Монета — 5

Август — сентябрь 1775 г. от Сошествия

Фаунтерра; Восточное море; Уиндли


Гордо величая себя владельцем секрета воздухоплавания, Хармон Паула имел в виду юридическую сторону дела: раз купил — значит, владею. Но с точки зрения грубой реальности, секреты находились в голове печного мастера Гортензия, а оная голова — в городке окрест Лаэма, за тысячу миль от Фаунтерры. Целый месяц письмо с законными требованиями Хармона будет идти к Гортензию, а еще через месяц вернется ответ, содержание коего можно предугадать. Мастер Гортензий имеет дела приятнее, чем переться за тридевять земель.

Хармон составил до крайности убедительное послание. Манил Гортензия деньгами и славой, сулил придворную службу, роскошные пенаты и место за столом императрицы. Также он пригрозил послать за мастером роту северных волков, если тот откажется приехать добровольно. Увесистое письмо было доставлено Весельчаком на почту и умчалось на юг. Днем позже Минерва приказала переместить столицу в Первую Зиму. Роберт Ориджин велел Хармону собираться на Север.

Купец не сдержался и чихнул от досады. В Первую-то Зиму Гортензия не заманишь, хоть все богатства мира обещай. «Обледенелый труп не согреется златом», — вот что ответит южанин. Хармон попросил у Роберта отпуск, чтобы быстренько съездить в Шиммери. Казначей ответил:

— Бывает.

Хармон взмолился добавить месяц сроку. Ведь дорога в Первую Зиму отнимет времечко, нельзя строить шар, пока едешь! На это ответил Сорок Два:

— Хармон Паула, вы просто не поняли своего счастья! От поездки в Первую Зиму дело только пойдет быстрее. По дороге составите чертежи — ведь тот, что на салфетке, никуда не годится. А как прибудем, работы вихрем полетят! Здесь, в столице — чиновники, бумажная волокита; а у нас — дел на агатку. Шар не к Сошествию, а уже к Изобилию взлетит!

Хармон только вздохнул. Выходит, строить придется самому. Как же это делается?

Нет, на самом деле, он помнил довольно много. В одном шаре горячий воздух, в другом — водород. Уже хорошо! Причем водород в верхнем, а воздух в нижнем, иначе бахнет. Вот и славненько! Водород делается из кислоты и опилок, а воздух греется над горелкой. Молодчина, Хармон Паула, голова! Вот только парочка мелких вопросов… Кислота нужна — какая? Разные ж есть. Горелку — где взять? Она была особенная, очень легкая. В Лаэме ее сделал мастер из Золотой гавани, а в Первой Зиме как?.. Потом, ткань для шаров пропитывали какой-то дрянью. Зачем — поди вспомни, но пропитывали точно! Материя сушилась, с нее капало и смердело на всю округу, кто-то даже жалобу подал. Кстати, а ткань была какая? Шелк али хлопок, али лен? Да, и вот еще. Гортензий говорил: очень важно соотношение веса корзины и объема шара. Чтобы поднять один фунт, нужно столько-то кубических футов водорода. Запомни, славный Хорам, в этом самая соль! Да, мастер Гортензий, непременно запомню…

Хармон призвал Весельчака и Салема:

— Братья, давайте думать вместе.

И обрушил на их головы бремя вопросов. Они помолчали минут несколько. Салем напомнил, что он — крестьянин, и не ведает ни о чем летающем, кроме пчел. А Весельчак сказал прямо:

— Гробки тебе, брат Хармон. Настанет Сошествие: есть шар? Нету шара. Вот и досточки.

Хармон стал воодушевлять помощников. Гробки ведь не только ему. Если б только о Хармоне речь, то ладно, сам бы лег и землицей накрылся. Но шар-то нужен для битвы с Кукловодом! Ориджин прямо сказал: без шара не видать победы. А Кукловод всех зароет, никого не пощадит! Уж я с ним лично обедал, помню, что за человек. Прямо жуть!

