Во избежание больших потерь при бомбёжках и обстрелах, маршрут колонны предусматривал движение в обход больших городов и даже райцентров. Мы шли на восток по степной местности, вблизи небольших рек и озёр, а привалы и ночёвки устраивали, как правило, возле колхозов и совхозов.
Июль стоял в том году жаркий и каждый следующий день казался горячее предыдущего. С каждым днём преодолевать нужное расстояние и заданный ритм движения становилось всё труднее. Николай Иванович, начальник нашего отряда, пытался убедить командира колонны капитана Колесникова сократить длину дневных маршей хотя бы на десять километров, но тот наотрез отказался, ссылаясь на приказ военкома и опасность быть настигнутыми немецкими войсками. Выбор оставался один: либо мы найдём в себе силы уходить в тыл в заданном ритме, либо окажемся на оккупированной территории. Единственное на что согласился капитан, это изменить расписание режима ходьбы и отдыха. Нас теперь подымали в пять часов утра, и мы могли до полуденной жары пройти около тридцати километров, затем мы имели трёхчасовой отдых, а когда солнце начинало садиться, мы шли ещё несколько часов до завершения заданного маршрута.
Вначале казалось, что такой режим лучше, но со временем мы убедились, что и от него радости мало. Трудно было подыматься в пять утра и ещё труднее было продолжать маршрут после обеда.
Всё больше проблем было с питанием. Прокормить тысячу молодых парней - задача не из лёгких. Если молока и овощей можно было раздобыть в колхозах и совхозах, а в хлебе нам не отказывали женщины украинских сёл и деревень, то сваренной пищи и мяса мы почти не видели. Были такие дни, что и хлеба не хватало.
Часто над нами пролетали немецкие самолёты. Слышны были разрывы сброшенных ими поблизости бомб. Бомбили вокзалы, заводы, склады, дороги и просто скопления людей.
Как ни старались мы двигаться скрытно, используя для укрытия леса, лощины и избегая больших дорог, немцы всё-же заметили колонну. Уже на третий день маршрута мы впервые подверглись бомбёжке. Немецкий бомбардировщик, покружив над нами и подобрав мишени, сбросил несколько бомб. Хоть мы и рассредоточились по команде «Воздух» и как могли прижались к земле, оберегаясь от осколков, несколько ребят получили ранения, а двоих, из соседнего отряда пришлось оставить в медпункте ближайшего колхоза для отправки в больницу. Их раны оказались тяжёлыми и оставаться в колонне они не могли.
Когда немецкие истребители безнаказанно пролетали над нами, а в небе мы ещё ни разу не видели советских самолётов, невольно возникал вопрос: где же наши военно-воздушные силы, которые летают выше, дальше и быстрее всех?
После первой бомбёжки, Боря и Женя раздобыли в каком-то колхозе несколько лопат и раздали их нам для окапывания на случай очередных налётов. Хоть мы и обрезали им черенки, лопаты прибавили вес к нашей амуниции и мы это не могли не почувствовать на марше, но зато высоко оценили их пользу при следующем налёте. Пока самолёты разворачивались, мы успели выкопать себе укрытие, что спасло нас от осколков и пуль при бомбёжке и обстреле.
С каждым днём увеличивались наши потери. Приходилось оставлять раненых и больных у местных жителей, в сельских медпунктах для оказания помощи и отправки в тыл. Больных было больше чем раненых. У некоторых опухли ноги и они не могли дальше двигаться, у других проявились различные заболевания желудка и внутренних органов, а кое-кто и симулировал болезнь, чтобы остаться и избежать изнурительной и опасной дороги в неизвестность.
Нередкими стали и побеги. Бежали в намерении вернуться домой, а некоторые убегали в сёла, где рассчитывали на приют у местных жителей. Нужно сказать, что не было ни одного случая бегства среди еврейских ребят. Они понимали, что им некуда бежать. Даже в случаях ранений и болезней, они отказывались оставаться в украинских сёлах и просили оставить их в отряде. Им оказывали возможную помощь, перевязывали раны, кормили таблетками и они двигались дальше, превозмогая боль и страдания.
После первой недели марша в нашем отряде осталось только семьдесят ребят из ста. В других отрядах потери были не меньшими.
Наша семёрка пока сохранилась в прежнем составе. Как и другие, мы страдали от жары, усталости и голода, но преодолевали эти и другие беды как-то легче других. У Жени Ладубо и Миши Гольдштейна были котелки и мы в них кипятили воду, а когда удавалось раздобыть картошку или какую-нибудь крупу, варили на всех обед или ужин. Случалось иногда и рыбу поймать на самодельную удочку и тогда наш стол был просто праздничным. Приспособились варить сахарную свеклу. Она хоть и была ещё неспелой и небольшой по размеру, но казалась нам очень вкусной.
