Том 1. Стихотворения

Стоит ли былое вспоминать,

Брать его в дорогу, в дальний путь?..

Все равно — упавших не поднять,

Все равно — ушедших не вернуть.

И сказала память: «Я могу

Все забыть, но нищим станешь ты,

Я твои богатства стерегу,

Я тебя храню от слепоты».

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В трудный час, на перепутьях лет,

На подмогу совести своей

Мы зовем былое на совет,

Мы зовем из прошлого друзей.

И друзья, чьи отлетели дни,

Слышат зов — и покидают ночь.

Мы им не поможем — но они

К нам приходят, чтобы нам помочь.

В минувшее бросаю взгляд

С вершины, мне дарованной.

Историками все подряд

Века пронумерованы.

Но нам достался век иной,

И это помнить надобно:

Он не простой, не номерной —

Он именной, он — Атомный.

Подняв главу до облаков,

Где только птицы реяли,

Он над курганами веков

Встает Казбеком времени.

Мы отвечаем в этот век

За все века грядущие —

Чтоб мог и дальше Человек

Считать года идущие.

Не пиши о том, что под боком,

Что изведано вполне, —

Ты гони стихи за облаком,

Приучай их к вышине.

Над горами и над пашнями

Пусть взвиваются они —

Ты стихи не одомашнивай,

На уют их не мани!

Не давай кормиться около

Мелких радостей и смут —

Пусть взмывают, будто соколы,

В холод, в синий неуют!

Изнемогши и заиндевев,

С неподкупной вышины

То, что никому не видимо,

Разглядеть они должны!

Умей, умей себе приказывать,

Муштруй себя, а не вынянчивай.

Умей, умей себе отказывать

В успехах верных, но обманчивых.

Умей отказываться начисто,

Не убоясь и одиночества,

От неподсудного ловкачества,

От сахарина легких почестей.

От ласки, платой озабоченной,

И от любви, достаток любящей,

И от ливреи позолоченной

Отказывайся — даже в рубище.

От чьей-то равнодушной помощи,

От чьей-то выморочной сущности...

Отказывайся — даже тонущий —

От недруга руки тянущейся!

Здесь гасят, гасят марки,

Не зная сожаленья.

Ложится штемпель маркий

На их изображенья.

Их гасит штемпель строгий,

Зато права дает им

На дальние дороги,

На дальние полеты.

Ты скажешь, что почтенней

Негашеным и чистым

Улечься на храненье

В альбом филателиста?

Нет! Лучше уж движенье,

Ведущее к забвенью,

Чем самосбереженье

И тихое нетленье!

Что с ними будет после —

Никто гадать не может,

А времени компостер

Бессмертия дороже.

Гаси их, штемпель маркий,

Нарядных и красивых!

Погашенные марки

Ценнее негасимых.

На все земные времена

Им заарканены мгновенья,

И в каждой линии видна

Охотничья повадка гения.

Олени врезаны в гранит

Штрихами резкими, как молнии,

А жизнь в них бьется и кипит,

Они легки, как сон припомненный.

Он их ловил и убивал

И не просил у них прощения,

Но жизнь им вечную давал

В обмен за плоть, за насыщение.

Он действовал наверняка,

Исполнен зоркости и смелости,

И — нам в подарок — сквозь века

Пригнал свою добычу в целости.

Мы взглядом простор окинем,

Взойдя на бархан крутой.

Весною цветет пустыня,

Казавшаяся пустой.

Растенья-эфемериды

Так рады, выйдя на свет, —

Для грусти и для обиды

Минутки свободной нет.

Не жить им в разгаре лета,

Никто не обережет, —

Но травы тянутся к свету,

К солнцу, что их сожжет.

В их жизни, такой недлинной,

Многое им дано, —

Как мед в бутыли старинной,

Время их сгущено.

И рады они, как дети,

И славят ясные дни,

И пресного долголетья

Не просят себе они.

На откосе крутого оврага,

Там, где не было встреч и разлук,

Красота, как медовая брага,

Закружила мне голову вдруг.

Я шагнул по нетоптаной глине,

Я нагнулся — и чистый родник,

Одиноко журчавший доныне,

Благодарно к ладоням приник.

И в кипенье, в хрустальных изломах,

Отразил он сверкание дня,

И доверчиво ветви черемух

Наклонились, касаясь меня.

Их цветы засияли, как звезды,

Будто славя рожденье свое, —

Будто я красоту эту создал

Тем, что первым увидел ее...

Но где же лес? Куда ни гляну —

Здесь только пни да тишина.

В одну безлесную поляну

Лесная глушь превращена.

Лишь в роще у глухой дороги

Кладбищенские дерева

Растут, не ведая тревоги:

У них особые права.

Им весело стоять под ветром,

Их от живых сынов земли

Своим молчаньем безответным

Ушедшие оберегли.

И под зеленой черепицей

Листвы, шумящей в высоте,

Здесь вольные лесные птицы

Гнездятся в гулкой тесноте.

Сюда, сюда — в древесный шелест,

На островок последний свой,

Доверчиво они слетелись

Из мира, взятого пилой.

И дятел с докторским терпеньем

Выстукивает старый крест,

И крепко спят под птичье пенье

Владельцы заповедных мест.

Спят, пробуждения не зная.

Но в благодарность, как живым,

Кукушка, сирота лесная,

Года отсчитывает им.

К далеким целям не спеша,

Неторопливо и некруто

Изнашивается душа

От мелких радостей уюта.

Все в ней стихает: смех и плач,

И помыслы о чем-то главном.

Рессоры маленьких удач

Ее укачивают плавно.

И, не тревожа бытия,

Так мягко, так неторопливо

Наезженная колея

Приводит к черному обрыву...

Ах, счастье не в благости вовсе,

Не в том, чтоб подметки сберечь.

Ты к трудным дорогам готовься,

Ты жди неожиданных встреч.

Пойдешь ты за счастьем, не зная,

Далёко ли, близко оно, —

Но есть где-то точка земная,

Где встретиться вам суждено.

Там где-то тропинкой пологой

Подруга твоя по судьбе

С улыбкой лукавой и строгой

Шагает навстречу тебе.

О ней не расскажешь словами,

О ней не написано книг,

Но встретишь — и солнце над вами

Свой бег остановит на миг.