Меч — 1

Июль 1775 г. от Сошествия

Уэймар


Едва судорога оргазма прекратилась, Джоакин Ив Ханна вышел из альтессы и откатился в сторону. Перевел дух, смахнул с лица обильный пот. Стояла душная июльская жара, комната напоминала парилку. Джоакин взмок весь, даже волосы слиплись от влаги. Не глядя, он нашарил какую-то тряпку и принялся вытираться. С долею брезгливости покосился на Хаш Эйлиш. Она лежала, впечатанная в койку, обморочно закатив глаза. Костлявое, жилистое тело женщины подрагивало не то в экстазе, не то в агонии. Джоакин поморщился и снова пообещал себе: хватит, сегодня — последний раз. Вытер остатки пота, отбросил в угол мокрую ветошь (то оказалось платье Хаш Эйлиш). Сел, досадливо потянулся к кувшину воды. Как приятно было бы освежиться, опрокинуть кувшин себе на голову… но вода — не для того. Осторожно, чтоб не расплескать, наполнил кружку, выпил до дна. Со двора донесся звук сигнального рога.

Джо стал одеваться, то и дело поглядывая на любовницу. Она не подавала признаков жизни, это злило. Рог повторился, Эйлиш даже не пошевелилась. Джо толкнул ее:

— Вставай уже!

— Аххх…

— Да вставай! Не слышишь, что ли?

— Слыышууу… — выдохнула она и потянулась, чтобы схватить парня за член. Он отбил ее руку.

— Какого черта! Молитва будет, вставай, опоздаем!

Джоакин не боялся опоздания, поскольку не собирался на молитву. Однако расслабленность Эйлиш бесила его. После оргазма его все в ней бесило.

— Ладно, плевать, пойду один.

Он застегивал оружейный пояс, когда Эйлиш, наконец, соизволила встать.

— Возьми меня, сир Джоакин.

— Дура.

— Возьми меня к ней, мой храбрый.

— К кому?

— А к кому ты пойдешь вместо молитвы?

— Хрена лысого.

— Ты мне обещал!

— Не было такого.

— Если не возьмешь, я больше не приду.

— Мне же лучше, — отрезал Джоакин и вышел вон.


С верхушки северной башни открывался такой вид, что захватывало дух. Горстка избранных стояла здесь — в высшей точке замка, Уэймара и всего графства. Сотнею футов ниже притихла толпа, рассеченная надвое крепостной стеною. Внутри замка — челядь и воины Шейланда; снаружи, на Лысом холме — кайры Флеминга и закатники. Тысячи людей окружали башню, теснились у ее подножья, словно волны, бьющиеся о скалу. Уже этой картины достаточно, чтобы ахнуть от восторга. Но стоило перевести взгляд дальше… Замок со всеми фортификациями, с людьми и лошадьми, шатрами и повозками, оружейными пирамидами, пепелищами лагерных костров — все было втиснуто на малый островок, не больше полета стрелы в поперечнике, а вокруг зияла пропасть. В смутной дали за обрывом, подернутые дымкой расстояния и маревом жары, серели крохотные, игрушечные городские кварталы. Уничтожив склоны холма, меч богов стер плавный переход. Пропасть отделяла теперь низкое от высокого, людское — от божественного, простых — от избранных.

При вечерних молитвах Джоакин Ив Ханна наслаждался обществом избранных и видом с верхушки башни. Но сейчас начиналась утренняя, а по утрам он исполнял иную обязанность.

— Вон он, глядите!.. — прошло по рядам воинов.

Граф Виттор Шейланд, облаченный в сияющие доспехи, показался между зубцов башни. Сотни лиц поднялись к небу, сотни взглядов направились вверх, и Джоакин кивнул Мартину:

— Пора, милорд.

Через тыльную дверь донжона они вывели во двор женщину. Ее голову скрывал мешок, а руки были связаны. Понукая пленницу веревкой, Джоакин повел ее вдоль крепостной стены, за спинами толпы. Мартин придерживал женщину за плечи.

Далеко вверху граф Виттор Шейланд встал на постамент, чтобы быть видимым над башенными зубцами, и сотворил священную спираль. Войско затихло, созерцая великого человека. С головы до пят его покрывала броня из Священных Предметов. Она лучилась и сияла, солнечный свет преломлялся в божественном металле и окружал графа радужным ореолом. Стоило взглянуть на него — и сердце замирало от восторга.

— Приветствую вас, воины богов, мои верные друзья!

— Урааа! — отозвались солдаты.

Джоакин распахнул калитку в задней стене замка. Пригнув головы под каменным сводом, они миновали проход и вывели пленницу. За стеною их ждал Айви с парой коней и мужик с телегой.

— Ну, что как?

— Да помаленьку, брат.

Джоакин привычным движением перебросил женщину через борт телеги. Прикосновение к ее телу, войдя в ежедневный ритуал, больше не вызывало никаких чувств.

— Давайте, милорд… — Джо кивнул Мартину, приглашая того забраться в повозку. И вдруг Мартин попросил:

— Садись со мной, ну.

— Миновал еще один день — а значит, мы на день ближе к триумфу. Боги указывают нам путь и наполняют нас верой!

Голос графа Виттора пленял и завораживал. Быть может, у графа имелся Предмет, придающий силу словам. А может, так и должен звучать голос человека, стоящего на башне и сверкающего, будто солнце.

— Как — с вами? — удивился Джо. — Порядок всегда один: вы в телеге с волчицей, а мы с Айви — верхом.

— Нагнись-ка.

— Куда?

— Ну, ко мне, сказать хочу.

Мартин приобнял Джоакина за шею и шепнул на ухо:

— Она мне житья не дает. Только сяду в телегу — такое говорит, ну… Тихо, чтоб вы не слышали.

— Урааа! — грянуло со всех сторон.

— Да, друзья! — повторил граф. — Целая орда идет к нам на помощь! Двадцать тысяч всадников скачут во весь опор!

— Урааа!..

Джоакин поскреб затылок. Не нравилось ему настроение лорда Мартина: последними днями тот слишком робел перед волчицей. Норовил увильнуть от дежурства, спихнув на напарника. Боялся входить к ней, стоял в коридоре, пока слуги кормили и омывали пленницу. За целую неделю ни разу не ударил ее… С одной стороны, не стоило поощрять трусость лорда Мартина. С другой, полезно будет посидеть рядом и послушать, что она там лепечет. Зная причину, легче развеять страхи милорда.

— Айви, будь другом, поведи мою кобылу.

Джоакин запрыгнул в телегу, и возница встряхнул поводья.

Граф Виттор потрясал рукой, разбрасывая во все стороны слепящие блики:

— Друзья, великая победа сама галопом мчится к нам! Мой верный вассал и добрый друг по имени Пауль возглавил сильнейшее войско в мире. Он ведет его сюда! Быстрые степные кони! Персты Вильгельма в руках воинов! Никто не выстоит перед ними!..

Голос графа становился слабее по мере того, как телега отдалялась от стены. По обе стороны дороги стояли шатры, между которыми замерли кайры Флеминга, внемлющие речам с высоты. Несмотря на тесноту, их лагерь сохранил подобие порядка. Четко просматривалось деление на дюжины и сотни, имелись удобные выходы к дороге, кони занимали подходящее место. Возле многих шатров стояли сапоги: греи начищали их с самого утра, пока не началась молитва.

— Все, что нужно от нас, набраться терпения и ждать! Держу пари, никогда еще победа не давалась вам так легко. Просто сидите на своих задницах, и ничего больше! — Граф дал воинам время оценить шутку. Раздался довольно жидкий хохот.

Джоакин опустил глаза к Ионе. Волчица спокойно лежала на дне телеги, сложив на груди связанные руки. Никакого желания поговорить она не изъявляла. Джо с укоризной кивнул Мартину: мол, стоило ли волноваться? Милорд пожевал губу.

