Записки опального директора

153

По вечерам мы с волнением ждали телефонных звонков от Иринки. После моего отъезда из Советского первые её сообщения особой тревоги не вызывали, но и о существенных положительных изменениях не говорили. Было решено, что Анечка поедет к ноябрьским праздникам, с расчётом пребывания там до выписки Мишеньки из больницы. Мы тогда считали, что они смогут вернуться домой вместе к Новому году.

Однако, в начале октября мы получили неожиданное и тревожное сообщение о новом несчастье: Мишенька заболел гепатитом и помещён в инфекционное отделение больницы. По истине злой рок преследовал сына. Иринка совсем растерялась и просила о помощи. Она считала, что только счастливая рука матери сможет отвести беду.

Долгих её убеждений не понадобилось. Анечка переговорила с Евдокией Антоновной, которая согласилась присмотреть Андрюшку, и на следующий день собралась в дорогу. В Гомель пришлось ехать через Минск. Запомнилась сцена прощания. Ребёнок очень привязался к бабушке и называл её мамой. Когда он понял, что она всерьёз покидает его, он расплакался, вцепился в её юбку и долго не отпускал, пока сестра Иринки, тётя Таня, силой не увела его в другую комнату. Долго ещё стоял в ушах плач ребёнка, когда мы, наконец, оставили квартиру своих родственников.

В Гомеле с большим трудом раздобыли билет на вахтовый самолёт. Утром следующего дня Анечка была уже в Советском.

Из телефонного разговора с ней в день приезда стало ясно, что состояние сына крайне тяжёлое. Как оказалось, желтухой его наградил стоматолог, который ещё при мне занимался лечением его зубов. По настоянию Марка Зингермана было проведено тщательное расследование, которое установило, что инфекцию внесли плохо простерилизованным шприцем. До Мишеньки им делали укол больному, у которого затем выявили гепатит. Виновной оказалась медсестра, которую тут же уволили с работы, но беда от этого меньшей не стала.

Инфекционная желтуха сама по себе очень опасна и нередко приводит к тяжёлым последствиям. А тут ещё ослабленный длительной и тяжёлой болезнью организм. Мишенька отказывался от пищи, ослаб, не спадала высокая температура и врачи воздерживались от каких-либо обнадёживающих прогнозов.

С учётом состояния больного, вопреки строгим законам инфекционной больницы, Анечке разрешили остаться с сыном, и она сутками не отходила от его постели. Им отвели изолированную палату, имевшую отдельный выход. Условия были ужасными: пища несъедобная, в палате было холодно, отсутствовали элементарные удобства. Контакт с больными представлял большую опасность, но материнская любовь и готовность к самопожертвованию ради спасения сына лишали её чувства страха. Благодаря усилиям Иринки и Зингерманов удавалось добыть дефицитные лекарства и нужные продукты. Мишенька получал всё необходимое для лечения. Это и круглосуточный уход матери сотворили чудо. После ноябрьских праздников наш сын был вырван из объятий, казалось, неминуемой смерти.

Однако, побеждена была только желтуха. Главная же болезнь оставалась. Более того, за время нахождения в инфекционной больнице она ещё более прогрессировала и теперь представляла реальную опасность для ослабленного гепатитом организма. Боли в ноге усилились, появилась опухоль, была высокая температура. Когда Мишеньку вернули в хирургическое отделение, врачи, которые раньше были уверены в успехе лечения и возражали против его перевода в другую больницу, признались в своей слабости и обратились за помощью в Облздравотдел. Из Тюмени направили на консультацию заведующего хирургическим отделением областной больницы. К его приезду были подготовлены свежие рентгеновские снимки, которые показали, что сросшаяся кость вновь дала трещину, и Мишеньке в третий раз поставили аппарат Илизарова.

Процедура установки аппарата довольно сложная и проводится под наркозом. Из объяснений врачей я понял, что в поломанной кости просверливаются отверстия и туда вводятся металлические стержни, которые скрепляются болтами. За счёт этого кость сжимается по линии излома и находится в таком состоянии до полного сростания. Как утверждали сторонники этого способа лечения переломов, он в несколько раз ускоряет процесс выздоровления и в большинстве случаев даёт лучшие результаты, чем обычно применяемый метод наложения гипса. Далеко не все больницы, даже в крупных городах страны, тогда владели технологией применения этого новшества и могли использовать его в своей практике. Некоторые хирурги отказывались от внедрения метода Илизарова по принципиальным соображениям, отрицая его эффективность.

Молодой врач-новатор в больнице посёлка Пионерский на протяжении нескольких лет довольно успешно применял аппарат Илизарова и имел основания гордиться этим. Во всех случаях, как он сам рассказывал, кость сросталась с первого раза и ему никогда раньше не приходилось делать повторные операции одному и тому же больному. Такой случай, как у нашего сына, когда дважды вновь появлялись трещины и приходилось повторно скреплять кость стержнями, ему встретился впервые. Неудивительно, что он растерялся и запросил консультанта из Тюмени.