На самом-то деле граф Шейланд показался Хармону милейшим парнем и слегка подкаблучником. Но торговец напустил страху — и помощники взялись за ум. То бишь, в прямом смысле: обхватили головы руками да стали пялиться на салфетку. Немало времени прошло, пока Салем сформировал первое суждение:

— У тебя тут птички странно нарисованы… Дрозды или грачи — не понять.

Хармон как мог, почти без брани, нацелил мысли помощников в нужную сторону. Что-нибудь точно полетит на день Сошествия: или шар, или головы с плеч. Они ответили:

— Ну, тогда надо думать… — и погрузились в себя.

Прошло два дня. Владычица покинула Фаунтерру. Роберт Ориджин и кайры потянулись за нею. Хармону с помощниками досталась каюта в корабле. Они отчалили из столицы, проплыли по Ханаю, пристали в каком-то городишке, и там Весельчак спросил:

— А ты помнишь, какого размера был шар?

Хармон точно помнил размер корзины: четыре на четыре фута. А шар — ну, большой… Как тут вспомнилось зрелище: владыка Адриан стоит на борту и головой цепляет материю. Адриан — статный мужчина, футов шесть росту. Значит, вот тут у нас шесть футов, а там — четыре. Этак можно и весь размер шара прикинуть! В геометрии Хармон тоже не был знатоком, но на корабле имелся лоцман, ему положено разбираться в науках. Торговец пошел за советом, а помощникам сказал:

— Молодцы! Думайте дальше!

При помощи лоцмана он вычертил нужные пропорции шара. Попутно пощупал паруса, матросские робы и сигнальные вымпелы. Парус — слишком грубый, роба — слишком пористая, а вымпел — в самый раз! Такая материя нужна. Надо узнать, кто поставляет ткань для вымпелов.

Следующим днем на борт корабля хлынули кайры. Оказалось, у них сломался поезд, и дальше они поплывут по реке. Среди кайров был Сорок Два, который сразу налетел на Хармона:

— Ну же, сударь, порадуйте меня! Далеко продвинулись? Готовы чертежи?!

На все дальнейшее плаванье калека прописался в соседней с Хармоном каюте. Никакого спасу от него не было. Сорок Два фонтанировал энтузиазмом и желал участвовать во всем.

— Так, сударь, что в планах на сегодня? Чем могу помочь? Если нужно содействие — только скажите! А готов уже расчет? Сколько разведчиков поднимет корзина? На какую высоту?..

Хармон попытался применить его к делу — спросил, нельзя ли в Первой Зиме купить водород? Не морочиться с кислотой и опилками, а сразу приобрести готовый газ. Сорок Два слегка убавил оптимизма:

— Водород — идова штука. Мы были в гробнице, когда он рванул. Настоящее пекло…

Хармон не упустил повода блеснуть:

— Именно поэтому водород находится в верхнем шаре, без контакта с огнем. Так не скажете ли, где приобрести?

Этого кайр не знал. Правда, помнил, что засаду в гробнице устроила Минерва. Значит, она знает, где берется газ, но спросить нельзя: владычица уплыла другим кораблем.

Хармон схватился за спасительную ниточку:

— Отложим работы до встречи с ее величеством! Она пособит с водородом, и уж тогда…

— Правильно! — воскликнул калека. — А пока займемся другими делами. Давайте мне формулу пропитки для ткани. Пошлю птицу в Первую Зиму, пускай сразу закупят все необходимое!

Где я тебе возьму формулу, изверг?!


Судно проходило шлюз — торчало в каменном колодце, а вода понемногу стекала, обнажая склизкие, обросшие зеленью стены.

— Смердит здесь, — сказал Салем.

— Точно, — признал Весельчак. — А ты, Хармон, говорил: пропитка для шара тоже смердела. Похоже?

— Похоже — на что?

— Тебе виднее, ты ж нюхал. Сам скажи: смердела как навоз, как портянки, аль как тухлятина?

— Не помню. Просто гадко было.

— Дык вспоминай! Понюхай всякого, выбери — так и найдем пропитку.

