Тень Великого Древа

Меч — 9

Начало ноября 1775 г. от Сошествия

Лид, герцогство Ориджин

— На этих землях всегда воевали, как пить дать. Бились на славу, не так, как сейчас. Без Перстов этих окаянных, и без лишних полчищ — всему знали меру. Держал наш граф шестьсот мечей — то бишь, кайров, значит. Были еще греи, вольные стрелки, конюхи, повара, землекопы — эти все звались «чудь», их никто не считал. Воины — только двуцветные…

Джоакин мало что видел вокруг себя, а понимал еще меньше. Пол-лица опухло, глаз заплыл, на коже вздулись волдыри. Корка синяков и ожогов отгородила его от мира. Внутри себя он чувствовал ясно: здесь шатается, тут жжет, там свербит; лежишь в строго выверенной позе, пошевелишься на дюйм — проснется боль. Но внешний мир покрывался туманом, голоса звучали глухо, фигуры расплывались. Из тумана возникала старуха и принималась вещать:

— Каждой весною, как снег сойдет, так и пора воевать. Двести кайров оставались стеречь город, а четыреста шли куда-нибудь: или в Майн, или в Стил, или в Первую Зиму. Иногда в Беломорье, но это редко. Вот идет наш лорд с четырьмя сотнями, и тут навстречу ихний лорд, а с ним полтысячи двуцветных. В замках-то не любили сидеть, коли войска хватало — выходили в поле…

Джоакин силился вникнуть: что за старуха? Откуда взялась, зачем нужна? Морщинистая, как сушеное яблоко, древняя, как фундамент под лидским замком. Голосом так скрипит, что кажется, вот-вот протрет себе глотку словами и окочурится на месте. Но куда там! Не думает она помирать, все бродит вокруг джоакиновой койки и болтает без умолку, не заткнешь:

— Встретятся, значит, четыре наших сотни против ихних пяти. Съедутся лорды и решают, как дальше. Сперва скажут, за что воюют. Один говорит: «Возьму с тебя бочку серебра», а другой: «Нет, это я у тебя возьму младшую дочку, мне племянника женить». Потом обсудят положение. Скажет один: у меня позиция лучше, обход туда-сюда, холмик так, река этак. И тот может согласиться: верно говоришь, признаю твою победу. А может ответить: зато у меня кайры лучше. Тогда, значит, надо сравнить…

Джоакину говорить не хотелось: опухоль на роже мешала открывать рот. Только ради питания он готов был напрячься и раздвинуть челюсти. Но в данный момент его как раз кормили из ложки, а коль уж все равно рот раскрылся, то можно и спросить:

— Ты кто, бабка? Откуда взялась?

— Енто ты взялся сынок, а я тут всегда была. Своим молоком старого графа вскормила. Не того графа, что теперь, а егойного отца…

— Что ты здесь делаешь?

Путевец задал вопрос — и только тут сообразил: ложка-то не сама ему в рот попадает. Ее-то, ложку, подносит старушечья рука. А еще совсем недавно кто-то умыл его влажной тряпкой. Тоже, поди, тряпка не сама собой в воду окунулась. По всем признакам получается, странная старуха ухаживает за ним. Молодец, Джоакин, сделал правильный вывод!

— Жуй, а не болтай, сынок. Думаешь, как сравнивали кайров? Да вот как. Пройдет наш лорд перед ихним войском и выберет наугад восемь воинов. А ихний лорд выберет восемь из наших. Крест накрест, значит. Потом сходятся восьмерки и бьются как умеют. Это звалось: поединок святой дюжины. Чья восьмерка первою легла, тот лорд и проиграл. Выплачивает, что запрошено, и не спорит. Это вроде как плата за науку: теперь все войско знает, над чем надо работать…

Джоакин подремал какое-то время, а спросонья удивился: постойте, почему же меня кормит северная бабка? Как можно?! Вдруг она шпионка или еще кто похуже?! До того всполошился, что поднял голову над подушкой и повернулся к лорду Мартину. Пускай подтвердит, что нельзя же так!

