Том 1. Стихотворения

Быть может — вдалеке, быть может — за стеною,

Быть может — подо мной, быть может — надо мною

Пластинку прежних лет опять заводит кто-то,

И у меня с утра не спорится работа.

Сквозь известь и кирпич, сквозь плиты перекрытий,

Сквозь время, сквозь пласты слежавшихся событий,

Как через кожу шприц — мне прямо в сердце вколот

Напев тридцатых лет, когда я был так молод.

Обшарпанный рефрен, любовные угрозы,

И в голосе певца заученные слезы,

Но за тщетою слов, за их усталой сутью

Вся жизнь мне предстает как вечное распутье.

Еще не пробил час, и жребий наш не выпал,

И тысяча надежд раскинута на выбор;

Все впереди еще — и доброе, и злое.

Еще в грядущем все, что отошло в былое.

И голоса друзей, войной навечно взятых,

Мне слышатся вдали, и в громовых раскатах

Напев тридцатых лет звучит в пыли дорожной,

Преобразясь в хорал возвышенно-тревожный.

На Невском проспекте, где зданья

Всё те же, что до войны,

Сгущаются воспоминанья,

Нежданно сбываются сны.

Порой чрезвычайная схожесть

Тебя остановит на миг —

В толпе, среди множества множеств,

Покажется чей-то двойник.

Вглядишься в того человека —

И друг твой сквозь давнюю тьму

Из памяти тайных отсеков

Выходит навстречу ему.

Мгновенная очная ставка,

Мгновенный наплыв тишины —

И вдруг тротуарною давкой

Все трое вы разлучены.

И снова — в иное, в иное,

Над зыбью привычных забот,

Над сказочною глубиною

Кораблик надежды плывет.

Яснее видеть нам дано

Не золотую середину,

А опустившихся на дно

Или взошедших на вершину.

А рядом с веком и с тобой,

Участвуя в огромном чуде,

Живут таинственные люди

С не очень шумною судьбой.

Кипит людская быстрина,

Слились бессмертие и бренность —

И судеб необыкновенность

Обычностью оттенена.

В реторту жизненную ту

Вглядись, чтобы открыть в зачатке

Все выпадения в осадки,

Все воспаренья в высоту.

Не стань покорным должником удачи.

Когда дорога чересчур легка,

Она предъявит счет наверняка

За эту легкость — так или иначе.

Когда дорога чересчур легка,

Задумайся: а нет ли тупика?

Не к пропасти ли ты идешь по ней?

Сверни на ту, что круче и трудней.

Пусть всё с тебя возьмет судьба сполна

Наличными — усталостью и потом,

Ведя по высям горным и болотам,

По рытвинам, без отдыха и сна.

И пусть опасен каждый поворот —

Тебя от тупика и от обрыва

Сама дорога предостережет

Тем, что она не кажется счастливой.

Огней электрических ясная стая

На бронзовых ветках сидела, блистая,

Сидела, роняя лучей оперенье, —

И вдруг мне послышалось тихое пенье:

«Мы лампочки, мы этот зал озаряем,

Мы светим, мы светим — и перегораем.

Шестнадцать свечей в нас, иль сорок, иль двести —

Исход предугадан, конец наш известен.

Одни из нас гаснут нежданно, до срока,

Когда напряженье меняется тока;

Другие — прочнее, но в ходе событий

Стареют вольфрама упругие нити.

Когда твоя очередь — завтра иль нынче?

Свершай свое дело, гори — если ввинчен!

Ты вечным не станешь, светясь вполнакала, —

Сияй и сгорай, чтобы люстра сверкала!

Гори — и не жди восхвалений за это:

Ты — смертная искра бессмертного света!»

Предо мной, словно кони, дела

Мчатся вдаль, закусив удила.

Надо мною грехи и долги,

Словно коршуны, чертят круги.

Месят землю копыта коней,

Чтоб цветы вырастали на ней.

И над крыльями сумрачных птиц —

Небо радостное без границ.

Когда надолго выедешь из города,

Почувствуешь недели через три:

Все в нем, далеком, вдвое сердцу дорого,

Все улицы, мосты и пустыри.

Он все светлее в памяти становится,

И все роднее каменный уют,

И все печали от него сторонятся,

В нем сплошь одни счастливые живут.