Помощники стали носить Хармону образцы на пробный нюх. Он даже не представлял, сколько источников отменной вони имеется на борту! В прошлом-то плаванье крутился около владыки да в офицерском салоне, потому вынес ложное впечатление: на судне пахнет свежим морским бризом, лакированной мебелью, дорогим вином. Весельчак и Салем раскрыли ему глаза — точнее, ноздри. Камбуз чадил пережженным маслом, в кубрике от запаха пота мухи дохли на лету. Снасти пахли речной цвелью, доски обшивки — забористой смолою. Трюмы таили целые букеты ароматов: подгнившая рыба, тухлая вода, крысиная дохлятина…

— Хватит с меня! Больше не выдержу! — отбрыкивался Хармон, зажимая нос.

— Нашел запах пропитки? Нет? Нюхай дальше!

Исчерпав бортовые фонтаны запахов, Весельчак обратил взгляд на сторону. К берегам Ханая (как и всякой большой реки) липли мастерские, потребляющие воду. Вот дубильный цех: шибает так, что слезы из глаз. Вот обосновались красильщики: по всей реке плывут радужные пятна. Зачерпни, брат Хармон, понюхай хорошенько. А вот скотобойня…

— Да на кой она мне? Думаешь, Гортензий бычьей кровью шар пропитывал?!

— Кто его знает, он же шиммериец. Лучше понюхай, брат Хармон, лишним не будет.

Помимо тошноты, торговца донимал кайр Сорок Два. Он ходил — катался — буквально по пятам и во все сунул нос.

— Сударь, зачем вам красильный цех? Хотите перекрасить шар? Отличная идея, предлагаю черный и красный цвета!.. А дубильня зачем? Шар из дубленой кожи? Боюсь, тяжеловатым выйдет… А что это вы нюхали на нижней палубе?

Даже крутые лестницы не спасали: калеку всюду сопровождал грей и при нужде носил на руках. Сорок Два преследовал Хармона, движимый честным желанием помочь. Но от этого легче не становилось! Торговец нашел лишь одну защиту — бегство. Издали заслышав демонический скрип колес, кидался наутек и прятался где-нибудь, пока угроза не прокатит мимо. Не очень простая задача: скрыться на лоханке размером в два вагона. Но в этом деле Хармон дивно преуспел. Может, он пока не стал мастером судостроительства, зато гениально научился играть в прятки.


Корабль вышел из Ханая в море, облегчив страдания торговца: ремесленные цеха остались позади. Но и разгадка секретов не приблизилась. Впереди теперь — прямое плаванье до самого Уиндли, а Уиндли — это земли северян. Там уж волей-неволей придется строить. А как — Хармон не знал до сих пор.

Он всерьез задумался над вариантом побега. Коли сбежишь, то, может, и не поймают. А соорудишь черте что вместо шара — точно жди беды. Но на сей раз Хармон отверг бегство. Торговец, точно сказочный лис, обманул всех прежних господ: и Мориса Лабелина, и Второго из Пяти, и самого владыку. Надо же хоть когда-нибудь начать жить по чести! Если Хармон таки построит небесный корабль, Низа узнает и будет кусать локти. Заманчиво это, чего греха таить. А если обдурить северян, не простит Молчаливый Джек — он ведь тоже из Ориджинов. С призраком шутки плохи…

Перед дальним плаваньем флотилия зашла в Руайльд пополнить запасы. На пирсе стояла добрая дюжина шиммерийских кораблей, и Хармоном овладела надежда на чудо. Авось Гортензий получил письмо и пустился-таки в плаванье! Авось сойду сейчас на берег — и прямо на него наткнусь! Хармон прытко сбежал по трапу, лихо оторвался от колесного преследователя, нырнул в толпу шиммерийских моряков… и тяжело вздохнул. Гортензия тут не было, и быть не могло: как бы он успел так быстро? Двух недель не прошло со дня отправки письма. Эх…

— О, Хармон, ты здесь! — Весельчак поймал его под локоть. — Навостри нос, идем нюхать!

Ветеран увлек торговца вглубь города: туда, где таились благоухающие цеха. Но Хармон взбрыкнул и поворотил назад, на взморье. Набережная Руайльда пестрела закусочными. Тут готовили чай и кофе, пекли пирожки, варили устриц и мидий, жарили рыбу на решетке. Вот какие запахи манили торговца. Весельчак возмутился:

— Времени мало, вечером уходим в море! На борту жри себе до отвалу!

