Записки опального директора

6

Адаптация Вовы и Риты в американское общество имела свои особенности. В отличие от большинства еврейских беженцев из СССР, прибывших в годы “Перестройки” и развала советской системы, они не воспользовались щедростью государства и еврейской общины, не пошли по дороге “Вэлфера” - системе социальной помощи малоимущим (Social Security), введённой президентом Рузвельтом в годы Великой депрессии, а избрали свой путь врастания в новую жизнь.

Они не вняли стереотипному набору советов забыть о своём социальном статусе, о своих дипломах, знаниях, опыте, профессионализме и сесть на пособие, которое позволяет обеспечить сытую жизнь себе и детям, ради которых они сюда приехали.

“Каждый должен съесть причитающуюся ему норму дерьма”, - говорили им их друзья и знакомые.

Наши дети понимали, что избежать положенной им, как и всем другим русским евреям, “нормы” не удастся, что на избранном ими пути придется даже значительно перевыполнить её, но слушать советов не стали.

Они не смогли перечеркнуть то, что составляло прошлую жизнь, работу, которая увлекала и была сродни творчеству, не смирились с существовавшим статус-кво, которого придерживалось большинство. Вместо этого они стали искать работу.

Не было никакой надежды устроиться по специальности. Наши дипломы здесь не признаются, а без английского об этом не могло быть и речи, но они продолжали рассылать резюме по всей Америке, которые оставались безответными. Только благодаря упорству и воле им удалось найти подсобную работу, которая приносила небольшие средства для существования. Именно существования. Непривычный тяжёлый труд не доставлял радости и изматывал силы. С работы приходили смертельно усталые, но об отдыхе и думать не приходилось. Нужно было заниматься английским. Они учились в школе и дома, заполняя этим всё свободное от работы время и оставляя на сон только несколько часов. Благо, что Фаина Захаровна, которой уже было за семьдесят, ещё в состоянии была выполнять основную работу по дому и уходу за внуками.

Дни их ещё совсем молодой жизни (Вове недавно сорок исполнилось, а Рита на семь лет моложе мужа) уходили бездарно и безрадостно. Нарастал интеллектуальный голод. Отсутствовал важный компонент, который раньше одухотворял их, делая жизнь наполненной и богатой: они не читали книг, не ходили в кино, в театр, на концерты (на

это не хватало ни времени, ни денег). Телевизор смотрели только для того, чтобы учить английский. А главное, не было любимой творческой работы, приносившей радость и самоуважение. Порой казалось, что наступил предел, что больше нет сил, что так дальше жить невозможно. И всё же они не сошли с пути и не позволили себе расслабиться.

А ещё их преследовала вечная опасность потерять работу. Здесь никто не уверен в завтрашнем дне. Все боятся лишиться рабочего места. В профком или в партком, как это было у нас, с такой бедой не побежишь. Чтобы избежать этой опасности нужно было усердно работать. Здесь цениться тяжёлый и непривлекательный труд (hard work). Важно показать, что ты способен выполнять любую работу, в том числе и грязную, неблагодарную. Нужно подобострастно изгибаться перед своим хозяином, от которого ты целиком зависишь. Он в любую минуту может сказать: “Не нравится - убирайся, никто тебя не держит”.

В Америке работа даёт возможность жить безбедно. Проблема в том, чтобы её иметь, а если имеешь - не потерять. Освоив эти правила, наши дети старались руководствоваться ими. Они работали так, что работу меняли только по собственному желанию.

Их заветной целью стала мечта найти применение своим профессиональным знаниям, опыту и на пути к ней они не гнушались любого труда. К нашему приезду сын успел поработать в нескольких супермаркетах, где катал тележки, разгружал продукты из автомобилей и выполнял другие подсобные операции, затем стал паяльщиком и, наконец, “взяв” необходимый минимум английского был принят на инженерную позицию в фирму, занимающуюся керамикой и напылением - “Веnchmark Ceramics Corporation”. Название было громким, а на самом деле здесь и не пахло производством. Это была полунаучная лаборатория, содержащаяся на деньги еврейского миллионера, который поверил в перспективу развития технологии керамики и мечтал на этом ещё более разбогатеть.

