Тень Великого Древа

Меч — 5

Сентябрь 1775 г. от Сошествия

Лисий Дол (графство Нортвуд)

Стоял прекрасный теплый день. Солнечные лучи пронизывали рощу, играли в узорах ветвей. Ветерок оглаживал листву, издавая ласковый шорох. В созвучии с щебетом птиц гомонили детские голоса:

— Он здесь, я поймала! Я первая!

— Марта, ну почему снова ты? Нечестно! Я так не играю…

— Где, где он был, а? Дядя Вит, ну где вы были?..

Шестеро ребятишек собрались вокруг высокого мужчины. Девочка в зеленом платьице крепко держала его за палец, будто трофей.

— Я первая поймала! Дядя Вит, правда я?

— Да, моя милая.

Мужчина потрепал ее по макушке. Серебристые доспехи покрывали тело мужчины, придавая ему облик сказочного рыцаря. Металл, похоже, был теплым и мягким наощупь — так радостно дети льнули к бронированным ногам. Внимательным взглядом можно было заметить еще более странное: латы не имели сочленений, накладок, шарниров. Казалось, это и не латы вовсе, а серебряная ткань, тонкая, как шелк. Ребятишки не могли отвести глаз от чудо-воина.

— Дядя Вит, ну пожалуйста, давайте еще раз!

— С удовольствием, родные мои. Готовы? Все показали мне спины, закрыли глазки и считаем до восьми. Ра-ааз…

Дети отвернулись и принялись толкаться, стараясь занять место поближе к чудесному рыцарю. Двое мальчишек оттеснили Марту далеко вбок: «Ты и так выигрываешь!» Наконец, все зажали ладошками глаза.

— Четыре… Пять…

При счете «восемь» мужчина исчез. Бесследно растворился в воздухе. Дети открыли глазенки, глянули в то место:

— Ага, уже спрятался!

И пустились на поиски. Марта зашагала по ветру, принюхиваясь. Двое старших сорванцов действовали сообща: один побежал влево, другой — вправо, заглядывая за деревья и обмениваясь сигналами в виде криков совы. Рыжая девчушка и младший мальчуган раскручивали круги, уткнув носы в землю.

— Лиса, гляди, я нашел гриб!

А паренек в жилете, кажется, собрался заплакать:

— Ну так не честно… Где он пропал… Почему все время Марта…

Без надежды на успех мальчик просто слонялся меж деревьев и пинал листья папоротника.

— Говорю тебе: он тупой! — сказал Мартин Шейланд, толкнув в бок Джоакина Ив Ханну. — Думает, Вит залез под папоротник? Ну и болван!

— Нельзя так о ребенке, — проворчал Джо.

— Чего нельзя? Дети всякие бывают. Вон двое филинов — молодцы, зеленая Марта — тоже ничего. А этот — чистый идиот!

— Нужно всех детей любить одинаково.

Мартин заметил обиду в голосе приятеля:

— Вот оно что, твоих братьев больше любили? Ты был самый дурной в семье, да?

— Милорд, попрошу как-нибудь с уважением!

— Ну, будет тебе. У меня такая же беда… Давай лучше пари: ставлю глорию на филинов!

— Нельзя ставить на детей. Это ж не кони.

— Тьфу…

Пока остальные дети обшаривали лес, Марта применила интуицию. Покрутилась на месте, понюхала ветер, покачала травинкой перед носом. По ей одной известным приметам решила: надо идти влево. Пошла туда, но на десятом шагу под правым башмачком хрустнула ветка. Девочка повернула направо и сделала еще десять шагов. Остановилась под высохшей сосной, кивнула сама себе и принялась ждать. Граф Виттор Шейланд возник прямо перед Мартой.

— Я первая! Он здесь!..

— Ура! — закричали сорванцы и со всех ног бросились туда. — Дядя Вит, вот вы где!.. Смотрите, мы грибы нашли!

Минуту спустя граф очутился в веселом круге детворы. Только мальчик в жилете хныкал:

— Вы ей поддаетесь… Так нечестно…

— Вот лопух, — хохотнул Мартин и крикнул брату: — Вит, кончай забавляться! Лед зовет на военный совет!

Граф наслаждался вниманием детей.

— Ну-ка, родные, кто это к нам пришел?

— Лорд Мартин и сир Джоакин!

— Что нужно сказать?

— Желаем здравия, лорд Мартин и сир Джоакин!

— Ну какой он вам лорд? Вы — моя семья, значит, он для вас — дядя Мартин. Спросите: зачем он пришел?

— Зачем вы пришли, дядя Мартин?

Младший Шейланд озадаченно крякнул:

— Это… я ж уже сказал. Лед просил найти тебя, есть новости о Клыкастом. Он идет на соединение с волками, а Лед думает опередить…

Граф только поморщил нос.

— Родные, хотите еще поиграть в прятки?

— Конечно, дядя Вит!

— Тогда скажите дяде Мартину, пускай ждет меня в городе.

— Урааа! Дядя Мартин, ждите в городе дядю Вита!

— Милорд, — вмешался путевец, — дело представляется серьезным. Впереди густые леса, которые позволят врагу…

— Скажите: до свидания, сир Джоакин.

— До свидания, сир Джоакин!..

Приятели переглянулись, отсалютовали графу и двинулись в обратный путь.

Виттор Шейланд начал собирать букет еще в Уэймаре — почти сразу, как нарек себя Избранным. Цветами служили дети. В каждом городке, пройденном войсками, граф отбирал и усыновлял одного ребенка. Удивительно быстро, почти без труда он заслуживал детскую любовь. Влиял и сказочный облик графа, и чудесная способность появляться ниоткуда, и мягкий ласковый голос. Мелюзга души не чаяла в дяде Вите, а он отвечал взаимностью. Нельзя было понять, что больше радует его: бессмертие или возня с детьми.

— Есть дела и поважнее пряток, — сказал Джоакин, отъехав далеко от графа.

— Брат живет в удовольствие, — возразил Мартин. — Он всегда хотел детей, но волчица не родила. Вот и уладил это.