— На борту — разве еда?

Словно гончий пес, Хармон устремился по зову обоняния. Среди десятков аппетитных ароматов вычленил самый тонкий, изысканный, сочный. Лавируя между прохожих, огибая лотки и телеги, он вышел прямо к источнику чудесного запаха. Смуглый шиммериец в белом фартуке жарил щупальца осьминога, поливая соусом и лимонным соком.

— Вот оно! — возликовал Хармон, захлебываясь слюной.

Весельчак подошел — и изменился в лице.

— Ну, даешь! Как ты ее учуял?!

По примеру помощника Хармон опустил взгляд. Щупальца жарились не на жаровне, как всюду, а на сковородке, под которой полыхала горелка. Большая, но изящная, по всему виду — легкая. Точно такая, как стояла в корзине Двойной Сферы!

— Куплю весь твой товар, — сказал Хармон шиммерийцу. — И так и быть, горелку заодно…

Под вечер они вернулись на судно. Торговец не сумел полностью избежать нюхаческой повинности. Весельчак и Салем таки затащили его в сапожный квартал и принудили обонять обувной клей различных марок. Но Хармон вернулся весьма довольный собой, даже надеясь на встречу с кайром. Пускай Сорок Два спросит: «Где были, сударь?» — и Хармон выронит непринужденно: «Да вот, горелку приобрел. Главную деталь воздушного шара…»

Кайр поджидал его на пирсе. Рядом сидел верхом на сундуке испуганного вида старичок.

— Хармон Паула! — калека сверкнул белозубой улыбкой. — Я решил оказать вам посильную помощь и привел лучшего здешнего алхимика. Он дрожит… от желания послужить Агате.

— Э?..

Сорок Два понизил голос:

— Я заметил, сударь, что какая-то часть расчетов вылетела у вас из головы. Выведал, кто лучше всех в Руайльде знает формулы, и мягко убедил помочь. Алхимик составит нам компанию до самой Первой Зимы.

— Ого!.. Это… я благодарю…

— Только постарайтесь, чтобы лорд Роберт не узнал о ваших трудностях. Он строг по части денег. Отберет бюджет — и не видать нам шара. Как тогда реформировать разведку?

* * *

Да уж, потерял хватку Хармон Паула. Не торговал целый год, отвлекся на приключения и любовные страсти — вот и утратил навык видеть людей. Пока носом не ткнули, сам не разглядел: кайр Сорок Два — первый его союзник. Калека с торговцем плывут в одной лодке: для обоих небесный корабль — нечто вроде последнего шанса. Хармон мечтает, что шар вознесет его к вершинам успеха. А Сорок Два надеется с помощью той же подъемной силы вернуться в ряды агатовского войска. Калека бесполезен как мечник, зато может управлять воздушной разведкой. Истинная угроза не от кайра исходит, а от Роберта Ориджина.

Но суровый казначей плыл на другом корабле флотилии, и Хармон не попадал ему на глаза аж до самого Уиндли. За это время торговец хорошо подготовился к встрече. От алхимика он заново узнал способ добычи водорода и на сей раз тщательно все записал. С алхимиком же Хармон сверил свою нюховую таблицу. Сообщил по результатам наблюдений, что пропитка для шара пахла чем-то средним между сапожным клеем, смазкой для колес и растворителем для краски. Старичок тут же определил состав вещества. Также Хармон подсчитал нужное количество материи, веревок, водорода и горючего масла. В Фаунтерре Хармон садился на корабль шарлатаном и прохвостом, но в Уиндли сошел уверенным в себе пионером воздухоплавания. Широко расправив плечи, он ступил на пирс и зашагал навстречу успеху!

Зашагал — фигурально выражаясь, поскольку в прямом смысле слова он прошел всего шага три. Затем был пойман помощником казначея и призван для отчета к Роберту Ориджину. Но торговец был во всеоружии. Подробнейшая смета, снабженная расчетами, а также добротный чертеж небесного шара лежали в его карманах. Гордо, словно ленную грамоту, Хармон предъявил бумаги казначею:

— Извольте видеть, лорд Роберт: вот чертеж со всеми размерами, а вот расчеты грузоподъемности исходя из объема газа. Грузоподъемность увеличена по сравнению с прошлым моим кораблем и превышает вес пяти человек. Материя покрашена в сизый цвет, чтобы добиться маскировки на фоне неба.