— Сегодня в утренней молитве мы попросим богов только об одном — о терпении. Нужно выстоять всего лишь неделю или две — и победа придет! Помолимся, друзья мои…

Воины по сторонам дороги принялись бубнить, осеняя себя спиралями. Переваливаясь на ухабинах, телега двигалась прочь от замка. Голова пленницы ритмично покачивалась под мешковиной.

Шатры беломорцев остались позади, начался лагерь закатников. Он был почти пуст: большинство солдат ушло к замковой стене, чтобы слышать графа. Те немногие, что остались, готовили завтрак. Кое-где горели костры, булькала вода в котелках. Их было мало — на пальцах сосчитать. Солома в кострах чадила едким удушливым дымом. Солдаты тихо и хмуро перешептывались, провожая телегу тяжелыми взглядами. На всякий случай Джоакин подкатал рукав, чтобы стал виден Перст на его предплечье.

— Чего она молчит, ну? — спросил Мартин.

— Вам не угодишь. Когда болтает — тоже жалуетесь.

— Она по-особому молчит.

Громкий, болезненный стон донесся из лагеря. Несколько раненых выбрались погреться на солнце. Выглядели они так, будто неделю пролежали в гробах. Один снимал повязку с ноги — это и стало причиной стона. Плоть под повязкой имела иссиня черный цвет. Джоакин крикнул раненому:

— Эй, ты! Покажи ее лекарю, а то помрешь!

— Отрежет.

— Помрешь, говорю! Гнилая кровь!

— Угу…

Другие закатники стали смотреть. Не на путевца, а на его кобылу, которую вел за поводья Айви.

— Давай-ка, — буркнул Джо вознице. Тот подхлестнул быка.

Проехали лошадиный скелет. Над гладкими, выбеленными костями лениво вились несколько мух. Скелет лежал тут и вчера, и позавчера. Какого черта до сих пор не закопали?..

Проехали солдата, который медленно, с натугой резал сапог на лоскуты. Рядом сидели еще трое, на земле между ними валялись игральные кости. Мартин дернул Джоакина за рукав:

— Ну, скажи ей, чтобы не молчала!

— Что она вам далась?..

Дорога изогнулась и пошла на спуск. Обогнули несколько пустых фургонов, которые раньше играли роль складов. Миновали невысокий вал со рвом — первую полосу укреплений. Часовые только переглянулись вместо приветствий, один буркнул:

— Разъездились.

Вдруг странный запах шибанул в ноздри. Рот наполнился слюной: похоже, кто-то варил мясо. Группа закатников собралась вокруг костра в тени частокола. Они устроились так, чтобы ветер гнал запах прочь от лагеря. Джо и Мартин ощутили его лишь потому, что уже спускались с холма.

— Останови, — приказал Джоакин и спросил куховаров: — Что готовите, парни?

Один из них шаркнул ногой, оттолкнув за спину что-то мелкое, белое — косточку, что ли?.. Другие встали рядом, загородив собою место трапезы.

— Да это, такое всякое…

— Толком отвечайте! Что у вас в котле?

— Того да сего. А че тебе?

Джо поиграл рукой с Перстом.

— Где взяли ваше того-сего?

— Там уже нет, кончилось.

— Покажи кость.

— Какую?

— Которую в землю втоптал.

— Гы-гы. Ты обсмотрелся, нет там ничего…

Джоакин не знал, как поступить. Он же не офицер, это вроде бы не его дело. Кивнул с вопросом лорду Мартину, но тот намертво прилип к волчице: таращился на нее во все глаза, силясь что-то распознать сквозь мешковину.

— Трогай, — буркнул Джо мужику. Когда отъехали ярдов на десять, Айви обронил:

— Жрут, гады…

И вдруг Джоакин заметил то, о чем говорил Мартин: волчица действительно молчала странно. То ли шея ее слишком напряжена, то ли пальцы сложены как-то особенно, то ли дыхание слишком вяло проступает сквозь ткань… Захотелось сорвать с головы мешок и посмотреть ей в лицо. Но делать этого не следовало: граф строго-настрого запрещал.

— А что она обычно говорит, когда едет с вами?

— Да ну… — Мартин отвел глаза.

— Милорд, ну какая тут тайна? Вы ж сами хотели, чтоб я услышал.

— Ну это… Говорит, что я — раб.

— Как — раб?

— У Вита. Мол, я за ним выношу помои.

Джоакин принужденно хохотнул:

— Выдумала тоже!

— Еще говорит, Вит меня не уважает, а терпит. Разозлится — побьет, подобреет — приласкает. Ну, как плохую собаку.

— Будет вам, милорд! Нашли кого слушать. Снова рот раскроет — вы ей…

Джоакин потряс кулаком. Мартин согласился без особой радости.

Спуск сделался круче. Возница пыхтел, бык припадал на задние, удерживая вес телеги. Остался позади второй вал — выше и круче первого, снабженный стрелковыми площадками. На них отдыхали лучники: скинув куртки, лежали на солнышке, почесывали худые брюха.

— Служаки, — проворчал Джоакин.

Перегнулся, подобрал ком сухой земли, швырнул. Лучник, в которого попало, слабо выругался и остался лежать.

Сразу за вторым валом открылась пропасть. Бездна зияла в трех шагах от дороги — пугающий отвесный срез, подрубленный мечом богов. Узкая полоска земли все еще соединяла Лысый холм с городом — по ней и ехала телега. Впереди, за пропастью, уже ясно виделись дома. Взгляд Джоакина всегда прилипал к одному из них — рассеченному надвое. Половина здания исчезла без следа, оставив вторую раскрытой настежь. Чернела внутренностями вспоротая печка, свисал над пропастью кусок лестницы, остаток окна блестел стеклянной зазубриной. На полу валялось что-то бесформенное, мерзкое. Джо подозревал, что это — тело хозяина дома, вернее, половина тела. Правая или левая — тут уж не разберешь…

Последний рубеж обороны: каменный бастион в самом низу спуска. Возведенный задолго до войны, он чудом избежал удара меча богов, только край стены треснул, когда рядом разверзлась пропасть. На бастионе дежурил Перкинс с двумя дюжинами солдат. Они — первые среди всех встреченных — несли вахту всерьез. Несмотря на жару, никто не снимал брони. Часовые внимательно глядели в бойницы, поглаживая взведенные арбалеты. Блестело оружие, темнели тугие колчаны с болтами, наливался молоком Перст Вильгельма на руке Перкинса.

— Здравия, милорды. Вас уже ждут.

Перкинс махнул своим парням, они взялись за рукоять лебедки. Ворота поднялись, и Джо увидел северян.

Эти парни всегда раздражали его. День ото дня северяне приходили строго одинаковым составом: четверо кайров, восемь греев, одна телега. Всегда располагались на тех же самых точках, будто булыжники мостовой помечены под их ногами. И никогда не подавали даже признака эмоций. С тем же успехом их могла заменить дюжина скульптур, расставленных на площади перед бастионом.

Айви спешился и вышел вперед, следом выехала телега с Мартином, Джо и волчицей. Колеса громыхнули по камню. До войны эта площадь звалась Ремесленной, через нее шли дороги и вверх, к тыльным воротам замка, и на север, за городскую стену, в Холодный город. До войны колеса часто грохотали по здешним камням, а дома вокруг площади стоили немалых денег. Когда возник обрыв, земля под площадью просела. Крайние справа дома рухнули, остальные покрылись сетками трещин. Булыжная мостовая вспучилась, как поверхность штормового моря.

Возница остановил телегу по одну сторону каменной волны, по другую размещалась повозка северян. Кайры пристально глядели на Джоакина.

— Чего пялитесь, ну? — Крикнул Мартин. — Здесь она!

Джо дернул пленницу за ворот, поднимая на ноги; Мартин смахнул с головы мешок.

Иона Ориджин часто заморгала, ослепленная ярким светом. Привыкнув, высоко подняла подбородок, подставила солнцу лицо, с наслаждением вздохнула. Она делала это каждое утро, что тоже бесило Джоакина. Агатовка ломает комедию, нарочно ведет себя так, чтобы нас обвинить! Ах, бедная-несчастная, томится в подземелье, света божьего не видит… На самом-то деле чертова лгунья живет в собственной спальне! Да, не может выглянуть в окно, клетка мешает. Но кто виноват, что ее заперли в клетку? Дикому зверю только там и место!

