Том 1. Стихотворения

Жил человек в селении одном,

Бесхитростно трудился день за днем,

Ни злата не имел, ни серебра,

Был незлобив и всем желал добра.

Желал добра — но что он сделать мог?

Однажды к перекрестку двух дорог,

Где степь кругом пуста и широка,

Он саженец принес издалека.

Вонзая заступ в жирный чернозем,

Он яму рыл — и думал о своем:

«Не вечен я. В каком-нибудь году

С физического плана я уйду,

Но дерево, посаженное мной,

Останется — и каждою весной,

Возобновясь по воле естества,

Шуметь здесь будет юная листва;

Здесь в знойные, безоблачные дни

Рад будет путник отдохнуть в тени...

Примите ж, люди, мой посильный дар,

Будь я богаче, я б вам больше дал...»

Вдруг звякнула лопата о металл.

Был человек тем звуком поражен,

Над черной ямой наклонился он

И с изумленьем из земли извлек

Окованный железом сундучок.

Клад этот, видно, пролежал века —

И нижняя прогнившая доска

Отпала сразу... Вырвался на свет

Поток колец и золотых монет.

И тех граненых маленьких камней,

Что золота и платины ценней,

«О, диво! О, удача из удач! —

Воскликнул новоявленный богач. —

Предвижу я, какой мне с этих пор

Для добрых дел откроется простор!»

Все ценности, лежащие у ног,

Упрятал он в дорожный свой мешок

И, сгорбившись под ношей дорогой,

Благословляя жребий свой благой,

Пошел домой, исполнен новых сил.

Но дерево он посадить забыл.

Мы знаем, чем мостят дорогу в ад,

А наш добряк был волей слабоват.

Удача навалилась, как медведь, —

Не так-то просто золотом владеть.

Сей благородный солнечный металл

Владельца быстро перевоспитал,

И светлые порывы прежних лет

Затмились в блеске желтеньких монет.

(Хоть не ржавеют эти кругляши,

Но могут вызвать ржавчину души.)

Земных соблазнов он не превозмог,

Поселок скромный стал ему немил —

Он место обитания сменил,

Возвел высокий каменный чертог,

Завел себе низкопоклонных слуг,

Друзей дешевых, дорогих подруг.

Пиры, увеселенья — без конца...

Но днем и ночью у его дворца

Стояли два наемных молодца

И нищих отгоняли от крыльца.

К чужим печалям стал и слеп, и глух

Фортуной изнасилованный дух,

И ползал он среди житейских благ,

Как в мясе заблудившийся червяк.

Лишь иногда, глухой тоской тесним,

В толпе гостей бездонно одинок,

Он вспоминал: забыто что-то им.

Но что забыто — вспомнить он не мог.

Затем в чередованье праздных лет

Зловещий обозначился просвет.

Внезапно золотой запас иссяк,

Жилище отобрали за долги, —

Побрел искать пристанища босяк...

Ни друга, ни подруги, ни слуги.

И вот от пиршественного стола

Нужда его в лачугу загнала,

А там болезнь швырнула на кровать —

Теперь, дружок, извольте умирать.

И ощутил он, погружаясь в бред,

Что он идет пустыней много лет;

Нависло солнце над пустыней той

Гигантскою монетой золотой.

Шептал изнемогающий старик:

«Я в огненной ловушке, взаперти, —

Мне нужно тень зеленую найти,

Чтоб от лучей укрыться хоть на миг,

А нет листвы — хотя б древесный сук,

Чтобы в петле избавиться от мук!..»

В пустой пустыне он пустился в бег,

Надеясь, веря из последних сил...

Вот тут-то и припомнил человек,

Что дерево он посадить забыл.