— Ага, — ответил Роберт.

— А здесь, взгляните, полный список необходимых материалов и сумма затрат. Можете проверить по пунктам — посчитано точнее, чем снадобья в аптеке. Ни одной лишней агатки не прибавлено к цене.

— Ага, — повторил казначей с неожиданно хмурым видом.

— Милорд, — сказал Хармон, — вы были совершенно правы на мой счет: я запятнал себя воровством. Но боги так покарали меня, что я твердо решил взяться за ум. Поклялся перед всеми Праматерями, что на сей раз добротно выполню работу. Чертеж и смета — тому первое подтверждение!

— Ага, — сказал Роберт, — я оплачу расходы.

Он смотрел не в чертежи, а на берег залива. Набережная кишела солдатами, и не только из робертова батальона. Местные кайры верхом патрулировали порт, на вышках блестели шлемы стрелков. Могучие форты по краям залива взмахивали рычагами требушетов и метали камни в море. Хармон разглядел на воде плоты, служившие, очевидно, тренировочными целями.

— Милорд, город готовится к осаде?

Роберт, кажется, пропустил вопрос. Какое-то время молча смотрел за движением солдат, которое ввергало его в нелегкие думы. Затем сказал:

— Хочу, чтобы вы поняли, сударь, насколько важно ваше дело. Два неприятеля одновременно движутся к Первой Зиме. С запада наступает Кукловод, до зубов вооруженный Перстами Вильгельма. А с юга придет Адриан, собравший под своими знаменами искровиков, путевцев и даже бандитов. Он захватил в плен живьем двух ханида вир канна, так что он тоже владеет Перстами. Каждое вражеское войско, даже взятое в отдельности, превосходит нас числом и вооружением. А ведь не исключен и союз Адриана с Кукловодом.

— Ага, милорд, — сказал на сей раз Хармон.

— За нашими врагами — огромный численный перевес и мощь Перстов. За нами — опыт бойцов, мудрость Агаты и родная земля. Битва будет очень трудной. Любая мелочь может склонить чашу весов к победе или поражению.

Хармон сделал понимающий вид. Казначей продолжал:

— В юности по совету отца я изучил труды Светлой Агаты. Праматерь в иносказательной форме дает прекрасные советы по тактике и стратегии. Мне вспомнилась глава: «О тяготении». Агата писала, что старые убеждения, словно груз, тянут разум к земле. Нужно сбросить этот балласт и взлететь на крыльях непредвзятой мысли, чтобы обозреть горизонт. Лишь теперь я осознал, что здесь говорится о полевой разведке. Старые убеждения — это привычные методы ведения разведки, которые не дают полной картины. Но взлетев на воздушном шаре, мы увидим все позиции врага.

Хармон испытал духовный подъем.

— Если сама Агата предвидела мое изобретение, я никак не могу ее подвести. Корабль будет сделан и послужит победе!

— Подход обеих вражеских армий ожидается не позднее дня Сошествия. Необходимо успеть к этому дню.

— Успеем, клянусь Молчаливым Джеком!

Роберт удивился:

— Почему вы так сказали?

— Простите, сам не понимаю. Просто он тоже служил Ориджинам и Агате…

— Кто служил?

— Неважно, милорд. Вы его не знаете.

И вдруг Хармона осенила идея:

— Правильно ли будет сказать, что я сейчас на службе у Великого Дома Ориджин?

— Ага.

— А коли так, нельзя ли мне носить камзол с вашим гербом? Он-то давно у меня есть: получил в наследство от собрата по темнице. Но надевать я не решался — не знал, можно ли.

— Коли камзол военный, вы не имеете права. А если светского покроя, то извольте.

— Можно, я покажу, и вы скажете: военный али светский?

— Покажите кайру Хортону.