— Убедились? — Процедил Джоакин. — Она в порядке, цела-невредима. Давайте груз!

Привычно игнорируя его, старший из кайров обратился к Ионе:

— Здравия вам, миледи. Как ваше самочувствие?

— Благодарю вас, я невредима и полна сил. Желаю здравия всем храбрым воинам Агаты.

— Слава Дому Ориджин, — отчеканил кайр.

— Я бесконечно горжусь вами. Ради Праматерей, вы сражаетесь с чистым злом. Светлая Агата держит руку на вашем плече.

— Мы только исполняем свой долг.

— Это не парад! — Гаркнул Джоакин. — Хватит нежностей. Грузите!

Никто и не пошевелился. Северяне ждали приказа от своего офицера, а тот смотрел на Иону. Она выдержала паузу, ощущая себя хозяйкой положения. Наконец, произнесла:

— Не будем задерживать моих провожатых, ведь они голодны. Будьте добры, начните погрузку.

По сигналу офицера двое греев стали перебрасывать мешки из одной телеги в другую. Мешков было мало, без горки, вровень с бортом. И во всех, конечно же, крупа. Проклятые подонки! — привычно подумал Джоакин. За время осады еще не было дня, чтобы он воздержался от этой мысли.

Высокородный заложник представляет собой не только возможность, но и проблему. Джоакин вместе с графом Шейландом убедился в этом первыми же днями осады Уэймара. Если бы графу требовались деньги, Иона стала бы золотым дном, Ориджины отдали бы за нее любую сумму. Но граф желал не денег, а снятия осады, и все переговоры зашли в тупик. Шейланд угрожал убить заложницу, если северяне не отступят. Десмонд Ориджин отвечал, что уведет войско из Уэймара лишь тогда, когда Иона получит свободу. Было ясно: если граф исполнит угрозу и убьет пленницу, северяне достанут его из-под земли. Но если граф освободит ее, как требует Ориджин, ничто не помешает северянам нарушить договор и продолжить осаду. Таким образом, Иону нельзя было ни убить, ни обменять. Какой тогда от нее толк?

Внезапно лорд Десмонд проявил гибкость и сам предложил компромисс. Если Иону будут каждое утро выводить из замка напоказ, Ориджин заплатит за это провиантом. Телега припасов за один взгляд на живую и невредимую дочь. Так Десмонд защищал Иону от смерти и пыток во время осады.

Поначалу Шейланды сочли это хорошей сделкой. Они ведь и не собирались убивать пленницу (по крайней мере, пока). Достаточно лишь воздержаться от пыток, а также не бить Иону по лицу, чтоб взамен получить ежедневную поставку продовольствия. Десмонд — дурак, что предложил такое! Он же сам дает Уэймару возможность выстоять в осаде!

Однако вскоре стало ясно, что на самом деле представлял собою дар северян. Телега харчей в день — это не спасение для трех тысяч человек, запертых на холме. Телега — это им на один зуб! Хуже того, большую часть припасов северяне давали бобами и крупами — овсяной и гречневой. Обычная пища для шейландцев в мирное время… Вот только в осаде она стала почти непригодной. Без дров и воды не сваришь ни бобы, ни кашу. А воды, как и дров, в замке мучительно не хватало! По логике вещей, каша доставалась тем, кто имел вдоволь огня и воды — то бишь, самым высокопоставленным. Графам, дворянам, офицерам, перстоносцам… а также самой пленнице — во избежание отравы. Но простые солдаты оставались голодны и все больше наполнялись ненавистью к знати. Каждая телега усиливала раскол внутри гарнизона. Совсем бы отказаться от них, — со злостью подумал Джоакин, и в животе у него тут же предательски заурчало.


Когда телега была заполнена примерно наполовину, Иона раскрыла рот.

* * *

Граф Виттор Шейланд расстегнул ожерелье под названием Капля Солнца, затем ослабил воротник. Избавившись от удавки, поскреб ногтями шею. Снял и отложил в сторону сияющий шлем — будто тот мешал понимать слова брата. Сложил ладони домиком перед грудью, глубоко вдохнул, набираясь терпения, лишь тогда нарушил молчание:

— Марти, повтори-ка, что именно она сказала?

— Ну, это… все.

— Что именно — все?

— Все, что видела, Вит. Наши жгут в кострах солому — дров-то нету. Собак и котов пожрали, взялись за коней. Молятся вполсилы; на вахте чешут зады. Раненые заживо гниют…

— Закатники съели мертвеца, — подсказал Айви.

— Может, и не ели, — уточнил Джо, — но подозрение имеется.

— Да, Вит, про это тоже. Все им выложила как есть, проклятая стерва!

— Марти, братец мой любимый, ты говоришь: «все, что видела». Как, тьма сожри, она могла видеть, если я велел везти ее в мешке?!

— Ну, она и была в мешке! Клянусь, прямо на голову напялили, почти до самых сисек!

— К тому же, лежала на дне телеги, — добавил Джо.

— Тогда как она увидела все?!

— Ну… кто знает, учуяла как-то. Солома дымит, гной из раны смердит, эти мясо варили — оно пахло…

Граф Виттор помедлил, дав Мартину время ощутить себя кретином. Затем продолжил:

— Позволю себе еще один вопрос, мой милый братец. Пока она все это говорила, ты стоял и слушал? Не испытал ли ты желания как-нибудь помешать?

— Я велел ей заткнуться. Сказал: «Заткнись, не то будет хуже!»

— Сказал, значит?

— Ну, да. Громко так, строго: «Заткнись, сука!»

— И что она?

— Не послушалась.

— Надо же! Ну, коли так, ничего не поделаешь, пришлось вам терпеть до конца. Может, она с этим кайром еще в картишки перекинулась?

— Гм-гм, — откашлялся Джоакин. — Я ее ударил, милорд.

— Ты — что?

— Дал ей затрещину, милорд. Она упала и умолкла.

Граф с большим интересом повернулся к Джоакину.

— Ты ударил ее на глазах у дюжины кайров?

— У сотни, милорд. Как только влепил ей, открылись ставни домов на площади и отовсюду высунулись арбалеты. Там была рота стрелков, если не больше. И дюжина мечников.

— Весьма любопытно. Я полагаю, северные мерзавцы пожелали тебя убить. Как же ты вышел из положения?

Джоакин погладил Перст на своей руке.

— Ты всех перестрелял?! Тьма сожри!

Джо потупился, заливаясь краской.

— Нет, милорд, я не стал открывать огонь. Было очень опасно, ваш брат находился под прицелом… Просто Айви взял ее в захват, а я сказал: «Все бросайте оружие, иначе застрелю ее!»

— И они бросили?

— Грм… Боюсь, что нет, милорд.

— Отчего так?

Мартин шагнул вперед, будто стараясь прикрыть собой Джоакина.

— Брат, ну не дави ты его! Джо поступил правильно, это твоя стерва все испортила! Она снова раскрыла рот и говорит: «Да, путевец, убей меня! Потом кайры вас порешат и отберут ваши два Перста, и третий у Перкинса тоже, а в замке-то всего пять. Я помру — замок падет, славный обмен». Джо не стал ее кончать, и хорошо сделал!

Виттор встряхнул головой.

— Стоп-стоп, полегче, Марти. Хочешь сказать, она еще и выдала им число наших Перстов?!

— Э, вроде как, да.

— А что ты делал в это время, позволь узнать? Пускал слюни пузырями? Яйца теребил?

— Милорд… — начал было Джо.

— Тьма сожри, путевец, я спрашиваю брата! Не смей отвечать вместо него! Он — лорд, а ты — вассал.

— Вит, — буркнул Мартин, — ты как отец.

— О чем это ты?

— Высмеиваешь меня, как дурака последнего. Но когда тебе выгодно, называешь лордом.

