Записки из «Веселой пиявки»

Так на чем я давеча остановился?

Да, от неверья пионерского отползаю. Правда — на заранее подготовленные позиции. Окопался рядом с Альбертом Эйнштейном: «Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в гармонии Мироздания, но вовсе не в Бога, который хлопочет о судьбах и делах людей». Этот мудрец смиренен, он признает свою (мою, твою, всех) интеллектуальную слабость, невозможность осознать природу и собственно человеческое бытие, но не представляет персонифицированного Бога, который следит за судьбой людей, награждает или карает их, который непостоянен — то мстителен, то милосерден, — как обычный человек. Эйнштейн восхищается строением Вселенной, непостижимой ее красотой, но не принимает идею жизни после физической смерти — ее рождает страх или эгоизм слабых душ, говорит он. А уж такая вещь, как нравственность, — это наше, человеческое, и никакого отношения к Богу не имеет: не нужна она Ему, а нам без нее никак нельзя.

Вот и я потихоньку пригреб сюда, поближе к Эйнштейну и Спинозе, хотя в бравом своем прошлом, совсем недавнем, бодренько соглашался с Лапласом, который в ответ на удивление Наполеона, не нашедшего упоминания о Боге в труде ученого об устройстве Вселенной, спокойно заметил: «Эта гипотеза мне не понадобилась, гражданин первый консул».

Правда, путь был извилистый, да и вряд ли я его завершил.

Вот, скажем, Разум (Творец, Демиург, а то и целая команда творцов: слово «Элогим», переведенное как Бог в первом же стихе Ветхого Завета — бэрейшит бара Эло’им, — на самом деле имеет форму множественного числа — божества) создал Вселенную — почему бы и нет, ведь откуда-то она появилась, развернулась в Мироздание согласно программе, а программы без Программиста не бывает. Сотворил Он пространство, сгустки материи, пустил все это хозяйство в движение («завел часы» — стало быть, и время сотворил), а потом перешел к живой природе, запустил эволюцию, та, под Его, допустим, присмотром создала бесчисленное множество тварей, и в конце концов появился венец творения. И вот обнаглевший венец принялся обозревать созданное Создателем (сотворенное Творцом) с высоты птичьего полета. И что же увидел?

А вот что. Оказывается, все живые твари — всего лишь звенья пищевой цепочки (это если по-научному, а по-простому — все они жрут друг друга, иначе подохнут). По этому поводу один из «венцов», снабженный не только разумом, но и поэтическим талантом, написал:

Ну а последнее звено в пищевой цепочке — конечно же мы, люди. Нас нынче почти никто не ест, а мы едим всех! Ура! А с особенным усердием режем себе подобных, хотя в пищу их, за редким исключением, не употребляем. Но тут к Творцу претензий быть не может: Он же одарил нас, как утверждают богословы, свободой воли. И вот, пользуясь этим даром, верующие всех полов и конфессий пустились во все тяжкие: язычники усердно уничтожали христиан, христиане — язычников, а покончив с ними, правильные христиане стали уничтожать неправильных, правильные мусульмане — неправильных, и все они дружно — евреев. Одно слово — свобода воли. И что, за всем этим приглядывает Бог? Тогда зачем к Нему обращаться? Грехи и раскаяние, милосердие и жестокость — это наше, человеческое. И вера рождена человеком, и великий след от нее в нашей истории, в нашей жизни — страшен и прекрасен. Куда ж мы денемся от крови и темного невежества — и от сверкающих взлетов мудрости, самоотвержения, поэзии, музыки, живописи, архитектуры. Всё она, вера... Вот и я, в безверии живущий, открываю наугад Псалтирь, или Екклезиаста, или Иова — и... Завораживает. Рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями... Да что там я — три века назад, вчитавшись в это чудо Ветхого Завета, вполне себе православный и доброго дворянского рода капитан-поручик Александр Артемьевич Возницын призадумался, увлекся духовными беседами с ученым иудеем Борухом Лейбовым и впал в жидовствующую прелесть, отверг новозаветного Спасителя. Донесла на капитана его жена Елена Ивановна — надо же, полная тезка моей, — не перенесла ее православная душа такого безобразия, стукнула в Московскую синодальную канцелярию. И после должного расследования, по решению Сената и повелению императрицы Анны Иоанновны, сожгли капитана вместе с соблазнившим его Борухом. И ведь знал Александр Артемьевич, что ждет его!

такую печальную балладу про капитана сочинил мой старый друг Даня Клугер. Эх, красота погибельная. Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотию одел меня, костями и жилами скрепил меня... и попечение Твое хранило дух мой... Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился, прежде нежели отойду, — и уже не возвращусь, — в страну тьмы и сени смертной... где нет устройства...

Ах, как это правильно, нет там ну никакого устройства, ничего там нет, вот так и Эйнштейн считает...

Славное дело — вера. Чего не скажу о религии во всех ее золоченых ризах, прикрывающих немало грязи и абсурда. Вот из недалекого нашего, родного: не так уж давно Патриарх Русской православной церкви, глазом не моргнув, назначил покровителем российских атомщиков-ядерщиков преподобного Серафима Саровского (ну да, ведь «Арзамас-16», где выпекают нашу ядерную мощь, расположился аккурат в мордовском городе Сарове). Не насмешка ли над святым, который был славен как раз человеколюбием и простил бандюганов, напавших на него с топором?

