Записки из «Веселой пиявки»

Теперь потренируем память

Я молод, и спорт мне еще интересен.

Вот сладкая парочка тяжеловесных боксеров Николай Королев — Альгирдас Шоцикас. Мне лет девять, и я болею за красивого статного литовца, а все одноклассники — за лысого коренастого Королева. Королев выигрывает чемпионат СССР, я чуть не плачу, о господи, это ж надо... Потом, кажется, Шоцикас побил Королева, но радость была не такой отчаянной, как та, прошлая горечь. А лет через десять появился средневес Валерий Попенченко. Что-то в нем было для тогдашних спортсменов странное — по-английски говорил, наукой занимался, я за него болел, правда, уже не так страстно. Нелепо умер — упал в лестничный пролет Бауманского института. Чем-то напоминал тяжелоатлета примерно того же времени Юрия Власова — интеллигентностью, наверно.

А между Шоцикасом и Власовым с Попенченко — великий стайер Владимир Куц и его дуэли с Затопеком и Пири. В сорок восемь лет запил стаканом водки горсть снотворного...

Кто еще? Ну, давай, вспоминай. Как же, как же... Гимнасты Чукарин и король колец Азарян, от «креста Азаряна» дух захватывало. А Игорь Кашкаров — первым в СССР взял 2 м 10 см... Уф, устал.

Ну а футбол? О, футбол! В начальной еще школе, что на улице Разина, бывшей и будущей Варварке, подошел ко мне, первокласснику, огромный четвероклассник:

— Пацан, за кого болеешь? — И глазом меня буровит.

Во-первых, я не знал, что такое «пацан». Во-вторых, слово «болеть» в сочетании с «за кого» поставило меня в тупик. Я хотел было сказать, что недавно переболел ветрянкой, но не был уверен, что это правильный ответ. На всякий случай ответил уклончиво:

— Не знаю.

Парень снисходительно улыбнулся.

— Тогда болей за ЦДКА, — велел он.

И я стал болеть за ЦДКА. С тех пор и запомнил, что Григорий Федотов и Алексей Гринин были нападающими, причем Федотов вроде бы центральным, а Гринин — правым, Анатолий Башашкин играл в защите, а Владимир Никаноров стоял на воротах... И еще примерно в те же годы я ни секунды не сомневался, что черная повязка на правой ноге Федотова была сигналом всем противникам, означавшим «смертельный удар». Правда, сам я этой повязки ни разу не видел — может, потому, что за некороткую свою жизнь на стадионе побывал один-единственный раз и Федотов не играл в тот достопамятный день.