— Да ты ведешь себя, как дурак! Пленница выдает секреты — а ты сопли жуешь!

Мартин побагровел и громко, злобно шмыгнул носом.

— Ладно, — бросил граф, — валяй дальше. Что еще она им рассказала? Что ты ссышь перед ней?

Мартин буквально задохнулся от обиды. Джоакин рискнул вмешаться:

— Больше ничего, милорд. Я пригрозил застрелить командира кайров, если она выдаст еще что-нибудь. И она сказала кайрам: «Спрячьте мечи, не стоит зря погибать. Замок еле держится, скоро падет».

— Тьма холодная. И что потом?

— Кайры убрали мечи. Попыхтели немного, но покорились. Затем окончили погрузку.

— И все?

— Ну… да.

— Марти, Айви, вы подтверждаете слова Джоакина? На этом все и кончилось?

— Э… угу… да, милорд…

Виттор грохнул кулаками по столу.

— Что было еще, сожри вас тьма?!

— Этот кайр, ну… развязал мешок с бобами и нассал туда.

— Серьезно?..

— Да, милорд, очень основательно. Как конь.

Граф не выдержал и расхохотался. Из глаз его брызнули слезы, в смехе звучали ноты истерики. Джо, Мартин и Айви переминались с ноги на ногу, не находя себе места. Только Мартин украдкой шепнул путевцу: «Спасибо!»

Наконец, граф Шейланд взял себя в руки.

— Уфф… Одно могу сказать точно: бобы из того мешка будете жрать вы. Ну, и моя душенька, разумеется. Я передам повару.

— Милорд, — прокашлял Джоакин, — позвольте сказать.

— О, охотно! Повесели меня еще разок!

— Я думаю, в этом происшествии есть и хорошие стороны.

Граф заржал, но Джо не дал себя сбить:

— Да, милорд, тут имеется выгода. Во-первых, я стукнул леди Ориджин на глазах сотни кайров — и остался жив. Это для них страшное оскорбление, но они стерпели. Значит, боятся за нее и Перстов боятся тоже. И то, и другое нам на руку. Можно быть уверенными: на штурм они не полезут.

— Это я и так знал. Замок окружен идовой пропастью. Какой штурм!

— И второе, милорд. Она сказала им, что мы долго не выдержим. Надо понимать так: не достоим до прихода орды. Теперь они думают, что мы сдадимся сами. Значит, все, что нам требуется, — выстоять. Дождаться Пауля и не сожрать друг друга.

— Всего-то… — мрачно выронил граф. — А не подскажешь ли, сир Джоакин, как это сделать?

* * *

Все пошло к чертям со дня сражения.

В разгар штурма, когда большинство северян сгрудилось вокруг замка, граф нанес удар своим главным орудием. Не зная истинного названия, Джо именовал его в мыслях Мечом Богов. Взмах Меча отрубил склоны Замкового холма и отправил в небытие тысячи штурмующих. Сразу после этого кайры Флеминга высадились с кораблей, атаковали Ориджина с тыла и должны были легко добить тех, кто выжил после взмаха Меча.

Но проклятый Десмонд был готов к такому ходу событий. Тысячи воинов, окружавших замок, оказались в большинстве своем жителями Уэймара. Живые щиты предназначались для того, чтобы замаскировать подмену. За спинами горожан, привязанных к таранам и осадным башням, шла еще одна волна горожан — переодетых в серые плащи греев. Только пара сотен кайров находилась среди них, дабы держать в повиновении перепуганных мужиков. Остальные воины Севера наблюдали за бутафорским штурмом с безопасного расстояния.

Чем больше Джоакин вспоминал ту ночь, тем сильней поражался идовой расчетливости Десмонда. Живые щиты создавались не для устрашения, а для маскировки. Женщины и дети висели на башнях потому, что мужики требовались для иной цели: изображать греев. Настоящие кайры прятались за домами и живыми щитами, что мешало верно оценить их число. А чтобы окончательно скрыть подмену, для штурма было выбрано ночное время. Десмонд Ориджин не ждал, что штурм достигнет цели. Как выяснилось позже, львиная доля его солдат находилась в совсем ином месте. Штурм нужен был лишь затем, чтобы спровоцировать взмах Меча Богов.

Тем временем воины Флеминга вместе с Джоакином высадились в речном порту — и наткнулись на кайров Первой Зимы, вдвое превосходящих числом. Уничтожение флемингова батальона было подлинной целью всего сражения. Вызвав взмах Меча и отрезав замок от города, Десмонд взялся за предателей.

Бой в порту оказался самой яростной схваткой, какую видел в своей жизни Джоакин. Кайры Первой Зимы и кайры Беломорья рубились беспощадно, стремительно, люто. Враги не уступали друг другу в мастерстве, но численный перевес был на стороне Ориджина. Люди Флеминга гибли десятками, батальон сминался под напором врага. С первых минут два войска смешались меж собой, и Перст Вильгельма стал бесполезен: Джо не мог отличить своих кайров от чужих. Но он придумал, как спасти положение. Взяв у Флеминга дюжину бойцов для прикрытия, Джоакин отбежал к реке, по набережной и портовым улочкам обошел противника и ударил сзади. Выбор целей стал прост: видишь спину — значит, видишь врага! «Огонь, — приговаривал Джо, меча пламенные шары, — огонь, огонь!» Кайры Первой Зимы среагировали мгновенно. Два быстрых отряда ринулись в обход, чтобы клещами охватить перстоносца. Прошло несколько минут — и он очутился в окружении. Лишь мужество бойцов прикрытия спасло жизнь Джоакина. С трудом отбившись, он вынужден был отступить. Тем не менее, его атака принесла пользу: она ослабила фланг Ориджина, и Флеминг бросил туда главные силы. Кайры Беломорья пробили порядки противника. Но из-за больших потерь Флеминг не мог продолжать сражение. Использовав возможность, он вывел из боя остатки своего войска и рванулся к замку.

К твердыне Шейландов вела теперь лишь одна дорога — через Лысый холм. По ней пешим порядком спускался полк закатников, чтобы помочь Флемингу. На тот момент в замке еще не знали, что Десмонд сохранил свое войско. Думалось, что взмах Меча уничтожил большинство кайров Ориджина, а остатки обращены в бегство. Потому, наткнувшись на бегущих северян, закатники решили, что видят кайров Первой Зимы, — и атаковали их. Северяне, разгоряченные боем, ответили со всей яростью. Лишь спустя несколько минут Хаш Эйлиш с Мартином Шейландом разобрались в обстановке и убедили Флеминга прекратить бой. Десятки, если не сотни успели погибнуть. Что еще хуже, замешательство отняло время — и кайры Ориджина настигли батальон Беломорья. Снова закипела схватка, только на сей раз в крайне невыгодной позиции: закатники смешались с беломорцами, лишились командования и боевых порядков, да вдобавок были прижаты к холму. Нечего было надеяться на победу, оставалось только под прикрытием огня Перстов Вильгельма отойти на Лысый холм.

Единственное, чего не смог понять Джоакин: зачем Десмонд Ориджин отдал на убой свои корабли? Очевидно, тут агатовский лорд все-таки просчитался: не ожидал, что на стороне Флеминга окажется стрелок с Перстом. Но несмотря на эту ошибку, победа Ориджина вышла блестящей, а положение Шейланда — близко к катастрофе. Солдаты графа Виттора, генерала Хориса и графа Флеминга (общим числом около трех тысяч) оказались заперты на островке, состоящем из двух холмов — Замкового и Лысого. С трех сторон их окружила пропасть, оставшаяся после взмаха Меча. С четвертой, северной, сохранился спуск в направлении городских ворот. Узкий, крайне неудобный для атаки, зажатый между двумя пропастями. Прорваться с боем здесь невозможно, остается сидеть в замке и ждать подкреплений.

Граф Виттор взял под строгий контроль склады провианта, источники воды, лекарские снадобья. Всего оказалось пугающе мало. К гарнизону замка прибавилось больше двух тысяч лишних ртов, а пополнить припасы было невозможно. Стояла идова жара. Цистерны с дождевым стоком быстро пустели, колодцы ежедневно вычерпывались до дна. Войско страдало от жажды, смердело и вшивело. Человеку на день отпускалось две пинты воды — ни умыться, ни напиться толком, лишь промочить горло.

