы овец. Кто-то должен пасти, кто-то должен копать.

— Все изменится, когда мой отец… — Лед кашлянул, — окажется на Звезде.

— Где-то еще бродит ваш брат.

— Он слаб и неважен. Люди трепещут перед Десмондом. Отправим его на Звезду — и вассалы склонятся перед нами.

— Верю в вашу правоту, мой друг. И как вы предлагаете это сделать?

Лед приосанился. Его влияние на генералов неуклонно росло. Сначала Рихарду подчинялся лишь Флеминг со своими беломорцами. Но битва у Лисьего Дола принесла ему уважение альмерцев и закатников. Теперь Лед метил на должность командующего всеми силами.

— Имеются три места, где отец может принять бой. Первое — город Лид, могучая цитадель, древняя столица Севера. Расположен на плоскогорье, окружен двойным кольцом стен, имеет десятки башен и сотни метательных машин.

Граф Флеминг, прекрасно знавший местность, подтвердил слова Рихарда.

— Вторая возможная позиция для обороны — ущелье Створки Неба. По дну его идет дорога из Лида в Первую Зиму, а по бокам стоят скалы, крутые и гладкие, как стены. Это — природная ловушка, которой нельзя избежать. Войдя в ущелье, армия будет стиснута и беспомощна. При первой войне Отчаянья в Створках Неба погибло войско короля Орсейна. Его уничтожили два небольших отрядов: один запер выход из ущелья, а второй забрался на скалы и устроил лавину.

Другие полководцы согласились со Льдом.

— И третий рубеж — сама Первая Зима. Она пропитана славою предков и духом Светлой Агаты. Для Ориджина потерять Первую Зиму — все равно, что лишиться сердца. Кроме того, она дает множество возможностей. Есть озеро, холмы, утесы; есть замок и город, и несколько отдельных бастионов. Искусно используя все это, можно выстроить могучую оборону.

— Полагаете, Десмонд встретит нас в Первой Зиме?

— Я полагаю, — ответил Рихард, — он не даст нам дойти туда. Как видите, мы имеем проблемы с провиантом. Они будут усугубляться. Отец вывезет все припасы, какие попадутся на дороге, уведет людей и стада. Нам придется снабжаться из Нортвуда, а это чудовищно замедлит продвижение.

Виттор пожал плечами, словно не видел в том беды:

— Рано или поздно, победа будет наша.

Рихард скривил губы, поражаясь его наивности. Граф Флеминг пояснил Избранному:

— Когда начнется стужа, мы не сможем наступать. Нам не хватает зимней амуниции, теплой обуви, припасов. Шаваны и альмерцы в жизни не видели таких холодов, какие встанут после Сошествия. Войско вмерзнет в снега и погибнет от голода.

— Иными словами, мы должны взять Первую Зиму до дня Сошествия? Я верно понял вашу мысль?

— Мы должны дойти до нее. Провиант кончается, поставки из Нортвуда или Беломорья не поспеют вовремя. По дороге к Первой Зиме мы должны пополнить припасы, и для этого есть лишь одна возможность: город Лид. Только там найдется достаточно пищи для нашего войска.

Граф Виттор пожал плечами, будто говоря: «Ну, вот и решение проблемы». Рихард жестко произнес:

— Отец может сжечь лидские амбары. Тогда семьдесят тысяч горожан помрут от голода, но нашему наступлению придет конец. Нам придется уйти до весны.

— Значит, будем молить богов, чтобы Десмонд этого не сделал! — Избранный четырежды сотворил спираль, глядя на горы, за которыми скрывался древний Лид. — С верою в лучшее, идемте ужинать, господа.

Рихард мрачно покачал головой, расстроенный легкомыслием графа. Флеминг, напротив, узрел в словах Виттора непреклонную веру. С глубоким уважением он обратился к Избранному:

— Милорд, я давно хотел побеседовать с вами о деликатном деле. Как вы знаете, боги одарили меня двумя дочерями. Это благонравные, смиренные, добрые девушки. Я воспитал в них искренний страх перед богами и полную покорность мужскому слову. Молли отдана лорду Граненых островов, но славная крошка Виолетта до сих пор остается на выданье.

— Вы обладаете сокровищем, граф Бенедикт.

— Я хотел бы преумножить богатство, объединив его с другим. Имею на примете весьма достойного человека и от души надеюсь на союз.

Флеминг медленно перевел взгляд на лорда Мартина — и обратно, к Виттору.

— Что скажете, милорд, о моем предложении?

— Я это… вообще, я пока не думал… — начал Мартин и осекся, заметив, что вопрос был адресован не ему.

Флеминг обращался к Виттору Шейланду, будто тот целиком властвовал над младшим братом. И Виттор принял это как должное:

— Граф Бенедикт, такой выбор делает вам честь. Мартин — прекрасный человек, у него добрая душа и храброе сердце. А с вашей дочерью я, к печали моей, не знаком, но верю, что она воспитана в самых благородных традициях.

