1961

Первая жизнь

1. «Склонясь над ее родниками...»

* * *

Склонясь над ее родниками,

Вкусив от печалей и благ,

Я к жизни всю жизнь привыкаю,

А все не привыкнуть никак.

Как первой любви откровенье,

Она необычна, нова, —

И в радостном недоуменье

Я к ней подбираю слова.

2. «О Первая жизнь! Ты одета...»

* * *

О Первая жизнь! Ты одета

В грозу и сияние дня,

Но к ночи ты скроешься где-то,

Ты первая бросишь меня.

Побудь же со мною подоле,

Уйдешь ты — и станет темно.

Я твой однолюб поневоле,

Мне встретить второй не дано.

22 июня

Не танцуйте сегодня, не пойте.

В предвечерний задумчивый час

Молчаливо у окон постойте,

Вспомяните погибших за нас.

Там, в толпе, средь любимых, влюбленных,

Средь веселых и крепких ребят,

Чьи-то тени в пилотках зеленых

На окраины молча спешат.

Им нельзя задержаться, остаться —

Их берет этот день навсегда,

На путях сортировочных станций

Им разлуку трубят поезда.

Окликать их и звать их — напрасно,

Не промолвят ни слова в ответ,

Но с улыбкою грустной и ясной

Поглядите им пристально вслед.

Каска

Молчит, сиротлив и обижен,

Ветлы искореженный ствол.

Заброшенный пруд неподвижен

И густ, будто крепкий рассол.

Порою, как сонное диво,

Из тьмы травяной, водяной

Лягушка всплывает лениво,

Блестя огуречной спиной.

Но мальчик пришел с хворостиной —

И нет на пруду тишины:

Вот каску, обросшую тиной,

Он выудил из глубины.

Без грусти, без всякой заботы,

Улыбкой блестя озорной,

Берет он советской пехоты

Тяжелый убор головной.

Воды зачерпнет деловито —

И слушает, как вода

Струится из каски пробитой

На гладкую плоскость пруда.

О добром, безоблачном небе,

О днях без утрат и невзгод,

Дрожа, как серебряный стебель,

Ему эта струйка поет.

Поет ему неторопливо

О том, как все тихо кругом,

Поет об июне счастливом,

А мне о другом, о другом...

Милосердие

Верю в добрых сердец бессмертие.

В солнце мира и тишины.

Милосердие! Милосердие!

Это слово старше войны.

В человечества годы ранние

Неизвестная медсестра

Над охотниками израненными

Хлопотала возле костра.

Милосердие! Слово вещее,

Ты и нам сияло во мгле, —

Наклонялись над нами женщины

Под огнем на ничьей земле.

И когда все войны забудутся,

Все оружье на слом пойдет,

Все надежды людские сбудутся, —

Милосердие не умрет.

...В гимнастерке ль, в платье заплатанном,

С горькой складочкою у рта,

Как нужна ты нам в веке атомном,

Терпеливая доброта!

Невосстановленный дом

Вибрируют балки над темным провалом

И стонут, от ветра дрожа.

Осенние капли летят до подвала

Свободно сквозь три этажа.

Осеннего дождика тусклые иглы

Летят сквозь холодную тьму, —

И те, кого бомба в подвале настигла,

Не снятся уже никому.

Сюда, где печалились и веселились,

Где бились людские сердца,

Деревья, как робкие дети, вселились,

Вошли, не касаясь крыльца.

Подросток осинка глядит из окошка,

Кивает кому-то во мглу,

И чья-то помятая медная брошка

Лежит на бетонном полу.

Донный лед

Бывает так не каждый год.

Но иногда со дна реки

Всплывает грузный донный лед —

Об этом знают речники.

Он отрывает ото дна

Все, что таила глубина.

Выносит он на белый свет,

Чтоб в море унести скорей,

Обломки ржавых якорей

От кораблей, которых нет.

Он не скрывает ничего,

Прозрачен он, как честный суд,

И тайны, вмерзшие в него,

Речными плесами плывут.

Неотвратимый, как закон,

Из глуби, где забвенья мгла,

Убийцы нож выносит он,

Обрез, что бил из-за угла.

Несет он по речной волне

На дне лежавший много лет,

Не побывавший на войне,

Но бывший в деле пистолет.

И, вмерзшая в прозрачный лед,

Серебреников горсть плывет —

Их в страхе бросила рука

Иуды и клеветника.

