Записки из «Веселой пиявки»

Совесть — она как хвост Иа-Иа:

или она есть, или ее нет. Вот, скажем, широко известный скромняга Генри Торо, проживший три года в лесной хижине на берегу Уолденского пруда (Бог весть за что этот немалый водоем, образованный черт-те когда движением ледника, называют прудом, а не озером) в укор несимпатичной ему цивилизации (фи, эти алчные, бездуховные люди, погрязшие в суетной погоне за материальным благополучием и удобствами), — вроде как к природе возвратился, — по агентурным данным, к концу каждой недели собирал саквояж с грязным бельишком, притворял дверцу своей лачуги и отправлялся в близлежащий городок Конкорд, где он, кстати, родился и где жила его матушка. Там он набивал желудок домашней стряпней, опорожнял саквояж, наполнял его чистым бельем, прихватывал кой-какое пряжмо и возвращался в убогий свой приют. Вряд ли об этих трюках Генри знали Лев Толстой, Махатма Ганди и Мартин Лютер Кинг, ибо все трое отзывались о нем с большим почтением. А Торо до следующего уик-энда вновь предавался чтению античных классиков, созерцанию природных чудес, а для поддержки организма в бодром состоянии выходил на берег, садился в лодку и брался за весла или разворачивал какую-нибудь рыболовную снасть.