— Война идет! Нужно сражаться, а не играть!

— Пхе, рассмешил. Враги убегают, мы их догнать не можем. Какие сражения?!

— Тут ваша правда, — с усмешкою молвил Джоакин.

Они выехали из рощи, и глазу открылась картина, вполне объясняющая бегство врагов. От рощи до города тянулась полоса земли, отвоеванная людьми у леса. Огневое земледелие, или как это в Нортвуде зовется. Сотни акров леса вдоль реки выжгли подчистую, чтобы удобрить почву золой и разбить огороды. На лоскутах плодородной земли выращивали репу, лук, бобы; держали свинарники, в окрестных лесах пасли хрюшек. Теперь от огородов осталась одна память. Всюду, сколько хватало глаз, стояли войска Избранного. Квадратные шатры шейландцев, круглые юрты шаванов, рыжие знамена Хориса и бело-красные стяги Флеминга. Табуны стреноженных коней, пирамиды рыцарских копий, скрип и скрежет оселков, дымки походных кухонь.

— Много нас, — сказал Джоакин.

— Даем жару, — отозвался Мартин и шумно втянул ноздрями воздух.

Близился обед. В котлах булькала каша, на вертелах крутились куски свинины, роняя в костры капли шипящего жира. Но среди запахов еды чуткий нос лорда Мартина выделил иной, еще более приятный аромат.

Лисий Дол темнел бревенчатыми стенами между рекой и лесом. Как и другие города Нортвуда, он открыл ворота без боя. Завтрашним утром Избранный торжественно войдет в Лисий Дол, чтобы озарить мещан своей благодатью. Едва уловимый запах горелой плоти источал не город, а баронский замок. Он стоял на мысу и издали напоминал башмак, оброненный в лужу. Ни один хвостик дыма пока еще не поднимался над ним, однако ворота стояли разинутыми, как беззубый рот старика.

— Думаете, шаваны уже там?

— Ага. Персты во всю работают.

— Как вы учуяли? Далеко же…

— Опыт!

Джоакин уважительно кивнул. Опыт имелся у обоих: они видели уже больше дюжины сгоревших крепостей. Но только Мартин умел по запаху определять момент, когда Персты начинают скоблить внутренности замка. Скоро над башнями встанут языки огня, и судьба крепости станет видна и Джоакину, и горожанам, что смотрят из-за своих стен. Страх и восторг — два орудия графа. Сперва он напоказ расправляется с лордом, превращает замок в пепел. А потом входит в город и раскрывает объятия простым людям, творит чудеса, ласкает детей. Всемогущество и доброта. Ярость и милосердие. Никто не устоит перед контрастом.

— Ваш брат — великий человек! — с чувством вымолвил Джоакин.

— А знаешь, я тоже детей хочу.

— Как граф?

— Ну, нет. Своих хочу, родных. И чтобы от хорошей девушки.

— Кто ж не хочет…

Джоакин вздохнул. Приятная, милая барышня — единственное, чего еще не дали ему щедрые боги. Все остальное уже получил сполна. С плеч ниспадал богатый рыцарский плащ, красовался герб: клинок, пронзающий сердце. На руке надежно сидел Перст Вильгельма, под седлом играл мышцами горячий жеребец. В кармане лежал именной хронометр — подарок графа; в другом — тугая пачка векселей. Джо не знал, куда девать деньги. От них не было толку: все, чего хотел, он получал бесплатно. Половину денег положу в банк, другую отправлю матери, — так он решил для себя. С жильем тоже определилось: граф даровал воину поместье на Торрее. А еще, в добавок, Джоакин возьмет себе дом в Первой Зиме. Когда падет столица Ориджинов, он пройдет по улице и выберет симпатичную избушку. Скажет графу — и тот сразу выпишет дарственную… Все в жизни шло на лад, лишь одного недоставало: милой, любящей девицы.

— У тебя в наличии трупоедка, — заявил Мартин.

— Нужна другая. Невинная, скромная, чистая душою.

При этих словах товарищи мечтательно закатили глаза. Их мысли о достойной девушке полностью совпадали, и даже имели общее воплощение. Стоило подумать об этом — как барышня сама показалась на пути!

Леди Лаура хранила самый строгий траур. Черная ткань покрывала ее тело от щиколоток до макушки. Лишь золотистые волосы выбивались из-под платка, да блестел платиной браслет на тонком запястье. То и другое будоражило мысли, заставляя мечтать о кладе, сокрытом под траурной чернотою.

— Наше почтение, миледи.

— Желаю вам здравия, милорд и сир. Не окажете ли любезность? Мне хочется попасть в город, но тревожно ехать мимо шаванского стана… Могли бы вы сопроводить меня?

За Лаурой уже следовала пара рыцарей, но кто они в сравнении с перстоносцами?

— С удовольствием, миледи. Почтем за честь.

Они пристроились по обе руки от Лауры, оттеснив альмерцев назад. Несколько вдохов сочиняли, как лучше начать беседу. Мартин завел свою любимую песенку:

— Миледи, позвольте узнать, ну, как вы относитесь к псовой охоте? В здешних лесах водятся вепри, а у меня — отменная свора. Могу вас пригласить, того… если изволите.

— Милорд, охота — забава мужественных людей. Боюсь, девичьи страхи станут вам обузой.

— Чего там бояться, ну! — Мартин отдернул рукав, обнажив Перст Вильгельма. — Если кабан выскочит на нас — я его вмиг!..

Для демонстрации он пальнул в небо. Конь Лауры шарахнулся от вспышки, девушка вскрикнула:

— Ай-ай!.. Видите, милорд, я не гожусь для охоты. Но вы так быстры! Ваша рука буквально мечет молнии.

Джоакин сказал с умудренным видом:

— Нет смысла охотиться с Перстом Вильгельма: зверь сгорит до костей. Настоящий воин убивает кабана мечом. Нужно разозлить вепря, чтобы помчал прямо на тебя, а в последний миг отскочить и снести ему голову. Вот это — подлинная отвага!

