Записки опального директора

77

Годы правления Хрущёва запомнились многими непродуманными авантюрными решениями. Одним из них было образование в областях промышленных и сельских обкомов партии. На здании Могилёвского обкома появились две вывески: “Могилевский сельский обком КПБ” и “Могилёвский промышленный обком КПБ”. Мясокомбинат был почему-то в ведении сельского обкома, секретарём которого остался Глеб Александрович Криулин.

Произошли заметные изменения в составе партийного руководства города и области. Первым секретарём горкома, как я уже упоминал, стал Григорий Павлович Зинкевич, а вторым секретарём обкома был избран Виталий Викторович Прищепчик. Я не случайно упоминаю их поимённо. От того, кто находился у руководства местными партийными органами во многом определялось положение руководителей предприятий, особенно руководителей-евреев. Обладая практически неограниченной властью в масштабе города и области, они могли оказывать большую помощь и поддержку, а могли, наоборот, и изжить любого неугодного им работника, независимо от его стараний, способностей или заслуг. Нередко их влияние сказывалось и на решения республиканских органов, которые обладали ещё большей властью. Их действия не всегда обосновывались юридическими нормами и законами. Скорее законы подгонялись под желания партийного руководства. В государстве действовала ничем не ограниченная власть партии, которая была даже закреплена записью в конституции: “Партия есть руководящая и направляющая сила Советского общества”. На самом же деле не многомиллионная партия руководила страной, республикой, областью, а её вожди - первые секретари соответствующих партийных комитетов.

Должен признаться, что мне сильно повезло на партийное руководство в Могилёве и я не могу пожаловаться на необъективное к себе отношение в городе и области. И в этом, наверное, одна из причин того, что здесь я проработал руководителем 35 лет, побив абсолютный рекорд долгожительства еврея-руководителя областного масштаба.

Вернёмся, однако, к тому, как была воспринята Хрущёвская партийная реформа в области и как она повлияла на её экономическое и социальное положение. Уже с первых дней её существования стало абсолютно ясно, что это такая же авантюра, как и ликвидация министерств, всеобъемлющие посадки кукурузы и другие нововведения того времени. Каких-либо существенных положительных сдвигов в работе промышленности или сельского хозяйства это не принесло. Единственно, что заметно возросло, это штаты и бюджет партийных органов и количество совещаний и заседаний, на которые приглашались руководители предприятий и организаций.

В то время продолжалось разоблачение культа личности Сталина. Хрущёв вновь выступил по этому вопросу на 22-ом съезде КПСС и потребовал выноса тела Сталина из Мавзолея на Красной площади. Во исполнение решения съезда в конце октября 1961 года тело Сталина скрытно, глубокой ночью было перезахоронено у Кремлевской стены.

Много авантюрных решений касалось внешней политики и международных отношений. Одно из них привело к Карибскому кризису, который чуть не привёл к Третьей мировой войне.

Отношение народа к этим и другим авантюрам Генсека было неоднозначным. Помню, как на политзанятиях многие рабочие и инженерно-технические работники возмущались обострением отношений с США, другими западными государствами и опасностью возникновения военных конфликтов. Однако на партийных собраниях, как и в годы диктатуры Сталина, решения Политбюро и ЦК КПСС “единодушно” одобрялись.

Были в эти годы и приятные события, которые вызывали у нас законную гордость. Одним из них был запуск космического корабля с человеком на борту на орбиту вокруг Земли. В этот день - 12 апреля люди обнимали и целовали друг друга. Он стал всенародным праздником. В биографической справке о первом советском космонавте Юрии Алексеевиче Гагарине указывалось, что он русский и член КПСС. В течении трёх лет после своего космического полёта Гагарин объездил около 30 стран и везде его встречали ликующие толпы людей.

Всенародное одобрение вызвали послабления цензуры и издание ранее запретных произведений крамольных авторов, расширение международных связей деятелей науки, культуры, искусства, рост зарубежного туризма, Не зря этот период вошёл в историю как “Хрущёвская оттепель”.

Казалось, что эти ростки свободы и демократии непременно коснутся и национального вопроса и приведут к ослаблению антисемитизма. Однако, эти наши надежды и на этот раз не сбылись. Пятая графа анкеты (национальность) по-прежнему являлась решающей при решении вопросов приёма на работу, назначения на более высокую должность, поступления в высшие учебные заведения, направления в зарубежную командировку или допуска в турпоездку в капстраны.

Помню сообщение радиостанции “Би-би-си” о многократных отсрочках полёта космонавта Волынова, зачисленного в отряд одновременно с Гагариным, и превосходившего многих по своим качествам. Уже слетали Титов, Попович и многие другие, а Волынова не пускали только потому, что он был евреем. Сообщить о том, что на орбите космонавт-еврей руководство партии не решалось (в то время, объявляя о выводе космонавта на орбиту, обязательно указывали его национальность). Только в конце шестидесятых Волынов был назначен командиром экипажа и слетал в космос, но после полёта долго “ходил в полковниках”, тогда, как его коллеги уже давно носили генеральские погоны.

Я и на себе чувствовал, что “хрущёвская оттепель” евреев не касается. В 1963 году на собеседовании в райкоме партии мне “посоветовали” воздержаться от круиза вокруг Европы, а годом позже не разрешили выезд в ФРГ по приглашению фирмы, проявившей интерес к одному из моих изобретений. Так “невыездным” я оставался многие годы, не съездив ни разу ни в одну зарубежную командировку или турпоездку в капстраны, хотя такие возможности были и мои коллеги, и подчинённые ими широко пользовались.

Моя неблагозвучная фамилия и в годы “оттепели” оставалась единственной причиной по которой республиканские партийные органы не давали согласие на моё продвижение по службе и выше “зама” мне в номенклатурном перечне места не было.