Записки опального директора

75

Письма от Инны приходили почти ежедневно. Они были большими, нежными и тёплыми. В разлуке её чувства не только не остыли, а наоборот - ещё более окрепли. Её письма были полны любви и надежд на скорую встречу. Она приглашала на зимние каникулы в Грозный, затем предложила встретиться в Красилове, у Полечки, которая недавно туда переехала и проживала в небольшой части нашего дома. В одном из писем Полечка сообщила мне о своей переписке с Инной и пригласила в Красилов на встречу с ней. На худой конец, Инна соглашалась приехать и в Одессу, где у неё жила какая-то далёкая родственница.

Признаюсь, что и мои чувства к Инне, несмотря на длительную разлуку, не изменились, а усилия забыть её оказались тщетными. Я хоть и не так часто писал ей, как это делала она, и письма мои были не такими большими и пылкими, но оставлять безответными её чувства не хватало сил.

Разумом я понимал, что не должен поддаваться эмоциям и обязан воспользоваться разлукой, чтобы порвать с Инной, но заставить себя сделать это было не так просто. Трудно было оставаться глухим к милому и верному другу, кем она была для меня. Я отчётливо понимал, что если поддамся душевным порывам и мы вновь встретимся в любом месте, всё остальное решится само собой. Здравый смысл подсказывал, что Сёмин опыт не должен быть забыт и, тем более - повториться, но силы воли честно и откровенно об этом написать Инне не хватало.

Порой казалось, что если бы Инна знала, каких мук мне стоили эти раздумья, она бы сама решилась на наш разрыв и положила конец нашим страданиям. Но она не знала этого и всё настойчивей просила о встрече, а я продолжал надеяться, что разлука поможет нам забыть друг друга, и под разными предлогами уклонялся от неё. Но народная мудрость «с глаз долой - из сердца вон» в моём случае не подтвердилась.

Так продолжалось несколько месяцев, пока Инна не написала, что с помощью Нади, которая занимала высокий пост на нефтеперерабатывающем заводе, ей удалось сократить время преддипломной производственной практики на целых три недели. Это время она решила использовать для поездки в Одессу, приурочив её ко дню моего рождения и встрече Нового 1946-го года.

До её приезда оставалось немногим более двух недель и нужно было принимать твёрдое решение: либо соглашаться на приезд Инны со всеми вытекающими отсюда последствиями, либо набраться мужества и предотвратить его, что означало полный и окончательный разрыв наших отношений.

Вот тогда-то я и решился написать ей о необходимости забыть друг друга. Дело это оказалось не простым, несколько вариантов письма я выбросил в урну. Действительная причина разрыва - отсутствие национальной общности не была бы понята Инной и была бы признана ею неуважительной. Наиболее вероятной реакцией на моё письмо в этом случае был бы её приезд с целью убедить меня в неосновательности этих сомнений.

И тогда я решился на обман и написал, что встретил девушку, которую полюбил, и на которой собираюсь жениться перед окончанием института. Я не нашёл ничего лучшего для своего оправдания, как сослаться на чувства, которые в таких случаях не поддаются рассудку и принуждают порой к безумным действиям и поступкам.

Слова благодарности Инне за её доброе сердце и чистые девичьи чувства, как и просьба о прощении, показались мне формальными, неубедительными и неискренними, но я не сумел подобрать других, которые бы увязывались с этой неправдой в главном. Я нагло и бессовестно солгал девушке, которую любил и которая была полна любви ко мне.

Никогда раньше и на протяжении всей своей жизни позднее я не казался таким гадким и мерзким самому себе, как тогда, при разрыве с Инной - милым и добрым другом юности, которого я не забуду до конца своей жизни.