Лаура повернулась к путевцу:

— Ваш герб меня смущает, сир. Простите, если не права, но нет ли здесь второго смысла? Такой знак может носить не только храбрый воин, но и сердцеед.

— В этом и соль! — похвалился Джо.

Лаура не проявила восторга, а нахмурилась.

— Напрасно вы так сказали, сир. Меня пугают люди, чуждые целомудрия.

Мартин победно хихикнул и повернул в свою сторону:

— Ладно, миледи, пускай не собаки… хотя вы это зря, у меня такая милая свора! Одна Рыжуха чего стоит — умней половины солдат уэймарского гарнизона!.. Ну, а как вы смотрите на стрельбы? Завтра будет общая тренировка лучников и перстоносцев. Отработаем согласованность и разделение целей.

— Распределение, — поправил Джо.

— Сам знаю! Много стрелять будем — красиво, весело. Хотите поглядеть, ну?

Лаура скомкала поводья:

— Извините, милорд, но стрельба напомнит мне битву при Флиссе — одно из самых жутких зрелищ в жизни. Людская жестокость рвет мое сердце на части.

— Ну, пускай… А пиршество? Мы сейчас поговорим со Льдом, и сразу на обед. Будет фазан на вертеле, перепела в грибной подливе, потом еще этот… тоже очень вкусный. Пойдемте, ну!

Она коснулась края черного платка:

— Я в трауре, милорд. Избегаю жирной, сладкой и чрезмерной пищи.

— Тьфу! Ну, что тогда… Сами-то скажите: вы бы куда пошли?

— На вечернюю службу, милорд. Каждый день молюсь за упокой души моего Галларда.

— Тогда я с вами! Можно, да?

— Кто запретит честному человеку посетить богослужение?

— Ага, миледи, очень люблю храмы. Была со мной история еще в юности. Как-то в церкви я увидел монашку…

Джоакин закатил глаза. Рассказ о послушнице он слышал раз в десятый, и с каждым разом звучало все романтичней. Мартин полюбил юную монашку чистейшим эмилиевским чувством и ничего иного не желал, кроме молиться с нею бок о бок. Но даже того не дала им злодейка-судьба… Джоакин задумался, как помешать слезливым речам Мартина повлиять на душу Лауры. Учитывая траур, она уязвима к такому подходу.

— Придумал! — воскликнул Джо. — То есть, я вспомнил кое-что. Нынче — ваше дежурство.

— А я уже того, отдежурил, — рассмеялся Мартин.

— Как так?

— Да запросто: клетку отпер, косточек бросил, по голове погладил. Она от радости заскулила и давай жрать. Все в порядочке, как говорит мастер Сайрус.

Джоакин прикусил губу. По старой памяти ему казалось, что дежурство у Ионы смутит милорда. Но после воскрешения графа волчица-то стала шелковой. Всему покорялась, не говорила острых слов, давала себя гладить и даже чесать собачьей щеткой. Мартин полюбил ходить к ней и подкармливать костями, взятыми из довольства охотничьих псов.

— Хорошо, когда порядочек, — буркнул Джоакин.

Они проехали стан закатников, которые готовили сытный обед. Теперь-то каждый обед был сытным. У всех, кто пережил осаду Уэймара, появилась новая страсть: кушать от пуза. И закатники, и шейландцы, и даже беломорские кайры готовили теперь с излишком и не вставали из-за стола, не набив брюхо до отвалу. Говорили: «Хорошо едим», «Избранный кормит на славу» — и это значило: «Теперь мы побеждаем!»

Мартин довел до конца рассказ о монашке.

— Какая печальная история, милорд… — Огромные глаза Лауры налились влагой сострадания.

Джоакин не сдержался:

— Лорд Мартин всем ее рассказывает.

Этим он навредил только себе. Лаура сухо спросила:

— А вы о чем любите рассказывать, сир сердцеед? Наверное, о девушках, которых совратили?

Джо шмыгнул носом. Его состязание с Мартином почти зашло в тупик. Юная вдова являла образец чистоты и невинности, потому добиваться ее следовало достойными методами. И Джо, и Мартин сразу отвергли такие пути, как взять Лауру силой, напоить или разыграть в карты. Также отбросили идею дуэли: проигравший умрет от Перста, победителя придушит граф, а Лаура достанется кому-то третьему. Попробовали честно, по-мужски обсудить ситуацию. Джоакин привел аргумент: жестокие женщины изранили его душу, точно чучело для тренировки мечников. Аланис и Иона нанесли ему увечья, которые исцелит лишь бальзам девичьей любви. Мартин возразил: Лаура — агатовка, такая же, как Иона и Аланис. Джо парировал: если Мартин считает, что Лаура такая же дрянь, то не ценит и не заслуживает ее. Вот Джоакин с первого взгляда узрел: Лаура — совсем не такая! Мартин ответил:

— У тебя любовница — трупоедка, вы с нею вместе жрали мертвечину. А теперь этим же ртом хочешь целовать Лауру?..

Словом, они так и не достигли согласия. Сошлись на том, что каждый будет ухаживать как сможет и не мешать другому. Пускай победит сильнейший.

— Какой кошмар! — выдохнула леди Лаура. Они приблизились к замку.

Нос лорда Мартина не ошибся: замок горел. Черные хвосты дыма вставали над башнями, пламя быстро растекалось по бревенчатым стенам. Шаваны роились вокруг замка, метались по галереям, ныряли в ворота. Прежде, чем огонь охватит крепость, они спешили вынести как можно больше добычи. Для ускорения дела многое швыряли прямо со стен: мечи и топоры, куски доспехов, дамские платья, охотничьи трофеи дождем летели на берег. Из ворот спешно выносили содержимое подвалов: бочки эля и ханти, окорока и колбасы, гроздья вяленой рыбы. Ганты криками понукали шаванов:

— Торопитесь, Червь вас сожри!

Лихие перстоносцы — ханида вир канна — спокойно наблюдали грабеж с высоты конских спин. Им не было нужды лично таскать добычу: в любом случае, их не обделят. Для забавы они сбивали Перстами птиц, разлетавшихся из замковой голубятни. Несколько слуг бросали в реку обугленные трупы — надо полагать, бывших хозяев замка.