— Милорд…

Едва он увидел Мартина, как сразу забыл про бабку. Лицо лорда превратилось в багровый мяч, глаза и рот исчезли, оставив по себе три щели. Рука стала куском кровяной колбасы, локтевой сустав вывернулся в обратную сторону. Мартин стонал. Он стонал почти все время, даже сквозь беспамятство. Только Джо доселе не замечал…

А старуха знай талдычила свое:

— Если на кону стояло большое: какой-нибудь рудник или гавань, — тогда уж рубились целым войском. Но и тут порядок был! Каждый лорд по-умному командовал, людей берег, а если видел, что проиграет, — белый флажок кверху. Битве, значит, сразу конец. Раненым помогли, мертвым отдали почести, руки друг другу пожали… Пойми ты, сынок: раньше не бились насмерть! Воевали по чести, а не по злобе. Не пытались друг друга под корень стереть.

Все прочее, кроме бабкиных речей, шло фоном, будто в дымке. Явился лекарь, что-то смутное сказал про Джоакина. Осмотрел лорда Мартина и показал жестом: руку — отрезать. Мартин завопил…

Пришел Айви. Поддержал Джоакина, сказал: держись, браток. Поведал, что шпионка На-та-ни-эля ликвидирована, а волчица снова в клетке. На-та-ни-эль — какой-то опасный тип, что служит Минерве. Теперь о нем говорят все, ведь это он дал Гвенде Первокровь и велел вызволить волчицу. Хорошо, что Пауль был начеку.

Пришла Хаш Эйлиш, стала ластиться. Сказала: это не страшно, что лицо. Лицо заживет, главное — мужская гордость уцелела. Принялась гладить так, что мужская гордость действительно дала о себе знать. Джоакин, зло хрипя, выгнал Эйлиш прочь. Мартин орал ей вслед: «Мумия, приведи брата! Загибаюсь, аааа!»

Джоакину очень хотелось, чтоб не закатница пришла, а леди Лаура. Вот кто принес бы облегчение! Но он знал, что Лаура почему-то не может прийти. Не помнил, почему. Как-то связано с Мартином… А тот все орал беззубым отечным ртом: «Виииит!.. Позовите братааа!»

— Персты эти ваши — редкая дрянь, — твердила старуха, пока кормила с ложки. — В былое время не то что Перстов, а даже луков гнушались. Стрелять-то умели, если война в Степи, то без луков нельзя. Но чтобы кайр кайра угостил стрелой — это неслыханное дело! Почему, говоришь? Да потому! Стрелой можно убить не глядя, можно даже не знать, кого. Пустил навесом — куда-то прилетело… Неправильно это. Хочешь убить — встань лицом к лицу, посмотри в глаза, дай шанс защититься. Имей уважение к врагу!

Вместо Виттора явился Пауль с Чарой. При виде Пауля Мартин онемел от страха. Забыл крики и стоны, выпучил глаза, вдавился в подушку. Пауль достал целительный Предмет, и Мартин захрипел: «Нельзя! Не трогай меня!» Пауль дал Предмет Чаре: «Тренируйся». Она осталась неподвижна: «Гной-ганта, должны ли мы помогать Шейландам? Граф сделал полководцем Льда, а не тебя. Ему отдал город, а не нам. Мы не получаем ни наград, ни уважения». Пауль ответил: «Он даст нам Натаниэля. Когда гаденыш умрет, мы сами возьмем все остальное. Клянусь Ордою Странников».

Тогда Чара пристегнула Мартина ремнями и начала кромсать. От боли и ужаса бедняга лишился сознания. Шаванка работала медленно, делала перерывы, давала Паулю проверить. Она вскрыла руку, добралась до костей, склеила их из осколков. Когда стала зашивать, допустила ошибку. Пауль велел распороть и начать наново. Похвалил, назвал умницей.

Тогда Чара принялась за челюсть… Джоакин сблевал, свесившись с койки. Бабка вытерла, сменила простыню, умыла путевцу лицо.

— И зимой воевать не ходили. Дурость это — зимний поход! День Сошествия — святой праздник, ни к чему его портить. Дороги под снегом, быстро не пойдешь, коням и воинам — мучение. Пока войско доползет, все хутора по пути объест. А в стужу-то людям и так несладко. Куда вы претесь на зиму, изверги? Стояли бы тут до весны. Хоть бы что-то по-людски сделали!

