Восточные религии в римском язычестве

393

«Если судьба с рождения все определяет, зачем вы молитеся богам?» гласит стихотворение Коммодиана (I, 16, 5). Антиномия между верой в предопределение и культовой практикой не мешала им взаимно поддерживать друг друга; ср. Mon. myst. Mithra, I, p. 120, 311; Revue d'hist, et de litt, relig., VIII (1903), p. 431. — Перипатетик Александр Афродисийский, который в начале III в. выступил против фатализма в своем сочинении «О судьбе», а в другом месте обрушился с яростными выпадами на шарлатанство и корыстолюбие астрологов (De anima mantissa, p. 180, 14, Bruns), прекрасно обозначил противоречивость обиходных верований своего времени (там же, р. 182, 18): «Иногда люди объявляют судьбу неизбежной, иногда они верят, что не всегда выполняют ее предписания. Люди, утверждающие, что она неотвратима и все ей приписывающие, как правило, в поступках в своей жизни не доверяют ей. Ведь они часто призывают на помощь случай, тем самым признавая за ним иную причину, нежели судьба. И молящиеся богам — не исключение, поскольку считают, что что-нибудь может случиться от них через молитвы и вопреки судьбе Они не воздерживаются и от использования прорицаний, как будто заключенное в них — если они заранее узнают это — обережет их от предопределенного судьбой Хотя их словесные хитросплетения относительно согласованности этих пророчеств весьма неправдоподобны» Ср. также De Fato, с. 2 (р. 165, 26 ss. Bruns).