Том 1. Стихотворения

Чего-то все душа боится,

И от добра не ждет добра, —

Вдруг послезавтра повторится

Недоброе позавчера?

Вдруг Некто, числящийся в нетях,

Воскреснув, улучив момент,

Сопротивления не встретив,

На свой вернется постамент?

Не ожидая почестей и нег,

Не обещая Землю сделать раем,

Не в календарный — просто в новый век

Мы по необходимости вступаем.

Редеет восхвалительная муть,

Виднее даль и нам, и детям нашим, —

И ясно всем, что предстоящий путь

Не гладок и цветами не украшен.

И ты, мой друг, в грядущее войдешь,

Где царствует, изъянов не скрывая,

Не бутафорски-праздничная ложь,

А будничная правда трудовая.

Что спасать при пожаре,

При внезапной войне, —

Карту двух полушарий,

Что висит на стене?

Кошку, спящую в кресле?

Всех, живущих в дому?

Что спасать тебе, если

Не спастись никому?

Тайного не зная кода,

Без отмычек и ключей

Я всю жизнь стою у входа

В мир всеобщий и ничей.

Я не ведаю, откуда

И куда летит со мной

Неразгаданное чудо —

Тяжеленный шар земной.

И никто мне не ответит,

И нигде мне не прочесть,

Почему на этом свете

Существует все, что есть.

Вдруг все сущее прервется,

Вздрогнет звездная пыльца —

И грядущее начнется

С неизбежного конца?

Я с каждым годом сам себе родней,

Но годы вдаль безудержно стремятся, —

И знаю я, что мне на склоне дней

С самим собой придется распрощаться.

Отхлынет явь, и отоснятся сны,

Весь мир мой будет у меня похищен, —

И составною частью тишины

Я стану на окраинном кладбище.

Но тысячи и тысячи живых,

Как прежде, будут мыслить и трудиться;

В невзгодах чьих-то, в радостях чужих

Судьба моя продлится, обновится.

Тревоги и надежды стариков

Из века в век наследует планета, —

И миллионы наших двойников,

Не зная нас, живут на свете этом.

Нет, не в мирную ввел обитель,

Дал судьбу, крутую, как трек,

Мой творитель, мой покровитель,

Мой могильщик — Двадцатый век.

Не узреть, не понять мне с ходу,

Светозарен он или мглист, —

Я петляю, я мчусь сквозь годы,

Как слепой велосипедист.

Только в смертной прозрев больнице,

Разгадаю свой век, пойму, —

Надо ль с ним, как с другом, проститься

Или молча уйти во тьму.

Всю-то жизнь он играл на гармошке

В захудалой подвальной пивной, —

А теперь отдохнет хоть немножко,

Он до Судного дня — выходной.

О какой-то загадочной славе

Он мечтал с отдаленных времен,

Но его на концерты не звали,

И в пивнухе состарился он.

Сникла, сгорбилась мало-помалу,

Обреченно согнулась душа;

Отсыревшие своды подвала

Придавили ее не спеша.

А вчера он скончался, он выбыл,

Он покинул житейскую тьму, —

Все богатства планеты на выбор

Предоставлены нынче ему.

Он врастет в прямоствольные сосны;

Он простится с подвальной тоской,

Воцарясь маяком светоносным

Над стогорбой пучиной морской.

Разогнется душа, распрямится,

Вознесется над сутью земной,

С прямизной, с высотой породнится, —

У нее выходной, выходной!

Рояль, ковры, резная мебель,

На столике — бокал вина,

И ангелы дежурят в небе

Неподалеку от окна.

И всюду — серебристо-синий

Таинственный, нездешний свет...

Самоубийца на картине

К виску приставил пистолет.

Бедняга и здоров, и молод.

Благопристоен и богат.

Зачем отсюда в смертный холод

Ты, парень, прешься наугад?

И слышится мне голос властный:

«Не зная дела — не суди;

Смерть совершенно безопасна,

Поскольку вечность — впереди.

Не убоясь ни тьмы, ни тленья,

Простым движением курка

Вмещу я в смертное мгновенье

Все предстоящие века».

Приснилось мне, что еду я

В курортно-дачные края,

И вдруг динамик со стены

Промолвил: «Годы сочтены.

Последний возраст настает,

Твой поезд дальше не пойдет».

Колеса, что меня везли,

Мгновенно к рельсам приросли,

И неожиданный вокзал

Приклеился к моим глазам.

Я увидал отца и мать —

Они пришли меня встречать;

Друзья, убитые войной,

Опять предстали предо мной...

...Куда ни гляну — весь перрон

Ушедшими заполонен.

Я знаю всех, я помню их —

И молодых, и пожилых...

Одних угробили зазря

Невоинские лагеря,

Других от голого стола

Блокада в вечность забрала,

А третьи жили много лет,

Но нынче их на свете нет.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я пробудился. Я живу.

Я существую наяву,

Но знаю: время сочтено,

Предупреждение дано, —

Последний возраст настает,

Мой поезд дальше не пойдет.

Бывало, дрожь берет от стужи,

От голода — хоть волком вой, —

Но я-то знал: бывает хуже;

Мне плохо — значит, я живой.

С тех пор немало лет я прожил,

И на судьбину не ропщу;

Плохого не ищу в хорошем,

В плохом хорошее ищу.