Зашел Лед. Важный — в серебре, в генеральских нашивках да при адъютанте. Последний сообщил: Рихард Ориджин назначен командующим всего войска Избранного. Армия выступает в поход на Первую Зиму через ущелье Створки Неба. Прежде, чем ударят холода, необходимо миновать ущелье и взять штурмом ориджинскую столицу. Армия недостаточно обеспечена зимней амуницией, потому бросок из Лида в Первую Зиму должен быть молниеносным. Это все говорил адъютант — молодой шейландский офицерик, весьма довольный, что Рихард Ориджин позволил ему раскрыть рот. А сам Лед осмотрел руку Мартина, зашитую Чарой, и обронил: «Недурно».

— Поздравляю с повышением, милорд, — сказал Джоакин.

— Выбор у графа был невелик. Только я и Флеминг способны провести армию через Створки Неба. Особенно теперь, когда объявился Натаниэль.

— Кто он такой?

— Носитель Предметов на службе Минервы. И личный враг Пауля.

Адъютантик добавил:

— Нет причин для беспокойства. Первая Зима блокирована со всех сторон. С севера, из Беломорья, идет с войском сын графа Флеминга. А на юге, в Майне, стоит Адриан. Лорд Десмонд заперт в долине, у него только шесть батальонов, и больше взять неоткуда.

— Адриан за нас?! — поразился Джоакин.

Лед вымолвил:

— Граф Виттор убедит его, не впервой. — Затем потрогал опухоль на лице Джоакина и снова сказал: — Недурно.

— Чара не лечила меня, — возразил путевец. — Опухоль сходит из-за первокрови.

Ухмылка искривила губы Льда:

— Я оценил работу не Чары, а сестры.

Он поклонился старухе и ушел. Адъютант тенью помчал за господином.

— Ориджины, — скрипнула бабка и затем промолчала целую минуту.

Когда Джоакин уже мог не только поднять ложку, но и сам подняться с постели, в палату заглянул граф Виттор Кейлин Агна. Он привел с собой детей.

— Здравствуйте, сир Джоакин! У вас сильно болит?.. Здравствуйте, дядя Марти. Ой, что с вашей рукой? Какая вава… Можно потрогать?

Букет Избранного насчитывал одиннадцать цветов. Граф привел четверых самых любимых.

— Детки, сейчас я поговорю с дядей Марти и сиром Джоакином. А вы держите ушки востро, слушайте и набирайтесь опыта. Потом расскажете мне, что узнали.

— Хорошо, дядя Вит!

Мартина до сих пор терзали боли, но под влиянием Предмета кости уже срослись, а опухоль спадала. Рот раскрывался на полную, локтевой сустав вернулся на место. Мартин не преминул похвастаться:

— Вит, гляди на локоть! Сгибается — и разгибается! Сгибается — разгибается! Здорово, а?

— А как было раньше? — спросил кто-то из детей. Мартин показал:

— Рука была толщиной как нога, а цветом — как слива. И гнулась не сюда, а наоборот!

— Ничего себе! Вот это да!..

— Эта рыжая потрудилась на славу. Но сначала я испугался — думал, убьет. Недобрая она…

Граф Виттор переместился и возник между изголовий коек. Он часто исчезал, когда хотел привлечь внимание.

— Слушайте, лучики мои. Сейчас я должен обсудить две темы — одна общая, а другая частная. Понимаете, как это?

— Общая — про всех, а частная — про кого-то одного! — отозвалась белокурая девчушка.

— Правильно, милая. И начну я с общей темы, а потом перейду к частной. Вы поймете, почему так лучше. Поймете, правда?

— Постараемся, дядя Вит!

— Итак, мы выступаем в поход, — теперь он обращался к Мартину и Джо, но поглядывал и на детей. — Было много сомнений. На носу зима, теплой одежды не хватает, особенно — обуви. Провианта обмаль, нетопыри вынесли много, пока отступали. Но как раз это и решило дело: никто не хочет до весны голодать в чертовом Лиде. Мы постановили совершить быстрый бросок и захватить Первую Зиму еще до морозов, то бишь — до дня Сошествия.

— Кто это «мы»? — спросил мальчонка в жилете.

Граф усмехнулся:

— Я. Одни генералы советовали наступать, другие — ждать весны, я выбрал идти сейчас. Но лучше всегда говорить «мы», пускай люди думают, что участвуют в решении.

— Правильно, дядя Вит!

