Записки опального директора

178

Не спалось. Вечером был долгий и трудный разговор с Иринкой. К нему часто подключалась и Алёнка, которая по-прежнему считала, что мы бросаем их на произвол судьбы. Наши убеждения о целесообразности следовать за нами, как только мы обустроимся на новом месте, они отвергали по тем же причинам. Мы настаивали на своём и выдвигали всё новые доводы. Чтобы как-то закончить разговор, Иринка произнесла неопределённо: “Поживём - увидим”.

Один Андрюшка был настроен дружелюбно и миролюбиво. Когда я, прощаясь с ним, спросил приедет ли он к нам, когда мы его сильно попросим, он твёрдо ответил:

-Не плачь, дедушка, я к тебе обязательно приеду.

Тяжело было оставлять детей и Иринку было жалко. Я мысленно пообещал сам себе, что непременно заберем их при первой возможности.

Анечка, наконец, уснула, а я всё ворочался в постели в мыслях о прошлом и тревоге о будущем. Казалось только задремал, когда раздался телефонный звонок. Это Валерий Шаболтас, друг Мишеньки по совместной работе на Севере, предупреждал, что приедет за нами через полчаса. Он взялся проводить нас в аэропорт.

Собрались быстро, не стали будить Алёнку с Андрюшкой. Во дворе стояла и Жорина машина. С нами была только ручная кладь и мы легко разместились в двух автомобилях.

Было ещё темно. Дорога была пустынной и мы быстро добрались до аэровокзала. Наш самолёт улетал в восемь утра и до отправления оставалось ещё около двух часов. Жора увёл Анечку и Наташку в дальний угол для прощального разговора, а мы направились к стойкам регистрации билетов.

Напрасно мы думали, что муки таможенного досмотра закончились накануне, при сдаче багажа. Самое страшное было впереди. Вчера рылись в баулах, а сегодня шарили по карманам и копались в дамских сумочках и ручной клади. Нас почему-то обыскивали более тщательно, чем других пассажиров. Не иначе как решили взять реванш за вчерашнюю неудачу, или выполняли чьё-то спецзадание.

Уже объявили посадку, а наши вчерашние знакомые всё продолжали досмотр. Когда, наконец, закончили обыск женщин и детей, у которых ничего подозрительного не обнаружили, старший по смене велел мне следовать за ним. Он привёл меня в свой кабинет и бесцеремонно приказал:

-Выкладывайте валюту и ценности добровольно! У нас мало времени.

Я освободил содержимое карманов джинсовой куртки и брюк, где были загранпаспорт, записная книжка, перочинный ножик, несколько монет и четыре двадцатипятирублёвые купюры, которые забыл отдать вчера детям на конфеты и мороженное. Таможенный начальник с недоверием посмотрел на меня и взялся сам выворачивать мои карманы и ощупывать с головы до пяток.

Закончив унизительный обыск и не найдя ничего запретного, он велел забрать документы и вещи, включая и четыре купюры с изображением Ленина, и со злостью произнёс:

-Всё равно я вам не верю, только времени нет с вами возиться больше.

Посадка в самолёт заканчивалась и только Анечка с детьми стояли у стойки пограничника, проверявшего их загранпаспорта. Рядом в слезах стояли Жора и Иринка. Навзрыд плакали дети. Нас торопили и я не успел даже толком попрощаться с провожающими. В спешке мы похватали сумочки с ручной кладью и, как оплёванные, поспешили за проводницей.