— Ужасно… — повторила Лаура, закрыв ладошкой глаза.

Джоакин никак не мог согласиться с нею. Сожжение замков — одна из самых мудрых и человечных идей Избранного. Большая армия требовала снабжения: денег, провианта, фуража. А шаваны, кроме того, жаждали добывать трофеи. Для сынов Степи мародерство — главная прелесть войны. Потому нельзя было совсем запретить грабеж: без него шаваны бы взбунтовались, а альмерцы и закатники начали голодать. Но мудрый граф Шейланд направил шаванский произвол на тех, кто заслуживал наказания. Он запретил трогать крестьян и мещан, зато отдал на расправу замки лордов. Нельзя придумать ничего более справедливого! Нортвудские лорды — сволочи, как большинство феодалов. К тому же, они — враги Избранного, союзники Ориджина. А простолюдины настрадались от благородных кровососов. Граф Шейланд принес людям избавление!

— Уж да, — одобрительно молвил Джоакин.

Мартин привстал в стременах:

— Глядите: хоронят кого-то!

— Зарывают паразитов.

Джо улыбнулся, представив себе здешнего барона. Наверное, тот был жирным, грубым, тупым боровом, который только и делал, что пировал за счет честного люда. Теперь лег в могилу — туда и дорога!

— Да нет, я не про то. Лошадники своих провожают!

Мартин указал в другую сторону. В центре шаванского стана, поблизости юрты самого Гной-ганты готовились пять погребальных костров. На темных кучах хвороста лежали головами к востоку мертвецы. Руки каждого были сложены на груди, в одной зажат кнут, в другой — меч. Правда, среднему покойнику пришлось обойтись без кнута, поскольку руки у него недоставало.

— Их сожгут?.. — прошептала Лаура. — Какая жуткая традиция!

— И исполнена дурно, — заметил Джоакин. — Нарубили бы дров — вышло бы больше жару. А хворост кончится в два счета, мертвяк не сгорит до конца.

Девушка зажала рот ладонью, Джо понял оплошность и сменил тему:

— Любопытно, кто они такие? Прямо в центре, столько важности…

Он повернул коня к группе шаванов, которые готовили церемонию. Всем заправляла рыжая лучница — Чара. По ее приказу другие всадники надевали шпоры на сапоги мертвецов.

— Здравия, сударыня. Не скажете ли, кем были эти воины? Они погибли при взятии замка?

Чара глянула искоса и промолчала.

— Сударыня, вы либо не слышали, либо не поняли: я обращался к вам.

Лучница посмотрела Джоакину прямо в глаза, исключая любую ошибку. Затем молча вернулась к делу.

Чего скрывать: злила его эта дамочка! Чара была для Пауля тем же, кем Джоакин — для графа Виттора. Лучшие стрелки двух армий могли бы стать товарищами по оружию. Правда, это было бы чуток зазорно для Джоакина: ведь он теперь рыцарь, а Чара — простая шаванка. Да и в бою она должна быть хуже его: женщина все-таки… Но Чара вела себя так, будто она — легендарный воин, а путевец — чистильщик сапог.

— Наглая стерва, — буркнул Джоакин.

Мартин посмеялся:

— Эк она тебя! А нечего было спрашивать, и так ясно, кого хоронят.

— Не хоронят, а сжигают. Что же вам ясно, милорд?

— Ханида — вот кого. Видел дохлика без руки? Это ее оттяпали вместе с Перстом.

Джоакин нахмурился:

— В замке была горстка стражи. Как они смогли уложить ханида?

— Трупы вчерашние, — со знанием дела сказал Мартин. — Погибли еще до замка. Видать, в лесной засаде.

— Дрянь дело…

Армия Избранного не встречала сопротивления. Рыцари Нортвуда ушли за Крейгом штурмовать столицу графства, а кайры Десмонда Ориджина избегали сражений и непрерывно отступали. Но там, где прошли двуцветные, оставались ловушки всех возможных видов. На узких дорогах оказывались ямы с кольями, мосты рушились под ногами шейландцев, сухостой вспыхивал. Отряды фуражиров попадали в засады и уничтожались. На холмах прятались северные стрелки и, сделав пару быстрых залпов, убегали. А уж отравлено могло быть что угодно — от родников и колодцев до ягод малины на кустах. Бороться со всем этим было крайне затруднительно. Вокруг стояли нортвудские леса — идеальное место для засад. Если граф посылал солдат на зачистку местности, они пополняли собой списки потерь. Если ускорял ход, чтобы настичь подлого врага, то обозы отставали от армии и подвергались набегам. Даже Персты Вильгельма не слишком помогали в лесу.

Граф не хотел тревожить воинов. С его слов засады северян казались комариными укусами, но Джоакин был посвящен в истинное число потерь. Из армии выбыло убитыми и ранеными уже четыреста двадцать человек. И это — без единого крупного боя! Чтобы защитить своих солдат, граф принял жесткое, но верное решение: послал вперед шаванов Гной-ганты. Пауль проявил своеволие — теперь его люди расплачивались за это. Так что шаванские погребальные костры не были редким зрелищем. Но чтобы в случайной засаде погиб перстоносец!..

— Ай, как плохо, — расстроилась Лаура. — Боя не было, а мы теряем солдат.

Мартин успокоил ее:

— Миледи, ничего особенного! Когда травишь крупного зверя, можешь потерять собаку-другую, но в итоге все равно… Ого, глядите: медведь!

Впереди, на площадке у городских ворот, собралась группа солдат. Видное место занимал барон Доркастер с лютней. Он не играл мелодию, а просто лупил пальцами по струнам: брень-брень-брень. Остальные воины во главе со Льдом и Флемингом ритмично хлопали в ладоши. Под их аккомпанемент плясал бурый медведь. Стоя на задних лапах, увалень смешно притопывал, кружился на месте и кивал головой. От усердия он высунул язык и пыхтел в ритм лютни: уф-уф-уф.

— Какой милый!.. — ахнула Лаура и устремилась туда.

