Том 1. Стихотворения

Сегодня памятна немногим

Та довоенная игра:

Сигнал химической тревоги

Звучал со школьного двора.

Противогазы надевали

И шли, выравнивая шаг,

И стеклышки отпотевали,

И кровь тиктакала в ушах.

И было в жизни всё, что надо,

И молодость была легка,

Лишь голоса идущих рядом —

Как будто бы издалека,

Сквозь маску.

И наставник классный,

Едва мы возвращались в класс,

С задумчивостью, нам неясной,

На нас поглядывал подчас.

Склонясь над нашею судьбою,

Он достоверно знал одно:

Там, в будущем, сигнал отбоя

Не всем услышать суждено.

Напрасно старается память

Достигнуть былых берегов —

Чьего-то лица не представить,

И чьих-то не вспомнить шагов.

Кончаются сроки храненья

Для многих имен и страстей,

Для юношеских невезений,

Для давних надежд и вестей.

Но всё, чем жилось и дышалось

На дымных распутьях войны,

Не убыло, и не распалось,

И явью является в сны.

Там радости и сожаленья,

Там холод и вспышки огня —

И памяти сроки храненья

Даны до последнего дня.

Сиротеют военные ордена.

Кто вернулся живым тогда,

Тех, кого на войне не взяла война, —

На мушку берут года.

Мы живем — живые среди живых,

Но друзей уже многих нет —

Командиров запаса и рядовых,

Журналистов военных лет.

Не дарит бессмертия мирный быт,

Не молодит седина.

С паспортов на дерево и гранит

Переносятся письмена.

Так вне строя, забыв земные дела,

Отбываем волей судеб

К тем, кого война на войне взяла,

С кем делили блокадный хлеб.

Но Отчизна навеки нам дана —

Это ей мы в свой строгий час

На храненье сдаем свои ордена,

На храненье сдаем свои имена

И уходим в вечный запас.

Мне город — каменное утешенье,

Хоть не поймет вовек его душа

Моих ошибок мелких мельтешенья,

Моих удач, не стоящих гроша.

Шаги мои всё медленней и глуше —

А он, как встарь, нелицемерно-строг,

Как прежде, неподкупно-равнодушен,

Но никогда я в нем не одинок.

Когда окончится мой век мгновенный,

Мой город не расстанется со мной.

Я верую, что вечны эти стены —

И мне не надо вечности иной.

Там, где стоит вон тот кирпичный старый дом,

Сто лет назад тропинка узкая струилась,

И кто-нибудь кого-то ждал на месте том,

Напрасно ждал — и всё забылось, всё забылось.

Где трансформаторная будка на углу —

Когда-то кто-то у калитки приоткрытой

Расстался с кем-то и шагнул в ночную мглу,

И слезы лил, — и всё забыто, всё забыто.

Мы их не встретим, не увидим никогда,

Они ушли — и отзвучало всё, что было.

Их без осадка, без следа и без суда

В себе стремительная вечность растворила.

Но в дни, когда душа от радости пьяна

И ей во времени своем от счастья тесно,

Она вторгается в былые времена,

На праздник свой она скликает неизвестных.

И на асфальте вырастает дивный сад,

Где всем ушедшим, всем забытым воздается,

И чьи-то легкие шаги вдали звучат,

И у калитки смех счастливый раздается.

Под старость всё в мире иначе,

Иных я исполнен забот.

Пусть пестрая рыбка удачи

К другому спокойно плывет.

Все глубже я невод кидаю,

Чтоб дивное диво найти,

И сеть все длинней, но с годами

Всё шире просветы в сети.

Там, в омутах воспоминаний,

Сквозь невод свободно сквозит

Плотва мимолетных признаний

И недолговечных обид.

И всё сокровенней глубины,

И в сумеречной тишине

Покачиваются мины

И дремлют русалки на дне.

В дыму, в пыли нарост земной коры.

Внизу, в долине, вздрагивают ставни.

Оторванные взрывом от горы,

Уходят в небо воющие камни.

И, торопясь вернуться в мир былой,

Стремятся вниз они в слепой надежде

И падают на гору. Но горой

Им никогда уже не быть, как прежде.

Пойми: не в том бессмертие, не в том,

Чтоб уцелеть из многих одному,

А в том, что в день, когда покинешь дом,

Не станет пусто в мире и в дому.

Как прежде, будет колоситься рожь,

И вздрагивать на стрелках поезда,

И город тот, в котором ты живешь,

Не сдвинется, не канет никуда.

Весь этот мир, что на короткий миг

Открыли для тебя отец и мать,

Весь этот мир — бессмертный твой двойник —

Останется навек существовать.

Экскурсовод сошел с ума,

Всех из музея выгнал вон:

«Смотрите, граждане: дома!

