— Полицейский Руис также заметил, что объект выбросил мусор из окна машины, хотя мусорный бак находился от него в десяти футах. Похоже, он начал составлять список нарушений, совершаемых Тони. Когда я напомнил парню, что мусорить на частной собственности плохо, но в этом нет ничего противозаконного, он заметно расстроился.


— Старается, — заметил я.


— Двадцать один год, шесть месяцев как окончил академию. Два других такие же зеленые. У меня ощущение, будто я прихожу в дневные ясли. Но они по крайней мере действительно стараются.


— Манкузи куда-нибудь пошел после ленча?


— Прямиком домой, и до сих пор там. Я бы очень хотел иметь основания для проверки его телефонных звонков.


Майло просмотрел записки на столе, отбросил первые четыре, прочитал пятую и сказал:


— Нет конца чудесам. Шон проявил инициативу.


Бинчи, хотя все еще числился в отделе по угону автомобилей, продолжал разыскивать преступления, совершенные в тот период, когда «бентли» не было на месте. Просматривая преступления, связанные с убийствами, грабежами и разбойными нападениями, он ничего не нашел, так же как и Майло, но молодой детектив на этом не остановился и обнаружил исчезновение человека.


Майло позвонил ему, одобрительно буркнул и вызнал подробности.


— Катрина Шонски, двадцать восемь лет, белая, блондинка, рост пять футов четыре дюйма, вес сто десять фунтов. Ходила развлекаться с подругами, поехала домой одна, после чего ее никто не видел. Мать всполошилась только через три дня, потому и в компьютере она появилась лишь сейчас.


— Молодец Шон, — одобрительно кивнул я. — У тебя хорошие ясли, папа Стержис.


Мистер и миссис Хеджес жили в огромной квартире кондоминиума, на четырнадцатом этаже роскошного дома на Уилшире. Стены из стекла выходили на юг, где не было видно океана, зато открывался прекрасный вид на Инглвуд, холмы Болдуин и взлетно-посадочные полосы аэропорта Лос-Анджелеса. Высота и беззвездная ночь превратили мили жилых домов в световое шоу.


Полы в квартире были из черного гранита, стены покрыты алмазной штукатуркой, которая давала свой собственный свет, а картины на них отличали серые тона с яркими мазками. Роял и Моника Хеджес сидели на низком черном диване от Рош Бобуа и дружно курили.


Женщине было больше пятидесяти, но меньше шестидесяти лет. Маленькая блондинка, худая до истощения, с карими глазами в густой сетке морщин, лицо, натянутое до пределов разумного, и прекрасные ноги, которые демонстрировало короткое черное платье. Ее муж выглядел как минимум на семьдесят, носил очень искусный парик, который вполне мог сойти за натуральные волосы, и бородку, подкрашенную в тон парику. На нем была красная шелковая рубашка, белые брюки и розовые замшевые тапочки без носков. Он спрятал свой четвертый зевок за рукой, покрытой печеночными пятнами, и сбросил пепел на хромированный подносик.


Моника сказала:


— Катрина — мой единственный ребенок от второго брака. Ее отец нас покинул.


— Исчез? — заинтересовался Майло.


— Умер. — По тону Моники было ясно: невелика потеря. К тому же ее третий муж всем своим видом показывал, что это ее неприятности. — Я не паникую, лейтенант, — сказала она, — но все же начинаю нервничать. Катрина и раньше делала много глупостей, но не такого масштаба — неделя уже прошла, а она все не показывается. Я не могу не волноваться, ведь я мать. Хотя может статься, что она вот-вот спокойно войдет в комнату с очередным глупым объяснением.


— Я сейчас вернусь, — сказал Роял, похлопал жену по коленке и вышел.


— Мужчины и их проблемы, — заметила Моника Хеджес. — Он так и будет бегать взад-вперед. Мы женаты два года, но Роял почти не знает Катрину.


— Есть ли какая-нибудь подруга или родственники, к которым Катрина могла отправиться в гости?


— Вы имеете в виду семью ее отца? Ни за что. Норм Шлонски в жизни дочери не участвовал, так же как и его клан.


Небрежный взмах рукой. Она даже не выказала никакого любопытства по поводу того, что человек в звании Майло сам приехал в дом пропавшего человека. Видимо, с таким уровнем доходов привыкла к обслуживанию.


— Кроме того, — добавила она, — Катрина не ездит в гости. Она просто неожиданно собирается и исчезает.


— Куда она обычно ездит, мэм?


Еще один небрежный взмах.


— Куда придется. В Мексику, Европу. Один раз даже добралась до Таити. Вот что я имела в виду, когда говорила о глупости. Она находит дешевый рейс по Интернету, ничего не планируя заранее, и просто улетает в полной беззаботности.


— Одна?


Молчание.


— Миссис Хеджес?


— Полагаю, есть какие-то мужчины, — поморщилась Моника. — Если она не отправляется с ними в путь, то наверняка находит кого-то по дороге. И обязательно мне об этом рассказывает, когда возвращается.


— Что рассказывает?


— Как она себя вела. Она знает, что я бы не одобрила подобного поведения, и делает это нарочно, чтобы меня позлить. Исключениями являются те случаи, когда ей не хватает денег на расходы и она в отчаянии звонит мне. Когда такое происходит, она разговаривает как ведущий с телевизионного канала путешествий. Как все красиво, какие музеи, до чего замечательны старые церкви.


Она жадно затянулась.


— Я люблю свою дочь, лейтенант, но она может достать кого угодно.


— Вы давно ее видели в последний раз?


Колебание.


— Месяц… примерно. Плюс-минус. Мы не ссорились, ничего такого, но Катрина убедила себя, что должна быть независимой. Иными словами, никаких контактов с матерью, пока финансы не запоют романсы. Я бы даже не знала, что она исчезла, если бы не позвонила ее подруга и не спросила, нет ли Катрины у меня.


— Какая подруга?


— Девушка по имени Бет Холлоуэй. Никогда с ней не встречалась. Она была в клубе вместе с Катриной, но потом они разделились и Бет больше ничего о ней не слышала.


Майло прочитал адрес на водительском удостоверении Катрины.


— Это действительный адрес, мэм?


— Да. Сущая дыра.


— Катрина живет одна?


— Да.


— У нее сейчас есть какой-нибудь мужчина?


— Я не в курсе. Моя дочь не любит, когда лезут в ее личные дела.


— Она давно живет по этому адресу?


— Пятнадцать месяцев. — Моника погасила сигарету и проследила за исчезающим дымком.


— Насчет чтобы не лезли…


— О своей личной жизни она мне ничего не рассказывала.


— Не обижайтесь, мэм, но вам не кажется, что она что-то скрывала?


— Возможно, лейтенант. Но можете не сомневаться: если бы она встречалась с кем-нибудь стоящим, то обязательно бы продемонстрировала его, чтобы показать мне, что я ошибалась.


— В чем ошибались?


— Она очень красивая девушка. Я постоянно твержу ей, что она должна поднять свой статус, вращаться в других кругах. Мы с Роялом — члены загородного клуба «Ривьера», там постоянно какие-то сборища. Когда же я звоню Катрине, чтобы сообщить о том или ином событии, она смеется и затем начинает злиться.


— Она предпочитает идти своим собственным путем.


Моника перевела взгляд на входную дверь.


— Знаю только, что, когда у нее кончатся деньги, она в любой момент может появиться на пороге как ни в чем не бывало.


— У вас нет ее последней фотографии, которую мы могли бы оставить у себя?


Моника взяла новую сигарету, перешла через гостиную и завернула за угол. До нас донеслись приглушенные голоса. Видимо, не все в этом доме мирно.


Она вернулась одна, неся в одной руке незажженную сигарету, а в другой — глянцевый снимок три на пять.


— Снято примерно четыре года назад, но за это время Катрина мало изменилась. — Она дотронулась да собственной щеки. — Хорошие гены. Фото сделано на свадьбе кузины, где Катрина была подружкой невесты. Очень жаловалась на платье.