Подъехав к хищнику, она слегка оробела. Медведь был огромен: ростом почти не уступал верховой девушке. Передние лапы, которыми он так забавно лупил себя в грудь, блестели жутких размеров когтями. К тому же, медведь линял, и клочья старой шерсти придавали ему лихой разбойничий вид.

— Осторожней, миледи, держитесь в стороне, — посоветовал Джо, на всякий случай приготовив Перст.

— О, не бойтесь, — засмеялся Доркастер, — это же Маверик, ученый медведь графини Нортвуд! Знаете, из песни: как-то леди танцевала… брень-брень-брень… и сбежались посмотреть… кто-то там, не помню.

— Откуда он здесь?

— Оттуда же, что и я: из нортвудской столицы!

Лед пояснил:

— Убегая от войск Крейга Нортвуда, барон Доркастер покрал медведя.

— Лорд Рихард, в ваших устах это звучит как-то постыдно… брень-брень-брень… На самом деле, я спас его!

Доркастер дернул струны еще пару раз и опустил лютню. Маверик раскланялся на четыре стороны. Солдаты захохотали, с городской стены донеслись похвальные крики. Барон достал откуда-то и бросил медведю кусок колбасы.

— За пазухой носили, у самого сердца? — спросил Лед.

Он был не в духе, в отличие от Доркастера. Барон, хоть и устал в долгой дороге, но весь лучился самодовольством.

— Лорд Мартин, леди Лаура, сир Джоакин! Пока бурый танцор отдыхает, послушайте сказание о моих успехах!

Джо знал о приключениях барона из обрывчатых голубиных лент, потому стал слушать с интересом. Еще в начале лета Виттор Шейланд послал Доркастера в Клык Медведя, и не одного, а с отрядом опытных воинов и Элиасом Нортвудом в придачу. Седой граф не имел желания куда-либо ехать и всю дорогу норовил то сбежать, то умереть. Однако был успешно доставлен в фамильный замок Нортвудов, и более того — объявлен истинным правителем графства. Верные Крейгу Нортвуду люди оказали сопротивление, но их было мало, и Доркастер легко перебил их с помощью Перста. Взял гарнизон под свой контроль, приставил к старику лекаря с запасом успокоительных капель, и разослал по всем городам Нортвуда голубей с известием: славный граф Элиас вернул законную власть, бунтаря Крейга ожидает петля!

Упомянутый Крейг Нортвуд узнал об этом, когда вел полки в Уэймар, на помощь Десмонду Ориджину. Генерал Стэтхем, бывший рядом, сразу распознал уловку. Но Крейг Нортвуд — мудрец, многократно битый булавой по шлему, — даже слушать не стал. Он просто забрал свои полки и увел к Клыку Медведя. Меж тем, Десмонд Ориджин весьма рассчитывал на помощь Крейга. Именно медвежьи полки должны были заблокировать все бухты окрест Уэймара, чтобы не дать Паулю причалить и ударить кайрам в тыл. Крейг ушел, армия Гной-ганты спокойно высадилась на берег. Разведка доложила об этом Десмонду, и тот принял решение: отступить. Только подумать, как он кусал локти! Ведь Уэймар, лишенный пищи и воды, стоял на грани катастрофы. Еще два дня — и город пал бы! Но Десмонд не имел двух дней. Под угрозой окружения он снял с Уэймара осаду.

Тем временем гений стратегии Крейг Нортвуд подвел войско к Клыку Медведя. Доркастер вывел на стену старого графа Элиаса, от имени коего предложил Крейгу переговоры. Тот лишь рассвирепел:

— Если не откроете ворота, я всех перебью!

— Не перебьешь, осел, — возразил Доркастер. — Это же твоя собственная столица.

Крейг дал залп из арбалетов и послал к воротам таран. Доркастер спалил таран Перстом. Клыкастый Рыцарь разозлился еще больше и пригрозил поджечь весь город — стены-то деревянные! Старик Элиас попытался убить себя, спрыгнув с башни. Доркастер вовремя поймал его и связал, а Крейгу заявил:

— Да пожалуйста, хочешь — сжигай. Только я уплыву кораблем, а остальные суда потоплю. Ты лишишься и порта, и флота.

Лишь тогда Крейг уразумел всю сложность положения и начал переговоры. В течение двух недель барон морочил ему голову, предлагая варианты раздела власти. Пускай Элиас управляет графством, а Крейг — войсками. Не подходит? Ладно, тогда старику флот, а сыну — суша. Тоже нет? Тогда проведем черту: земли Элиаса — от Лисьего Дола на север, а остальное — земли Крейга. Что, неравноценно? Ладно, сдвинем на десяток миль…

Барон получал все новости из Уэймара. Прибыл Пауль, снял осаду, отдал Виттору Абсолют. Граф обрел бессмертие и стал Избранным, и выступил в поход, чтобы объединить мир под своей властью. Когда юг Нортвуда уже покорился Виттору, барон Доркастер решил, что довольно наигрался. Именем Элиаса Нортвуда (чуть живого от успокоительных капель) барон принял условия Крейга и отдал Клык Медведя. Взял свой отряд, прихватил Маверика и умчал в сторону Лисьего Дола, навстречу сюзерену.

— И вот я здесь! — подытожил он рассказ. — Живой, невредимый и с косолапым трофеем. Правда, Крейг Нортвуд уже сообразил, как его надули, и очень злой скачет сюда.

— Войско медведей в трех днях пути, — сказал Лед. — Что ведет к вопросу: где граф Виттор?

— Избранный, — поправил Мартин. — Мой брат избран богами!

— Ага, чуть не забыл. Так где же он?

— Играет в прятки.

Все переглянулись.

— Играет в прятки?

— Играет в прятки.

— С кем?

— С детьми.

— Холодная тьма! Мы должны принять стратегическое решение, а он жмурится?!

— Прячется, милорд.

— Сир путевец, езжайте-ка за ним еще раз.

Барон Доркастер возразил:

— Сир Джоакин, не нужно ехать. Мой сюзерен — гений интриг и банковского дела, но вовсе не полководец. Не помню случая, чтобы он проявлял к войне особый интерес. Я полагаю, граф будет благодарен, если мы сами выработаем план, а ему лишь дадим на утверждение.

