Том 1. Стихотворения

Не пойму — со мною рядом

Или где-то за стеной

Кто-то стуком, мерным ладом

Тихо спорит с тишиной.

Не мое ли сердце это?

Или капли за окном?

Или то звучит планета,

Как блокадный метроном?

Тихий звук почти не слышен,

Вроде бы его и нет,

Но крылом летучей мыши

Машет ночь ему в ответ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Где-то близко, под удобным

Изголовием моим

Мир тиктакает, как бомба

С механизмом часовым.

Нам снится не то, что хочется нам, —

Нам снится то, что хочется снам.

На нас до сих пор военные сны,

Как пулеметы, наведены.

Они нас вталкивают в поезда,

Везут, не спрашивая куда.

И снятся пожары тем, кто ослеп,

И сытому снится блокадный хлеб.

И те, от кого мы вестей не ждем,

Во сне к нам запросто входят в дом.

Входят друзья довоенных лет,

Не зная, что их на свете нет.

И снаряд, от которого случай спас,

Осколком во сне настигает нас.

И, вздрогнув, мы долго лежим во мгле —

Меж явью и сном, на ничьей земле.

Нас женщины в путь провожают

Порой на года, на года —

И словно заранее знают,

Где нас ожидает беда.

Негромкие их наставленья,

Улыбки встревоженных лиц

За нами летят в отдаленье,

Как стая невидимых птиц.

Где помощи нет ниоткуда,

Где ждет нас последняя тьма —

Порой совершается чудо:

Опасность уходит сама.

Она за крутым поворотом

Скрывается, нас не губя, —

Как будто вспугнул ее кто-то

Иль принял ее на себя.

И снова ночные скрижали

Струят утешительный свет.

А тех, кто нас в путь провожали,

Быть может, в живых уже нет.

Путь капли по стеклу и путь огня в лесу,

Путь падающих звезд в душе своей несу,

Путь горного ручья, бегущего к реке,

И тихий путь слезы, скользящей по щеке.

Путь пули и пчелы несу в душе своей,

Пути ушедших лет, пути грядущих дней;

Шаги чужих невзгод и радостей чужих

Вплетаются в мой шаг, и не уйти от них.

Пусть тысячи путей вторгаются в мой путь,

Но если бы я смог минувшее вернуть,

Его б я выбрал вновь — неверный, непрямой:

Он мой последний путь и первопуток мой.

Навек закрыв собой материки и воды,

Глядит небесный свод на все земные своды,

А солнца луч скользит, нетороплив и нежащ,

Над сводами мостов, дворцов, бомбоубежищ.

Висит небесный свод, как и во время оно,

Над сводами аллей — пристанищем влюбленных,

Над сводами церквей, высоко вознесенных,

Над сводами цехов, над сводами законов.

Пусть тать отбудет срок, покинет свод темницы,

Пусть Лазарь, воскресясь, покинет свод гробницы,

Пусть Нестор кончит труд под сводом кельи тесной, —

И вновь над ними свод, на этот раз — небесный.

Последний, вечный свод над ними и над нами,

На миллиарды лет пронизанный мирами.

Метну в его простор фотонную ракету —

Но нет пределов тьме и нет пределов свету.

О, как мне разглядеть неясный лик природы?

Куда ни погляжу — повсюду своды, своды...

И даже свод небес разгадке не поможет:

Ведь это тоже свод, — а дальше, дальше что же?

Статистика, строгая муза,

Ты реешь над каждой судьбой.

Ничто для тебя не обуза,

Никто не обижен тобой.

Не всматриваешься ты в лица

И в душу не лезешь, — а все ж

Для каждой людской единицы

В таблицах ты место найдешь.

В рядах твоей жесткой цифири,

В подсчеты и сводки включен,

Живу я, единственный в мире,

Но имя мое — легион.

Умру — и меня понемногу

Забудут друзья и родня.

Статистика, муза Итогов,

Лишь ты не забудешь меня!

В простор без конца и границы,

Бессмертной дорогой живых

Шагает моя единица

В дивизиях чисел твоих.

Уже не помнят Лядумега,

Уже забыли наповал.

А как он бегал! Как он бегал!

Какую скорость выдавал!

Растут рекорды понемножку,

И, новой силою полны,

По тем же гаревым дорожкам

Другие мчатся бегуны.

Бегут спортсмены молодые,

Легки, как ветер на лугу, —

Себе медали золотые

Они чеканят на бегу.

А славу в ящик не положишь,

Она жива, она жива, —

К тем, кто сильнее и моложе,

Она уходит — и права.

Она не знает вечных истин,

За нею следом не гонись.

Она сменяется, как листья

На древе, тянущемся ввысь.

В этом парке стоит тишина,

Но чернеют на фоне заката

Ветки голые — как письмена,

Как невнятная скоропись чья-то.

Осень листья с ветвей убрала,

Но в своем доброхотстве великом

Вместо лиственной речи дала

Эту письменность кленам и липам.

