Записки опального директора

23

Юрий Николаевич Доброшинский был родом из Одессы и в своё время закончил наш институт. Он был моложе Варакина, высокого роста, весёлый и жизнерадостный. Своё знакомство со мной он начал с предложения о дружбе и взаимопомощи. Он считал, что между нами много общего и от нашего взаимопонимания будет обоим лучше жить и легче работать. Для начала Юрий Николаевич предложил вернуть меня на должность главного инженера, с которой я ушёл незадолго перед уходом Варакина. Его устраивал мой временный статус в этой должности, что не требовало участия министерства и партийных органов в моём назначении.

Ссылки на следствие под которым я до сих пор находился им не были приняты во внимание и он считал, что уголовное дело должны прекратить, если так долго не могли закончить. Доброшинский обещал сделать всё возможное, чтобы ускорить такой финал следствия.

Будучи уверенным, что он подпишет такой приказ, независимо от моего согласия, я не стал возражать против временного исполнения обязанностей главного инженера, оговорив своё согласие сроком в несколько месяцев, пока прибудет другой специалист на эту должность.

Поначалу мы с новым директором работали дружно. Как и Варакин, он старался не перегружать себя работой и полностью передоверил мне производство. Юрий Николаевич больше занимался благоустройством территории, общественными организациями, художественной самодеятельностью и часто выезжал по разным вопросам в городские и областные партийные и советские органы.

Однако со временем я стал замечать его тесную связь с заведующим скотоприёмной базой, что навлекло на мысль о возможных злоупотреблениях при приёмке скота и косвенном участии в этом директора.

На комбинате всё продолжались многочисленные проверки, шло следствие по недостаче консервов и нужно было исключить всякую возможность крупных хищений или недостач. Выявление таких правонарушений привело бы к новым судебным процессам, в которые были бы вовлечены не только непосредственные виновники, но и руководители комбината, в том числе и я.

Заведующим скотобазой работал Ефим Лернер, в прошлом управляющий Шкловской районной конторой “Заготскот”, который считался непревзойдённым специалистом по определению упитанности скота. Ему не требовалось ощупывать животных для определения наличия жировых отложений в определённых местах, предусмотренных стандартом, как это делали другие приёмщики. Достаточно было одного беглого взгляда Фимы, чтобы отнести животное к той или иной категории упитанности. Всем было известно, что Лернер в этом практически не ошибался и поэтому с ним никто не спорил. Разница же в стоимости одной головы скота смежной упитанности составляла 200-250 рублей, которые конторы “Заготскот” выплачивали наличными при закупке его у населения. Отсюда не сложно было догадаться какие большие возможности для злоупотреблений были у заведующего скотобазой и приёмщиков районных пунктов.

Пришлось предупредить Лернера об опасности, которой он подвергает себя и в которую может вовлечь директора и меня. При этом я недвусмысленно дал ему понять, что при определении степени ответственности на нас с ним возложат львиную долю вины с учётом нашего еврейского происхождения. Фима, вроде, понял меня правильно, поблагодарил за предупреждение и заверил, что сделает всё необходимое, чтобы не было оснований для беспокойства по этому поводу.

Что конкретно было сделано Лернером мне узнать не удалось, но в скором я почувствовал реакцию директора на этот разговор и заметил изменения в отношениях с Доброшинским. Его как будто подменили. Он пересмотрел распределение служебных обязанностей между ним и его заместителями, взял на себя непосредственное руководство работой скотобазы и холодильника. Кроме того он потребовал моих ежедневных отчётов о работе производства, стал вмешиваться в решение вопросов, относящихся к функциям главного инженера и в ряде случаев даже отменял мои распоряжения. У меня не было сомнения, что всё это было результатом предупреждения, сделанного мною Лернеру. То ли он рассказал об этом директору, то ли, что более вероятно, Фима прекратил сделки и комбинации при приёмке скота, что Доброшинский почувствовал на собственном кармане.

Напряжение достигло предела и, когда работать в такой обстановке стало просто невозможно, я принял решение уйти с комбината, или, по крайней мере, освободиться от исполнения обязанностей главного инженера.

Разговор на эту тему с директором я отложил в связи с моей поездкой в Москву, куда был вызван на совещание к министру по вопросам капитального строительства и реконструкции предприятий отрасли.