То была чистая правда, граф Виттор говаривал: «У каждого свой талант. Не хочу торговать тем, чего не имею». Рихард осознал свою выгоду:

— Я — его ближайший соратник и лучший воин. Если граф умывает руки, я сам построю план.

Теперь, став рыцарем, Джоакин отбросил лишний пиетет. Раньше он преклонялся перед Рихардом, считал величайшим воином Севера. Нынче же видел ситуацию трезво: Лед хорош как мечник и младший офицер, но зелен как полководец. Хорис и Флеминг гораздо опытней в стратегии. Но Лед — самый высокородный из командиров, и на этом основании мечтает получить главенство надо всем войском. Рихарду нужно проявить себя, говоря грубо — выслужиться. Джоакин глядел на него свысока: ведь сам-то Джо уже получил все, чего хотел, и не имел нужды выслуживаться.

Лед заявил:

— На западе отсюда — армия Крейга Нортвуда, а на востоке — мой отец. Вне сомнений, они готовятся ударить по нам с двух сторон. От Лисьего Дола до самого Ориджина — густые леса, пересеченные оврагами. Сотни мест, где можно укрыться от Перстов Вильгельма. Отец будет отступать, пока не заманит нас в хитроумную засаду. Мы увязнем в бою, а тем временем подоспеют медведи и атакуют с тыла. В лесу мы лишимся преимущества Перстов, а Нортвуды будут — как рыбы в воде. Если продолжим погоню за кайрами, получим поражение.

— Вы предлагаете остаться здесь? — спросил Джо. Было приятно наблюдать, как Рихард Ориджин тужится выглядеть умным.

— Повернем на запад, — сказал Лед. — Оставим в покое отца и двинем навстречу Крейгу Нортвуду. Он мчит сюда, очертя голову, забыв про осторожность. Налетим на него внезапно, атакуем и сожжем. Обезопасим свой тыл, а потом продолжим погоню.

— Хороший план, милорд! — согласился Доркастер.

— Славный план, — похвалил Флеминг.

А Джоакин не знал, хорош ли план. Это было вновь открытое им удовольствие: не знать лишнего. Не сушить голову, не размышлять без приказа, расслабить мозги и нервы. Все будет так, как решит величайший из людей.

— План хорош, если граф одобрит, — сказал Джоакин.

— Так езжайте к нему и доложите! — процедил Лед.

Джоакин Ив Ханна помедлил, чтобы сполна насладиться моментом. Неспешно сказал Рихарду Ориджину, наследному герцогу Первой Зимы:

— Невозможно, милорд. Граф играет с детьми и не велел беспокоить. Завтра доложу.

Избранный въехал в Лисий Дол утром следующего дня. Уж он умел обставлять свое появление! Не раз и не два видел это Джоакин, а продолжал восхищаться.

Предваряли шествие звуки церковного гимна. Могучий хорал доносился издалека и заставлял толпу горожан притихнуть. В суровой торжественности, с гимном на устах, под хоругвями с ликами Праотцов, проходили улицами монахи-вильгельминцы.

За ними следовали блестящие рыцари Альмеры — в полированных доспехах, на могучих конях под гербовыми попонами, с вымпелами на древках копий. Тяжелые всадники и пешие монахи воплощали два великих начала: силу и святость. Среди рыцарей была и леди Лаура — хрупкая, печальная, прекрасная в своем горе. Она будто бросала немой упрек злодеям, погубившим приарха.

За альмерцами двигались кайры Беломорья. Их появление несло радость и покой. В последние годы Нортвуд и Ориджин жили сравнительно дружно. Вражда Избранного с волками беспокоила медведей, но теперь все убеждались воочию: часть кайров — на стороне Шейланда. Значит, он бьется не со всеми волками, а только с Первой Зимой.

Потом на телеге, запряженной волами, проезжала клетка с узницей. Бледная девица в одеяле постоянно почесывалась и тупо глядела на мещан. Табличка на клетке гласила кое-что, грамотные мещане сообщали безграмотным: «Она предала мужа». Кто-то сказал бы: не подобает лорду выставлять семейные свары напоказ. Но Джоакин знал по опыту: вид наказанной изменницы вызывает радость у мещан. Великий Избранный кажется ближе и роднее: у него простые проблемы, знакомые многим мужикам. А унижение Ионы доказывает силу Виттора: этот никому не спустит, даже собственной жене. Сильная половина толпы приходила в возбуждение, мужчины показывали пальцами и говорили женам: «Так-то!»

И, наконец, появлялся сам Избранный. Он шел пешком в окружении стайки милейших детишек, улыбался во все стороны, приветливо махал рукой. Дивная одежда, сотканная богами, струилась по его телу. Чтобы показать свою чудесную способность, Избранный то и дело исчезал, а потом появлялся на новом месте. Горожане ахали, дети хлопали в ладоши. Многие гадали: не мираж ли он? Это живой человек во плоти, или какой-то призрак?.. Дабы развеять сомнения, граф возник прямо среди толпы и дал людям потрогать себя. Послышались радостные крики: «Теплый! Живой!»

За графом следовал лишь малый отряд гвардии, возглавляемый Мартином и Джоакином. Ни закатники, ни шаваны не показывались в городе: граф велел им оставаться вне стен. И эта недостающая часть армии поражала мещан особенно сильно. Избранный жжет только замки, щадит простой люд — этот слух ширился Нортвудом, опережая войско. Но каждый город замирал в ужасе при виде шаванов: а что, если граф не совладает с ордой? Вдруг степные головорезы сорвутся с цепи? До последней минуты страх не оставлял мещан — и утихал только в час парада, когда Избранный входил в город, оставив дикарей за стеной. Облегчение многократно усиливало восторг.

— Слава Избранному! Слава Избранному! — начинали кричать мещане. Не только потому, что видели графа, а и потому, что не видели шаванов.

