Виталий Иосифович,

обращаясь к любимой рыжей тетради (ТТКРО, если кто забыл), взял в обыкновение время от времени писать в ней от третьего лица — старик желчный и вздорный, он легче изливал свое раздражение на собственные мысли и поступки, полагая их его, некоего Виталия Иосифовича Затуловского, поступками и мыслями. Наблюдая его ироничным, как ему казалось, взглядом, сочиняя его письма, ответы на них, и ответы на эти ответы, он получал приятнейшую возможность поиздеваться всласть над промахами своего несвободного — да что там, просто попавшего в рабство — персонажа, поскольку наделял его (теперь, пожалуй, можно без курсива) ровно той долей ума, удачливости, благородства, а равно глупости, невезения и подлости, какую он, демиург, владыка ТТКРО, сочтет для себя удобной. Особенно удачным представлялся этот прием в свете того незыблемого факта, что героя своего, Виталия Иосифовича Затуловского, Виталий Иосифович Затуловский знал превосходно — даже лучше, чем я сам знаю самого Виталия Иосифовича. А потому, в очередной раз раскрывая тетрадь, со смелостью, порождаемой безнаказанностью, лепил что ни попадя. Такое, к примеру.


Виталия Иосифовича чрезвычайно раздражала реклама и языковые уродства, льющиеся с телеэкрана. Увидев малыша, который на цыпочках крадется к шкафу, чтобы стибрить вожделенный «Милкиуэй», он мрачнел до кровожадности и выборматывал сожаление, что мамаша этого ублюдка заблаговременно не сделала аборт. От слов «без предварительного замачивания и по привлекательной цене» у него подскакивало давление. Цепочка звуков «эльсевпротивсекущихсякончиковлёреальпаривыэтогодостойны», произносимая с неописуемым восторгом, упорно не разлагалась на осмысленные элементы. Румяный немец на велосипеде, щедро раздающий «Амбробене» бедным русским детишкам, возбуждал неистовый патриотизм: «Мало вам Сталинграда!» А мечта трансгендера — реклама чистящего средства СИФ! Там рыцарь всё очистил каким-то гелем и превратился в королеву.

Ну и, конечно, рифмы.

— Нет, ты подумай, — восклицал он, обращаясь к Елене Ивановне. — «Раз, два, три — кашлю не место в груди». Это у них рифма: три и груди. А вот тебе из категории ботинки — полуботинки: «Имофлора поддержит микрофлору».

Вот он ждет появления глазастенькой печени на ножках, а губы уже бормочут: «Резолют — помогает печени утром, днем и вечером». Вот напевает: «Молочницы причину лечи пимафуцином». Вот бойко декламирует: «Аспектон, назальный спрей, брызнул в нос — и не болей». Очень продуктивной оказалась схема с завершающим местоимением «он»: «Одестон — для хорошего самочувствия он», «Спазмолгон — спазм и боль прогонит он», «Тауфон, молодость глаз поддержит он»... Или такое, завораживающее: «Майонез “Слобода”: тихий час как повод пожениться». Каково? Беккет отдыхает. Елена Ивановна как могла утешала чувствительного старика, отпаивала косорыловкой. Он ненадолго затихал, смирялся и, услышав: «Ова, я люблю тебя снова», — просто тихонько бормотал, разъясняя себе смысл этого признания: ну да, ничего страшного, Ова, по всей видимости, тушенка, а герой когда-то любил ее, потом разлюбил, они расстались, а теперь вот встретились, и все былое в отжившем сердце тра-та-та. Но время шло, и следовал очередной взрыв.

— А кофе «Жардин», который бла-бла-бла необходим, это тоже рифма? — донимал он жену. — Кофе, кстати, дерьмовый, в нем кофеина меньше двух процентов при минимальной норме два с половиной. И не «Жардин» он, а «Жарден». Иначе Пьер Карден был бы Кардин, а шины «Мишлен» — «Мишлин». — И тут же: — Может, ты знаешь, что такое принтованный топ с пайетками? Задумалась? А я знаю: специальная такая штука — наденешь и идешь к нейл-дизайнеру, а нет топа с пайетками — дуй к обычной маникюрше. У Чехова, помню, рассказик есть, там в сочинителе рекламы совесть проснулась: «Я, — каялся он, — когда сочинял эту пакость, душой страдал. Писал и чувствовал, будто всю Россию надуваю... Отечество обманываю из-за куска хлеба!» Да уж, где теперь таких совестливых взять.

Правда, одна реклама Виталия Иосифовича восхитила: «От лосьона “Лошадиная сила” ваши волосы растут прямо на глазах». Ну не замечательно ли? А еще одна умилила: «Но-шпа, спасибо, что ты с нами!» Это определенно сочинение мудреца. В обществе такого друга и, к примеру, Аристотеля славно прогуливаться по миртовой роще Ликея, неспешно беседуя о мировой гармонии, немыслимой, как я теперь понял, без ношпы.

Но абсолютным шедевром рекламного дела Виталий Иосифович признал вопрос, призванный заместить (и, похоже, успешно заместивший) в умах российской интеллигенции два вечных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?» Вот оно, это чудо: «А что вы делаете, чтобы ваши подмышки казались красивыми?»

Не успел Виталий Иосифович оплакать творóг, уступивший место твóрогу — реклама развеяла сомнения в допустимости ударения на первом слоге до такой степени, что и лексикографы сдались и дали в словарях место уродцу, — как с экранов поперла свеклá. Уже и милый телевизорный доктор, чья фамилия твердит о любви, сообразно с каковым обстоятельством его обожают все женщины от пятидесяти и далее, рассказывает о целебных свойствах этой самой свеклы. Кстати, здесь уместен монолог Елены Ивановны Затуловской, беззвучно произнесенный во время прополки моркови (вроде бы такие называются внутренними). Надо думать, что слово «кстати» требует от автора — в данном случае Виталия Иосифовича, — чтобы Елена Ивановна произносила этот внутренний монолог, пропалывая свеклу, но она-то пропалывала именно морковь, и тут уж деваться некуда: истина дороже. Пусть это будет

Загрузка...