Предложенную Вове позицию никак нельзя было считать работой по специальности. Он был специалистом по упрочнению деталей машин. Такой была тема его кандидатской диссертации, этим он занимался в Академии наук, где разрабатывал методику и технологию процесса. В Союзе это было одним из перспективных направлений в науке. В этом деле наш сын достиг заметных успехов, стал автором нескольких научных трудов и десятков изобретений.

Что-то общее было только в напылении, которое использовалось и в технологии упрочнения металлов, но совсем мизерное, ибо керамика имела свои существенные отличия и особенности.

Не было оснований считать эту работу и постоянной, так как трудно было сказать, как долго будут финансироваться лабораторные исследования.

Хоть должность считалась и инженерной, зарплата была не намного выше прежней (учитывалось, наверное, что работу будет выполнять эмигрант из России).

Несмотря на это, Вова раздумывать не стал и с ходу принял новое предложение. Он был безмерно рад, что впервые в Америке были востребованы его знания.

Трудился сын самоотверженно, отдавая новому делу все силы и свободное время. После работы уходил в библиотеку, где подолгу засиживался над книгами по технологии производства керамики. Его усердие приносило определённые результаты, было замечено хозяином и, со временем, нашло своё отражение в повышении зарплаты.

И всё же не было того вдохновения, которое вызывала в нём работа с металлами. Он скучал по ней и продолжал её искать. Как оказалось, в Америке это направление в науке и производстве не имело такой перспективы, как в России и странах СНГ. Здесь при изготовлении машин использовался принцип равнопрочности деталей, соблюдение которого не требовало особых забот о продлении срока службы отдельных узлов. Весь агрегат должен отработать положенное ему время, после истечения которого дешевле купить новый, чем менять отдельные детали, которые будут выходить со строя почти одновременно.

Вопрос, конечно, спорный, так как удлинение срока службы узлов и в этом случае не перестаёт быть актуальным. Но такого значения, как в Союзе, где жизнь машины старались бесконечно продлевать путём замены запчастей, здесь этой проблеме не придают. Предприятий и организаций, занимающихся упрочнением деталей в США мало и спрос на такую работу не большой.

Вова продолжал рассылку резюме, но долго никаких предложений не поступало. В Баффало таких предприятий не было.

Наконец, в сентябре 1992-го, года было получено приглашение на интервью из одной фирмы штата Нью-Хемпшир. Это небольшой штат на северо-востоке

Америки, не отличающийся развитой экономикой, и более известный своими заповедниками и индустрией туризма.

Вопрос о возможном переезде на новое место долго дискутировался в семье Вовочки. Здесь они оба работали, жили в престижном районе, где снимали хорошую квартиру, дети учились в одной из лучших школ города. Немаловажным было и то, что прошёл только месяц со времени приезда родителей, семьи Верочки и тёти Поли, которые нуждались в их помощи и поддержке. Переезд был связан с ломкой уже устоявшейся жизни, а главное - трудно было судить о прочности и надёжности небольшой фирмы в далёком, неведомом крае.

И всё же, несмотря на все сомнения, было решено, что Вова должен поехать на интервью. Его желание вернуться к работе по специальности было таким большим, что ни у кого из нас не хватило сил остановить его в стремлении к этому. Он поехал в Нью-Хемпшир, успешно прошёл собеседования и дал согласие на предложенную ему работу, даже не оговорив какие-то предварительные условия.

До его отъезда оставалось всего пару недель и за это время он мало что успел сделать для своей семьи, которая оставалась пока в Баффало, и для нашего обустройства на новом месте. Единственное, что ему удалось, это подучить меня вождению современного автомобиля (я умел управлять только “Москвичом” с ручным управлением) и купить на всех нас подержанный “Нисан-Пульсар” шестилетнего возраста. Это была не бог весть какая техника, но по сравнению с “Москвичом” это был супермобиль. В нём было всё то о чём можно было только мечтать в Союзе, включая кондиционер, стереоприёмник и магнитофон, а главное - автоматическая коробка скоростей, что позволяло мне управлять машиной без участия левой ноги, коленный сустав которой был неподвижен. Мы были безмерно рады покупке. Она во многом изменила к лучшему нашу жизнь в огромном городе.

В начале октября Вовочка покинул Баффало, полный надежд на успех в любимой работе и счастливую жизнь на новом месте.