Хорошенькая девушка с личиком в форме сердечка, в атласном платье с широкими плечами цвета мертвой плоти. Широкие рукава слишком коротки и плохо сидят. Высокий квадратный лиф выполнил свое обещание никому не льстить. Светлые волосы подняты наверх и свисают локонами, напоминающими бронзовые сосиски. Губы растянуты в нечто, похожее на улыбку, но на всем остальном лице ясно читается презрение.


— Выходит, — протянул Майло, — вы практически уверены, что ваша дочь отправилась в одну из своих поездок, и заявили о том, что она исчезла, просто на всякий случай?


— Уверена, что без паспорта далеко она не уехала.


— Вы побывали в ее квартире?


— Заболтала хозяина и зашла. Немного прибралась, и, видит Бог, дыра в этом нуждалась. Ее паспорт лежал прямо в ящике комода, лейтенант, а если она и взяла какую-то одежду, то очень немного. Впрочем, Катрина способна выпорхнуть из дома только с сумочкой и кредитной карточкой…


— Гарантом ее кредитной карточки выступаете вы?


— Уже нет. Хватит. Катрина перешла все границы. У нее теперь «Виза!» с максимумом месячного кредита в тысячу долларов, и обязательство самой платить по своим счетам. Должна сказать, в основном она так и делает. — Моника скрестила пальцы.


— Без паспорта, без одежды, — хмыкнул Майло. — Что это за отпуск?


— Во многих местах, куда она любит ездить, — пояснила Моника Хеджес, — девушке не требуется ничего, кроме бикини и бокала для вина. Возможно также, что она воспользовалась полагающейся ей как продавщице скидкой на одежду.


— Она работает в модном магазине?


— Да, продает одежду в бутике «Ла Фам» на Брентвуд. Если хотите знать мое мнение, вульгарно и чересчур дорого. Я говорила ей, что, возможно, смогу найти ей через Рояла работу в «Харари» или где-нибудь на Родео. Он занимался производством одежды и владел большой компанией, которая поддерживала связь с кутюрье мирового масштаба.


Моника повертела свою незажженную сигарету и потянулась к зажигалке из оникса, но Майло ее опередил.


— Работа Катрины, — продолжала она между затяжками, — совершенно бесперспективна. Как и все ее остальные занятия. Я полагаю, в глубине души она считает, что и не заслуживает ничего лучшего, так как не получила должного образования. Она бросила среднюю школу, хотя потом все же получила диплом о среднем образовании и проучилась семестр в Санта-Монике. Собиралась учиться там два года, чтобы потом перевестись в Калифорнийский университет, но вместо этого опять все бросила и устроилась на работу в обувной магазин Фреда Сегала. Оттуда ее уволили за неумение обращаться с покупателями. Я уговаривала ее взять быка за рога и вернуться в Санта-Монику. Ей надо было всего-то проучиться полтора года. Ни в какую.


— Похоже, девочка у вас немного неслух.


— Немного? — Хриплый кашель. — Джентльмены, я очень люблю свою дочь, но совершенно уверена, что она самоутверждается, дразня меня. Катрина всегда была трудным ребенком. В младенчестве она отличалась ангельской мордочкой, но орала двадцать четыре часа в сутки. Начав ходить, лезла всюду. Она всегда ненавидела школу, хотя голова у нее хорошая. Хорошо поет, но не желала участвовать в хоре. С ее фигурой вполне могла бы стать руководителем группы поддержки. — Миссис Ходжес вздохнула. — Может быть, когда-нибудь она повзрослеет.


— Давайте вернемся к той ночи, — предложил Майло. — Катрина отправилась в клуб с двумя подругами: Бет Холлоуэй и…


— Рианной, фамилия какая-то иностранная.


— Куда именно они пошли?


— В какую-то дыру в Западном Лос-Анджелесе, больше похожую на сарай, чем на ночной клуб. Безобразный промышленный район, за Пико, на одной из боковых улочек.


— Вы там были?


— Побывала там вчера и поговорила с вышибалами — ужасными мужчинами, настоящими монстрами, а также с менеджером. Никто не хотел помочь. Сказали, что было очень много народу и они не запомнили Катрину или кого-то подозрительного. Охранных видеокамер в этом заведении нет. Разве это не глупо, лейтенант?


— Я бы вел там дела по-другому, — сказал Майло. — Как называется клуб?


— «Зажигай!».


— Как в песне.


— Извините?


— Нет, ничего. У вас есть номера телефонов Бет и Рианны?


— Нет, но я могу предположить, где их обеих найти. Бет сказала, что она продает драгоценности в магазине рядом с «Ла Фам», а Рианна работает в отделе косметики в «Барниз».


— Вы знаете, как называется ювелирный магазин?


— Это рядом с тем бутиком, где работает Катрина, — «Сан-Винсент» рядом с «Баррингтоном»… Я бы очень беспокоилась, если бы речь шла не о Катрине, но все равно уже начинаю нервничать. Чем вы сможете мне помочь, лейтенант?


Майло спросил:


— Насколько долгой была ее самая длинная отлучка?


— Десять дней, Гавайи. Она посетила острова, даже ни разу не позвонив, и вернулась с самым темным загаром, какой мне только приходилось видеть. Ее можно было принять за мексиканку или еще кого-нибудь. Еще раз она провела девять дней в Козумеле по какой-то путевке со скидкой.


— Значит, ей свойственно такое поведение?


— Это ведь не означает, что вы ничего не будете делать?


— Нет, я займусь этим делом, мэм. А Бет Холлоуэй рассказывала, почему подруги расстались с Катриной?


— Да, хотя еще пришлось спросить дважды. Планировалось, что в тот вечер водителем будет Рианна, но поехали они на машине Катрины, потому что машина этой Рианны сломалась. В клубе Рианна и Бет познакомились с двумя мужчинами и спросили мою дочь, не возражает ли она, если они разделятся. Они утверждают, что Катрина согласилась, и в тот момент они видели ее в последний раз.


— Похоже, вы сомневаетесь, что Катрина была довольна такими переменами в планах?


— Моя дочь не любит разочаровываться, лейтенант. Как говорили ее учителя, низкий порог разочарования. Меня беспокоит, как бы она не решила обскакать их и тоже найти себе мужчину, а потом уехала с ним один Бог знает куда.


— Без паспорта.


— Если вас тянет на шутки, найдите себе другое место, — фыркнула Моника Хеджес. Она слегка расслабилась, как бы припоминая что-то.


Майло предположил:


— Если вести машину должна была Рианна, то Катрина наверняка пила в ту ночь.


— Угу, она обожает коктейль «Лонг-Айленд». Это идиотская смесь, кухонные помои, которые один Бог ведает как действуют на мозги. Я всегда советовала ей придерживаться классических напитков, они не загрязняют твой рассудок. Мартини или «Манхэттен», но обязательно без льда. В этом случае ты точно знаешь, сколько выпила. Но попробуйте что-нибудь сказать Катрине! Ей подавай что-нибудь с фруктовым ликером, а с мартини — вообще предел желаний.


— Она когда-нибудь перебирала?


Моника Хеджес уселась поудобнее.


— Время от времени.


— Вы беспокоитесь, что она могла поехать домой пьяной?


— Помилуй Боже! А если она попала в катастрофу? Но когда я позвонила в патрульную службу на шоссе, они сказали, что в эту ночь не было никаких происшествий.


— Ваша дочь обычно ездит домой по шоссе четыреста пять?


— Не знаю, — пожала плечами она. — Так ведь проще добраться в Валли, верно? — Моника нахмурилась. — Когда-то она жила недалеко от университета, делила квартиру с подружкой, какой-то индианкой, которая все время сидела над книгами. Это не в стиле Катрины, так что долго она терпеть не стала. Она еще жаловалась, что в здании все чему-то учатся, от этого она чувствует себя старой. Подозреваю, ее смущал собственный недостаток в образовании. Я надеялась, что такое соседство подтолкнет ее к учебе, но ничего подобного не произошло. Катрине хотелось иметь собственную квартиру, но она заявила, что с этой стороны холма жилье слишком дорогое. Я сказала, что помогу, но она не воспользовалась моим предложением и переехала в Ван-Найз, хотя продолжала настаивать, что это Шерман-Оукс. Разве это логично, лейтенант, отказаться от искреннего предложения матери?