— Так и есть, — без лишней скромности признал Флеминг.

— Дайте же время осмыслить ваше предложение и, вполне возможно, я отвечу согласием.

— Благодарю, милорд.

— Эй, что такое, ну! — вскричал Мартин. — Меня бы тоже недурно спросить!

Игнорируя его, Виттор сказал Флемингу:

— И не забудьте, граф: вы обещали выдвинуть из Беломорья батальон, чтобы установить блокаду вокруг Первой Зимы.

— Мой собственный сын займется этим.

Виттор пожал руку Флемингу и отпустил его, а затем повернулся к брату:

— Марти, мы оба знаем о тебе то, чего графу Флемингу знать не нужно. На тебя всякое находит.

Мартин задохнулся от гнева:

— Находит?! Находит, тьма сожри?! Вит, я не безумец! Даже Иона сегодня сказала…

— Ты точно безумец, если слушаешь Иону. Флеминг прав: тебе нужна жена. Остепенишься, поумнеешь, а если нет, то будет кому присмотреть за тобой.

— Присмотреть?! Я что, глупый ребенок? Я воин, ну! Носитель Перста, стрелок, охотник!

— Да, да, ты молодец. А теперь подумай, как хорошо быть женатым. Слышал, что сказал граф: милая, добрая, покорная. Ты же такую и хочешь, чтобы пятки лизала.

— Ну, да, но не эту… Я ее даже не знаю. Я другую того… люблю, как бы.

— Кого же, позволь узнать?

— Л… Лауру.

Виттор усмехнулся. Виттор снова потрепал щеку брата, и тот гневно оттолкнул:

— Что смешного?!

— Л-Л-Лаура сожрет тебя с потрохами. Это хитрющая агатовская тварь, похлеще всякой Ионы. Галлард взял ее в заложницы — и сам не заметил, как очутился у алтаря. Она оседлала приарха, будто пони. А из тебя сделает комнатную собачку.

— Да ну… Быть не может…

— Марти, младенец ты наивный, научись уже видеть людей!

От злости и стыда Мартин покрылся пунцовыми пятнами. Джоакину тоже стало не по себе, но он счел разумным согласиться с графом:

— Да, милорд, ваша правда.

— Конечно, моя. Кстати, кто из вас выбрал Гвенду?

— Виноват… я, милорд.

— Почему ты? Я же поручил брату.

— Он э… был немного занят.

— Ага, ковырянием в носу. Мартин настолько слеп, что не смог даже выбрать няньку, вот и поручил тебе. А ты хорошо справился, Гвенда мне по душе. Любит детишек, как родных.

— Вит… — просипел Мартин.

— Что — Вит?

— Иона сказала…

— Да боги святые! Она же гавкает по-собачьи. Ты научился понимать лай?

Мартин откашлялся.

— Она сказала, ты мне совсем не доверяешь. Я столько лет искал бессмертие неправильно — а ты не подсказал, как надо.

— Баран. Я знать не знал, что ты там ищешь!

— А я не знал, что ищешь ты. И это, ну… обидно.

— Уфф. Иди поешь, выпей вина, успокой нервы. Сир Джоакин, пригляди за ним. Потянется к Лауре — бей по рукам.

Армия Избранного пировала везде.

Пировала в Уэймаре, празднуя воскрешение графа Шейланда, и продолжала на пышных похоронах Галларда Альмера. Покойный приарх получил титул великомученика и почетное прозвище. Избранный выделил участок для собора святого Галларда Предтечи — и увел армию пировать в южный Нортвуд.

Тамошние жители встретили его с опаской: по всей империи шли жуткие слухи о Перстах и Мече Богов. Но Избранный пленял сердца. Он был весел и добр, усыновлял детишек и холил, как своих. По просьбе людей исчезал и возникал, повторяя в малом масштабе чудо своего воскрешения. А кроме того, давал пиры.

В Вудсе он накормил все население города. Вдоль целой главной улицы выстроились столы, запах гуляша достиг соседних деревень. В Магриде Избранный купил четыре баржи, полные рыбы, и угостил всех, от бургомистра до котов. А уж как питались его воины — это надолго войдет в нортвудские легенды. Рыцари состязались: кто кого переест. Так набивали животы, что не могли подняться, и сквайры силком утаскивали их из-за стола. Закатники, и прежде-то любившие пожрать, теперь жевали днями напролет. Наполняли снедью переметные сумки и на марше запускали туда руку. Шаваны Пауля, непривычные к северной пище, мучились несварением… А встречные нортвудцы лопались от зависти: эх, нам бы такого сеньора! Избранный утешал их: я-то теперь и буду ваш сеньор.