То исчезая, то появляясь, Виттор Шейланд добрался до центральной площади и взошел на щитовое место — высокий помост по центру площади. Коренные нортвудцы весьма удивились бы, узнав, что в городах других земель Полариса не бывает щитовых мест. Как без него-то? Где же тогда выступать актерам, где править службу в большой праздник, где проводить кулачные бои и лупить плетками нерадивых жен, и морозить убийц ледяной водой?.. Это ж главная точка в городе, самая середка жизни! Туда и поднялся граф Шейланд.

На щитовом месте его уже ждали военачальники, а вокруг — толпы горожан. Около помоста собрались крепкие нортвудцы, чтобы вступить в армию Избранного: зима ожидалась голодной, а поход — прибыльным. Ближе к щитовому месту пробились и семьи с детьми: говорили, в свите Избранного мальцов ждет сказочное житье. Рядом стояли несколько женщин грозной наружности, поскольку прошел слух, что граф Шейланд ищет гувернантку.

Очутившись на помосте, Избранный тепло приветствовал своих соратников: каждого обнял и назвал по имени. Ответы вышли разношерстными. Несколько человек сказали: «Милорд», другие: «Праотец», а кто-то даже: «Странник». Граф поправил всех и заставил назвать верно: Избранный. Затем дружелюбно пожурил брата:

— Марти, я недоволен. Ты пропустил дежурство, моя душенька осталась голодной.

— Это… прислуживать я не нанимался!

— Служат слуги, дурачок. А ты нужен для контроля, чтоб ей не передали нож или напильник, или еще что-нибудь. Без тебя никто к клетке не подходит.

— Послушай, ну…

— Не ну. Три дежурства вне очереди. Сир Джоакин, проследи за выполнением.

Толпа зашумела: «Избранный, скажи слово!..» Граф повернулся к горожанам и исчез. Мещанам перехватило дух, повисла тишина. Возникнув из воздуха, граф Виттор заговорил.

Долгая речь взволновала горожан. Граф упомянул знамение, явленное в ложе Семнадцатого Дара. Еще тогда боги предупредили людей о приходе Избранника, но кучка вельмож рода Янмэй и Агаты скрыла правду на долгих двадцать лет. Графу пришлось вырасти над собой и овладеть силой Священных Предметов, чтобы бросить вызов этим знатным подлецам. Враги сражались, не щадя никого. Они стерли с лица земли половину Уэймара, погубили множество женщин и детей, вероломным ударом убили приарха Галларда и самого графа. Но Праматерь Ульяна даровала Виттору бессмертие, чтобы он вернулся в Поларис и очистил мир от скверны. Теперь на стороне графа — мудрость богов и непобедимое войско. Враги бегут без оглядки, и скоро будут разбиты. Весь мир сплотится под рукой Избранного, и больше никогда не будет войн!

Вот чем граф окончил свою речь:

— Я родился слабейшим из правителей земель. Мой отец был банкиром, мое графство — самое маленькое в империи, моя Праматерь стоит внизу священного списка. По нраву и воспитанию я ближе к мастеру гильдии, чем к Великому Лорду. Но все же боги избрали меня! Неважно, насколько ты велик и богат. Главное — иметь в душе веру и добро, тогда всего достигнешь. Раз получилось у меня — выйдет и у вас! Трудитесь и верьте — и добьетесь вершин!

Не только горожане, а и свита графа разразилась одобрительными криками. Джоакин ощутил так, будто Шейланд сказал о нем самом. Ведь он-то, Джо, — такой же простой человек, не высокого роду, всего достигший лишь упорством и верой.

— Славная речь, милорд! Каждое слово попало в яблочко!

Затем Виттор приступил к выбору цветка. Он сошел с помоста, побеседовал с родителями и детьми, погладил мальцов по головам, раздал каждому по конфете. Сразу двое приглянулись ему: милая белокурая девчушка и мальчик-крепыш, настоящий медвежонок. Всем на радость граф сделал исключение из правил и взял в букет двоих за раз. Довольный собою, он вернулся на помост.

— Теперь не хватает только няньки. Прошлая уже не справляется, нужна еще одна. Марти, займись…

— Чем заняться?

— Выбери гувернантку. Детям нужна забота.

Мартин поскреб в затылке:

— Э… Я думал, это…

Лед перебил его:

— Граф, мы слишком задержались. Полки Крейга Нортвуда приближаются с запада. Согласно моему плану, нужно выйти им навстречу и быстро разгромить, а затем продолжить погоню за кайрами.

— Вашему плану? — удивился Виттор.

— Вчера вы не изволили участвовать в совете. Я лично составил план, прошу одобрить.

Он извлек карту и наглядно показал задумку. Другие полководцы поддержали идею. Медвежьи полки нельзя оставлять за спиной, лучше разбить их внезапным ударом.

— Отменный план, — согласился и сам Виттор. — Я мало понимаю в военном деле, но вполне доверяю мнениям моих славных…

— Гной-ганта хочет сказать, — вторгся в беседу резкий голос Чары.

Хотя шаваны и остались за городом, но Пауль с горсткой ближайших помощников удостоился места на параде. Теперь они молча стояли в глубине помоста, пока речь не зашла о планах битвы. Граф повернулся к Паулю:

— Я слушаю внимательно, мой друг.

— Проклятые волки Ориджина убили сынов Степи. Кровь требует отмщения. Мы должны преследовать кайров.

Чара подняла подбородок. Было видно, как она горда своим вождем. Лед оскалил зубы:

— Десмонд Ориджин — хитрейший из демонов Темного Идо. Мы трижды пытались поймать его, и каждую ловушку он обратил против нас. Погонимся за ним — попадем прямо в могилу.

— Сыны Степи погибли, — процедила Чара. — Предлагаешь забыть?

— Пятерка ослов влетела в засаду. Из-за пяти трупов рискнуть целым войском?

Лучница изменилась в лице. Пауль тронул ее плечо и тихо произнес:

— Не пять, а пять тысяч. Юхан Рейс разбит Адрианом, остатки орды бежали. Нашей южной армии больше нет.

Известие потрясло всех. Полководцы зашептались, спросили: как это вышло, откуда Пауль знает, каковы потери?