— Дети, — вздохнул Майло.


Моника Хеджес глубоко затянулась сигаретой.


— Вы не ответили на мой вопрос. Что именно вы собираетесь для меня сделать?


— А чего бы вы от нас хотели, миссис Хеджес?


Это ее удивило. Пепел упал на гранитный пол.


— Я бы хотела, чтобы вы узнали, где моя дочь. Воспользовались бы своими компьютерами, проследили за авиабилетами, квитанциями по кредиткам, проверили ее телефонные звонки, вывесили бюллетени…


— Мэм, без свидетельств о преступлении это будет нарушением личного пространства Катрины.


— О, да будет вам, — протянула миссис Хеджес.


— Простите, мэм, но так оно и есть. Все было бы иначе, будь ваша дочь несовершеннолетней.


— Психологически ей все еще четырнадцать.


Майло улыбнулся.


— Вы хотите сказать, что ничего не можете сделать?


— Мы сделаем все, что разрешает закон. Это включает беседу с ее подругами, визит в клуб…


— Я все это уже проделала.


— Иногда повторение полезно, мэм. Также поищем ее машину. Она все еще ездит на желтом «мустанге», который зарегистрирован на ее имя?


— Да, но это не будет долго продолжаться. Я только что получила извещение, что она пропустила две последние выплаты. Этот кредит я подписала вместе с ней. Мы договорились, что я внесу первый взнос, а дальше она будет выплачивать сама.


— Дайте мне данные по финансовой компании, и я проверю, не забрали ли они машину.


— Я это уже сделала. Нет, они машину не забирали.


— Похоже, вы многое успели.


— Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сама. Значит, это все, на что вы способны? Не слишком многообещающе.


— Давайте начнем и посмотрим, куда нас это приведет, миссис Хеджес. Звоните мне в любое время, как только вам придет что-то в голову.


— Обязательно, в этом можете не сомневаться.


Она встала, поспешила к двери и открыла ее.


Майло сказал:


— Хочу задать вам еще один вопрос, хотя он может взволновать вас. Но такой уж у нас порядок на тот случай, если к нам поступают сведения о несчастном случае.


Миссис Хеджес выпрямилась и затянулась сигаретой.


— Что?


— Вы знаете, какая у Катрины группа крови?


— Это… пугает…


— Такой порядок, мэм.


— Ничего себе, миленький у вас порядок, — хмыкнула Моника Хеджес. — Я бы определенно не хотела получить вашу работу.


Майло улыбнулся:


— Большинство людей придерживаются того же мнения.


— И я среди них… у нее та же группа крови, что и у меня. Нулевая, резус положительный. Самая распространенная.


Она курила и наблюдала, как мы шли к лифту. Заходя в лифт, я услышал:


— А вот и ты, дорогой. Ну как, все работает?


Дверь захлопнулась.

ГЛАВА 9


Майло попросил дежурного в доме держать нашу машину поближе, но когда мы вышли из дома, ее не было видно, а этот тип суетился около какой-то «блэкберри».


Высокие децибелы заставили его оглянуться.


— «Краун-виктория»?


— Пришлось отогнать, слишком мало места.


Ни одной машины в обозримом пространстве.


— Не могли бы вы подогнать ее? — спросил Майло и добавил «Пожалуйста» таким тоном, что дежурный скривился и поплелся по направлению к подземному гаражу. В ожидании его Майло подытожил: — Девчонки Шонски нет уже больше недели. Милейшая мамаша полагает, что она играет с ней в прятки, и хочет, чтобы лично я был у нее на посылках.


— Или она ужасно расстроится.


— Она утверждает, что волнуется, но то, что мы видели, называется «злость».


— Злостью можно прикрыть беспокойство, — не согласился я.


Он взглянул на свой «таймекс».


— Где, черт возьми, он ее припарковал, в Чула-Висте?! Сначала Тони и его мамаша, потом Хошвелдер, теперь эта гармоничная компания. Интересно, остались еще счастливые семьи?


— При нашей работе нам их не встретить.


— Да уж… Что ты думаешь о нашей пропавшей девушке? Учитывая ее привычку внезапно покидать город, как далеко мне стоит заходить?


— Слегка, — сказал я. — Так же как с «бентли».


— Ты разве не слышал ее мамочку? Это же наш самый распространенный тип. Они, видишь ли, соперничают. Я могу понять желание девицы сбежать, если растешь рядом с такой мамашей.


— Такое соперничество также может сделать Катрину уязвимой.


— В смысле?


— Зависть. Мать выходит замуж за богатого, а дочь вынуждена вкалывать на низкооплачиваемой работе. Если она вышла из клуба под градусом и к тому же брошенная подругами, двести тысяч долларов на колесах могли ей показаться подарком свыше. По крайней мере будет чем похвастаться перед мамочкой.


— Если ее подсадили. А в клубе «Зажигай!» я этого себе не представляю. Забегал в прошлом году по фальшивой наводке по поводу убийства, связанного с наркотиками. Мужская клиентура — акриловые рубашки, слишком много геля на волосах и танцевальные навыки хуже моих. Если бы кто-нибудь появился на «бентли» Губеля, его бы все заметили, включая вышибал, и к тому моменту как этот парень появился бы на танцплощадке, на нем висели бы уже полсотни баб.


Он позвонил в клуб, попросил менеджера, взглянул на часы и скривился. Последовал короткий разговор.


— Парень расхохотался и спросил, почему мы принимаем их клуб за «Плейбой-Мэншн». Еще сказал, что в эту ночь ничего необычного не случилось и что он уже поведал то же самое «пронырливой мамаше».


— Если Катрина расстроилась, что ее бросили подруги, она могла поехать в другой клуб и попробовать свои силы там. Или она напилась, поехала домой, а по дороге с машиной что-то случилось. Мы только что слышали, что она импульсивна и что прекратила платить за «мустанг», так что, возможно, она и к самой машине относилась халатно. Мы вообще ничего не знаем. Вдруг у нее кончился бензин и она где-то застряла?


— Пьяная, одна, ночью. А тут как раз мистер Денежный Мешок едет мимо и приглашает: «Запрыгивай». Или она на Гавайях.


— Она старалась не посвящать мать в свои личные дела, — заметил я, — но ее подруги настолько забеспокоились, что позвонили матери.


— Если бы она поломалась где-нибудь на четыреста пятом, даже ночью, кто-то обязательно бы ее увидел.


— Может быть, сознавая, что пьяна, она не поехала по шоссе и выбрала кружной путь.


— Или совсем заблудилась и поехала на юг, Алекс. И могла попасть в очень даже неприятный район.


— Почему бы нам не начать с простейшего предположения? Если я еду на север и хочу избежать главного шоссе, то выбираю Сепульведа. Ночью, как только минуешь Сансет, можно ехать быстро, дорога почти пустая. Но это также означает возможную поломку в пустынном месте.


Из подземного гаража послышался звук мотора. Тот же самый дежурный выехал в небесно-голубом «ягуаре», вылез и остановился у дверцы водителя.


Майло подошел к нему:


— Если вы настаиваете.


— А? — изумился дежурный.


— Я согласен меняться, если вы еще отдадите страховку на длительный срок.


Челюсть у дежурного отвисла. Майло вплотную приблизил свое лицо к его физиономии.


— Где «краунвик», приятель?


— Мне позвонил жилец дома.


Майло вынул свой мобильный:


— Хочешь, чтобы я тоже тебе позвонил? Какой у тебя номер, дружок? И кстати, покажи свое удостоверение, мне оно нужно для официального полицейского расследования.