Только с нами нарушена связь,

И от нашего разума скрыто,

Что таит эта древняя вязь

Зашифрованного алфавита.

Может, осень, как скорбная мать,

Шлет кому-то слова утешений —

Лишь тому их дано понимать,

Кто листвы не услышит весенней.

Неошибающиеся поэты,

О, как я вам завидую порой!

Неушибающиеся поэты,

Покрытые спасительной корой!..

Как быстро вы находите решенья,

Доступные и верные вполне,

Покуда, одурев до онеменья,

Дивлюсь я ежедневной новизне.

Вам все понятно — люди и природа,

Для вас все тайны пресны и просты.

Вы, в Лете не отыскивая брода,

Над ручейками строите мосты.

Все боги вами вовремя воспеты,

Исчислена и радость, и беда...

Неошибающиеся поэты,

О, как я вас жалею иногда!

Если помнить все на свете,

Ставить все в вину судьбе, —

Мы бы, как в потемках дети,

Заблудились бы в себе.

Утонув в обидах мелких,

Позабыв дороги все,

Мы кружились бы, как белки

В безысходном колесе.

Памяти союзник строгий —

Забывание, — оно

За нее всегда в тревоге,

Вечно вдаль устремлено.

Глядя в облачные дали,

Слыша дальние грома,

Зерна счастья и печали

Честно сыпьте в закрома, —

Отметая от былого

За незримую черту

Цепкой зависти полову,

Мелких распрей суету.

Очищайте забываньем

Закрома души своей —

Чтобы хлеб воспоминаний

Не горчил на склоне дней.

О неуче рассказ хотел я написать,

Хотел изобразить ученика-тупицу.

Уверенно раскрыл я чистую тетрадь

И начал заполнять страницу.

Я имя дал ему, я внешность описал,

Я стал бранить его, утратив чувство меры...

Потом задумался: чего же он не знал?

Какие привести подробности, примеры?

И я решил: чтоб был изображен

Правдивей и верней тот негодяй-мальчишка, —

Пусть все, что знаю я, того не знает он.

И вдруг нежданной мыслью был сражен:

А что же знаю я? Да ничего почти что.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пылится на столе раскрытая тетрадь,

Как молчаливое напоминанье

О том, что самому премного надо знать,

Чтоб чье-то описать незнанье.

Стою на крутом виадуке,

Как будто подброшенный ввысь.

Внизу там — речные излуки,

Там рельсы, как струи, слились.

Там горбится снег подзаборный

И плачет, ручьи распустив;

Там плавает лебедем черным

Маневровый локомотив.

Пакгаузы, мир привокзалья,

Цистерны — как поплавки.

С какой деловитой печалью

Звучат из тумана гудки!

И мне так просторно и грустно,

Как будто во сне я стою

Среди ледоходного хруста,

У счастья на самом краю.

И тянет с туманных перронов

Весенней прохладой речной,

И мокрые спины вагонов,

Качаясь, плывут подо мной.

Я не в обиде. Мне отрадно

Идти с мечтой наедине

По теневой, по непарадной,

По ненаградной стороне.

От мира глаз не отрывая,

Всю жизнь шагаю я по ней.

Друг, с теневой и теневая,

И солнечная мне видней.

Природа все учла и взвесила,

Вы, легкодумные стрелки,

Не нарушайте равновесия

И зря не жмите на курки.

Вот кружит ястреб. Вредный вроде бы,

Но пусть летает невредим:

Кому-то вреден, а природе он

Полезен и необходим.

Ты рай себе уютный выстроил,

Но без тревог не проживешь.

Убьешь печаль — но тем же выстрелом

И радость, может быть, убьешь.

Льдина — хрупкая старуха —

Будет морю отдана.

Под ее зеркальным брюхом

Ходит гулкая волна.

Все худеет, все худеет,

Стала скучной и больной.

А умрет — помолодеет,

Станет морем и волной.

Улыбнется из колодца —

Мол, живется ничего.

Так бессмертие дается

Всем, не ищущим его.

...Глянет радугой прекрасной

В окна комнаты моей:

«Ты жалел меня напрасно,

Самого себя жалей».

Завидовал кто-то птицам,

Но был не из рода Дедалов, —

Чтоб медленно ввысь возноситься,

Он лестницу вырубил в скалах.

Другому в долину спуститься

Хотелось, чтоб жить там получше, —

Спуститься чтоб и не разбиться,

Он лестницу выдолбил в круче.

Ступени — замена полета,

Ступени — замена паденья,

Ступени — работа, работа,

Терпенье, терпенье, терпенье.

Я к небу медленно лезу,

Ступени ввысь прорубаю,

Я гору железом, железом

Долбаю, долбаю, долбаю.

Пусть ангелы в горнем полете

Смеются над неокрыленным, —

Не Богу — работе, работе

С киркой отбиваю поклоны,

Усилья, усилья, усилья,

Спина будто натертая солью,

А вдруг это крылья, крылья

Проклевываются с болью?