— Нам предстоит марш в сто двадцать миль по горному тракту. Военные говорят — а в этих делах лучше верить военным — что переход займет две недели. Дескать, дорогая узкая, бывают завалы и заносы, а враг может делать всякие пакости. Я приказал уложиться в десять дней. Когда военные называют срок, нужно требовать быстрее, чтобы не расслаблялись. Лед сказал: «Сложно, но можно», — и предложил такой порядок. Первым пойдет сам Лед с беломорцами и альмерцами. Это наиболее выносливые части, к тому же, знакомые с местностью. Они расчистят дорогу от завалов, уничтожат засады, возьмут ущелье Створки Неба.

— Что такое Створки Неба, дядя Вит?

— Узкое ущелье, а над ним два ориджинских форта. Там сидят плохие двуцветные дяди, которые могут сверху обрушить лавину. Но наш Лед отправит лазутчиков с Перстами, те проберутся в форты и убьют всех плохих. Дорога на Первую Зиму откроется. За Льдом пойдут шейландцы, закатники и медведи. А шаваны будут ждать до последнего здесь, у стен Лида. Шаваны — это легкие конники, очень быстрые. Когда пройдет вся наша пехота, они ринутся по открытой дороге и за три дня нагонят остальное войско. Понимаете, лучики мои?

— Да, дядя Вит!

Граф беседовал больше с детьми, чем с Мартином и Джо. Это слегка задевало. Джоакин решил перетянуть на себя внимание:

— Как мы возьмем Первую Зиму, милорд?

— Хороший вопрос, правда, детки? Если бы вас не было, я бы ответил так. Старый Десмонд имеет шесть тысяч солдат, и больше не станет, раз Первая Зима в блокаде. На севере дорогу отрезал сын Флеминга, на юге — Адриан. Подкрепления не придут, у Десмонда так и будет шесть тысяч, а мы приведем пятнадцать. Еще у нас почти тридцать Перстов Вильгельма и защитный пояс, и деконструктор. Десмонд обречен — так бы я сказал кому-нибудь другому.

— А что скажете нам, дядя Вит?

Граф неотразимо улыбнулся:

— Правду, лучики мои. Я понятия не имею, как штурмовать города. Ни одного не взял за всю жизнь. Солдат считать я тоже не умею. Кто сильнее: шесть тысяч кайров, или пятнадцать — кого попало вперемешку? Не ко мне вопрос… Но вспомните, дети, мою любимую пословицу.

— Торгуй тем, что имеешь, используй, что знаешь!

— Умница! Я не знаю военного дела, зато знаю людей. Вот на людей и делаю ставку. У меня есть Лед, который не ведает страха и ни перед чем не остановится, лишь бы отомстить отцу. Есть Пауль — свирепый хищник, способный убить кого угодно. Есть Чара, Сормах и еще двадцать ханидов — они прошли полмира, ведомые ненавистью к кайрам. Есть Флеминг и его сын — такие же знатоки Севера, как сам Десмонд; они будут сражаться насмерть, поскольку знают, что Ориджины не простят предателей. Наконец, есть генерал Хорис и его закатники. Эти жаждут не просто убить Десмонда, а даже съесть его! Закатники верят: коли съел храброго врага, то и сам стал храбрецом.

— Круто! — восхитился рослый мальчишка.

— Фу, противно, — зажал рот худой.

Белокурая девочка спросила:

— Дядя Вит, какие люди есть у врага?

— Разумный вопрос, молодчинка. У врага есть генерал Стэтхем — матерый волчара, победитель при ночном Лабелине, опасный человек. Есть сам Десмонд — его не стоит переоценивать. Ослаблен болезнью, побит и унижен при Лисьем Доле, потерял обоих сыновей, пытался спасти дочь, но так и не смог. Десмонд — уже не боец, а несчастный старикан. Есть Роберт Ориджин — опытный командир. Створки Неба — его родовое владение, скорей всего, там Роберт и встретит нас. Очень надеюсь, что Лед скинет его со скалы. Затем, есть Минерва — капризная дурочка с Перчаткой Янмэй. Перчатка — грозная сила, но у Минервы-то семь пятниц на неделе. То любит Адриана, то ненавидит; то против Ориджинов, то за. Она — не помощница Десмонду. Итак, если первым убрать Роберта, из фигур останется один генерал Стэтхем. Перевес на нашей стороне, правда? Или я забыл кого-нибудь?

— Забыли Натаниэля! — пропела девчушка.

— Кто он такой, наконец? — с нажимом спросил Джоакин.