Дежурный не ответил.


Майло сверкнул жетоном.


— Давай ее сюда, и быстро.


— Сейчас выйдут мистер и миссис Лазарус…


— Я им помогу. Пошел!


Дежурный рискнул посмотреть Майло в глаза. То, что он там увидел, заставило его мгновенно испариться.


Майло оглядел «ягуар».


— Дорогие колеса. Если Катрину развезло и ее кто-то подобрал, как ты думаешь, мистер Вор, угнавший «бентли», заранее следил за ней?


— Или катался в поисках жертвы по своему аппетиту?


— Сексуальный психопат, — фыркнул он. — И какая тут связь с Эллой Манкузи?


— Охотничий азарт.


— Наверное. В обычной ситуации я бы послал Катрине прощальный поцелуй, посчитав, что не стоит тратить на нее время, но угон двух больших черных машин и кровь в этом проклятом «бентли»… — Он покачал головой. — Давай попробуем найти «мустанг».


Из дома вышла пожилая пара. Увидев, что мой друг стоит у «ягуара», они остановились. Майло ухмыльнулся:


— Вечер добрый, мистер и миссис Лазарус. — Он картинно открыл дверцы: — Желаю приятно провести время.


Пара нервно приблизилась к машине, загрузилась и быстро уехала.


Через несколько секунд из подземного гаража вылетела наша машина без опознавательных знаков и со скрежетом остановилась. Майло открыл дверцу и сунул дежурному пятерку.


— Не обязательно, — сказал тот.


— И незаслуженно. Счастливой вам жизни.


Мы проехали по бульвару Сепульведа на север до самого южного края Валли, почти до бульвара Вентура, затем еще несколько миль вперед. К северу от Уилшира на плоской равнине располагалось кладбище ветеранов, затем появились небольшие предприятия и жилые дома. За ними — крутой холм с мерцающими огоньками домов. Движение было жиденьким, и ничего похожего на машину Катрины Шонски.


Когда мы вернулись в город, Майло сказал:


— Знаешь, если бы мне нравилась простая жизнь, я бы стал фермером.


— Всегда есть юг, — заметил я.


— Ну да, сто пятьдесят миль до Мексики.


Я взглянул на предгорья на востоке.


— Тут куча боковых улочек, куда можно было бы заглянуть.


— Тебе бы все развлекаться, — проворчал Майло, сворачивая направо и проезжая по нескольким извилистым дорогам.


Через час он вздохнул:


— Завтра задействую патрульных и постараюсь встретиться с подругами Катрины. Вполне вероятно, что они расскажут нам совсем другую историю. Например, что она проводит время с каким-то обалдуем, которого мамочка не одобряет.


Солнце грело окна студии Робин с задней стороны дома. Я прошел мимо прудика, остановился, чтобы посмотреть, как поживают мальки. Свет из антикварной железной пагоды на дне позволял отлично разглядеть рыбок. Уже три, даже четыре дюйма в длину. Весело резвятся в пузырьках, создаваемых искусственным водопадом.


Я впервые разглядел их, когда они еще были личинками. Дюжина маленьких прозрачных существ, бесстрашно снующих между двухфутовыми взрослыми рыбами. Рыбы кой съедают свою собственную икру, но не трогают вылупившихся мальков. Да и больных или умирающих особей они, не в пример другим рыбам, не преследуют. Может быть, поэтому они могут прожить больше ста лет.


Я прошел дальше, к студии, постучал в окно. Робин подняла голову от своего верстака и улыбнулась. Поднесла к уху прямоугольник альпийской ели и постучала по нему. Она искала тона, которые подсказали бы ей, что дерево может быть использовано для деки инструмента. Если судить по величине прямоугольника, занималась она мандолиной.


Когда она отложила дощечку в сторону, по выражению ее лица можно было понять, что на этот раз мимо. К тому моменту как я вошел, она держала в руках уже другую дощечку. Бланш, как обычно, угнездилась у нее на коленях, спокойная и сонная.


— Привет, — сказала Робин. Бланш тоже издала в знак приветствия типичный для бульдога свистящий звук, а когда Робин поцеловала меня, повернула голову и ткнулась носом в мою руку.


— Блондинка и рыжая, — сказал я.


— Видишь, как тебе повезло.


Я взглянул на забракованную ель.


— В ней нет музыки?


— Даже несмотря на то что он никогда не узнает разницы. — Она взглянула на посылочный ящик в углу студии. — Узнал что-нибудь об этой бедной старушке?


— Рабочая гипотеза заключается в том, что к убийству имеет отношение сын, но нет ничего даже похожего на доказательства.


— Сын, убивающий свою мать, да еще таким способом? — подняла брови Робин. — Уму непостижимо.


Она снова взглянула на ящик в углу.


— Новые инструменты? — спросил я.


— Собрание ди-ви-ди от заказчика. Десять фильмов с Одри Хепберн и записка, которая гласит, что я напоминаю ему ее.


В Хепберн росту пять футов семь дюймов, и сложена она как вешалка для одежды. Робин доросла до пяти футов трех дюймов и имела все выпуклости и вогнутости в нужных местах.


— Вы обе потрясающие.


Она размяла пальцы, как делала всегда, когда нервничала.


— Он позволил себе что-то лишнее?


— В общем-то нет.


— Это как?


— Когда я его встретила на выставке лютней, он был несколько дерганым, но ничего такого.


— Тогда ладно, — улыбнулся я. — Одри Хепберн снялась в нескольких прекрасных фильмах.


— Я слишком остро реагирую, да?


— Возможно, у него есть какие-то фантазии на твой счет. Такое иногда случается.


— Что ты этим хочешь сказать?


— Мужчины постоянно на тебя пялятся. У тебя имеется икс-фактор — феромоны, или как они там называются.


— Да, конечно.


— Нет, правда. Ты этого не замечаешь, потому что не флиртуешь.


— Потому что я космонавт-стажер?


— Иногда и это тоже.


— Алекс, — протянула она, — я ни разу даже не намекнула ему, что у нас может быть что-то, кроме бизнеса.


— От тебя тут ничего не зависит.


— Замечательно.


— Эй, не переживай! Что такого может случиться? Он делает шаг, ты ему мягко отказываешь. Одновременно ты можешь отправить ему послание по электронной почте, поблагодарить за фильмы и добавить, что мы с тобой смотрим их с удовольствием.


Она погладила Бланш.


— Ты прав, я глупо себя веду. Как говаривали в седьмом классе, зазналась. — Она коснулась сережки в виде кольца и отбросила назад волосы. У нее получилось значительно лучше, чем у Тони Манкузи.


Я заинтересовался верхней пуговицей ее блузки.


Она сказала:


— Икс-фактор, говоришь? А это не делает тебя мистером Игрек?


Мы выбрали два фильма и посмотрели их, лежа в постели. «Римские каникулы» выдержали полвека самым замечательным образом, чего нельзя сказать о «Завтраке у Тиффани», так что когда пошли последние титры, мы почти спали. Выключив свет, мы соприкоснулись пальцами. Я пробормотал что-то, по моему мнению, ласковое. Робин ответила:


— Одр и Хепберн была прекрасна, но я совсем на нее не похожа. — И уснула.


На следующее утро я заехал за Майло в десять часов и отвез его к заведению «У Барни» в Беверли-Хиллз.


На первом этаже бродили тощие девицы и пялились на косметику. Блондинка, отвечающая за лак для ногтей, указала нам на Рианну Иджанович.


Высокая худая брюнетка, стоявшая у менее значительного прилавка, улыбнулась нам сквозь ароматное облако. Перед ней высилась целая шеренга пробных ароматизаторов. Покупатели и продавщицы громко болтали в стремлении приобрести или продать очередное гениальное средство для улучшения внешности. Майло представился, и Рианна бросила на него пустой, испуганный взгляд заблудившегося маленького ребенка.