Бирбис и Лисий Дол встретили его раскрытыми объятиями. Слухи о чудотворце опережали ход его полков. Сияя неземными доспехами, Избранный восходил на щитовое место и говорил свою любимую речь: как он сумел достичь успеха — а значит, сможет любой, кто искренне верит. Называл всех друзьями или братьями, играл с детьми, обещал сделать весь мир единою семьей. И, конечно, пировал.

Застолье в Бирбисе вошло в историю, поскольку тамошний епископ умер от обжорства. Без шуток, прямо за столом. Говорят, он еще вдох-другой после смерти продолжал жевать. А в Лисьем Доле трапеза вышла скомканной: армия Избранного спешила на битву с кайрами. Зато какой пир закатил граф Шейланд после победы!.. Целый акр леса срубили на дрова, зарезали двести свиней и пятьсот овец. Никто не смог уйти от стола — воины уползали на карачках или засыпали на месте. Запах манил из леса хищников, звери являлись прямо к столу, и пьяные люди совали им в зубы мясистые кости…

Но в Ориджине все изменилось. Большинство замков оказались пусты, так же как хутора и деревни. Избранный больше не мог грабить, а поставки из Нортвуда не поспевали за армией. Солдаты начали затягивать пояса, и, сказать по правде, это радовало Джоакина. Пиры в Нортвуде были хороши, но здесь, в древнем Ориджине, душа просила чего-то более великого, чем обжорство. Во дворе очередного захваченного замка воины обгладывали бараньи ребрышки, офицеры запивали красным вином пахучий сыр. Избранный смотрел, как кушают дети, и приговаривал:

— Друзья мои, все мы — одна семья!

Джоакин уронил ладонь на бедро Хаш Эйлиш и заметил, как оно округлилось. Помнится, раньше торчали кости, Мартин обзывал ее мумией, но теперь стало совсем иначе. Джо провел рукой по телу любовницы, огладил живот и грудь — всюду ощутил приятную мягкость. Даже запястья Эйлиш как будто поправились, браслет из дохлой мыши грозил вот-вот порваться.

Тогда Джоакин глянул на собственное брюшко: оно стало весьма рельефным, рыцарский герб вальяжно разлегся на этом холме.

— Гм.

Тоска зашевелилась в душе путевца. Сытость глушила мысли, не давая осознать причину тоски. Как-то все надоело, что ли.

— Вы приуныли, славный рыцарь? — Эйлиш приласкалась к нему, будто кошка.

— Душа просит чего-то…

— Моя тоже. Не пойти ли нам в постель?

— Да не об этом я… Мы много едим и мало сражаемся. Разве так добывают славу?

Эйлиш погладила пальцем герб на его груди.

— Вы свою уже добыли. Можно и отдохнуть.

— Не знаю… Мы идем по Ориджину, понимаешь? Это же легенда, а не земля! Я думал, все будет героически… Но мы только едим, а эти мрут без боя.

Она облизала пальцы.

— Я поняла, сир Джоакин: ваше сердце поэта требует романтики. Приглашаю вас на прогулку вокруг замка.

Он поморщился:

— Там всюду мертвецы.

— Уже нет, альмерцы их похоронили. Идемте же, будет красиво! Звезда в небе, горы вдали!

Джоакин дал себя уговорить. Предупредил Мартина об отлучке, тот лишь угукнул в ответ — так был увлечен беседой с леди Лаурой. Граф, конечно, не велел — ну и пусть. Виттор Шейланд очень умен, но здесь он точно ошибся: леди Лаура — чудесная девушка. Джоакин благородно пожелал Мартину удачи и ушел гулять.

Закатница оказалась права: красиво было. Луна и Звезда серебрили холмы, перистые облака украшали небо сказочными мазками. Бескрайняя даль открывалась глазу, лишь на горизонте взор упирался в черные клыки вершин. Джо высказал то, что лежало на душе:

— Нужно быть достойным человеком. Благородство сердца важнее титулов, так я считаю. Хорошо ли пировать, когда вокруг мертвецы?

— Они сами виноваты, разве нет? Могли подчиниться…

— Твоя правда, конечно. Но нужно еще уважение к смерти. Хоть и дурные, а все-таки… Альмерцы правы, что похоронили.

— Уважение к смерти, — повторила Эйлиш необычным голосом.

— Агатовцы и кайры — это звери. Но простой люд в чем виноват? Как-то оно неправильно… Граф говорит: все мы станем одной семьей. Разве можно так со своими братьями?..

— Братья — лишь те из них, кто принял нас как братьев. А остальные выбрали свою судьбу.

Джоакин помолчал. Иней мертвенно хрустел под каблуками.

— Я вот о чем тревожусь… После Первой Зимы мы же пойдем на Фаунтерру.

— Конечно. И Адриан, и Минерва отвергают Избранного. Придется встретиться с ними на поле боя. Но наша армия — сильнейшая на свете, разве нет?