Торговец подумал и возразил:

— Милорд, лучше я все же вам покажу. Там герб вашей семьи, мне нужно от вас получить позволение. Тогда буду знать, что ношу с полным правом.

— Ладно.

Хармон помчал на свой корабль. Пробиться туда было нелегко, поскольку шла разгрузка. По трапам бегали греи и матросы, бранили всякого, кто попадался на пути. Откуда-то возник Салем, сказал, что Хармона все уже ищут. Сорок Два трижды спрашивал — где же наш торговец? Весельчак тоже искал, а еще никто не знает, когда будет обед и где селиться на берегу. Нужно все это как-нибудь уладить. Идем, брат Хармон!

Торговец махнул рукой на свою идею с камзолом. В конце концов, это просто дурная блажь. Камзол-то ветхий, да с чужого плеча. Пионеру воздухоплавания не к лицу старье… Но вдруг между людей на трапе возник просвет — и Хармон, поддавшись порыву, ринулся в каюту.


Пятью минутами позже он подал лорду Роберту сверток. Когда камзол распахнулся во всю длину, и блеснул серебром нетопырь со стрелою, Хармон ощутил благоговение и робость. Смог сказать только:

— Вот…

Казначей остался равнодушен:

— Вещь офицера, но предназначена для светского ношения. Так что вам не возбраняется.

— Милорд, а вы можете сказать… — Хармон запнулся, — именем дома Ориджин позволяю… или что-нибудь в таком роде?

— Да это ж не двуцветный плащ, а простая тряпка. Носите себе.

— Ну… благодарю милорд.

Хармон взял камзол, чувствуя разочарование. Он надеялся услышать что-то торжественное, надеть эту вещь с полным правом, как когда-то носил ее Джек. Ну, что ж, не вышло…

Роберт коснулся пальцем бурого пятна на спине.

— С мертвеца сняли?

— Да, милорд. Джек умер в темнице, а одежку оставил мне.

— Как полное имя вашего Джека?

Торговец развел руками:

— Не знаю, милорд. По правде говоря, он умер еще раньше. Я сидел в камере с его скелетом.

В глазах казначея проступил слабый интерес:

— Со скелетом? Стало быть, умер давно?

— Лет несколько назад, а может, и все десять. Эти монахи давно там промышляют.

— Его убили монахи?!

— Да, максимианцы. Они устроили какой-то тайный орден, похищают людей и пытают, чтобы узнать о Предметах. Я таким же способом к ним угодил: схватили и ну допрашивать про Светлую Сферу. Чуть не помер возле Джека. Потому-то и чувствую к нему родство.

— Родство, значит… — странным голосом повторил Роберт и потянул камзол к себе.

Разгладил его и стал смотреть — внимательно, совсем иным взглядом.

— Я думаю, — сказал Хармон, — Молчаливый Джек был достойным человеком. В отличие от меня, он под пытками не сдрейфил. Вот и хочу быть немножечко таким, как он.

— Очень достойным… — повторил Роберт тихо, почти шепотом. Чтобы расслышать вопрос, Хармону пришлось напрячь уши: — А у Джека была кисть левой руки?

— Виноват, милорд, там царила тьма кромешная. Я только наощупь понял, что он мертв…

Тогда Роберт принялся рассматривать манжеты. Правая была сильно изношена, местами утратила цвет. А левая… Казначей поднес рукав к лицу, вгляделся пристально. Затем начал щупать материю — и пальцы его дрожали.

— Вы знали этого человека? — спросил Хармон.

Ориджин не ответил. Отвернулся, бережно сложил камзол, прижал к груди. Плечи дрогнули от судорожного вздоха. Спустя минуту молчания, он снова глянул на торговца:

— Кто убил?

— Я думаю, милорд, Молчаливый Джек убил сам себя, чтобы оставить с носом палачей. А палачами были те монахи из тайного ордена.

— Их имена?

— Помню только одно: брат Людвиг. Монастырь стоял северней Лабелина. Его сожгли в прошлом году.

Роберт выдохнул:

— Ага.

Сказал:

— Я оставлю его себе. Вы получите мундир с нашим гербом. Другой, не этот.

Загрузка...