Взирайте, братцы: это клен!

Глазейте: в скверике цветы!

Какие странные цвета!

Вот кот крадется сквозь кусты!

Дивитесь, люди, на кота!

Вот солнце — огненный орел,

Нам подсветить его пора!»

И на светило он навел

Фонарик ватта в полтора.

У всех на лицах был испуг —

Его бы к доктору скорей!

А солнце засияло вдруг

Вдвойне сильней.

Когда последняя беда

Опустит свой топор,

Я упаду, как никогда

Не падал до сих пор.

Не так, как листья в листопад

Иль кó дну корабли, —

Я буду падать, падать, пад...

И не коснусь земли.

Я врежусь в купол голубой,

В небесные пары,

Я буду прошибать собой

Нездешние миры.

Сквозь звезды, через темноту,

Через хвосты комет

Я буду падать в высоту

Сто миллионов лет.

Поживем — и умираем,

Очень грустные дела.

А ведь жизнь была бы раем,

Если б вечною была.

Не успев проститься с веком,

Умолкаем на века

От смещения молекул,

От простого сквозняка.

Чуть нарвемся на обиду,

Сразу — камушком ко дну —

Отбываем в Инфарктиду,

Молчаливую страну.

А бывало, а бывало,

Ни кола и ни двора,

Пили воду из канала —

И холера не брала.

А бывало, лезли в драки,

Натощак пускались в пляс —

Будто кошка от собаки,

Грусть шарахалась от нас.

Свое отработав, уходит кочующий гром —

И мокрые звезды дрожат за оконным стеклом.

И отсветы неба мерцают на березняке,

И каждый листок — будто стеклышко в детской руке.

А поезд впервые вбегает в такие леса —

За ним остается протоптанная полоса.

Сквозь белые рощи проносится он прямиком,

Вагоны продуты черемуховым сквозняком.

Плывет и качается влажно-зеленый хаос,

Мгновенья, как птицы, взвиваются из-под колес,

И в чьих-то глазах ослепительно отражены

Дрожащие звезды, счастливые звезды весны.

Надо мной висят стрекозы

Легкой дымкой слюдяной.

Нимфы севера — березы —

Скромно шепчутся со мной.

Не страшась идет лисица

По тропинке прямиком,

И в траве змея струится

Светло-серым ручейком.

А в реке, в затонах сонных,

Средь зеленоватой тьмы,

В омутах незамутненных

Дремлют мудрые сомы.

И, планету огибая,

Мирно реет надо мной

Небо — птица голубая

С кругло-желтой головой.

Последний кабак у заставы,

И в инее конь у крыльца.

В снега величайшей державы

Дорога легла без конца.

В недолгом трактирном уюте

Задумайся у камелька,

Какие пути и распутья

Ждут путника и ямщика.

Художник останется с нами,

А кто-то шагнет в неуют,

А кто-то расстанется с нами —

И версты в глазах поплывут.

Он едет по снежной равнине;

Морозно, бело и темно, —

И все, чего нет на картине,

Ему испытать суждено.

В сыром пароходном дыму

По набережной залива

Цветы неизвестно кому

Несет человек торопливо.

Подобран осенний букет

Как бы в ослепленье счастливом —

И желтый, и розовый цвет,

И алый с лиловым отливом.

А окна рассветом горят,

Разбросано пламя по кленам,

Патрульные чайки парят

В полете целеустремленном.

И пахнет опавшим листом,

И радостно так и тревожно

Трубят пароходы о том,

Что все в этом мире возможно.

За пятьдесят, а все чего-то жду.

Не Бога и не горнего полета,

Не радость ожидаю, не беду,

Не чуда жду — а просто жду чего-то.

Хозяин вечный и недолгий гость

Здесь, на Земле, где тленье и нетленье,

Где в гордые граниты отлилось

Природы длительное нетерпенье, —

Чего-то жду, чему названья нет,

Жду вместе с безднами и облаками.

Тьма вечная и негасимый свет —

Ничто пред тем, чего я жду веками.

Чего-то жду в богатстве и нужде,

В годины бед и в годы созиданья;

Чего-то жду со всей Вселенной, где

Материя — лишь форма ожиданья.

Ты в былое свое оглянись:

Все — от камня до человека —

Торжествующе тянется ввысь,

Как в возвышенном мире Эль Греко.

И чем дальше уходят года,

Тем властительней и своевольней

Память строит свои города

И надстраивает колокольни.

Память ставит своих часовых

У черты, у расстанного круга,

И покуда мы живы — в живых

Оставляет убитого друга.

И порою, не помня имен,

Все исходы забыв и невзгоды,

На полянах ушедших времен

Водит праздничные хороводы.