— Еще бы. Мы легко разобьем Адриана, я волнуюсь не об этом… Дорога в столицу лежит через Южный Путь. Там мои родители и братья…

Эйлиш поцеловала его в щеку:

— Не тревожьтесь, славный мой! Вы — честный и добрый человек, не отравленный ядом злобы. Я верю, что все ваши родичи таковы. Сердце укажет им правильный путь — на нашу сторону.

— Надеюсь…

— Иначе и быть не может! Представьте, как вы обрадуетесь, встретив своих братьев под знаменами Избранного. А как восхитятся мать и отец, увидев вас во всей красе! Их любимый сыночек — один из лучших воинов мира!

— Ммм… — Джоакин невольно выпятил грудь.

— Вы пригласите родителей за наш стол, познакомите с Избранным и всеми полководцами, с лордом Мартином и леди Лаурой. Гордости не будет предела!

— Вот бы так и случилось, — выдохнул Джоакин.

Приятным мечтаниям мешал привкус тревоги. И вдруг путевец сообразил, как применить Хаш Эйлиш.

— Стой, послушай-ка. Ты же можешь чувствовать смерть? Ну, если кто-то погиб или скоро погибнет…

— Конечно, — она лукаво повела бровью. — Желаете проверить, не грозит ли вам?..

— За себя я не боюсь, — отрезал Джоакин. — Но если б ты через меня ощутила мать и отца… Можно так? Сумеешь?

Эйлиш нахмурилась:

— Сложное дело… Особенно на полный желудок…

— Постарайся. Очень прошу!

— Ну… если я смогу, обещайте, что и вы мне кое-что скажете.

— Что угодно. Давай же!

Эйлиш встала лицом к Звезде, размяла пальцы, погладила мышь на запястье. Укусила себя за губу.

— Как же мешает сытость!

Она стала тереть свои щеки, пока кровь обильно не прилила к ним. Развязала платок, подставила ветру голую шею. Лицо Эйлиш стало отрешенным и спокойным, глаза закатились. Она хрипло прошептала:

— Дайте руку, Джоакин…

Схватила его пальцы, принялась гладить, ощупывать. Вдруг замерла, будто наткнувшись.

— Кто-то умрет. Близкий к вам.

Он вздрогнул от испуга, Эйлиш удержала его руку:

— Этот человек — недалеко отсюда. А ваша родня — в Южном Пути… Дайте же нащупать…

На лице ее заиграла улыбка:

— Ничего не чувствую!

— Тогда чему радуешься?

— Ваших родителей нет в царстве мертвых. Были бы — я бы ощутила.

— А братьев?

— Тоже нет.

Джо крепко поцеловал ее:

— Спасибо, Эйлиш! Ты спасла меня от страхов! …Постой, а кто умрет неподалеку?

Она подмигнула:

— Э, нет, теперь ваша очередь отвечать.

— Ну, что ж… ладно.

— Граф Шейланд действительно видел Ее?

— Пф, ясное дело! Он же умер. Ульяна взяла его за руку и повела на Звезду, а потом…

— Ее, — тихо повторила Эйлиш.

— Эту вашу Павшую? Нет, он видел только Ульяну. Хотя если вы Ульяну называете Павшей, то, значит, ее и видел.

— А был ли он на Звезде? Как считаете, сир?

— Конечно!

— Как выглядит Звезда с его рассказов? И как выглядит Ульяна?

Под острым взглядом Эйлиш он замялся и осознал подвох. Граф описывал смерть простыми словами — сначала было больно, потом темно, потом засияла Звезда, Ульяна взяла за руку и сказала: «Ступай назад, тебя ждут великие дела». Так он и воскрес, чтобы сделаться избранным.

Но вот что странно: граф никогда не излагал деталей. Какое платье носила Ульяна? Была она в обуви или босая, в украшениях или без, с одной косой или двумя?.. А Звезда — на что похожа? Очутился ли граф во дворце или в церкви, или в чистом поле? Какая погода была?..

— Гм. Наверное, он забыл подробности. Сложно запоминать, когда ты мертвый!

— Но Ульяна сказала ему, какие дела нужно совершить. Объединить весь мир в одну дружную семью, чтобы все были как братья… Это же граф помнит.

— Так это великая истина! Ульяна вложила ему прямо в голову, тут не забудешь.

Эйлиш загадочно улыбнулась.

— Я много спорила с наставником на данную тему. Мудрый Хорис говорил почти вашими словами. Именно Павшая встретила графа, но не дала рассмотреть ни себя, ни Звезду. Она приняла облик абстрактной идеи, чистого света. Граф должен был увидеть и понять лишь самое главное. А детали могли отвлечь и запутать, вот Павшая и скрыла их. Например, мы знаем доподлинно, что Павшая — безумно красива. Любая смертная женщина — уродливый хорек рядом с Нею. Но увидев такую красу, граф наполнился бы вожделением и забыл бы о миссии.