Или вот о другом Серафиме — Софийском (он же Николай Борисович Соболев). Его только-только канонизировали, и захотелось мне узнать немного о свежепрославленном святителе православной церкви. Строгий оказался мужчина и весьма ученый: написал в тридцатые годы, аккурат в разгул гитлеризма и сталинизма, солидный труд «Русская идеология». И среди прочих мудростей заявил там, что Господь наказал русский народ за то, что народ этот от Него удалился, утратил религиозно-нравственный идеал и устремился к учреждению в России демократического строя, к каковому русский народ Господом никогда не призывался. Но Создатель конечно же во благости Своей русский народ помилует, если он, народ, вернется к самодержавному правлению, помноженному на православие, а не пойдет на поводу злокозненных либералов. Ну и так далее. А за пределами этого ученого труда, но примерно в то же время, Николай Борисович со всею страстию призывал к принятию закона, по которому кощунников и безбожников надлежит казнить смертью. Вот за все за это, видимо, по прошествии шестидесяти пяти лет со дня кончины Серафима Софийского (большую часть эмигрантской жизни он провел в Болгарии) положили церковные власти считать Николая Борисовича святым.

Ну да ладно, о святом этом Серафиме мало кто знает, а вот святой-пресвятой Владимир Креститель — тот известен всем. В десятом-то веке этого средневекового князя со вполне современной ему моралью вряд ли называли святым. Но и по тогдашним меркам отличился князюшка особо мерзкопакостным нравом. Надо думать, на характер его повлияло и осознание своего низкого происхождения — выбившиеся в господ рабы отличаются крайней жестокостью. Владимир же был рожден от князя Святослава и ключницы его супруги, княгини Ольги, по имени Малуша, а происхождение самой Малуши и вовсе темно. Находятся люди, которые даже (чур меня) полагают, будто Малуша (Малка) была хазарская иудейка... Велемир Хлебников по этому поводу даже поэму сочинил, «Внучка Малуши» называется.

Вернемся, однако, к самому Владимиру. Как было принято среди широких слоев князей — славянских и не только — того времени, Владимир и его братья Ярополк и Олег друг с дружкой воевали. Когда Олег в бою с дружиной Ярополка погиб, Владимир — в то время князь Новгорода — дал деру в варяжские земли, набрал там крепких скандинавских парней и двинул на Киев. По дороге он захватил Полоцк, с особым чувством изнасиловал княжну Рогнеду на глазах ее отца Рогволода и матери, после обоих родителей повелел убить. Почему с особым чувством? А вот почему: какое-то время назад он к этой княжне сватался, а она имела неосторожность ему отказать, потому что не хотела «разувать сына рабыни», или на красивом старославянском — «розути робичича». Каково было такое слышать? Получай, сука! Дальше все сложилось для Владимира славно: Рогнеду он взял в жены, Киев осадил, выманил Ярополка как бы для переговоров, тут же его зарезал, а беременную жену киевского князя взял в наложницы. Что еще надо отметить: вокняжившись в Киеве, Владимир проявил похвальную религиозность, а именно воздвиг в городе капище с идолами шести главных славянских языческих богов — Перуна, Даждьбога, Стрибога, Хорса, Семаргла и Мокоши. А вот Велесом почему-то пренебрег. Не берусь сказать почему — оставляю это велесоведам. Ну и как истинный язычник не чурался князь и человеческих жертвоприношений: чего там, дело житейское, тем более что варяжская его дружина, вполне себе языческая, очень это дело одобряла. Было у него несколько вполне языческих жен и чуть ли не тысяча наложниц.

Казалось бы — жизнь удалась. Однако, куда ни глянь, все приличные государства обзавелись единобожескими религиями. Настало время выбирать веру, достойную великого князя, собравшего под свою руку большинство славян. Можно было принять иудаизм по примеру хазаров, из Хазарана приезжали послы, предлагали, но уехали ни с чем — видать, убоялся Владимир попасть под власть кагана, хоть и слабеющего, но еще влиятельного. Вызывались ко двору и проповедники ислама из Хорезма, латинской веры из Рима и греческой из Константинополя. Остановился Владимир на последней, поскольку это было условием престижного и полезного брака с византийской принцессой Анной. Ничего личного, только бизнес. Так Россия стала православной, а Владимир — святым. Святее некуда. Разве Петр — того, правда, не канонизировали, просто нарекли Великим. А тут мне попались черновики к рассказу, даже не рассказу, а скорее статье Льва Николаевича «Николай Палкин». Там есть портрет этого Великого, какой вряд ли где еще встретишь:

Но мы вроде о Владимире. В чем же святость? В предпочтении полезного, выгодного на тот момент набора ритуалов? В принуждении своего народа эти ритуалы исполнять и беспощадном уничтожении тех, кто цепляется за веру предков и в новую идти отказывается? Или все же в милосердии, кротости, самоотвержении, помощи слабым и немощным?

Вот разгородили люди в мыслях своих мир, разделились (вопреки значению слова religare — соединять), сидят за стенами, упиваются своей правотой и презирают тех, что за перегородкой. А то и ненавидят. А то и убивают, умножая страдания. Есть и еще страдающая сторона в этой религиозной страсти: Бог. Каково Ему разбираться, кто прав, кто виноват, когда все к Нему взывают?

Ох, даже не знаю, что сказать. Помещу-ка здесь