Нехватка снадобий сказывалась тем острее, что битва оставила сотни раненых. Они выли от боли и заживо сгнивали на жаре. Граф Флеминг избавил своих людей от мук: помолившись за их души, нанес удары милосердия. Но закатники хотели жить и умоляли о помощи, и мягкотелый Хорис каждый день просил у Виттора чего-нибудь: то воды для промывки ран, то вина, чтобы облегчить страдания. Генерал был сильнейшим союзником графа, Виттору приходилось удовлетворять прошения. Чертовы раненые получали поблажки в ущерб здоровым. Что самое обидное, некоторые потом все равно умирали, впустую потратив вино и воду.

С пищей тоже обстояло худо. Хорис и Флеминг лишились своих обозов. Один из крупных замковых погребов, расположенный в склоне холма, был уничтожен Мечом Богов. Того, что осталось, при обычной норме питания хватало всему войску на неделю. При половинном отпуске — на две недели, при четвертинном — на месяц. Ситуацию обсудили на военном совете. Граф Флеминг потерпел поражение от Десмонда, но не пал духом, ведь знал заранее, что с Десмондом будет непросто. Он сказал:

— Надо урезать норму до четвертины. Во имя святого дела мы готовы потерпеть!

Генерал Хорис, напротив, требовал полноценного питания:

— Любезный граф, мои люди пришли сражаться на стороне богов. Они не смогут понять, почему боги дали нам оружие, но не позаботились как следует накормить. У солдат возникнут всякие сомнения, а когда войско сомневается — беда не за горами.

Шейланд пошел на компромисс: урезал пайки наполовину. Кроме того, велел забить старых и слабых лошадей, а также лишить питания тяжелых раненых. Таким образом, пищи должно было хватить на две с лишком недели.

Затем на птичьих крыльях прилетела еще одна скверная весть: Галлард Альмера наголову разбит Эрвином и заперт во Флиссе. Армия Надежды, встав на сторону северян, осадила Флисс. Положение приарха безнадежно.

Спустя неделю Пауль сообщил, что достиг Рей-Роя и подчинил себе орду. За этим радостным известием следовало дурное: он приведет шаванов в Уэймар только через месяц. Граф сорвался и заорал:

— Ты нужен мне здесь через семь дней!!!

Пауль ответил с ледяным спокойствием:

— Месяц, граф. Держись как можешь.

Ежедневно Шейланд кормил войско сухарями и лошадиными костями — а также обещаниями, что орда вот-вот придет на помощь. Граф не считал зазорной ложь во имя благого дела, но столь вопиющий обман даже ему давался с трудом. Пауль только покинул Рей-Рой, раньше августа он никак не доберется в Уэймар.

Нужно выстоять целый месяц. Сгнивая заживо, жуя подметки, слизывая росу с камней.


Когда Джоакин и Мартин вышли от графа, на душе у обоих скребли кошки. Хотелось как-нибудь развлечься, развеять тяжкие мысли. Лорд Мартин зашагал к замковому колодцу. Его берегли как святая святых, восемь надежных воинов неусыпно стояли на страже.

— Дай-ка водички напиться! — потребовал Мартин у командира вахты.

— Милорд, вы же знаете, нельзя.

То была истинная правда: на рассвете колодец вычерпывали досуха и под бдительным надзором распределяли улов. Днем и ночью, аж до следующего утра, никому не позволялось набирать воду.

— Ах, паскуда! — накинулся Мартин на офицера. — Ты хоть знаешь, кто перед тобой?!

— Да, милорд. Вам тоже нельзя, граф запретил. Там и воды-то нет, еще не набралась…

Мартин выхватил кинжал:

— А я тебе сейчас кишки выпущу. Как тогда, не появится водичка?

Командир побледнел, ведь с Мартина станется исполнить угрозу.

— Ну прошу вас, граф же не велел…

— Граф, говоришь?! А я тебе что, не лорд?

Джоакин взял Мартина за плечо:

— Будет вам, оно того не стоит.

Младший Шейланд натужно заржал:

— Гы-гы-гы, да пошутил я! Видал, как он обмочился?

Но едва отошли от колодца, как Мартин снова скис.

— Дерьмово на душе, да?

— Ага, — согласился Джо.

Прошагали вместе по двору. Все, что попадалось на глаза, ничуть не улучшало настроения. У голубятни торчала усиленная стража, чтобы голодные не пожрали птиц. Вдоль стены длинной шеренгой блестели росоловки — листы железа и стекла, на которых к утру осядет влага. Солдаты ночного караула норовят тайком лизать их, а солдаты дневной вахты царапают росоловки кинжалами, чтобы ночные подрали себе языки. Вдоль казармы трепыхалась на ветру гирлянда белья. Уже неделю никто и не думал стирать, вода шла только на питье и кашу. Солдаты вывешивали грязное белье, чтобы хоть немного выветрилось. Оно распространяло вонь по всему двору.

Мартин нашел кучку лошадиного навоза, прицелился, пнул так, чтоб полетело на бельевую веревку. Не попал.

— Везет тебе, Джоакин. Вечерком поимеешь свою мумию, развлечешься. А мне что?

— Тоже найдите кого-нибудь. Есть же всякие…

— Кого найти, ну? Служанку? Они все шлюхи, а я чистую хочу. Невинную, понимаешь? Чтобы с душой.

Джоакин вздохнул. От невинной девушки с душой он и сам бы не отказался, но где такую возьмешь в осажденной-то крепости?

— Уговорите брата, милорд. Сделаем наш план, прогоним когтей — тогда и барышни будут.

Мартин вздохнул еще печальней, чем путевец.

— Ты ж видел, какой теперь Вит. Уговоришь его, ага.

— Угу…

У каждого из двух приятелей имелся свой план спасения Уэймара.

План Джоакина заключался в том, чтобы безлунной ночью скинуть со стен веревки и спуститься в город малым отрядом. Дюжина храбрецов с Перстами Вильгельма, переодетая в кайровские плащи, сможет тайно добраться почти до самого штаба Десмонда Ориджина. В последний момент лазутчики выхватят Персты и перебьют вражеских офицеров. А чтобы окаянный Десмонд никак не спасся, нужно применить главное оружие — Меч богов. Отправить в бездну и штаб, и весь офицерский квартал! После такого удара северяне либо отступят, либо, паче чаяния, признают-таки Рихарда своим сеньором. А спастись лазутчики смогут при помощи канализации: нырнут в сточный туннель — и вылезут аж за городом. Главным героем вылазки Джоакин видел себя, а на роль напарника прочил лорда Мартина.

Граф Виттор отвечал, что северяне ждут подобной выходки и захватят в плен весь отряд, и получат ценных заложников с Перстами Вильгельма в придачу. Зато он, граф Виттор, избавится от двух безмозглых идиотов, и, вполне возможно, эта радость стоит такой цены.

План Мартина был значительно проще: связаться с Паулем через Священный Предмет и приказать ему примчаться сюда и убить северян. Пауль потому не спешит в Уэймар, что Виттор говорит с ним слишком мягко. А нужно пригрозить так, чтобы тот затрясся до поджилок и примчал галопом. «Чем же ты его испугаешь, братец?» — любопытствовал граф Виттор, и лорд Мартин на полном серьезе отвечал: «Если Пауль не примчится, ты разберешь Абсолют на части. Одни утопишь в озере, другие зароешь, третьи отдашь когтям». Граф Виттор нервно хохотал и тыкал пальцем в лоб Джоакина: «На двоих одна горошина мозгов, и она вот здесь».

Насмешки графа не изменили взгляды приятелей. Каждый по-прежнему верил в свой план и с уважением относился к плану второго.

— Пошли вечером собачить задних, — предложил Мартин.

— Да ну…

— А чего? Хоть какая-то потеха.

— Вечером молитва.