Ей было тридцать или около того. Бледная, с квадратными плечами, черными глазами, вполне приличным бюстом и лицом, которое лишили красоты слишком крупный нос и острый подбородок.


— Полиция? Я не понимать…


— Мы пришли насчет Катрины Шонски, — объяснил Майло.


— Ой-ой! — У нее получилось «оу-оу» — легкий акцент, с трудом различимый в общем гвалте.


— Не могли бы мы поговорить в более тихом месте?


Рианна похлопала по плечу другую распылительницу духов.


— Прикрой меня, ладно?


Мы вышли из магазина через центральную дверь на Уилшир, свернули за угол на Кэмден-драйв и прошли мимо въезда на парковочную стоянку.


Майло сказал:


— Иджанович? Чешка?


— Из Хорватии. У меня все документы в порядке.


— Даже если бы это было не так, меня это не касается. Мы пришли из-за Катрины Шонски, вот и все.


— Я знать Катрину только через другую девушку.


— Бет Холлоуэй?


— Мы заезжали к Бет, но она сегодня не работает, а ее домашнего адреса мы не знаем.


— Вы ее и дома не найдете, — покачала головой Рианна.


— Где же она?


— У Торренса. Познакомилась с мужчиной. — Она высунула язык.


— Не одобряете? — поинтересовался Майло.


— У нее свое мнение, у меня свое.


— Мы говорим о том парне, с которым она познакомилась в ту ночь, когда вы отправились в клуб вместе с Катриной?


— Да.


— Я слышал, вы там тоже подцепили парня, — заметил мой друг.


Черные глаза Рианны сузились.


— Кто вам сказать?


— Мать Катрины. А ей — Бет.


— Бет здорова болтать. — Девушка изобразила на пальцах уточку и похлопала большим пальцем об указательный. — Бла-бла-бла.


Майло подождал.


— Если Катрина прячется где-то от своей матери, нам на это глубоко наплевать. Если бы мы установили это, то сразу же избавились от многих хлопот.


— Я ничего такого не знать.


— Что вы имели в виду, когда сказали, что Бет слишком много болтает?


— Я держаться сама по себе, — сказала Рианна. — Бет же — типичная американка. Не хочу никого обидеть, но она делиться всем и со всеми.


— Есть ли у нее повод не откровенничать с матерью Катрины?


— Может быть, — сказала она, глядя мимо нас.


— Какой?


— Катрина ненавидеть свою мать.


— Катрина сама так сказала?


— Много раз.


— Рианна, вы имеете представление, где сейчас может быть Катрина?


— Увы. Простите, нет.


— И в последний раз вы ее видели…


— В ту ночь.


— В клубе «Зажигай!»?


— Да.


— Расскажите нам об этой ночи.


— Мы поехать в тот клуб, я быть за водителя и не должна была пить. Бет встретить Шона. У Шона есть брат, Мэтт. Бет хотела быть с Шоном, а я должна была быть с Мэттом.


— Должна?


— Она же моя подруга…


— Откуда они, эти Шон и Мэтт?


— От Торренса, — ответила девушка. — Они братья. Говорят, у них бизнес по серфингу, только это свист. Шон делать доски на фабрике, а Мэтт мечтать о карьере. — Она показала пальцем на магазин. — Все здесь хочут стать звездами кино или моделями.


— Вы тоже?


— Нет, нет, нет. Я хочу работать.


— Чем вы занимались в Хорватии?


— Изучала архитектуру.


— Значит, вы с Бет ушли с Шоном и Мэттом. И пошли…


— К Торренсу. — Снова высунутый язык. — Петом мне пришлось взять такси, чтобы доехать домой. Столько денег потратить.


— Сколько тогда было времени?


— Четыре утра.


— А Бет?


— Она остаться там, — пожала плечами Рианна. — Она и сейчас чаще там.


— С Шоном?


— Да.


— Настоящая любовь, — заметил Майло.


— Американская любовь.


— Как отнеслась Катрина к изменению в планах?


— Кричать не стала.


— Но не обрадовалась?


— Я тоже не обрадовалась. Только она больше.


— Как она выразила свое недовольство?


— Простите?


— Что она сказала, Рианна?


— Ничего. Повернулась и ушла.


— И куда она ушла?


— На танцплощадку.


— Вы не заметили, не танцевала ли она с кем-нибудь чаще, чем с другими?


— Я не видеть.


— Она в тот вечер ни на ком не концентрировалась?


— Я не видеть, нет.


— Ни на ком, за всю ночь?


— Много народу, — сказала Рианна. — И я была занята.


— Мэттом?


— Мэттом. Здесь, и здесь, и здесь, и здесь, — поморщилась она и хлопнула себя по шее, плечу, груди и заду.


— Деловой парень, этот Мэтт, — заметил Майло.


— Точно, деловой. Мистер Придурок-на-доске.


— В какое время вы с Бет сказали Катрине, что уходите с Шоном и Мэттом?


— Хотите честно? Я не знать.


— Примерно.


— Может быть, в половине второго. Они хотели оттуда убраться.


— Бет и Шон?


— Американская любовь, — повторила девушка.


— Что вы можете сказать нам о Катрине? Что она за человек?


— Кэт, мы звали ее Кэт. После всех этих разрушений никогда не звать ее Катрина.


— Она не хотела, чтобы ее имя связывали с ураганом?


— Все эти разрушения? — удивилась Рионна. — Это же как… имя плохого дикого животного.


— Катрина совсем не дикая.


— Как животное? Нет.


— А в чем еще проявляется ее характер?


— Что вы имеете в виду?


— Она любит вечеринки?


— Очень.


— А что еще она любит?


— Тряпки.


— Похоже, она нашла себе работу по нраву.


— Простите?


— Бутик «Ла Фам».


— Там слишком дорого, — не согласилась Рианна. — Даже со скидкой для сотрудников. Она все время насмехаться над толстыми дамами больших размеров.


— Катрина не любит покупателей?


— Ну, они старые, толстые, богатые, — пропела она. — Наверное, напоминать ей мамочку.


— Вы когда-нибудь встречались с ее матерью?


— Никогда.


— Она тощая.


— Ну и пусть.


— Катрина любит деньги?


Смятение в черных глазах. Тогда Майло уточнил:


— Деньги для нее важны?


— А для вас нет?


— Я хочу сказать: особенно важны. Больше, чем для остальных людей. Например, на нее мог бы произвести впечатление мужчина с большими деньгами?


Рианна широко улыбнулась:


— По-вашему, на нее должны были производить впечатление лузеры?


— Она когда-нибудь встречалась с кем-нибудь богатым?


— Сколько я ее знаю, она вообще ни с кем не встречаться.


— И сколько это?


— Два, может, три месяца.


— Как же так вышло, что она обходится без личной жизни?


— Говорит, что ей не попадаться нормальные парни.


— А как насчет машин?


— Что насчет машин?


— Она проявляла особый интерес к машинам?


— Особый… нет. Вначале она быть вполне довольна «мустангом», за который заплатить богатый отчим.


— Она о нем что-нибудь говорила?


Рианна тряхнула головой:


— Богатый.


— Почему же она разлюбила «мустанг»?


Пожатие плечами.


— Может, он ей надоесть.


— Катрине быстро все надоедает?


— Она все время в движении — с места на место. Как бабочка. Непоседа. Она говорит, что и в школе была такой. В Америке их полно. Покупательницы часто рассказывают мне, что их дети прыгать как кенгуру. И все посещать психотерапевт.


— А Кэт тоже ходит к психотерапевту?


— Не знаю. Вы спрашивать, потому что ее мать наняла вас разыскать ее?


— Я работаю на город, Рианна.


— Город хочет найти Кэт?


— Если она попала в беду.


— Я так не думать.


— Почему?


— Непоседа. Всегда такая. — Черные зрачки забегали из стороны в сторону и сверху вниз.


— Беспокойная, — задумчиво проговорил Майло.


— Несчастливая, — добавила Иджанович. — Иногда, когда выпить, она говорит о том, чтобы куда-то уехать.