Давно истлели мертвецы,

Но причинивший много зла

И в воду спрятавший концы

Вдруг видит: Истина всплыла.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чтобы чиста была река

Во все грядущие века,

Чтоб не мутнела глубина,

Всплывают истины со дна.

Молодая

В саду возле белой эстрады

Ты с мужем сидишь пожилым,

Твои дорогие наряды

«На чистые» куплены им.

Но взгляды парней примечая

И зависть во взорах подруг,

Ты зябко поводишь плечами —

Иль вьюгой повеяло вдруг?

Одел он, затрат не жалея,

Еще он не так нарядит, —

Но в ситце-то было теплее,

А шелк холодит, холодит...

Выбор ветра

Птицам ветер не нужен попутный:

Хоть помочь он старается им,

Но при нем им становится трудно

Управлять опереньем своим.

Пусть сидит себе век на болоте

Тот, кто ветра попутного ждет.

Ведь свободу и точность в полете

Не попутный, а встречный дает.

Личный враг

Не наживай дурных приятелей —

Уж лучше заведи врага:

Он постоянней и внимательней,

Его направленность строга.

Он учит зоркости и ясности —

И вот ты обретаешь дар

В час непредвиденной опасности

Платить ударом за удар.

Но в мире и такое видано:

Добром становится беда,

Порою к дружбе неожиданно

Приводит честная вражда.

Не бойся жизни, но внимательно

Свою дорогу огляди.

Не наживай дурных приятелей —

Врага уж лучше заведи.

Вечные бури

Это северный ветер, ломающий старые вязы,

Как большой вентилятор, гудит за окошком моим,

Через море в тревоге шагает маяк одноглазый,

Чернокрылые тучи, как вороны, вьются над ним.

Выхожу за порог — и гвоздит меня ливень колючий,

И прозрачная тяжесть срывается на плечи мне, —

Я, сгибаясь, иду, я ночным ураганом навьючен,

Как волшебный мешок, я тащу этот мир на спине.

В нем трубят корабли, с непогодой вступая в сраженье,

В нем волну отбивают стальные борта лихтеров,

И сквозь рваные тучи луна к нам идет на сниженье,

Будто белый корабль, прилетевший из дальних миров.

Будущее кино

Смотрите мультфильмы! Там действуют дети и звери,

Там к доброму егерю зяблик в окошко стучится.

Правдивая ложь, где всегда я заранее верю

Во все, что начнется, всему, что сегодня случится.

Там людям содействуют звезды, там движутся горы,

Там зло наказуется бесповоротно и сразу, —

Не надо часами блуждать там наемным актерам

В не ими придуманных рощах, и вздохах, и фразах.

Там реки и розы умеют грустить и смеяться,

Там клены и люди, как братья, пускаются в танцы,

Там добрые чувства и мысли впрямую стремятся

От пальцев художника в сердце мое — без инстанций.

Искусство грядущего, ты, как дитя на рассвете,

Наставника ждешь. И провижу я кинокартины,

Где гений карает пороки и чтит добродетель,

Шекспира с Рембрандтом сливая в себе воедино.

Познавание

О песчинки познаний, осевшие в памяти нашей,

Вы навек откололись от Вечности — грузной горы!

Нам становится тесно под синей небесною чашей,

Из земной колыбели мы видим иные миры.

Мы мечтаем о звездах, к просторам и знаниям жадны,

Нас теперь не Дедал — Циолковский ведет в высоту,

И не крылья уже, а ракет раскаленные жабры

Над Землею свистят, вынося на орбиту мечту.

Стол находок

Много дальних дорог я прошел —

И надежды, и встречи, и лица...

Стол находок, мой письменный стол,

Нелегко за тобою сидится!

За тобою я в поте лица

Отделяю зерно от половы,

Чтоб весомой строкою свинца

Отлилось в типографии Слово.

Мне по-новому жизнь предстает

В час работы, под лампой ночною, —

Ты летишь, мой ковер-вертолет,

Над путями, что пройдены мною.

Вся земля у меня на виду,

Обведенная светом и тенью.

Может, чье-нибудь счастье найду —

И верну его по назначенью.

Глоток

До обидного жизнь коротка,

Ненадолго венчают на царство, —

От глотка молока до глотка

Подносимого с плачем лекарства.

Но меж теми глотками — заметь! —

Нам немало на выбор дается:

Можно дома за чаем сидеть,

Можно пить из далеких колодцев.

Если жизнь не легка, не гладка,

Если в жизни шагаешь далеко,

То не так уж она коротка,

И бранить ее было б жестоко.

