Записки опального директора

175

Республики бывшего Советского Союза самостоятельно шли к капитализму. На этом пути у каждой из них были какие-то особенности. Общим для всех была приватизация государственной собственности и отказ от социалистических принципов и социальных завоеваний трудящихся. Не стало почти бесплатного жилья, дешёвых билетов на поезда и самолёты, копеечной стоимости проезда в городском транспорте, льготных путёвок в дома отдыха и профилактории и многого другого, чем до сих пор гордились граждане СССР и что в какой-то мере компенсировало их небольшую зарплату и нищенский образ жизни.

Государство теперь не регулировало цены на продукты питания, промтовары и услуги, и они непрерывно росли. Чтобы сохранить хотя бы минимальную покупательную способность населения, правительство повысило зарплату всем категориям трудящихся.

До сих пор все жаловались, что плохо жить без денег, теперь поняли, что и с деньгами лучше не стало. В Белоруссии, в отличие от некоторых других республик СНГ, зарплату и пенсию выдавали вовремя (“зайчики” печатались в достаточном количестве), но товарные запасы от этого не увеличились и купить необходимые продукты становилось всё труднее. Эмиссия денег привела к повышению инфляции и безудержному росту цен.

Рублёвые сбережения, что хранились людьми на “чёрный день”, быстро обесценивались и все торопились побыстрее отоварить наличные деньги, а ещё лучше превратить их в доллары, цена которых непрерывно росла.

Если в конце прошлого года доллар стоил около пятидесяти рублей, то ко времени нашего отъезда, буквально за несколько месяцев, его стоимость возросла до двухсот рублей, но даже за такие деньги было трудно произвести обмен. На валютных операциях наживались богачи и спекулянты, которые скупали недвижимость и драгоценности.

Самыми богатыми и влиятельными людьми в центре и на местах стали те же партийные лидеры и их ставленники. Председателем Совета министров Белоруссии назначили бывшего председателя Госплана и члена ЦК КПБ Кебича, а Председателем Верховного Совета республики стал неуч и партийный палач Лагир, который сменил на этом посту академика Шушкевича.

Они, правда, недолго продержались на этих постах. Первый был смещён из-за провала экономической политики правительства, а второго изгнали с позором с должности спикера белорусского парламента из-за очевидной безграмотности, бескультурья и дури (я мог в очередной раз порадоваться божьей мести моим врагам и недругам), но можно было не сомневаться в том, что времени нахождения у власти им хватило для личного обогащения.

Обнищание населения, коррумпированность всего государственного аппарата и рост преступности создавали удручающую картину в эти первые годы независимой республики Белорусь.

По вечерам улицы Могилёва были безлюдны. Боялись грабежей и мародёрства. В нашем доме в большинстве квартир были оборудованы металлические двери с кодовыми замками. Мы не успели обезопасить своё жильё и по ночам испытывали чувство страха за сохранность своих баулов, подготовленных к отъезду.

Самым трудным для нас оказалась продажа квартиры. Я даже в душе позавидовал Вовочке, который не имел этой заботы и безвозмездно передал жильё государству. Несмотря на то, что квартира была большой и удобной, располагалась в самом престижном районе, продать её оказалось совсем непросто. Можно было напороться на жуликов, которые специализировались на этом бизнесе, была опасность грабежа вырученных денег, не исключался риск получения фальшивых купюр. Мы готовы были продешевить с ценой, лишь бы избежать этих и других опасностей.

Как-то мне позвонил директор совхоза “Кадино” Липкин и попросил встретиться с ним по важному вопросу. Я знал Валерия Фёдоровича по совместной работе в Агропроме и встречах на совещаниях в обкоме и облисполкоме, и пригласил его домой вечером того же дня. Наш гость приступил к теме разговора без подготовки. Он заявил, что может купить нашу квартиру под офис совместного Белорусско-Польского предприятия по выращиванию овощей, если мы согласимся на умеренную цену. Как выяснилось, предложенная им сумма была скорее мизерной, чем умеренной, и оказалась в несколько раз дешевле минимальной оценочной стоимости, но зато сделка была официальной и лишена опасности обмана или афёры, что для нас было важнее денег. Мы согласились с предложенными условиями и договорились об оформлении документов на продажу.

Долларов у нас было немного, но зато рублей и зайчиков к отъезду набралось около ста тысяч. Таких сбережений у нас никогда в жизни не было. В недалёком прошлом это считалось большим богатством. Сейчас же этого еле хватило для обмена в банке на положенные нам по закону шестьсот долларов ( в случае выезда за рубеж на постоянное место жительства тогда разрешалось обменивать не более ста долларов на одного человека). Мы принесли в банк полный чемодан с деньгами, а вышли оттуда с несколькими стодолларовыми купюрами в кармане.

В начале августа Верочка уволилась с работы и приехала с детьми к нам. Она не занималась распродажей вещей. Их квартира, домашняя утварь и мебель остались Жоре. Единственной ценностью, принадлежавшей ей, был автомобиль “Москвич”, подаренный мною в начале года, когда мне, как инвалиду войны, выдали новый “Запорожец” с ручным управлением. Она продала его за восемьдесят тысяч и смогла купить на эти деньги меховую шубку себе и кое-что из одежды и обуви детям.

Верочка тратила массу времени на хождение по магазинам и рынкам в поисках товаров, которые им могли понадобиться в Америке. Купила девочкам дорогие джинсы, разные майки, бельё, обувь. Приобрела себе модное пальто и не пожалела отдать спекулянту 25 тысяч рублей за импортную кожанную куртку, чтобы в Америке не показаться нищей.

Она обижалась на Жору, который отказался нести какие-то расходы по отъезду детей и даже на билеты для них денег не дал. Может быть он так выражал своё недовольство.

Перед отъездом позвонила Попсуева и попросила зайти попрощаться. Она послала за мной машину вечером, когда в заводоуправлении уже никого не было. Мы сидели в её кабинете и вспоминали годы становления, строительства и развития комбината. Сюда, в эту комнату, на протяжении многих лет я приходил каждый день в семь утра и уходил поздно вечером. Эмма Сергеевна сохранила привычную обстановку кабинета и здесь всё было до боли знакомо. Она сказала, что никогда не забудет годы нашей совместной работы и все доброе, что было для неё сделано. Мы зашли в комнату Трудовой славы, где по-прежнему висели фотографии лучших людей комбината и находились правительственные награды, которых коллектив был удостоен за трудовые подвиги и творческие успехи.

В углу директорского кабинета стояла стопка коробок с обувью. Эмма Сергеевна, как бы извиняясь, объяснила, что ей теперь приходится заниматься и обменными операциями, чтобы как-то обеспечить потребность своих работников в дефицитных товарах. Она предложила отобрать себе нужную обувь по недорогой цене. Я начал отказываться, но по её настоянию всё же выбрал несколько пар импортных туфель, уплатив за них удивительно мало денег.

Попсуева предложила автобус для доставки нас в аэропорт и мы тепло с ней попрощались. Надолго осталось в моей памяти последнее посещение предприятия, которому были отданы лучшие годы моей жизни.