— Гм, да. Вот и я говорю.

Эйлиш поощрила его поцелуем:

— Услышьте и другую сторону, храбрый рыцарь. Возражая Хорису, я говорила вот что. Граф Виттор Шейланд весьма умен. Для него не секрет, как часто люди восполняют недостаток знаний приятными домыслами. Стоит напустить тумана — и каждый увидит в нем то, чего захочет. Но опиши конкретный образ — и многим он придется не по нраву.

— Э… почему это?

— Допустим, граф очутился на Звезде в башне гранитного замка. Это расстроит шаванов, которые хотят после смерти скитаться, а не сидеть в каменном мешке. Допустим, графа встретила низкорослая девушка с маленьким носом и плаксивыми глазами. Похожа на Ульяну с икон, но не на Павшую или Агату. Шейландцы будут довольны, но мы и альмерцы — расстроены. С другой стороны, если граф опишет белокурую красотку, то мы обрадуемся, но вы усомнитесь: раз он не видел Ульяну, то может и вовсе не умирал?..

Джоакин поскреб затылок:

— Постой-ка, дай сообразить… к чему ты клонишь?

— Ваш сеньор может нарочно давать смутные описания, чтобы вызвать симпатию у всех своих разношерстных союзников. Альмерцы считают его Праотцом, мы — любимцем Павшей, шаваны — Духом-Странником, вселившимся в графа Шейланда. Стоит Виттору принять одно из этих имен, он тут же отвергнет остальные. Потому он зовет себя Избранным — и каждый может домыслить по своему вкусу, кем избран граф и для каких дел.

Путевец насупил брови:

— Ты что, не веришь ему? Своими же глазами видела, как он воскрес!

— Шшш!.. Не гневайтесь, славный мой рыцарь. Я ни в чем не обвиняю графа, ведь он в любом случае служит Павшей, даже если не видел ее. Да я и не убеждена в своей правоте. Это лишь догадка, я обратилась к вам, чтобы ее проверить.

— Вот и проверила! Я повторил тебе то же самое, что граф сказал мне: он умер взаправду, побывал на Звезде и прилетел назад. Ульяна дала ему великую миссию.

— Выходит, он и вам не дал никаких деталей. Что ж…

Джоакину захотелось ее ударить.

— Дались тебе детали! Ты что, торговка? Развела учет: шесть лаптей по агатке, два кафтана по глории… Это не лапти, а святые дела! Добро и истину нужно чувствовать сердцем! Зачем детали? Ты что, добро от зла не отличишь?!

Эйлиш не успела оправдаться. Только раскрыла рот, как с верху замковой стены донесся голос:

— Джоакин! Сюда иди, быстрее!

— Милорд?.. — удивился путевец. Мартин же был с Лаурой, какой черт занес его на стену?..

— Беги, ну! Тут у меня это… Случилось.

В комнатенке царила такая темень, что Джоакин замер на пороге. Гранитные стены дышали холодом, окно-бойница совсем не пропускало свет.

— Входи уже, не стой столбом!

Мартин втолкнул его внутрь, захлопнул дверь, задвинул засов. Чертыхаясь, зажег фитилек лампы. Огонь задрожал, едва не задохнулся, с трудом окреп. Мартин поднял фонарь, разгоняя тьму.

— Ну, вот такое, значит…

На смятой кровати лежала леди Лаура. Подол платья разодран, чулки спущены до середины бедра. Руки раскинуты врозь, рот раскрыт, язык огромный и синий, как слива. Глаза — блеклые, тусклые, сухие.

Джоакина бросило в озноб.

— Мертва?.. Тьма холодная, как же!..

Он бросился к леди Лауре, схватил за шею, стал щупать пульс. Кожа была теплой, почти горячей. Но голова от касания повернулась набок, и язык вывалился меж зубов.

— Святые боги… Ее что, задушили?

— Ну, как бы…

Мартин качнул фонарем, Джо увидел подушку, отброшенную на пол. По ней расплывалось мокрое пятно. Слюна Лауры пропитала ткань, пока лицо накрывали подушкой.

— Кто ее убил?! Где он?!

— Это…

— Он не мог сбежать! Окно слишком узкое!

— Ну, как бы… не сбежал.

В животе Джоакина скрутился клубок змей. Теперь он понял.

— Вы?!

Лампа брякнулась о пол, когда путевец прыгнул и прижал лорда к стене. Вдавил Перст Вильгельма в самое горло:

— Как ты посмел?! Убийца! Гад!

Огонь потух, теперь лишь бледное сияние Перста освещало комнату. Лицо Мартина стало белым и страшным.

— Полегче, друг. У меня тоже Перст. Целюсь в твои яйца…

— Я тебе голову снесу!

— Да уймись же, ну! Волчица виновата!

— Как — волчица, если ты? Говори и молись!