Граф покачал головой:

— Говорилось множество раз. Вы бы знали, сир Джоакин, если б слушали так же внимательно, как мои лучики! Натаниэль — того же племени, что и Пауль, только совсем другого нрава. Пауль — лев на охоте, Натаниэль — книжный червяк. У Пауля сила, отвага, жестокость, у Натаниэля — только мозги. Однако он тоже владеет первокровью и мастерски обращается с Предметами. Оба ненавидят друг друга — а почему, детки мои?

— Потому, что они проти-во-положности!

— Натаниэль так опасен?

— «Опасен ли Натаниэль?», спросил нас сир Джоакин. Но пусть лучше сам сир Джоакин скажет, правда, детки?

— Милорд, откуда мне знать?!

Граф переместился и сел так, чтобы смотреть Джо и Мартину прямо в глаза.

— Вот теперь мы от общей темы переходим к частной. Тому, что касается лично вас. Скромница Гвенда разделала вас двоих, как филе перед обжаркой. Так вот, она была агентом Натаниэля.

— Ее прислал он?! — Мартин выпучил глаза.

— Учитесь, дети, как не нужно делать: чем задать дурацкий вопрос, лучше вовсе промолчать. Кто еще мог прислать Гвенду? Она была инициирована! Два существа на свете могут инициировать: если не Пауль, то Натаниэль.

Джоакин нахмурился. Что-то странное было в словах графа, некий присутствовал подвох. Но Джо еще недостаточно окреп, чтобы мыслить быстро.

Виттор сказал детям:

— Вот, берите пример с сира Джоакина. Видите, как напрягся? Тоже не понимает, но молчит, чтоб не прослыть дурачиной. Так и нужно… Разумеется, Гвенду прислал Натаниэль. Пауль это подтвердил. И здесь возникает самый интересный вопрос: напомните-ка, кто из вас ее нанял?

Джо помедлил с ответом. Думалось плохо, воспоминания путались.

— Вроде бы… я, милорд.

— Вроде бы?

— Точно я.

— А почему, если я велел Мартину?

— Он был занят, милорд.

— Не был. Он стоял тогда рядом с тобой, но выбор произвел не он, а ты.

Внезапно кровь бросилась в лицо: Джоакин понял, куда клонит Шейланд.

— Вы подозреваете, что я нарочно?.. Сговорился с нею против вас?!

— А что я должен подозревать? Ты нанял бабу, хотя не должен был. Она предала меня. Кто-то дал ей Перст.

— Думаете, это я?!

— Зачем вы поперлись к Ионе?

Джоакин запнулся:

— Мы… ну, милорд… мы хотели сказать ей…

— Что сказать?

— Она ведьма! — вмешался Мартин. — Пришли сказать: «Сдохни, чертова ведьма! Мы больше не боимся!»

— Я не с тобой говорю! На тебя нашло, это ясно. Но ты, Джоакин, зачем пошел?

Путевец кашлянул, пытаясь продрать сухое горло.

— Я тоже это… тоже думаю, что ведьма. Она тогда, при Лисьем Доле… знала наперед, прыгала — туп-туп. И кулаком еще — пум. Все чуяла сквозь доски…

— Ты бредишь?

— Нет, милорд! Она такая. Она и гарнизон совратила чарами, и лорда Мартина попутала… Мы боялись ее, а потом выпили орджа — и перестали. Пошли, чтобы сказать в лицо…

— Что сказать, а?!

Джоакин выдавил, красный, как рак:

— Не знаю, милорд. Не придумал, пока шел. Просто хотел посмотреть на нее… вот так, смело. Чтоб она увидела: теперь мы сверху, ее черед бояться!

Мартин кивал, подтверждая каждое слово Джоакина.

— Кто предложил пойти к Ионе?

— Вит, я предложил…

— А ты, Джоакин, зачем согласился?

— Милорд, я уже объяснил…

— Нет, ты издал рев тупого осла! А объяснение — вот. Гвенда хотела выпустить Иону по приказу Натаниэля. А ты был в сговоре с нею и знал, на когда назначено дело. В ту самую ночь Мартин решил пойти к Ионе. Ты увязался следом, чтобы не дать ему сорвать ваш план. Думал убить Мартина, если он помешает. Но Иона увидела тебя — и не сдержалась, врезала прутом по роже. Гвенда не успела сказать, что ты на их стороне. Хорошее объяснение, а, сир Джоакин?