Прибывший в больницу пожилой хирург отнёс осложнения в лечении только за счёт гепатита. Он порекомендовал ряд дополнительных медикаментов и посоветовал, в случае крайней необходимости, доставить больного в Тюмень. Каких-то сомнений о наличии других причин критического состояния у него не возникло. Он категорически отклонил все иные предположения местных врачей, ссылаясь на свой богатый опыт лечения подобных заболеваний.

Когда, после двух недель лечения, выполнения всех советов и рекомендаций консультанта, состояние Мишеньки не улучшилось и на лицо была явная опасность его жизни, главврач настоял на срочной отправке больного в областной центр и вызвал для этого самолёт санавиации.

Мать и жена решили ехать с Мишенькой и оставаться там на всё время лечения. Требовалось немалое мужество для такого поступка. Стояла зима и столбик термометра не подымался выше двадцати пяти - тридцати градусов мороза. В Тюмени не было наших родственников или знакомых, которые могли бы им помочь. Оба были измучены физически и морально. В Минске без должного ухода оставался двухлетний Андрюшка, а в Советском - школьница Алёнка. И всё же отважные женщины решились на это

В пути разразилась метель при сильном порывистом ветре, была плохая видимость и самолёт на полпути сделал вынужденную посадку. Было ужасно холодно и, опасаясь простуды, женщины укутали Мишеньку всеми наличными пледами и одеялами. Только на следующий день, со второго захода, их маленький самолёт добрался до аэропорта Тюмени. У взлётной полосы уже стояла машина Скорой помощи, которая доставила их в областную больницу.

В приёмном покое их ждал знакомый хирург, который приезжал в Пионерское в качестве консультанта. Состояние больного он оценил, как очень тяжёлое.

Заставив Мишеньку поесть кое-что из принесенного ужина и выпить стакан горячего чая, Анечка и Иринка, измученные тяжёлой дорогой, страхом и волнениями, кинулись искать место для ночлега. Короткий зимний день шёл к концу, наступали сумерки, крепчал мороз. Как и везде, найти свободные места в гостиницах города было невозможно и трудно себе представить, что было бы, если бы их не пожалела администратор одного из отелей, поселившая усталых женщин в недорогом номере.

С утра следующего дня они заступили на дежурство у постели Мишеньки, которое продолжалось около двух месяцев. Врачи долго присматривались, делали массу анализов и тестов, и всё никак не находили причины кризиса и пути спасения больного. Опухоль увеличивалась, температура не спадала, кровотечение не уменьшалось. Положение усложнялось тем, что нога была в аппарате, который боялись снимать, так как никто здесь не смог бы его вновь поставить. Попытки добраться к месту перелома вызывали страшную боль и приводили к ослаблению креплений. Приходили специалисты из мединститута, других научных и лечебных центров города, высказывали разные предположения, требовали новых анализов, но к единому мнению прийти не могли. Так продолжалось несколько недель.

Наконец, опасаясь фатального исхода от потери крови, решились на операцию со снятием аппарата. Когда Мишеньку везли в операционную он заподозрил, что ему могут ампутировать ногу, но врачи убедили его, что вовсе не имеют подобных намерений. Такие же заверения получили мать и жена.

Можно поэтому понять состояние несчастных женщин, когда Мишеньку через несколько часов вывезли из операционной с одной ногой. Вторая была удалена почти до самого туловища. Когда обезумевшие жена и мать в слезах стали упрекать врачей в обмане, они обяснили, что гистологическая проба подтвердила самые страшные опасения - саркому. Первому результату не поверили и заставили лабораторию повторить анализ. К сожалению, диагноз подтвердился. Ни о согласии больного на ампутацию, ни о советах с родственниками не могло быть и речи. Выбора не было. Ногу следовало удалить и при этом нужно было убрать как можно больше поражённой болезнью кости, чтобы не лишиться хотя бы небольшой надежды на сохранение жизни.

Мишенька долго не приходил в сознание. В реанимационной комнате, кроме него, почти без сознания были убитые горем мать и жена.

Разум вернулся к Анечке и Иринке когда Мишенька застонал и открыл глаза. Он настолько ослаб от истощения и потери крови, что казалось, что сама смерть стоит у его изголовья. Нужны были силы, мужество и выдержка для решающего этапа борьбы за его жизнь. Из всех предыдущих он стал самым трудным.

Если раньше, в Советском, им во многом помогали друзья и знакомые, то здесь, в чужом городе, они на это расчитывать не могли. До сих пор их союзником был оптимизм больного. Теперь на это надеяться было трудно. А главное - его физическое состояние было намного хуже.