— Сам молись. Пальну снизу вверх, развалю от яиц до макушки… Но я не хочу, ты же мой друг! Послушай, как было…

Мартин заговорил лихорадочным шепотом, сбиваясь и путаясь в словах.

Все беды начались с Ионы, которая поеяла в Мартине зерно сомнений. Он сгоряча накинулся на брата: «Ты нарочно скрыл тайну бессмертия!» Вит, конечно, тоже не сдержался и обругал Мартина. По большей части Вит был прав, как всегда. Верно, что Мартину пора жениться. Правда, что супруга нужна — мягкая, добрая и покорная. Правда даже то, что Мартин иногда шалит, а в браке шалить будет меньше. Но одно — не правда, а злое, обидное вранье: дескать, Лаура плохая! Это ранило Мартина в самую душу. Он решил опровергнуть слова брата.

За столом сел возле Лауры и сказал ей напрямик: так мол и так, я думаю, что вы самая чудесная. Девушка, конечно, ответила со скромностью: ах, кто я такая, просто слабое существо… Мартин поймал ее: вот вы и показали, насколько хороши: не только скромная, но и честная! Мало по малу, он развязал Лауре язык. Утреннее дежурство у клетки навеяло тему беседы. Мартин припомнил, как Иона пугала его и держала в черном теле, пока была хозяйкой замка. Лаура поведала, что Ионою, как недостижимым идеалом, ее душили с детства. «Северная Принцесса — образец агатовки: умная, манерная, пишет стихи, играет в стратемы. А ты, Лаура, — такая и сякая, куда тебе до нее!» И чем сильнее она старалась, тем больше насмешек вызывала у брата с отцом. Говорили: глупышка, позор агатовского рода… Мартин посочувствовал, Лаура прослезилась. Согретые теплом взаимопонимания, пошли они вместе бродить. И как-то случайно забрели на верхушку башни, в эту вот комнату. На диво, тут никого не оказалось. Весь замок гудел, словно улей, а здесь пусто.

Тишина и сумрак располагали к откровениям, хмель придавал храбрости. Мартин усадил Лауру на кровать, обнял как следует и зашептал на ухо: ничто не соблазняет так сильно, как женская скромность. Волчица — наглая и злая, она не женщина, а хищный зверь. Другое дело — вы, Лаура! Вы — настоящий идеал!

Она оттолкнула его скорей для виду: вы мне льстите, милорд, я самая обычная, к тому же вдова. А Иона очень опасна, тут нельзя не согласиться. Она говорила с Аланис, а после та убила Галларда. Это Иона ее науськала! А еще, милорд, даже сказать жутко, она околдовала вашего брата. Виттору давно полагалось казнить ее. Мятежникам и бунтарям честные лорды рубят головы! Но Иона держит графа в своих сетях, вот он и не может убить. И поручает не тюремщикам, а собственному брату…

Мартин растаял от такого сочувствия. Взял и поцеловал Лауру — и сопротивления не встретил. Он покрывал ее поцелуями, дичая от страсти, а Лаура шептала: «Это ведьма… Мой святой муж сжег бы ее… Если б кто-то ее убил, всем бы стало легче…» Тут Мартин не был полностью согласен, но спорить не собирался, были дела поинтереснее. Все больше распаляясь, он лобзал вдову, а та нашептывала:

— И Виттор стал бы свободен. Мог бы снова жениться… Убейте ее, Мартин…

Жалко стрелять лучшую суку в своре, но чего не пообещаешь ради ночи любви.

— Ладно, завтра убью. Подойду к клетке — и бах!..

— Нет, лучше прямо сейчас! Прошу вас, Мартин, убейте сегодня.

— Клянусь вам, завтра точно… Только сначала мы с вами… святые боги, где ж это развязывается?..

И вдруг вдова стала отталкивать его — дескать, она в трауре, нельзя. Мартин навалился сильнее, содрал чулки. Она стала брыкаться — это неправильно, боги не простят…

А потом на Мартина опустилась тьма.

Когда просветлело, он увидел то, что видит сейчас Джоакин. Сам чуть не сдох от горя. Вот ей богу — сам себя хотел задушить! Но потом побежал за другом — а почему? Да потому, что ведьма не должна остаться безнаказанной! Она не только Вита околдовала, но и Мартина! Едва тот подумал ее убить, как сразу лишился рассудка!

— Запомни это, друг, — шептал Мартин, утирая холодный пот со лба. — Запомни: она — колдунья! Если умру, значит, она виновата! Ты тогда никому ничего не говори. Скажешь хоть слово — сработают ее чары, и ты тоже свихнешься, как я. Без единого слова иди к ней и стреляй в затылок. Потом второй огонь — в сердце, а третий — в утробу. У женщин там средоточие жизни. Пока матка цела, ведьма даже без головы сможет подняться. Сожги утробу, мозг и сердце — тогда умрет наверняка!