— Юхан Рейс в плену. Ему позволили связь, он мне доложил. Сказано очень мало. Похоже, Адриану помогли Минерва и Натаниэль.

Имя «Натаниэль» никому не было знакомо. Принялись обсуждать Минерву, ее возможный союз с Адрианом. Лед заметил:

— Коль вас обидели Адриан с Минервой, причем тут кайры?

— Волки всегда заодно с янмэйцами, — отчеканила Чара. — Один Эрвин восстал против тирана, но теперь его нет. Старый волк сговорится с Адрианом.

— Если и так, это не повод лезть в его капкан!

— Волки — наши враги. Догоним их и перебьем. На медведей — плевать.

Генерал Хорис поддержал лучницу: Десмонда нужно разбить поскорее. Но граф Флеминг и Доркастер соглашались со Льдом: нельзя делать то, чего ожидают враги. Ориджин ожидает погони — потому-то не стоит преследовать его. Избранный выслушал всех и сказал:

— Господа, ситуация сложна. План лорда Рихарда хорош с военной точки зрения, но честь и справедливость говорят в пользу Пауля.

Послышался ропот. Лед упрекнул графа:

— Милорд, вы устранились от стратегии и доверились мне. Но стоило мне разработать план, как вы его отвергаете?

Избранный мягко ответил:

— Лорд Рихард, я полностью доверяю вам. В доказательство сего я отдам под вашу руку целый корпус моей армии. Но положение дел изменилось, будет мудро спросить совета у богов.

Все согласились с этим. Граф четырежды сотворил спираль и произнес слова молитвы. Затем сложил руки на груди, низко поклонился — и исчез.

Его не было долго. Прошла минута, другая, третья. Горожане, видевшие пропажу, пришли в волнение. Раздались крики: «Вернись, не покидай!.. Прости грешных!..»

Избранный появился с заметным трудом: долго мерцал призрачным пятном, то воплощаясь, то рассеиваясь вновь. Наконец, он нащупал ткань подлунного мира и встроился в нее.

— Благодарю за терпение, друзья мои. Боги сказали ясно: нужно преследовать Десмонда.

Пауль хищно оскалил зубы:

— Спасибо, боги. Вы молодцы.

А Лед скривился, но тут же овладел собой:

— Коль вам так не терпится попасть в ловушку отца, сделаем это с пользой. Извольте выслушать одну мою идею.

— Всенепременно, милорд, только после обеда.

Высшие чины ушли пировать, прихватив с собой городских старейшин. Толпа понемногу рассосалась, лишь гувернантки все еще стояли у помоста, да Мартин с Джоакином торчали посреди площади. Мартин остался, боясь ослушаться брата; Джоакин — за компанию.

— Вит меня ценит на медяк, — пожаловался Шейланд. — Няньку, говорит, найди! Лед и Пауль — полководцы, ты — телохранитель, Доркастер — диверсант, а я — подтирка для задницы.

— Сочувствую, милорд.

— Слушай, друг, помоги мне с нянькой, а?

Джо нахмурился. Жалко Мартина, но как помочь?

— Милорд, я в них совсем не разбираюсь. У меня не было ни няньки, ни кормилицы. На мамином молоке вырос.

— Вот почему такой здоровый!.. Помоги, ну. Бабы сами просятся, надо только выбрать, а ты по бабьему делу — знаток.

Джоакин поморщил нос:

— Не знаток я, а несчастный человек. Мне судьбой начертано любовное невезенье. Одну приголубил — ее убили. Другую полюбил — наплевала в душу. Третьей только восхитился — она такой дрянью оказалась, что сказать противно.

Мартин хлопнул его по плечу:

— Вот и пусти в дело свое невезенье! Выбери ту из нянек, от которой тебя прям с души воротит. Найди самую никчемную на твой вкус — она-то и будет хороша.

Джоакин сдался и подошел к женщинам. Те были как на подбор — одна страшней другой. Похоже, нортвудцы следовали правилу: сэкономишь розгу — испортишь ребенка. Гувернантками служили матерые, грозные, тяжелые на руку бабищи, способные внушать ужас одним своим видом. Джо спросил, кто хочет смотреть за детьми Избранного, и бабы дружно ответили: все хотят. Затем каждая расписала свои достоинства.

Одна обучила сыновей бургомистра игре на клавесине. Они-то, непоседы, рвались то к собакам, то на стрельбы — но уж нет, садились к инструменту и играли как миленькие. Попробовали бы не сыграть!

Другая создала свой подход к изучению грамоты. Не надо бить розгами или ставить на гречку: если откладываешь наказание, малец забывает провинность. Берешь обычный карандаш, садишься возле ученика и следишь, как он пишет. Сделал ошибку — хрясь карандашом по суставам. Думаете, не больно? Ошибаетесь, милорд. Весьма ощутимо выходит, если хлестко ударить. Позвольте, покажу.

Третья могла голыми руками остановить коня. Судя по ширине плеч, с быком она бы тоже справилась.

А вот четвертая… Джоакин почесал бородку. Эта женщина выпадала из ряда: она была слаба, тщедушна и вовсе не страшна — скорей, сама испугана.

— Вы боитесь Перста Вильгельма? — спросил Джоакин.

— Да, сир, — признала женщина.

Это понравилось ему. В отличие от других простолюдинов, она понимала грозную силу Предметов.

— Чем похвастаете?

— Очень люблю детей…

Другие няньки с трудом подавили смех. Любить и воспитывать — несовместимые вещи.

— Как вы наказываете учеников?

— Я не наказываю, — сказала женщина, вызвав общее веселье. — Жизнь и так жестока. Незачем мучить с детства, вырастут — получат сполна.

— Что умеете и знаете?

— Умею выживать. Знаю, как отличить хорошее от плохого.

Остальные не выдержали и засмеялись в голос. Женщина шмыгнула носом, готовая разреветься. Внешне она была самой приятной, но душою искалечена сильнее прочих.

— Как вас зовут? — спросил Джо.

— Гвенда.

— Лорд Мартин, я выбрал. Наймите ее.