— Кэт много пьет?


— Она любит выпить.


— И куда она собиралась переезжать?


— Она никогда не говорит, просто — куда-нибудь. Она несчастливая девушка. Мне не нравится быть с ней долго. Она… иногда это заразно, не быть счастливой, как простуда, верно? Она подруга Бет, я просто ходить вместе с ними.


— Не могли бы вы дать нам номер телефона Бет?


Рианна назвала цифры.


— Я могу вернуться на работу? Мне эта работа нужна.


— Конечно, — кивнул Майло. — Благодарю вас за помощь. Вот моя визитка. Если услышите что-то о Кэт, пожалуйста, позвоните мне.


— Да. Но я не услышу.


— Почему нет?


— Если она и позвонит, то Бет.


Мы проводили ее до входа в магазин. У самой двери Майло спросил:


— Кэт никогда не говорила о ком-то, имеющем очень дорогую машину — например «феррари», «роллс-ройс» или… «бентли»?


— Она говорить о «бентли», но не о богатом мужчине.


— Тогда о ком?


— Каком-то типе, с кем она встречалась. Большой лузер с грязными лапами.


— Механик?


— Она звала его грязной обезьянкой. — Рианна рассмеялась.


— Что смешного? — поинтересовался Майло.


— Грязная маленькая обезьянка. Забавно, правда?


— Как зовут эту грязную обезьянку?


— Может… Клайд? Я точно не помню.


— Клайд, а дальше?


— Клайд Грязная Обезьяна. — Иджанович засмеялась громче, открыла дверь и поспешила в свой ароматный мир.


Я выбрался с парковки магазина, а Майло занялся телефоном.


— Клайд, парень с «бентли»; вряд ли тут потребуются гигантские детективные усилия.


Он начал с главной компании в Уэст-Сайде. Магазин «Лучшие машины О'Мэлли» находился в восточном конце Беверли-Хиллз, но обслуживающие заведения располагались в Пико, в Санта-Монике.


В нескольких минутах езды от клуба «Зажигай!».


Майло позвонил, попросил позвать Клайда, сказал:


— Да, именно его, он на месте? Спасибо. Нет, ничего не нужно.


Клик.


— Не Клайд, Клайв. Скорее всего любитель пива, чипсов и дартса. И возится с дорогущим британским металлоломом, пока мы с тобой разговариваем.

ГЛАВА 10


Сервис фирмы «Лучшие машины О'Мэлли» представлял собой серый треугольник офисов спереди и кирпичный гараж повыше — сзади. На стоянке для служебных машин впитывали солнце и грязь несколько невзрачных авто. Слева, под тентом, на стоянке «Только для клиентов!» вальяжно расположились несколько миллионов долларов железа и социального статуса.


Майло велел:


— Встань вон за тем синим «роллсом».


— Мне не следует сначала получить разрешение?


Он хлопнул ладонью по виниловой приборной доске машины:


— Сколько на одометре этого шедевра?


— Шестьдесят тысяч на втором двигателе.


— Выносливость всегда берет верх над гламуром, сынок. Тебя можно официально признать классиком.


Приемная представляла собой пустое помещение с неработающей кофейной машиной. Ни тебе кресел, ни чтива и никаких ожидающих посетителей. За стеклянной перегородкой чернокожая женщина в очках передвигала колонки цифр на экране компьютера.


Майло постучал по стеклу. Перегородка раздвинулась.


— Чем могу служить?


Он представился и попросил позвать Клайва.


— Клайва Хатфилда? Зачем?


— Нам нужно с ним поговорить.


Она нажала на кнопку интеркома.


— Клайва в приемную. Клайва ждут в приемной.


— Что-то не слишком много сегодня посетителей, — заметил Майло.


— Мы называем их клиентами, — сказала она. — Они редко здесь появляются.


— Забираете и доставляете назад?


— Эти люди ждут такого обслуживания. Когда-то мы делали это бесплатно, сейчас берем сто долларов за одну поездку, и никто не жалуется.


— Век несбывшихся ожиданий.


— Извините?


— Цена на бензин, верно?


— Так говорит босс.


— И кто берет и возвращает машины?


— Те же люди, которые их осматривают.


— Но не механики?


— С их-то зарплатой? Не думаю.


— Профессиональная работа?


— Так они говорят.


— Клайв здесь давно работает?


Она подвинулась ближе к стеклу.


— Вы его в чем-то подозреваете?


— Вовсе нет.


— Стандартные вопросы, — заметила она. — Как по телику.


— Правильно.


— Как скажете. — Негритянка снова повернулась к компьютеру.


Мы подождали пять минут, прежде чем Майло попросил женщину снова вызвать Клайва.


— Возможно, он чем-то занят и не слышит, — предположила та.


— Мы можем сходить и поискать его.


— Нет, не стоит. — Она повторила вызов, но прежде чем она кончила говорить, за нашими спинами открылась дверь и высокий голос произнес:


— Я слышал тебя и в первый раз, Эстер.


Явный акцент. Но не чипсы и эль. Скорее мой милый дом Алабама.


— Он в вашем распоряжении, — пробормотала Эстер.


Клайв Хатфилд вытер грязные руки такой же черной тряпкой. Немного за тридцать, высокий, с кривыми ногами, в сером полосатом комбинезоне, пушистые бакенбарды, маленький переломанный нос. Стирая смазку с рук, он оглядывал нас прищуренными глазками. Когда часть грязи поддалась, я заметил светлую полоску на его левой руке, на том пальце, где носят обручальное кольцо.


— Ну?


Эстер сказала:


— Это полиция, они пришли повидать тебя.


— Полиция… нет, кроме шуток?


— Давайте поговорим на улице, — предложил Майло. Хатфилд поколебался, затем последовал за ним.


Мы прошли мимо ярко-красного «континенталь джи-ти», на который Хатфилд взглянул с видимым неудовольствием.


— Немного кричаще, — заметил Майло.


Хэтфилд пожал плечами:


— Это их деньги. Куда вы меня ведете?


— Сюда, — сказал Майло, останавливаясь у моей «севилле».


Хатфилд оглядел мою машину, и его лицо напряглось.


— Это полицейская машина? Это что, какая-то подстава? — Он провел пальцем по капоту машины, оставив серый след. — «Дженерал моторс» поставил на такую шасси от «шевроле-дэу», немного приукрасил и поднял цену вчетверо.


— Я слышал, — сказал Майло, — что «бентли-континенталь» — это «ауди» с новым интерьером внутри.


Хатфилд сунул тряпку в задний карман.


— Вы интересуетесь тачками? На чем ездите, когда не работаете?


— «Порше-девятьсот двадцать восемь».


— Неплохо. Но всегда готов махнуться на «карреру».


— Клайв, мы пришли насчет Катрины Шонски.


Хатфилд отбросил волосы с глаз, испачкав кончик изуродованного носа.


— А что насчет ее?


— Когда вы видели ее в последний раз?


— Она что, попала в беду?


— Просто ответьте на мой вопрос.


— В последний раз… значит, она все-таки во что-то вляпалась, что неудивительно. — Хатфилд вытащил твердую пачку «Салема» из бокового кармана, закурил и выдохнул дым в сторону тупорылого черного «астон-мартина». — Последний раз была, когда она вся впала в драму и вышвырнула меня из своей норы… Это было… пожалуй, три месяца назад.


— Любовная ссора?


— Никакой любви никогда не было, — улыбнулся Хатфилд. — Только сами знаете что.


— Физические взаимоотношения?


— Только физические, и никаких взаимоотношений, — поправил Хатфилд. — Я снял ее в баре, мы несколько раз встречались. Эта девица умеет притворяться. Я имею в виду в койке. Впадает в настоящее безумие, как будто вот-вот взорвется. В конечном итоге я сообразил, что она придуривается, и сказал ей об этом. Вот тогда она и дала мне пинка.


— В каком баре?


— В каком баре… — Хатфилд поскреб голову.