Джоакин выпустил его и привалился к стене, лишенный сил. Отчаянье и горечь расплющили его. Лаура погибла — и никогда больше не встретить ему такой совершенной девушки! Полли была первым подарком судьбы. Джоакин упустил его, но боги дали второй шанс. Теперь нет и Лауры. Третьего шанса уж точно не будет. Отныне он обречен на вечную печаль… А под горькими этими мыслями шевелился страх. Джо видел правду в словах Мартина: Иона — ведьма! Она — проклятье для всех, кого встречает на пути. Одним кулачком едва не задушила Джоакина. Мартин тогда его спас — и нынче жестоко поплатился. Вот какова месть колдуньи!

— Что будем делать, ну?.. — пролепетал лорд Мартин.

— Расскажем графу.

— Ой… а нельзя без этого? Боюсь я…

— Да как иначе? Замок набит людьми, вы ж не спрячете тело!

— Ну… пожжем Перстами, прямо здесь. Улизнем тихонько, скажем: знать не знаем, мы спали.

— Так не выйдет. Альмерцы станут искать, это же их герцогиня. Вспомнят, что вы ушли с нею вместе.

— А мы скажем: гуляли втроем, с тобой и с мумией! Упроси мумию, ну, чтобы подтвердила.

— Нет, милорд. Надо сказать…

Мартин схватил его за плечи:

— Друг, я боюсь! Вит же тоже околдованный. Если скажу, как было, в нем сработают чары. Или прикончит меня, или засунет к волчице в клетку. Святые боги, она меня живьем сожрет!

— Да вряд ли…

В голосе Джоакина не было убежденности. Мартин встряхнул его:

— Сам знаешь, что я прав! Ведьма она, как есть! Вспомни ночь, когда она всех взбунтовала. Был гарнизон у Вита — пальцем повела, и нет никого! Гарри в нее Перстом — а она идет, как зачарованная, даже не вздрогнет! Конец бы нам всем, если б не ее промашка. Не потрудилась тебя околдовать — потому ты и смог…

— Тьма. Не знаю, что думать.

Мартин снова дернул его так, что Джо приложился затылком о стену:

— Слушай, друг! Идем сейчас к ней — и того. А потом расскажем Виту. Когда она того, уже и чар не станет!

— Убьем, что ли?..

— Шшшш! — Мартин зажал ему рот. — Вслух нельзя, оба же сдохнем! Нашлет безумие, пристрелим друг друга. Надо тихонько подкрасться — и хлоп!..

Он замер, прислушался к себе, пытаясь понять, не сработали ли чары. Кажется, нет. Пока что ведьма не услышала их.

— Идем, — шепнул Мартин и потянул засов.

Сделал шаг за дверь — и вздрогнул, как пробитый стрелою. По лестнице им навстречу поднимался Айви.

— Лорд Мартин, это вы?.. Граф ищет.

Джоакин принял решение и крепко взял Мартина за плечо.

— Айви, будь добр, приведи графа сюда. Как можно скорее.

Граф Виттор Шейланд, Избранный, долго рассматривал мертвое девичье тело. Словно это был не труп, а страница мелкого текста, который надлежало прочесть при свече. Усвоив все до буквы, он повернулся к брату и ударил по лицу.

— Ну Вит, зачем!..

Граф ударил снова. И еще. Бил не сильно, но очень обидно, словно щенка. Мартин закрыл лицо руками, Виттор ударил сбоку, прямо в ухо.

— Ай!.. — вскрикнул Мартин и прижал к уху ладонь.

Лицо открылось, граф хлестнул наотмашь по щеке.

— Перестань же, ну!..

Глаза Мартина налились слезами. После нового удара он отдернулся и выставил правую руку. Перст Вильгельма уперся в грудь Виттора.

Граф исчез.

Мартин шарахнулся в одну, в другую сторону. Попятился, влип в стену спиной. Закричал:

— Вит, прости, я же не это!.. Я не хотел ничего, случайно…

Повисла мрачная, давящая тишина, лишь огонек потрескивал в лампаде. Графа не было, но Джо и Мартин шкурой ощущали его присутствие. Сам воздух в комнате дышал гневом.

— Вит, извини… Не собирался я стрелять, просто дернул рукой.

Граф появился, стоя на одной ноге. Вторая уже двигалась к цели — и вдох спустя пригрела башмаком промежность Мартина.

— Уоооох…

Бедняга согнулся, держась за чресла. Граф отступил на шаг, прицелился еще разок и пнул туда же. Руки Мартина не сильно смягчили удар. Он взвыл, как подстреленный пес, скорчился и рухнул на пол. Виттор с минуту наблюдал его судороги. Когда боль отступила, граф велел:

— На колени.

Еще дрожа от боли, Мартин встал на четвереньки. Напрягся, крякнул, перенес вес и очутился на коленях перед братом.