Но Мишенька и теперь оказался умницей. Оценив обстановку и поняв, что без его помощи матери и жене не обойтись, он призвал их к спокойствию и попросил чего-нибудь пожевать. Не думаю, что после тяжёлой операции ему на самом деле хотелось есть. Скорее всего, он заставлял себя делать это, но теперь его меньше приходилось убеждать и упрашивать.

Иринка и Анечка поделили обязанности. Когда одна из них рыскала по магазинам и базарам в поисках нужных продуктов, овощей, фруктов и соков, другая дежурила у постели больного и ухаживала за ним.

Повышенное внимание оказывали врачи. Осознав свою вину в несвоевременной постановке диагноза, они боялись ответственности за допущенную халатность, которая усугубила болезнь и вызвала неоправданные страдания. Лучше других, наверное, это понимал заведующий отделением, который выезжал в Пионерское в качестве консультанта. По наличным симптомам он должен был ещё тогда провести нужные исследования и распознать опасную болезнь. Тем более он обязан был это сделать здесь, уже в первые дни наблюдения за состоянием больного.

Выводы сделало начальство. Через несколько дней после операции он, осматривая состояние швов на культе сына, сказал, что ему объявлено решение об увольнении и с завтрашнего дня приступит к работе новый заведующий хирургическим отделением.

Более месяца продолжалась борьба за жизнь Мишеньки. Он получал нужное питание и необходимое лечение, но больше всех старался сам, скрупулёзно выполняя все назначения и благодарно принимая уход матери и жены. Он был уверен в своём скором выздоровлении и прилагал к этому максимум усилий. К нему вернулся прежний оптимизм, чему, наверное, способствовало то, что ни тогда, ни позднее он не знал истинного диагноза своей болезни.

С каждым днём сыну становилось лучше: спала температура, уменьшились боли, он стал лучше есть. Появилась надежда, что вновь свершилось чудо, и смертельная опасность миновала.

Подробности двухмесячного единоборства со смертью, как и ужасный врачебный диагноз женщины от меня скрыли. Они держали их в секрете, опасаясь, что я могу такое не вынести. Единственное, что от меня не скрыли - ампутацию ноги. Мои предложения приехать в Тюмень жена отвергла, считая, что это могло только осложнить ситуацию.

В это трудное время я получал большую моральную и материальную поддержку от наших друзей. Кроме семьи Марченко, мне во многом помогали Людмила Иосифовна Шейграцева - заведующая отдела ЦСУ, где последние годы работала Анечка, и её муж - главный экономист завода “Электродвигатель”, Василий Степанович Неколышин. Они почти ежедневно навещали меня, оказывали посильную помощь во всём, но ценее всего была их моральная поддержка, в чём я больше всего нуждался. Их дружбу и внимание в эти трудные дни я не забуду до конца своей жизни.

В начале января состояние Мишеньки улучшилось настолько, что, по мнению врачей, можно было начинать подготовку к отъезду. До Москвы решили лететь самолётом, а оттуда шёл прямой поезд в Могилёв.

Перед отъездом из Тюмени, Иринка поехала в Советский, чтобы уволиться с роботы, собрать необходимые вещи и договориться об уходе за Алёнкой.

К её приезду Анечка, с помощью главврача, купила авиабилеты и подготовила сына в нелёгкий путь домой. Машина “Скорой помощи” доставила их к трапу самолёта и им разрешили досрочную посадку.

В аэропорту Щереметьево их встречал мой племянник Валерий, который, вместе с женой Машей, создали Мишеньке нужные условия для кратковременного отдыха. Я впервые за последние месяцы имел возможность услышать родной голос сына по телефону. Как он не старался, но скрыть от меня своё состояние ему не удалось. На следующий день молодые Елизаровы проводили своих родственников на Белорусский вокзал.

Московский поезд прибывал в Могилёв в начале шестого утра. Неколышин договорился с шофёром служебного “Рафика” о встрече больного и сопровождавших его женщин, и вместе со мной выехал на вокзал. Когда я увидел Мишеньку в дверях вагона, меня охватил ужас. Лицо его было мертвенно бледным и изменилось до неузнаваемости. Он с большим трудом удерживал на костылях исхудавшее тело и не в состоянии был двигаться без посторонней помощи. Анечка выглядела не на много лучше и еле держалась на ногах. Самой сильной среди них казалась маленькая ростом и хрупкая Иринка. Наверное, сказывалась разница в возрасте.

Пятиминутная дорога домой прошла в тишине. Все оставались со своими мыслями. Молча рассматривали друг друга в тусклом освещении салона автомобиля. Было ещё темно и во дворе нашего дома не было ни души. Мы помогли сыну подняться по ступенькам к лифту. Как только переступили порог квартиры, Мишенька повис на мне и еле слышно произнёс:

-Наконец-то я дома.