Через горы, чащобы, пески,

Не боясь ни тумана, ни ветра,

Ты пошел от истоков реки —

И до устья дошел незаметно.

Вот и кончен далекий поход —

Не лекарство ты пьешь из стакана:

Это губы твои обдает

Горьковатая зыбь Океана.

Один человек

Один человек мною примечен —

В залив выезжает он каждый вечер.

Он лодку ведет от речного устья,

Он смотрит на воду с тайной грустью.

И чайка, летящая над камышами,

Что-то кричит, его утешая.

Он тихо гребет к заливу, к заливу;

Вода расступается молчаливо.

Ни всплеска весла, ни скрипа уключин,

У лодки ход, как во сне, беззвучен.

Потом он тихо опустит весла,

Сидит — и вьется дым папиросный.

Чего он ждет в тишине залива —

Какого чуда, какого дива?

Зачем не спешит он к устью речному,

К вечернему крову, к тихому дому?

Неужто ждет он, неужто верит,

Что с кем-то вдвоем вернется на берег?

Залив расступается шире, шире,

Стоят маяки в бессонном дозоре...

Кого потерял он в огромном мире?

Кого потерял он в осеннем море?

В покое

Давно он не был здесь — и снова

Пришел почувствовать простор.

И вот у озера большого

Разводит маленький костер.

На берегу темно и сыро,

Звезда в воде отражена,

Из вечереющего мира

Струится в сердце тишина.

...Ведерко с рыбой, запах тины,

Тепло живого огонька,

Кофейный привкус никотина

От старенького мундштука...

Покинув сыновей и внуков,

Старик пришел сюда опять,

Чтоб перед вечною разлукой

Богатство мира подсчитать.

Орфей

Глядя в будущий век, так тревожно ты, сердце, не бейся:

Ты умрешь, но любовь на Земле никогда не умрет.

За своей Эвридикой, погибшей в космическом рейсе,

Огнекрылый Орфей отправляется в звездный полет.

Он в пластмассу одет, он в сверхтвердые сплавы закован,

И на счетных машинах его программирован путь, —

Но любовь есть любовь, и подвластен он древним законам,

И от техники мудрой печаль не легчает ничуть.

И, сойдя на планете неведомой, страшной и дивной,

Неземным бездорожьем с мечтою земною своей

Он шагает в Аид, передатчик включив портативный,

И зовет Эвридику, и песню слагает о ней.

Вкруг него подчиненно нездешние звери толпятся,

Трехголовая тварь перепончатым машет крылом,

И со счетчиком Гейгера в ад внеземных радиаций

Сквозь леса из кристаллов он держит свой путь напролом.

...Два зеленые солнца, пылая, встают на рассвете,

Голубое ущелье безгрешной полно тишиной, —

И в тоске и надежде идет по далекой планете

Песнопевец Орфей, окрыленный любовью земной.

Рядом с небом

Мы все, как боги, рядом с небом

Живем на лучшей из планет.

Оно дождем кропит и снегом

Порой наш заметает след.

Но облачное оперенье

Вдруг сбрасывают небеса, —

И сквозь привычные явленья

Проглядывают чудеса.

...И лунный свет на кровлях зданий,

И в стужу — будто на заказ —

Рулоны северных сияний

Развертываются для нас,

И памятью об общем чуде

Мерцают звезды в сонной мгле —

Чтобы не забывали люди,

Как жить прекрасно на Земле.

«Любовь ведет через пустыни...»

* * *

Любовь ведет через пустыни

И через горные хребты,

И на ветру она не стынет,

И не боится высоты.

Порою с поворота глянет —

И вдаль с улыбкою зовет,

И, обнадеживая, ранит,

И жаловаться не дает.

Куда б ни ехал, где б ни шел ты,

Всегда с тобой она в пути —

Не та, которую нашел ты,

А та, которой не найти.

«Никакою тропой не вернуться к тебе, невидимке...»

* * *

Никакою тропой не вернуться к тебе, невидимке,

Но, проглянув сквозь годы тревог и нежданных потерь,

У лесного ручья на случайно удавшемся снимке

Ты стоишь под черемухой в платье, не модном теперь.

В этот утренний лес не вступили еще лесорубы,

В этом небе еще довоенные спят облака.

Вот сейчас улыбнутся по-детски припухлые губы,

И движением легким прическу поправит рука.

Может, все-таки можно к тебе на минутку вернуться,

И со снимка сманить, и войти с тобой в нынешний год?

...Платья новые шьются, и новые песни поются,

И на старых тропинках полынь молодая растет.

Загрузка...