— Ты тоже, Джоакин.

— Но почему? — удивился путевец. — Я-то в чем…

— А ты думал стоять, пока лорд Шейланд протирает половицы? На колени, тьма сожри!

Джо опустился на одно колено, по-рыцарски. Позы вассалов умерили гнев сеньора.

— Теперь побеседуем. Да будет вам известно, что средь моих союзников есть три наиболее полезных. Двое — это Пауль и Лед. Никого из них вы не сможете даже укусить за ляжку. А третий — Лаура Фарвей. Ныне покойная, тьма сожри! Лауре подчинялись две тысячи солдат, в том числе четыреста рыцарей. Настоящих, полноценных рыцарей, не таких, как… Вместе с кайрами Флеминга они служили противовесом орде. Но это еще мелочь. Главное — Лаура была внучкой Фарвеев и наследницей Альмеры. Она — ключ и к союзу с Надеждой, и к власти над Красной Землей. Без единого выстрела Лаура дала бы мне весь центр Полариса! Чтоб захватить Нортвуд и Ориджин, мы положили уйму людей. Альмеру с Надеждой могли взять без боя — достаточно было целовать Лауру в попку!.. Ваши чахлые мозги уяснили положение?

— Да, милорд…

— Тогда ответьте, с учетом вышесказанного. Как вы додумались прикончить самого полезного мне человека?

Джоакин промямлил:

— Милорд, я же не…

— Не виноват? Ясное дело, ее угробил Марти. Но тебе я велел следить за ним. А ты следил за жопой трупоедки!

Джо опустил глаза. Мартин пролепетал:

— Вит, ну… я ж не просто так, была причина… Сам бы я ни за что…

— Причина? Ай, как любопытно! Ты оборонялся, правда? Лаура хотела заколоть тебя шпилькой? Или забить насмерть башмачком?..

— Меня околдовали.

Граф прочистил ухо и нагнулся к брату, чтобы услышать точно, без ошибки.

— Повтори-ка, будь любезен.

— Колдовство! Чары затуманили мой разум!

— Десмонд Ориджин прислал мага-диверсанта? И где же он?..

— Это… в клетке. Меня заколдовала Иона.

Стоя на коленях, Мартин повторил рассказ, который уже слышал путевец. Пока длилась речь, граф расхаживал по комнате, хватался за голову, потрясал кулаками. В нем боролись два равно сильных желания: в кровь избить брата — и покатиться по полу от смеха. Однако он сумел дослушать до конца, не перебивая. Потом сел на кровать и погладил покойницу по волосам:

— Бедолага. Перед смертью тебе пришлось выслушать этот бред. Даже не знаю, что хуже.

— Ну, чего бред?! — надулся Мартин. — Так и было! Помнишь, как в Уэймаре… Она и гарнизон очаровала, как меня!

— Осел ты безголовый, — устало выдохнул граф. — Нет у них никакой магии. Это ж не болотники, а обычные Ориджины. Лед ее с детства знает — ты бы хоть у него спросил…

— Милорд, я сам свидетель, — вмешался Джоакин, — волчица утром по-особому с ним говорила. В ее речи точно были чары! Как иначе объяснить внезапное помутнение?

— А вы друг с другом обсудите, авось найдете причины. Соедините силу двух интеллектов… Благо, время у вас будет.

— Какое время? Вит, ты о чем?..

С горьким сожалением на лице Виттор закрыл глаза покойнице.

— Ключ от Альмеры утрачен. Фарвея придется купить, это обойдется идовски дорого. Но я могу сохранить хотя бы воинов Лауры. Если бедную девушку убили лазутчики Десмонда, то делом чести для рыцарей станет месть.

— Лазутчики?..

— Ага. До утра разыщите их и воздайте по заслугам.

— Воздать — значит, убить, милорд?

— Нет, оставьте живыми, чтоб альмерцы их допросили… Тьма сожри, конечно, убейте! Трупы оставьте в этой комнате. Одному в руки подушку, с другого снимите штаны. Потом зовите меня, проверю.

Мартин переглянулся с Джоакином.

— Вит, прости, но… не было ж лазутчиков. Во всей округе живых северян не осталось.

— Ай, незадача! Придется вам совершить прогулку. Скачите туда, где есть живые, поймайте двух — и сюда. Двух здоровых мужчин, тьма сожри! Не баб и не калек, а то ж с вас станется…

Мартин выпучил глаза:

— Так это что, надо успеть до утра?!

— Думаешь, если Лаура выйдет на завтрак в таком виде — никто ничего не заподозрит?

— Вот тьма! Как мы успеем?..

— Меньше болтайте. Подняли зады — и по коням. Вперед!

Напоследок граф добавил:

— Отдайте мне ключи от клетки. Пока совсем не свихнулись, снимаю с вас Иону. Поручу ее людям Доркастера.