1945

«Я другом был, я был веселым малым...»

* * *

Я другом был, я был веселым малым,

Покладистым и искренним вполне,

Но если б вдруг совсем меня не стало —

Она бы не всплакнула обо мне.

А был другой. Почти чужой, не близкий.

Он слов ее не принимал всерьез,

Он рвал ее бессвязные записки

И доводил насмешками до слез.

Она о нем твердила мне со смехом:

«Вот уж в кого ничуть не влюблена!..»

Но если б умер он или уехал —

Не знаю, что бы делала она.

Давно о ней я ничего не знаю,

Я без тоски и грусти вспоминаю

Лукавую подругу давних лет.

Кто был из нас счастливей? Неизвестно.

Все ошибались искренно и честно,

А в честных играх проигравших нет.

Сторож

От домика осталась печка,

Да черная труба над ней,

Да сиротливое крылечко

Из грубо тесанных камней.

Двор зарастает дикой мятой,

А все же на крылечке том

Сидит, как прежде, пес лохматый

И стережет сгоревший дом.

Днем он в лесу иль на болоте

Живет, охотясь кое-как,

Но к ночи здесь всегда найдете

Его, глядящего во мрак.

Ведь он и сам, наверно, понял,

Что не дождется никого,

Но помнит теплые ладони

И голос, кликавший его.

И по ночам — из бурелома,

Из тьмы лесной, из мглы сырой —

Шаг чей-то, легкий и знакомый,

Ему мерещится порой.

Мрамор

...Врагом сожжен и взорван этот город,

И возвращаться некому сюда,

В развалинах застрял январский холод,

В воронках дремлет ржавая вода.

На клумбах не левкои, не нарциссы —

Железный хлам и кафель от печей,

И жирные непуганые крысы

Шныряют средь осклизлых кирпичей.

Но кладбище не тронуто войною,

Оно шумит высокою травой,

И женщина за низенькой стеною,

Встав на могилу, видит город свой.

Стоит она, в раздумье сдвинув крылья,

На полувзмахе оборвав полет,

И пеплом и кирпичной красной пылью

Ее весенний ветер обдает.

А май раскинул солнечные сети...

Не улететь... Весна берет свое.

Как в облаке — в черемуховом цвете

Увязли крылья белые ее.

И вот она из чащи белоснежной,

Забыв, зачем даны ей два крыла,

Глядит с улыбкой, пристальной и нежной,

На город, где жила и умерла.

Забытый колодец

Никто к воде не прикоснется —

Паук, угрюмый чародей,

Заткал отверстие колодца

Узорной сеткою своей.

Бадейку на веревке длинной

Не стоит опускать туда —

Пропахла затхлостью и тиной

Перестоявшая вода.

От влаги мертвенной и тленной

Иди к ручью — там, у моста,

За проносящеюся пеной

Вода прозрачна и чиста.

Отхлынул зной. Пьянит прохлада.

О чем грустить, о чем жалеть?..

Прохожий! В нашем мире надо

Быть щедрым, чтоб не оскудеть.

Кто исчерпать себя боится,

Тот не избегнет нищеты,

Черпай до дна себя — сторицей

Вернешь утраченное ты.

«Возненавидел. Позабыл. Простил...»

* * *

Возненавидел. Позабыл. Простил.

Прошли года. Сегодня вспомнил снова

Тебя, закат, и шум ручья лесного,

И мостика бревенчатый настил.

И все на миг таким недавним стало:

Позвать, назвать по имени — и ты

Возникнешь из лукавой темноты,

И всех дорог нам в мире будет мало.

«А в старом парке листья жгут...»

* * *

А в старом парке листья жгут,

Он в сизой дымке весь.

Там листья жгут и счастья ждут,

Как будто счастье есть.

Но счастье выпито до дна

И сожжено дотла, —

А ты, как ночь, была темна,

Как зарево — светла.

Я все дороги обойду,

Где не видать ни зги,

Я буду звать тебя в бреду:

«Вернись — и снова лги.

Вернись, вернись туда, где ждут,

Скажи, что счастье — есть».

А в старом парке листья жгут,

Он в сизой дымке весь...

Загрузка...