В него все вести добрые слетаются,

В него — по зову памяти твоей —

Все, кто ушел навеки, — возвращаются,

Чтоб только ты вернулся поскорей.

Раскачавшись, обрушив

Все хвалы и хулы,

В древний колокол суши

Ударяют валы.

То не звон погребальный,

Не праздничный звон —

Это голос глобальный

Всех глубин и времен.

По Земле по планете

Гонит волны, как встарь,

Нарастающий ветер —

Сумасшедший звонарь.

За волнами-валами

Горизонт горбат —

И гремит над мирами

Океанский набат.

Какие взрослые все звери!

На воле или взаперти,

Они давно уже созрели,

А нам еще расти, расти.

Еще нам, людям, ошибаться,

Одолевать свою тщету,

Еще нам лоб о лоб сшибаться,

А может быть — щитом к щиту.

И, зверя из себя гоня,

Над истинами спины гнуть нам...

А волк из-за железных прутьев

Печально смотрит на меня.

Чудес никогда я от жизни не требовал,

Без них мне на свете светло.

А вам вспоминается то, чего не было,

Что с вами не произошло?

Вам помнятся в рощах тропинки, проложенные

К знакомым как будто местам?

Там вроде бы все вами лично исхожено, —

Да только вы не были там.

А то вдруг какой-нибудь день необыденный

Вам в спешке припомнится, — но

Ведь это не с вами, не вами увидено,

Никем вам не сообщено.

И мне в моей жизни запомнилось многое —

Распутья, моря, города...

Но память порою шагает дорогами,

Где я не ходил никогда.

Долины и лица ей видятся дальние,

Она не скупа, не скупа, —

Она меня вводит в какие-то здания,

Куда на порог не ступал,

Ведет косогорами и коридорами,

Сквозь грозы и уличный смог,

На горные выси ведет, на которые

Вовек я подняться б не смог.

Быть может, мы памятью с кем-то меняемся,

Быть может, не зная о том,

Мы воспоминаньями перекликаемся

С друзьями, которых найдем?

Еще не знакомы, еще в отдаленье мы,

Но к нам на незримой волне

Летят чьи-то помыслы и впечатления,

Отчеты о прожитом дне.

...Куда-то идем мы холмами, долинами,

Несем свою честную кладь,

Чтоб где-то за миг, с полуслова единого

Кого-то навеки понять.

Хотел я смерти не орлу,

Не хищникам чащобы —

Я в друга выпустил стрелу

Несправедливой злобы.

Я промахнулся... Повезло,

Быть может, нам обоим?

Но мною посланное зло

Летит, летит над полем.

Летит сквозь строй лесных стволов,

Сквозь городские стены,

С океанических валов

Срывает клочья пены.

Пронзая ливень и метель,

Соборы и заборы

И, словно дьявольская дрель,

Просверливая горы,

Летит стрела с моей виной,

Летит в мою долину —

И огибает шар земной,

Чтоб мне вонзиться в спину.

Башенной, горной страшусь высоты я,

Но в самолет вхожу спокойно.

Вот уж внизу купола золотые —

Будто головки гвоздей обойных.

Вижу: с крышами вровень — площадь,

С нивами вровень — леса и рощи,

В землю, как сваи, вдавились башни,

Стала планета совсем простою.

Так высоко, что уже и не страшно,

Страх высоты побежден высотою.

С юностью я боялся расстаться —

Канула юность, ушла в былое.

Гасли огни промелькнувших станций,

Как угольки под седой золою.

Первые встречи, первые чувства,

Радости молодости своевольной

Так далеки, что уже и не грустно,

Так далеки, что уже и не больно...

Романтика, кто ты? Неужто

Опущен таинственный флаг?..

Усталое слово — кормушка,

Банальности фирменный знак.

Ты храбрых водила в разведку,

Во гневе вздымала копье —

Теперь обернули конфетку

В бумажку, где имя твое.

Ты с выгодой пущена в дело,

Тебя на расхожий мотив

Поет безголосая дева,

Слюней в микрофон напустив.

В лесу, где лютуют туристы,

Березки и елки губя,

Под вечер гундосый транзистор

Расслабленно славит тебя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда-то рожденные новью,

С годами теряя права,

На сером кресте суесловья

Распятые гибнут слова.

Живая их суть остается,

Да только не сразу она

По-новому нам отзовется,

Не сразу войдет в письмена.