— После нее.

— У меня задание от графа, к Хорису надо.

— Так после Хориса! Уже стемнеет, самое то.

— Я к Хорису пойду вдвоем с Эйлиш.

— Вот и бери мумию с собой! Вместе пособачим. Задние как раз ночью выползают!

— Я подумаю, милорд. Ее спрошу…

Задними называли неблагонадежных солдат — тех, что подрывали дисциплину и пытались добыть пищу запрещенными способами. Их легко было заметить во время молитв: они опаздывали и собирались в задних рядах, отсюда пошло прозвище.

А собачил их лорд Мартин следующим образом. Вечерком выводил на окраину лагеря свою свору — шесть уцелевших охотничьих собак. Одну суку, самую невинную на вид, выпускал бродить в качестве приманки, а сам следил из засады. Задние замечали одинокую псину и глотали слюни. Набиралась группа в несколько рыл, охочих до собачатины. Окружали суку, доставали ножи — тут-то выскакивал лорд Мартин, палил в небо Перстом и спускал с привязи остальных псов. Задние разбегались, самого медленного свора разрывала на части. Мартин пытался угадать, сколько минут он провизжит прежде, чем сдохнет. А собаки наедались досыта — это был их единственный источник пропитания.

Джоакин не особо любил эту забаву, видя в ней нечто бесчеловечное. И уж тем более не собирался приглашать Хаш Эйлиш — из боязни, что травля придется ей по душе, как и другие проявления смерти, и ему станет еще противней делить с нею постель. Впрочем, он и так решил больше не спать с мумией…

* * *

Хуже всего в осаде — скука. То есть, голод и жажда, конечно, тоже дрянь. Жрешь вечно всухомятку, живот крутит постоянно. Не ешь — болит от голода, пожрешь — не можешь переварить. Воды нет, помыться нечем, смердишь как свинья. И хорошо еще, что на дворе лето, зимой бы все померзли без дров… Словом, все плохо, но скука — особенная сволочь. Ведь когда голодно — мечтаешь о жратве, когда нет воды — ищешь напиться; но когда скучно — в голову лезут все беды сразу!

Ходишь по замку и думаешь подряд. Не успеет Пауль, да и вообще, нет на него надежды, по всем разговорам ясно, что ему на нас плевать. Надо самим спасаться — а как? Убить бы волчицу, суку. Не для спасения, это не поможет, но для справедливости. Ведь мы ж завываем от голода, а ее граф кормит до отвалу и дает ведро воды в день. Зачем? Чтобы обмануть: у нас, мол, всего вдосталь, никаких трудностей. А потом оказывается, все впустую, она уже и так поняла, и своим кайрам рассказала, сволочуга. Жаль ее Гарри не застрелил, когда мог. Еще больше самого Гарри жаль. Славный был парень, надежный друг! Сколько же славных парней легли в землю! Сначала Доксет и Вихорь, потом Берк, потом Салем. Моряки из трактира, что вступились за меня. Гарри Хог, солдаты гарнизона. Простые уэймарские люди — женщины, детишки — сколько их полегло под стенами! А сколько еще поляжет — страшно подумать. И все отчего? Из-за проклятых дворянских игр! Всем агатовская кровь не дает покоя! Не будь агатовцев — как бы хорошо жилось! Бьешь их, бьешь — и клинком, и Перстом, и Мечом богов — а они все равно побеждают! Сколько же сволочей наплодилось! Сколько их лупить еще, пока не очистится мир…

Вот так ходишь по двору, думаешь всякое — и всего тебя корежит от несправедливости, от бессмертия зла, от агатовских тварей, которые вечно сверху. И ничего с этим поделать не можешь, покуда ты заперт в осаде! Вот что самое худшее. Хоть головой об стену бей.


С великим трудом Джоакин дождался вечерней молитвы. По праву лучшего воина поднялся на башню, постоял рядом с графом, поглазел с высоты на город. От сердца слегка отлегло: хотя бы в этом смысле мы взяли верх. Мы на горе, агатовцы внизу, и нипочем не сковырнут нас отсюда.

После молитвы он первым спустился с башни. Хаш Эйлиш уже ждала во дворе. Джо хотел пройти мимо, задрав подбородок, как вдруг выяснилось, что Эйлиш ждет вовсе не его.

— Мастер, — сказала закатница и поклонилась генералу Хорису.

Тот поцеловал ее в макушку

— О чем горюешь? Что на душе? Ну-ка, выкладывай.

Эйлиш не выглядела горестной, но охотно приникла к уху наставника и зашептала что-то. Выслушав, Хорис улыбнулся:

— Этого не бери в голову. У тебя телега стоит впереди лошади. Поставь наоборот.

Эйлиш на глазах расцвела:

— А ваша правда, мастер!

— Вот видишь.

Генерал пошел по своим делам, Эйлиш — по своим, а Джо остался стоять, как осел. Граф велел ему побеседовать с Хорисом, но мужское естество требовало догнать Эйлиш и выяснить, как она посмела ждать другого.

Он ринулся за нею:

— Постой, ты куда?!

— Сир Джоакин?.. Простите ради всех богов, не заметила.

— Все ты заметила! Куда идешь?

— Куда хочу. Идемте со мной, если тоже хотите.

— У меня дело есть.

— Так что же вы? Окончите дело, а тогда уж цепляйтесь к барышням.

— Это… дело-то связано с тобой. Я должен поговорить с генералом, обсудить кое-что…

— Как странно, что вы погнались за мной, а не за ним! В сумерках обознались?..

Он ощутил, что краснеет.

— Нет, ну… Я подумал, ты же к нему на ужин… И он как-то звал нас двоих…

Эйлиш расцвела на глазах:

— А, так вы решили почтить нас! Буду безмерно рада. Идемте же!

Первым делом зашли в свою комнатенку. Эйлиш переоделась и прихорошилась к ужину. Расчесывая длинные волосы, серьезно осведомилась, не хочет ли сир путевец овладеть ею сзади, пока она стоит у зеркала? У Джоакина зашевелилось между ног. Он грубо ответил:

— Мы, кажется, утром все обговорили. Хватит с меня!

Когда стемнело, они покинули замок. Лагерь полнился негромкой сумрачной жизнью. За шатрами шныряли тени, задние рыскали в поисках мышей и чужих сапог. Греи скрипуче точили клинки, кайры общались такими голосами, будто презирали всех вокруг. И несмотря на все, джоакиновы чресла продолжали гореть. Что-то такое исходило от Эйлиш — нечто вроде облака похоти… Дабы отвлечься, Джо стал мысленно повторять задание графа. Перестановка войск на холме — это раз. Поговорить о медведях — два. Найти и наказать трупоедов — три. То бишь, сначала допросить и выверить, вдруг все-таки ошибка. Как-то не верится, чтобы средь бела дня…

У генеральского шатра не было часовых — Хорис не боялся ни задних, ни кайров. Гостей встретил адъютант и проводил внутрь, за стол. Джо опасался увидеть целую толпу офицеров, но к счастью в шатре оказались только трое: генерал, Лахт Мис и слуга-денщик.

— Какая приятная встреча! — Хорис-деш подхватился навстречу вошедшим и обнял обоих.

— Я привела своего мужчину, — кокетливо сказала Эйлиш.

— Правильно сделала, умница! Я как раз отпустил офицеров, хотел тихого уютного ужина.

Джо ощутил себя так, будто попал на смотрины в дом будущей невесты.

— Грм… генерал, я имею к вам поручение от графа Виттора.

— О, конечно! Но оно же не помешает нам вместе перекусить, наслаждаясь шумом дождя?

— Эм… я не против. Только дождь откуда?

Хорис расплылся в улыбке:

— Начнется через часок, я ощущаю его запах.

— Через два, мастер, — поправила Эйлиш.

— Садитесь, дорогие мои!