— Вроде совсем простой вопрос, Клайв.


— Мы с ней по разным барам таскались, сразу и не вспомнишь. Я живу в Северном Голливуде, а она в Ван-Нуйз. Но выпивать ей хотелось в Шерман-Оукс или Студио-Сити — говорила, что там престижнее… А в первый раз, пожалуй, это был и не бар вовсе, в первый раз это был ресторан, французский такой… «У Мориса»?.. Я ел стейк, а она сидела у бара, и когда я пошел в туалет, то увидел ее задницу на стуле и потом подошел к ней. Хорошенькая девушка, волосы сверкающие, кажутся золотыми. Маленькая, но фигурка — прелесть. Мы легко разговорились, она оказалась покладистой, и вскоре мы очутились у нее. Через несколько дней я ей позвонил, и мы начали встречаться. Но ничего серьезного.


— Как долго вы с ней встречались?


— Как долго… Я бы сказал, два с половиной — три месяца. Затем вы уже знаете, что случилось.


— Что?


— Все осложнилось, — поморщился Хатфилд. — Постоянные истерики, как и со всеми другими девицами. Так что она такого сделала, чтобы попасть в беду?


— А почему она должна была что-то сделать?


— У этой девицы нет никакой дисциплины.


— В смысле?


— Она слишком много пьет — эти дурацкие коктейли «Лонг-Айленд», по вкусу напоминающие охлажденную мочу. Иногда слишком много курит, сами знаете что. Иногда засовывает в свой нос слишком много сами знаете чего. Мне же хватает бутылки пива, самое большее — двух. А этого дерьма я вообще не касаюсь.


— Истерики и наркотики, — подытожил Майло.


— Вы удивитесь, но многие из них такие. — Хатфилд покурил, ожидая реакции, каковой не последовало. — Я-то стараюсь держаться. Раньше в гонках участвовав в Пасс-Кристиане. Надо сохранять остроту рефлексов. Я могу хоть во сне рулить.


— Пасс-Кристиан — это где?


— Миссисипи.


— Катрина перепивала, — заметил Майло. — Так что, возможно, ее рефлексы оставляли желать лучшего.


— Для нее, — сказал Хатфилд, — все было развлечением. Я работаю дополнительно, чтобы платить алименты на ребенка, а она желает стейк и омара. Считала меня деревенщиной, мы никогда не могли найти общий язык. Женщина — дерганый водитель. Однажды я позволил ей сесть за руль моей машины, так она едва не сломала передачу. После этого я ее и близко не подпускал. Она очень злилась… Она что, попала в какую-то катастрофу на этом своем «мустанге», задавила кого-нибудь?


— Она когда-нибудь навещала вас здесь?


Хатфилд достал грязную тряпку и переложил ее из одной руки в другую.


— Возможно.


— Возможно?


— Да, навещала.


— Сколько раз?


— Может быть… дважды. Да, дважды. Во второй раз у меня из-за нее были неприятности. Она вошла в нашу мастерскую как хозяйка и потребовала позвать меня. А туда вход запрещен всем, кроме сотрудников.


— Как в операционную, — заметил Майло.


— Что?


— Вы, ребята, как врачи на операции, и ваши боссы не хотят, чтобы вам мешали.


— Точно, вы угадали, я совсем как врач, — заявил Хатфилд, поднимая свои измазанные руки. — А вот другие парни скорее напоминают мясников. — Он криво улыбнулся. — Если бы клиенты знали, что там, на задах, происходит…


— Значит, Катрина появлялась дважды?


— Это вы правильно сказали, именно появлялась, потому что я ее никогда не приглашал. Во второй раз она принесла мне ленч. Какое-то вегетарианское дерьмо, вермишель, что-то еще. Я ей сказал, чтобы она этого больше никогда не делала.


— К тому времени ваши взаимоотношения затухали.


— Да не было никаких взаимоотношений! Слишком много драмы.


— Но два или три месяца вы с этим мирились? — вставил я.


— Это сами знаете из-за чего. Да и о каких взаимоотношениях вообще могла идти речь? Я ведь был женат. — Он помассировал светлую кожу на месте кольца.


Я спросил:


— Развод имел какое-либо отношение к Кэт?


Хатфилд рассмеялся:


— Черт, да нет. Это имело отношение к тому, что мы поженились в семнадцать лет, родили четверых детей за четыре года и до чертиков надоели друг другу. Она забрала всех детей и вернулась в Колумбус.


— Ваша жена знала про Кэт?


— Это не ее собачье дело. — Клайв ухмыльнулся и потер костяшки пальцев. — Да и Кэт вовсе не была единственной и незаменимой.


Майло сказал:


— Вы игрок.


— Я много работаю, ей не на что жаловаться. Кормлю ее и детей и лезу ради этого из кожи вон. Если мне хочется немного поиграть, никто мне не указ.


— Вы когда-нибудь встречались с подругами Кэт?


— Нет, и она не знает никого из моих друзей. Это все…


— Сами знаете что?


— Точно. — Хатфилд уронил сигарету на асфальт и медленно затушил ее каблуком. — Вы мне скажете, что она такое натворила?


— Она пропала.


— Пропала? И что? Она постоянно пропадала.


— Что вы хотите этим сказать?


— Я ей звякну, а ее нигде нет. Через несколько дней она мне перезванивает и хвастается, как здорово было в Мексике, на Гавайях, еще где-нибудь. Похваляется, что встретила богатого мужика, который платил по ее счетам, когда она была там, что она ела омаров, снежного краба и филе миньон и при этом не потратила ни пенса. Когда ее так несло, я знал, что будет беда.


— Почему?


— Она притягивала к себе всякое дерьмо. Вы действительно думаете, что с ней что-то случилось?


— Ее нет уже больше недели.


— Подумаешь! Она ведь просто может встать и уехать.


— Вам иногда приходится водить эти машины? — спросил я.


— Хм… ну да, постоянно, для проверки.


— Небольшие поездки вокруг квартала?


— Зависит от проблемы с машиной. Если клиент утверждает, что тормоза визжат, после того как он проедет на ней десять минут, приходится ездить на ней не меньше десяти минут. А в чем дело? Желаете прокатиться?


— Кэт когда-нибудь просила, чтобы вы ее прокатили?


Хатфилд поскреб голову:


— Зачем ей это?


— Хорошо идет к омару и филе миньон, — пояснил я.


Он не ответил.


Я продолжал:


— Она приставала к вам насчет этого?


— Почему вы спрашиваете?


— Кэт рассказала подруге, что вы катали ее на «бентли».


Легко так соврал, иногда я сам себе удивляюсь. Майло отвернулся, чтобы Хатфилд не заметил, как он пытается скрыть улыбку.


Маленькие глазки Хатфилда немного расширились.


— Она так и сказала?


— Безусловно.


— С чего вы взяли, что она не врет?


— Если девушка начинает зудеть, это может надоесть, — заметил я.


Молчание.


— Клайв! — окликнул его Майло.


— Зачем мне в этом признаваться? — резонно спросил Хатфилд.


Мой друг пояснил:


— Клайв, нам абсолютно безразличны ваши боссы, мы только хотим понять, какая девушка эта Кэт.


— Какая девушка? Настырная, вот какая. Да, она приставала ко мне, ластилась, обещала особо отблагодарить меня, если я ее хоть немного прокачу. — Его голос поднялся до высот альта. — Тут как раз подвернулась машина, которую мне нужно было проверить, вот я и взял ее с собой.


— Что это была за машина? — спросил Майло.


— «Роллс-фантом».


— Не «бентли»?


— Я знаю разницу, приятель.


— Это было в первый раз, когда она зашла, или во второй?


— В первый, — признался Хатфилд. — Поэтому она и приперлась еще раз.


— Решив, что вы снова согласитесь?


— Решив, что это заведение вообще ей принадлежит. Прошла прямиком в мастерскую и спросила, где Клайв. Напала прямо на нашего менеджера.


— В первый раз она ждала вас в приемной?