Путевец утратил дар речи. Только мотал головой из стороны в сторону и хлопал ртом…

Виттор с улыбкой повернулся к детям:

— Лучики мои, у каждого сеньора бывает, что вассал творит несусветную чушь. Такое выкинет — хоть стой, хоть падай. И как понять: это измена или просто дурость? Повесить негодяя или только дать подзатыльник?

— Он запутался, значит, предатель! — бодро сказала девчушка.

— Ты изменник, сир Джоакин? — строго спросил крепыш. — Натаниэлю продался? Отвечай!

Виттор рассмеялся:

— Лучики мои, учитесь понимать людей. Изменник, даже самый глупый, придумал бы ложь наперед. Знал бы заранее, что его спросят, и заготовил ответы. А Джоакин двух слов связать не может, еще и глаза пучит от удивления. Он даже не догадывался, что возможен такой разговор. Храбрый сир Джоакин — не предатель, а просто дурак.

Дети захихикали, очень довольные, что взрослого воина при них обозвали дураком. Джоакин набычился, играя желваками. Обида смешивалась с чувством мучительной правоты. На самом деле, истина — за Джоакином, а граф упускает нечто очень важное. Вспомнить бы: что же?..

Девочка спросила:

— Дядя Вит, зачем он нанял Гвенду, если не для измены?

— Милая, каждый человек чего-нибудь не умеет. Я не умею сражаться, Мартин — держать себя в руках, Джоакин — разбираться в женщинах. Он в них ошибается абсолютно всегда. Каждая, кто западает ему в сердце, оказывается дрянью. Гвенда — шпионка и убийца — обязана была понравиться Джоакину. Не он виноват, а дядя Марти: позволил ослу выбирать.

Мальцы снова захохотали. Джоакину захотелось спрятаться под подушку. Точно так же, один в один, высмеивали его старшие братья.

И вдруг подал голос Мартин:

— Вит, убей Иону.

— Что?..

— Она — главная гадина. Из-за нее все беды. Ты же там не был, а мы видели: это Иона правила Гвендой! У гувернантки совсем не было воли. Волчица стреляла ею, как своей рукой. И это волчица нас избила, а не Гвенда.

— Так поделом. Будете знать, как нарушать приказы. Кому я велел не ходить к Ионе?

Виттор хотел пристыдить Мартина, но тот ответил неожиданно твердо:

— Иона хотела убить твоего брата! Неужели простишь?

— Ты б еще к медведю подошел и руку в пасть засунул…

— Значит, простишь ее, да? — голос Мартина наполнился не обидой, а едкою горючей злобой. — Ее простишь, а нас накажешь?

— Кто вас наказывает, дурачье…

— Уже наказал! Сутки я орал от боли — целые сутки, мне бабка северянская сказала. Только потом ты прислал Пауля с Предметом. Пауль отдал меня рыжей суке, а она не умеет снимать боль. Стала резать по живому — я чуть не сдох! А ты, брат, даже тогда не пришел. Явился еще через три дня — вот как сильно меня любишь!

Граф смешался на вдох. План урока для деток явно не включал этой сцены. Затем овладел собою и сказал мальцам:

— Глядите: вот недостойное поведение в споре. Если дяде Марти не хватает аргументов, он переходит на…

— Я с тобой говорю, Вит! Не верти мордой, на меня смотри!

Граф Шейланд исчез. Возник над койкой брата и с размаху залепил пощечину.

— Будь вежлив, если говоришь со мной. Я — твой сеньор.

Челюсть Мартина еще далеко не зажила, он вскрикнул от боли. Однако ответил жестко:

— Ты — плохой сеньор, раз не ценишь вассалов. Пауль говорил с Чарой: шаваны в обиде. Ты их не наградил, не дал разграбить город, не сделал Пауля полководцем. Ты их не уважаешь! И меня тоже!

Виттор повел бровью:

— В чем же сходство между тобой и Паулем?

— Мы оба — твои мечи, ну! Мы ждем уважения, а получаем шиш. Пауль хочет быть полководцем, а я — лордом. Ты обещал мне графство, а дал клетку с ведьмой. Жалеешь графство — дай хотя бы город. Сделай меня правителем этого Лида!

— Тебя? Правителем?..

