Восточные религии в римском язычестве

237

О языческой священной проституции написано немало, а Вольтер, как известно, высмеивал ученых, достаточно легковерных, чтобы принимать на веру россказни Геродота. Однако эта практика подтверждена неопровержимыми свидетельствами. Так, Страбон, внучатый племянник верховного жреца Команд, указывает на ее существование в этом городе, XII, 3,36 (р. 559 С), не выражая по этому поводу никакого удивления. История религий доставляет нам множество куда более странных фактов; тем не менее этот до сих пор приводит в замешательство. В нем стремятся увидеть либо пережиток первобытного промискуитета или полиандрии, либо сохранение «сексуального гостеприимства» ( Нет ни одного обычая, более распространенного, чем предоставление гостю женского общества, обычно это жена или дочь хозяина, говорит Уэйк |Wake], Serpent Worship, 1888, p. 158), либо замена сочетания с богом совокуплением с мужчиной (Gruppe, Griech. Myth., р. 915). Но эти гипотезы не объясняют особенностей этого религиозного обычая, вроде тех, которые рисуют нам самые достойные доверия авторы. Они настаивают на том, что молодые девушки девственницами отдавались на службу в храме и после любовного союза с чужестранцами они выходили замуж за своих одноплеменников. Так, Страбон (XI, 14, § 16, р. 532 С) рассказывает нам в связи с храмом Анаит в Акилисене, что «знатные люди народа посвящают своих дочерей-девственниц, для каковых есть закон заниматься проституцией долгое время при боге, а потом выходить замуж, при этом никто не может отказаться жить с ней». Геродот (I, 93), сообщающий примерно то же самое о лидийцах, добавляет, что таким образом они зарабатывают себе приданое, а надпись в Траллах (Bull. corn hell., VII, 1885,p. 276) действительно упоминает о родственнице священной куртизанки (έκ των παλλακίδων), которая некоторое время исполняла то же служение («продавала себя согласно служению Зевсу»). Даже в египетских Фивах во времена Страбона (XVII, 1, § 46) существовал подобный обычай с местными особенностями, и его следы, похоже, можно обнаружить в Греции у локрийцев (Vurtheim, De Aiacis origine, Leiden, 1907). — Все путешественники в Алжир знают, каким способом девушки Уледа Найла собирают себе приданое в селениях и городах, прежде чем выйти замуж в собственном племени, а Дутге (Doutté) (Notes sur l'Islam maghrébien, les Marabouts [Extr. Rev. Hist, des relig., XI, XLI], Paris, 1900) связал эти обычаи с древнесемитской проституцией, но его утверждение было оспорено, к тому же очень сомнительным делают его исторические обстоятельства прибытия Уледа Найла в Алжир в XI в. [это замечание принадлежит Бассе (Basset)]. — Мне представляется несомненным (не знаю, предлагалось ли уже это объяснение), что этот своеобразный обычай является видоизмененной, утилитарной, формой древней экзогамии. Впрочем, у него были некоторые благоприятные следствия, поскольку он до наступления половой зрелости охранял молодую девушку от насилия со стороны окружающих, и, безусловно, именно это обеспечило ему долговечность, но первоначально в его основе лежала другая идея. «Первый сексуальный контакт, сопряженный с пролитием крови, был запретным, когда это была кровь девушки некоего клана, а проливал ее мужчина того же клана» (Salomon Reinach, Mythes, cultes, I, 1905, p. 79. Ср. Lang, The secret of the totem, London, 1905). Отсюда происходит и обязанность девственниц в первый раз отдаваться иноплеменникам. Только после дефлорации они могли выйти замуж за мужчину из своего народа. Впрочем, использовались различные средства, призванные оградить супруга от возможного осквернения вследствие этого акта (ср., например, Reinach, Mythes, cultes, I, p. 118). — Выраженное в этом примечании мнение почти сразу после его публикации было оспорено Фрезером (Frazer), Adonis, Attis, Osiris, 1907, p. 50 ss., который предпочитает видеть в священной проституции пережиток первобытного коммунизма. Но по крайней мере один из выдвигаемых им доводов против нашей точки зрения неточен. Не женщины, а мужчины получали подарки в Акилисене (Страбон, цит. соч.), а версия коммунизма, как мне кажется, не учитывает особенностей этого обычая в фиванском храме. В этом случае страх перед кровью очевиден.