Признанным лидером в нашей группы был, конечно, Боря и его советы и предложения принимались нами, как руководство к действию. Его первым помощником был Женя Ладубо, с мнением которого Боря очень считался. Они заботились о питании и отдыхе всей группы, оберегали нас от опасностей, создавали оптимистический настрой. Несмотря на то, что мы не упускали случая окунуться в любой речушке, спасаясь от жары, Боря устраивал походную баню не реже одного раза в неделю, разогревая воду на костре в вёдрах от молока. Запас мыла ещё сохранился с Немирова. Тогда же устраивались и примитивные постирушки белья.
Каждый из нас старался чем-нибудь помочь Боре и Жене. Нередко по вечерам мы уходили в рейд по копке картошки, свеклы или сбору овощей и фруктов.
Николай Иванович приводил всем в пример нашу группу и наш опыт стали распространять и в нашем и в других отрядах.
Как не уставали мы к вечеру, а перед сном всё-же находили время отвести душу за песней, анекдотом или непринуждённой беседой на разные темы. И тут уже в полной мере проявлялись музыкальные способности Наума и Иосифа, расскрывались талант Миши повеселить компанию острым анекдотом и познания Ромы в истории, обществознании или диалектическом материализме.
Приходилось и мне не раз рассказывать о событиях в мире, используя сравнительно свежие газеты, которые Женя доставал у местных жителей или в колхозных ленкомнатах. Зная эрудицию Ромы Бройтмана и его способности к проведению диспутов на политическую тематику, я не сразу решился на это, но, когда об этом попросил Женя, я согласился и мои рассказы пришлись по вкусу ребятам. Оказалось, что Рома незаменим в диспутах, когда нужно что-то доказывать или о чём-то поспорить, а проводить беседы не в его вкусе.
Очень меня беспокоила моя астма. Я, конечно, не признался в своей болезни, когда уговаривал с Женей майора в военкомате включить меня в список допризывников, отправляемых в тыл. Я боялся, что простужусь и мой хронический недуг свалит меня, исключив возможность оставаться в отряде. За прошедшие дни уже было несколько случаев, которые раньше вполне могли спровоцировать простуду, а значит и приступ астмы, но, слава Богу, всё обошлось благополучно. Я потом часто удивлялся тому, что даже в худших условиях нашего месячного марша на восток, я не стал более восприимчивым к простуде и моя астма не напоминала о себе.
По дням, проведенным на марше, можно было легко сосчитать, как далеко мы ушли на восток. Для этого следовало умножить количество дней на сорок пять, В среднем мы столько километров в день проходили пешком. Шли мы по правобережью Украины по полям и сёлам Винницкой, Кировоградской и Днепропетровской областей, а вслед за нами шли немцы. Вернее, они не шли, а двигались на автомобилях, мотоциклах, танках, самоходных орудиях и других транспортных средствах. Двигались по земле, воздуху и воде. И казалось тогда, что нет такой силы, которая могла бы остановить их движение на восток.
Николай Иванович говорил, что если немцы нас не догонят до Днепра, то можно будет считать, что мы спасены, ибо за Днепр их не пустят. Он всё призывал нас потерпеть ещё немного, ещё несколько дней и найти в себе силы добраться до этой спасительной водной преграды. А сил этих становилось всё меньше. На их восстановление требовался отдых и достаточное питание, а у нас не хватало ни того, ни другого. Мы теперь уже не могли идти со скоростью пять километров в час, а при меньшей скорости необходимо было больше времени быть в пути и меньше часов оставалось для отдыха. С питанием положение тоже не улучшалось. Были дни, когда мы просто голодали.
Когда уже казалось, что мы вот-вот достигнем Днепра, а значит сможем считать, что главная опасность миновала, нас вновь настигли немецкие самолёты. Они, вероятно, приняли нас за воинскую часть, так как бомбили и обстреливали очень усердно и методично. В этой бомбёжке мы в должной мере оценили Борину и Женину заботу о нас. Добытые ими лопаты позволили нам быстро окопаться, что спасло нас от поражения осколками бомб и, возможно, сохранило нам жизнь. Боря и Женя выбрали наиболее безопасные места для устройства укрытий и присматривали за нами во время налёта. Пока самолёты вновь заходили на цель для очередной атаки, они окликали каждого из нас, чтобы убедиться в том, что мы невредимы. Всю важность их заботы мы поняли только после налёта, когда подсчитывали убитых и раненых. Только в нашем отряде двое погибли и пятеро ребят ранило, а всего в десяти отрядах в той бомбёжке погибло двадцать пять ребят. Большинство из них евреи.
По мере того, как нееврейские ребята всё в большем количестве убегали из колонны, возвращаясь домой или оставаясь на оккупированной территории, процент евреев среди нас всё возрастал и уже превышал половину всего состава.
Убитых похоронили в ближайшем селе в присутствии всех наших ребят и местных жителей. Устроили братскую могилу. На похоронах выступил начальник колонны капитан Колесников, командиры отрядов, в том числе Николай Иванович, друзья погибших. Установили деревянный обелиск с именами погибших и годами их рождения и смерти. Они были у всех одинаковые: 1924 - 1941.