— Да, брат! Я смогу обуздать северян. В кулаке буду держать, ну!

Граф расхохотался, жестом призывая детей смеяться вместе с ним:

— Да ты самого себя не можешь обуздать! Какой же ты тупица, Марти. Назови хоть одну причину сделать тебя лордом!

Младший Шейланд сглотнул, утер нос рукавом и сказал очень серьезно:

— Я для тебя — самый надежный человек на свете. Я был с тобой всегда, от самого начала. Не Лед, не Пауль, не Джо и не этот… Только я!

— Верно, ты со мной всегда. Как с прокаженным — его язвы.

И вот теперь боль заставила Мартина умолкнуть.

Виттор постоял еще минуту, чтобы убедиться в победе, затем переместился к койке Джоакина.

— Слушайте дальше, лучики. Слушай и ты, сир Джо. Мое легкое беспокойство вызывает Адриан. Сейчас он помогает нам самим своим присутствием: отрезает Первую Зиму от подкреплений с юга. Но я должен убедиться, что Адриан не проявит глупую доброту и внезапно не помирится с Ориджинами. Потому я отправляюсь на прогулку…

— На переговоры, дядя Вит?!

— Нечто вроде того. Лучики, я скоро вернусь! Вы поедете к Первой Зиме вместе с шейландцами, я встречу вас у Створок Неба. Здесь, в Лиде, останется барон Доркастер: обеспечит снабжение и прикроет наш тыл. А снаружи, на плоскогорье, недельку постоят шаваны — пока не подойдет их черед выдвигаться. Что до вас, Джоакин и Мартин…

Мартин смотрел в другую сторону, но Джоакин внимательно слушал графа:

— Да, милорд.

— Я планировал усилить вами авангард Рихарда, но вы умудрились вдвоем угодить в лазарет. Потому лежите, пока не очухаетесь, затем догоняйте. Встретимся у Створок Неба.

— Так точно, милорд.

— Теперь — главное. Сир Джоакин, твоя преданность и отвага не вызывают сомнений, потому уповаю на тебя. Если здесь начнется какое-то дерьмо — сделай так, чтобы оно прекратилось. Понял меня?

— Прошу уточнить, милорд. Что может начаться?

— Первое. Это чертов Лид, здесь полно северян. А в замке останется только сотня гарнизона. Если лидцы начнут шалить — не милосердствуй, дави их. Не хватит своих сил — зови шаванов на помощь, они прямо за воротами.

— Так точно, милорд.

— Второе. Если мой дорогой брат Мартин снова решит проявить себя — дай ему в морду.

— Что?..

— Иону стерегут люди Доркастера. Они просто солдаты, а Марти — лорд и перстоносец, они оробеют перед ним. Ты не оробеешь. Если Марти захочет к Ионе, не ходи за ним, а сразу врежь.

— Так нельзя, милорд! Мартин — сеньор… и мой друг!

— Тогда тем более, окажи товарищу услугу. Пойми ситуацию, сир Джо: если Мартин снова нашалит, я оторву ему то, что не стоит называть при детях. Это гораздо хуже оплеухи. Так не дай другу стать калекой, удержи его от глупостей.

— Гм… кх-кх… да, милорд.

— Громче!

— Так точно, милорд.

— Спасибо, сир Джоакин. Верю в тебя.

И граф ушел, окруженный детьми. Из коридора еще долетели голоса:

— Лучики, идем кушать. Поедим вместе — и я в дорогу.

— Дядя Вит, мы будем скучать!..

Потом стало тихо.

И в тишине Джоакин, наконец, вспомнил это слово:

— Бельчонок!

Мартин покосился на него.

— Бельчонок! — воскликнул Джо. — Так Пауль назвал Гвенду. И поцеловал. Он давно ее знает!

— Серьезно?

— Да, милорд! Вас вырубили, а я-то видел! Пауль говорил с Гвендой, как с… — он перебрал слова, «альтесса» и «любовница» не подошли, — …с подстилкой. Он когда-то имел ее! Пауль инициировал Гвенду, а не Натаниэль!

— Ух ты… — Мартин за вдох изменился в лице. Обида и гнев испарились, проступило нечто совсем другое. Мартин повторил: — Ух ты!

— Надо сообщить графу. Пауль же соврал ему! Я побегу, пока граф не исчез!

Мартин покачал головой:

— Не надо, дружище. Не надо.