Лучась радушием, генерал усадил гостей за стол и подмигнул денщику. Тот рассыпал по мискам гречневую кашу, сдобрил солью, добавил лакомство: кусочки масла. Джо чуть не захлебнулся слюной. Именно ради этой каши он и напросился в гости к генералу, а не подошел к нему в замковом дворе. Очень уж не хотелось жевать бобы, обоссанные кайром…

— Кушайте, детки.

Дважды просить не пришлось. Джо, Эйлиш и Лахт Мис накинулись на еду. Хорис и сам не отставал от них, но успевал и поддерживать беседу:

— Какова чертовка, а? Все услышала да учуяла, да потом еще и выдала своим! Ничего не побоялась, хотя могли и пристрелить прямо там. Еще как могли!

— Вы, мн-мн, об Ионе говорите?

— Хороша, не правда ли?

Джоакин злобно сглотнул.

— Ничего хорошего в том, что враг узнал наши секреты!

— Полноте, сир, какой секрет можно сделать из нашего положения? Последний подмастерье сообразит, что колодцы не рассчитаны на три тысячи рыл, да с тысячей коней. Наши беды очевидны любому, кто пользуется рассудком.

— Она выдала еще и число Перстов Вильгельма!

Генерал ни капли не удивился. Похоже, ему дословно донесли все, сказанное утром. Возница, чертов пес…

— Какая в этом печаль? Даже одного Перста довольно, чтобы удержать спуск.

— И независимо от Перстов, — добавил Лахт Мис, — я уверен, что Ориджин не пойдет на штурм.

— Да-да, я тоже убежден. В этой кампании старый волк ведет себя по-новому: очень уж бережет солдат. Тяжелейшая битва в городе должна была забрать половину кайров, но погибли только три сотни. Не удивлюсь, если одну из них убили лично вы, сир Джоакин.

Путевец поклонился, старательно работая челюстями.

— Я думаю, — продолжил генерал, — так проявляется его уважение к Перстам Вильгельма и Абсолюту. Ориджин осторожничает, дабы не попасть под огонь.

Он оглянулся на земляков, ища поддержки своему предположению, однако оба возразили. Лахт Мис сказал:

— Скорее, дело в младшем Ориджине. Это он экономен по части живой силы, а лорд Десмонд лишь следует его пути.

Хаш Эйлиш допустила:

— Или тут сказывается влияние болезни. Каменная хворь поставила Десмонда на порог. Ощутив близость смерти, начинаешь сильнее ценить жизнь.

Хорис улыбнулся так, будто возражения доставили ему удовольствие.

— Вы оба правы, дорогие мои. Но нельзя забывать и то впечатление, какое произвел на Ориджина Абсолют.

— Это не а… — начал было Джо.

Хотел сказать: «Это не Абсолют, а Меч богов! Абсолютом зовется та куча Предметов, которые граф носит на себе. Они почему-то совсем не работают». Но вовремя спохватился: быть может, Шейланд нарочно ввел Хориса в заблуждение. Джоакин зажевал кашей свою оплошность и тут же сменил тему:

— Граф просил меня обсудить с вами три вопроса. Он очень уважает вашу мудрость, генерал, и просит совета.

Хорис поклонился:

— Не я мудрец, а ваш сеньор! Как тонко он польстил мне, когда прислал вас, а не пришел сам. Тем самым показал, что не станет спорить, а примет любой совет. Еще и доставил мне радость общения с избранником моей любимой ученицы.

— Ммм… да, так вот, первый вопрос. Что вы думаете о ситуации с медведями?

— Этого я ждал, — улыбнулся Хорис.

Ни для кого не было секретом, что Крейг Нортвуд шел вместе с Ориджином от самой Фаунтерры. Гигантская армия союзников не смогла переправиться через Дымную Даль — не хватило кораблей. Потому Десмонд с полковником Блэкберри и четырьмя батальонами выдвинулся вперед по воде, а Крейг Нортвуд с полчищами медведей и кайрами генерала Стэтхема двинул в обход озера. Путь был неблизок, армия тяжела, а Клыкастый Рыцарь решил по дороге еще и собрать дань с подконтрольных ему городов Южного Пути. Так что прибытие этой оравы в Уэймар ожидалось нескоро.

Однако вчера агент Шейланда из графства Нортвуд прислал дурное известие. Генерал Стэтхем как-то убедил Крейга отказаться от внепланового сбора дани, а также попоек, пиров, кулачных боев, турниров и прочих увеселений, которыми обычно сопровождается путешествие медвежьих рыцарей. Армия ускорила движение и уже марширует по северному побережью Дымной Дали. Через неделю или около того медведи придут в Уэймар, на помощь когтям.

— Будь у Десмонда двадцать тысяч воинов или сто тысяч, это не изменит ничего. Штурм все равно обречен на провал. Верно, сир?

Это сказал Лахт Мис, и у Джоакина возникло неприятное чувство, будто его испытывают.

— Э… как заметил генерал, я здесь не для того, чтобы говорить, а только затем, чтобы слушать.

— И вкусно кушать, — шепотком ввернула Эйлиш.

— Ну же, не смущайте гостя! Я хочу снова увидеть его здесь, — генерал подмигнул Джоакину. — Ни к чему юлить и притворствовать, когда граф почтенно просит нашего совета. Скажу напрямик. Опасность медведей, конечно, не в том, чтобы усилить штурм. Старый волк может распорядиться ими гораздо хитрее. Он вышлет их на запад, навстречу орде, чем задержит ее продвижение. Это создаст для нас большие продовольственные трудности.

— Что особенно неприятно, — добавил Лахт Мис, — по пути медведи пройдут нашу столицу — Сайленс.

— Боюсь, что да, — признал Джоакин.

Хорис продолжил:

— В данный момент Сайленс занят войсками моего бывшего сеньора, Старшего Сына. Он очень обрадовался, вернувшись в столицу и не найдя там меня. Развесил всюду свои флаги и назвал себя единственным властителем Закатного Берега, как тут получил известие о наступлении медведей. Старший Сын прислал мне шифрованное письмо, в котором предложил забыть все разногласия и осыпать меня золотом, если я предам графа Шейланда, позволю Ориджину взять Уэймар, а сам примчу в Сайленс на помощь Старшему Сыну.

Джоакин замер, не донеся ложку до рта. Машинально перебросил ее в левую руку, освободив правую для боя. Эйлиш нежно почесала его за ухом, Хорис улыбнулся:

— Я в ответ также предложил Старшему Сыну дружеские объятия и узы вечной верности — в случае, если он бросит Сайленс и придет на помощь нам. Но боюсь, на это не стоит рассчитывать. В Закатном Береге есть лишь один полководец, готовый сражаться против кайров, и он уже здесь.

— Ммм… — Джоакин поразмыслил. — Каков же выход, генерал?

— Вы мне скажите, сир.

— Я?..

— Первым днем осады, пока кольцо еще не сомкнулось плотно, барон Доркастер покинул город с Перстом Вильгельма и сотней воинов. Знаю, что поехал он не куда-нибудь, а прямо в Клык Медведя, чтобы взять графство Нортвуд под свой контроль и обеспечить Крейгу Нортвуду более насущные заботы, чем поход на запад. Примерно так описал мне ситуацию граф Виттор, а вы, сир Джоакин, можете добавить свое мнение: справится ли барон?

— Мое мнение?

— Конечно. Вы же знаете его, вместе служите одному сеньору.

Джо поскреб затылок.

— Ну… Доркастер не выглядит особенно опасным воином. На поле боя я бы не полагался на него. Но в таком закулисном деле… Если надо тихонько прокрасться в город и учинить переворот… Доркастера мало кто заподозрит, поэтому-то он может выполнить задачу.

— Применит ли он Элиаса Нортвуда?

— Элиаса?..

Генерал поморщил краешек рта:

— Милая Эйлиш, что я говорю в таких случаях?

— Что не любите людей, которые часто переспрашивают. Они швыряют камни в гладь мысленного потока.

— Простите, — смешался Джоакин. — Просто я не понял, о каком Элиасе речь. О старом Нортвуде, да?

— Конечно, сир. Он ведь находится в распоряжении вашего господина?

— По правде, генерал, я не знаю. Что-то слышал об этом: Айви когда-то его стерег. Но лично я не видел в замке никакого Нортвуда. Если даже он в плену у графа, то содержится не здесь.

— Оно и к лучшему, не так ли? Ведь отсюда было бы сложно вывезти его.

— Угу…

Генерал, полностью удовлетворенный, занялся кашей. Джоакин почувствовал себя дураком: это же Хорис должен был ответить на его вопросы, но вышло наоборот!

— Генерал, я надеюсь, по второму делу вы дадите более многословный совет. А то ведь я не буду знать, что доложить графу.

— Скажете, что провели вечер в приятном обществе, вкусно поели, а после ужина предались любви со своей женщиной. Это и есть главное в жизни, а политика да войны — только мишура.

— Гм. Тем не менее, я обязан задать второй вопрос. Какой части войска поручить охрану спуска?

Закатники дружно поглядели на него. Генерал — лукаво, Лахт Мис — пристально.

— До сей поры спуск охранялся нашим полком. Граф недоволен нами?

— Графа тревожит количество задних. Оно растет во всех подразделениях. В том числе, боюсь, и в вашем.

— Задние… — повторил Хорис задумчиво и сделал долгую паузу.

Оборона спуска была сложным вопросом. Нынешняя армия Шейланда состояла из четырех разрозненных частей, и каждая имела свои недостатки. Собственные рыцари графа, пережившие мятеж Ионы, были полностью надежны, но малочисленны, и требовались в замке. Кайры Флеминга славились боевым мастерством, но они же — кайры, одной крови с теми, что за стеной! Быть может, даже лично знают Ориджина или Блэкберри. Разумно ли ставить их на самый ответственный участок?.. Затем, имелся Перкинс — верный Шейланду, словно пес, и владеющий Перстом Вильгельма. Но его солдаты в большинстве своем — бандиты и наемники, люди без чести. Они-то чаще всего пополняют ряды задних… А лучшим сочетанием мастерства и надежности до сего дня могли похвастать закатники Хориса. Но то, что нынче Джоакин увидел на спуске, не походило на прочную оборону.

— Словом «задние», — спросил генерал, — вы именуете людей, недостаточно твердых в вере?

— Недисциплинированных, ленивых, непослушных приказам. Тех, что спят на вахте или едят коней.

— Стало быть, тех, чья воля и разум слабее усталости и голода. Мне грустно думать о них, но правда проста: в любом войске имеются задние. Не существует полка, свободного от этого бремени. Командир может лишь выдумать способ наилучшим образом распорядиться ими. Потому я и поставил их на оборону спуска.

Джо нахмурил брови:

— Вы не ошиблись, генерал? Разве не спуск — самое опасное место?

Хорис ухмыльнулся и глянул на Эйлиш, призывая ее ответить.

— Славный мой, если кайры пойдут на штурм, нижняя половина спуска обречена. Неминуемо падет и бастион, и нижний вал. Врага можно остановить лишь на середине спуска, когда северное войско сожмется до ширины дороги. Наша надежда — стрелки на верхнем валу.

Лахт Мис добавил:

— Все, кто стоит ниже, побегут с началом боя. Но именно это от них и требуется: своим бегством заманить кайров повыше, на узкую дорогу, под огонь Перстов.

— Разумно, — хмыкнул Джоакин. — Но остался третий вопрос…

Он умолк, сбитый с толку сказочным, божественным запахом. Денщик внес в шатер сковороду, на которой дымились пять ломтиков жареного мяса. Кажется, ничего более приятного он в жизни не нюхал!

— Давайте же приступим к главному блюду трапезы, — торжественно сказал Хорис.

Закатники молчали, пока денщик раскладывал мясо по тарелкам. Потом приступили к молитве — отчего-то не в начале ужина, а сейчас, при перемене блюд. Джо не выдержал и попробовал кусочек. Никогда бы не подумал, что конина может быть такой сочной и мягкой!

— Генерал, ваш повар — гений!

— И святой человек, — согласился Хорис. — С мыслями о Ней…

Он положил мясо в рот.

— С мыслями о Ней… — повторили Эйлиш, Мис и адъютант.

Все принялись жевать — медленно, вдумчиво, будто бы даже с трепетом.

Чудесный вкус заставил людей забыть о беседе. Оно и хорошо, поскольку третий вопрос отнюдь не способствовал аппетиту. Джоакин молча и с наслаждением поглотил ломоть мяса. Сердечно поблагодарил генерала, отер губы салфеткой и лишь тогда вернулся к делу:

— Неловко беспокоить вас такою темой, но я сделал тревожное наблюдение, и граф велел мне обсудить это с вами. Нынешним утром мы видели на склоне группу солдат из вашего полка, они варили и собирались съесть нечто с дурным запахом. При моем появлении спрятали какую-то кость и уклонились от ответов на мои вопросы. Простите, генерал, но я боюсь, как бы они не ели мертвечину.

— Хм. Непростое дело, сир Джоакин, — жестом степного кочевника Хорис огладил усы. — Почему вы думаете, что их пищей был покойник?

— Они быстро спрятали кость, но я успел заметить ее размер. Она не принадлежала ни коню, ни крысе. Могла быть собачьей, но псов почти не осталось, а все, что уцелели, стоят на учете у лорда Мартина.

— Вы видели только одну кость?

— Да, генерал.

— Значит, они могли употребить не целого покойника, а лишь его фрагмент?

— Скорей всего, так и было… Но какая разница? Вы хотите разыскать поврежденный труп?

— А далеко ли отстояло это место от лазарета?

— Совсем не далеко, ярдов сто.

— Кто знает, производились ли утром хирургические операции?

Хорис адресовал вопрос своим подчиненным. Эйлиш не знала, а Мис ответил утвердительно:

— У одного сержанта отняли руку.

— Какое это имеет… — начал было Джо, но тут понял сам. — Фу, мерзость, дрянь! Святые боги, это же отвратительно!

Хорис печально склонил голову.

— Да, сир, ужасно. Я разыщу этих солдат и подвергну строгой каре. Если вас не затруднит, помогите мне с опознанием.

— Так точно, генерал.

— Нет более постыдного дела, чем пожирание плоти живого человека. Даже если эта плоть была отделена от тела.

— Да, генерал! Меня чуть не стошнило. Это почти то же самое, что жрать мертвеца!

Хорис решительно качнул головой:

— О, нет, сир, я не могу согласиться. Кто ест живую человеческую плоть, тот совершает надругательство над природой. Но тот, кто употребляет плоть покойника с должным почтением и молитвой, тот поклоняется священному таинству смерти.

— Невелика разница! И то, и другое гадко!

— Вы тысячу раз, не смущаясь, ели свинину. А мертвый человек, в отличие от свиньи, наполнен духовностью. Он близок к Павшей и любим ею. Приобщаясь к мертвецу, мы прикасаемся к божественному. Важно делать это с молитвою и мыслями о Ней.

Джоакин судорожно сглотнул. Уставился на свою тарелку.

Зажал рот рукой, вылетел из шатра, упал на колени, корчась от спазмов.

Закатники вышли следом и некоторое время наблюдали, как Джоакин блюет.

— Он не приемлет Ее, — сказал Лахт Мис.

— Он не приемлет себя, — возразила Хаш Эйлиш. — А Павшая давно уже владеет им.

— Моя девочка, — генерал потрепал ее по затылку и обнаружил влагу на волосах. — О, дождь начинается, как я и говорил!

— Общий подъем! — скомандовал Лахт Мис. — Готовься к дождю! Начать помывку и сбор воды!

Все вокруг засуетились, вынося ведра, котелки, кадки. Кто-то раздевался, кто-то бегал в поисках мыла, кто-то готовил щетки, чтобы мыть коней.

Джоакин перекатился на спину и подставил лицо первым каплям ливня. Подумал: какая гадость! Трупоеды проклятые! Падаль, фу…

Полежал еще немного, умылся, сплюнул остатки тошноты.

Подумал: черт, зря меня вырвало. Через час снова захочу жрать.

Загрузка...