— Попросила, чтобы меня вызвали, как сделали вы. Я был занят и вышел не сразу, поэтому она разозлилась и, как только мы остались одни, начала ко мне приставать.


— Когда-нибудь катали ее на «бентли»? — спросил я.


— Нет, только на «роллсе».


— Чья машина?


— Нам этого не говорят.


— Ей понравилась поездка?


— Конечно. Она же только и думает, что о «зелени», о том, как заарканить богатенького, как похвастаться перед матерью, А мать свою она ненавидит. Это она так говорит, не я. Глупо.


— Что глупо?


— Судить, что кто-то умен, по тачке, на которой он ездит. Вот что я вам скажу: богатые мудаки тратят бешеные деньги, чтобы повыпендриваться, потом пугаются и навсегда запирают это дерьмо в гараже. Все равно как получить деньги и хвастаться ими перед всеми, но на самом деле наделать в штаны от страха, что кто-нибудь заметит и эти деньги у вас, труса, отнимет.


Майло рассмеялся.


Хатфилд сказал:


— Обхохочешься. — И закурил очередную сигарету. — Если найдете Кэт, скажите ей, что она может позвонить мне, если захочет. Я даже сделаю вид, что не догадываюсь, что она притворяется. Я почти всю жизнь женат, так что насчет притворства в койке все знаю.


Он было хотел уйти, но Майло задержал его и задал несколько простых вопросов, нацеленных на то, чтобы человек расслабился. Хатфилд стал более приветлив и даже рассказал грязный анекдот про женщину, енота и выхлопную трубу. Но он так и не поведал больше ничего интересного о Катрине Шонски. Когда Майло спросил, где он был в ту ночь, когда она исчезла, Клайв ответил:


— Обычно я не могу вспомнить, где шатаюсь, но тут мне повезло. Я знаю, что был в Колумбусе. У моей старшей дочери был день рождения.


— Когда вы приехали и когда уехали?


— Вы что, мне не верите?


— Стандартный вопрос, — успокоил Майло. — Помогите нам все прояснить, и мы больше не станем к вам приставать.


— Да ладно, ладно… Когда я приехал… Гм-м… Наверное, в четверг, это накануне того дня, когда она, по вашим словам, поехала развлекаться. Оставался в Колумбусе четыре дня, ездил в Билокси навестить мать. Она там в доме для престарелых. Когда я приезжаю, то везу ее в казино, ставлю ее кресло напротив игорного автомата и жду, когда она проиграет все свои четвертаки. Через два дня вернулся сюда. Я бы предложил вам проверить мою входную карточку, но не хочу неприятностей с начальством, так что не подводите меня, ладно? Я вам и так все выложил.


— Что ж, справедливо. Вы, случайно, не сохранили свой авиационный билет?


— Зачем?


— Как зовут вашу бывшую жену и какой у нее номер телефона?


— Вы это серьезно?


— Совершенно серьезно, Клайв.


— О Господи!


— Вы отправляете хозяевам машины с тремя колесами?


Хатфилд пригладил волосы и одарил нас улыбкой, продемонстрировав отсутствие одного зуба.


— Конечно, спросите ее, зачем ей врать. Можете еще ей сказать, что я прекрасно выгляжу.


— Непременно, Клайв.


— Пусть она пожалеет, — сказал Хатфилд. — Скажите ей, что видели меня с актрисой.


— Имя и номер, Клайв.


— Бриттани Луиза Хатфилд. Держите телефон подальше от уха, эта девушка может оглушить.


Майло все записал и проводил его взглядом. Потом мы вернулись в приемную и показали фотографию Катрины Шонски Эстер. Она внимательно вгляделась в нее.


— Поклясться не могу, но вроде бы она приходила сюда к нему. — Поднесла снимок поближе к глазам. — Недурна. Лучше, чем другие.


— Клайв так популярен?


— И не поверите, — хихикнула она. — Они приносят ему ленч. Наверное, что-то в нем есть, вот только я разглядеть не могу.


— Явно не шарм, — заметил я.


— И не чистые руки.


— С такой работой трудно держать руки в чистоте.


— Вот именно. Поэтому я и встречаюсь с учителем.


Майло спросил:


— Клайв когда-нибудь приглашал вас на свидание?


— По мне, он скучный гоблин, хотя никогда не выходит из себя и не проявляет агрессии. Но наверное, все мы на многое способны. Итак, вы его подозреваете?


— Ничего похожего, мэм. Было бы неплохо не распространяться о нашем разговоре.


Она сняла очки.


— Я вовсе не собиралась распространять сплетни.


— Разумеется. Итак, Клайв…


— Клайв в порядке, — сказала она. — Все здесь в полном порядке. Простите, я занята.


Стеклянная перегородка закрылась.

ГЛАВА 11


Когда я задом выезжал со стоянки, еще один «бентли» загородил мне дорогу. Черный, с красным салоном.


Я продолжал ехать. «Бентли» не двинулся с места. Тогда Майло высунул голову и попросил:


— Дайте проехать.


Со стороны водителя опустилось окно, и в него высунулась голова мужчины в черной рубашке, который закричал:


— Читать не умеете? Только для клиентов, козел!


— Уж эти мне зазнайки… — Майло вылез и секунд тридцать поговорил с крикуном. К тому времени как он вернулся в машину, ошарашенный водитель предоставил нам уйму места.


— Везде ты находишь себе друзей, — заметил я, поворачивая на Пико.


— Угу. А если бы обладай природным шармом Клайва, мог бы еще получать бесплатный ленч. Что ты думаешь по поводу его?


— Мне кажется, что определенный грубоватый шарм наличествует.


— Достаточно грубоватый, чтобы причинить вред Кэт Шонски?


— Он не любит женщин, — сказал я, — а конкретно эта его к тому же выгнала.


— Теперь, когда жены с детьми нет, ему могло стать одиноко, захотелось женщину, и он припомнил, в каком восторге была Кэт от поездки в машине. Вот он и решил: почему бы не попробовать еще раз?


Я сказал:


— Он заявил, что не знает имен клиентов, хотя на самом деле все, что ему требуется, чтобы узнать адрес Губеля, — это прочитать рабочий заказ. И если он действительно возился с его машиной, то вполне мог узнать, что тот хранит запасной ключ в арке колеса.


— Черт, — поморщился мой друг, — у него мог быть и ключ-шаблон. Выходит, он тебе понравился?


— С отрицательной точки зрения. Он ничуть не похож на убийцу Эллы Манкузи, и у него железное алиби.


Мы нашли номер телефона Бриттани Хатфилд и позвонили.


— Привет, а мама твоя дома? Друг из Калифорнии. Да, Кали… Миссис Хатфилд? Это лейтенант Стержне из полицейского управления Лос-Анджелеса. Нет, простите, я не по этому поводу… Понятно, я сделаю что смогу, но не могли бы вы сначала сказать мне…


Он долго слушал, причем отодвинув трубку подальше от уха.


— Клайв не соврал насчет ее оглушительности. И у нее есть повод орать. Похоже, принц выписал ей плохие чеки. Три месяца алиментов подряд. Она попыталась заблокировать его зарплату и думала, что я звоню по этому поводу. К сожалению, она подтвердила, что он был в Миссисипи как раз в интересующие нас дни. Провел время с ней и детьми и затем отправился в Билокси, чтобы повидать эту «сумасшедшую сучку, его мать».


Он вытянул ноги.


— Оглянуться не успели, как оказались там, откуда начали.


Весь стол Майло был завален записками и посланиями. Отдел по связям с общественностью извещал его, что репортаж об убийстве Эллы Манкузи может сегодня появиться в «Новостях», и ему надлежит быть под рукой, на случай если потребуются комментарии. Дважды звонил Шон Бинчи, послания не оставил. Гордон Беверли хотел бы знать, продвинулось ли как-то дело об исчезновении Антуана.


— Шестнадцать лет, а для них — как вчера, — сказал я. — Зато Тони, только что потерявший мать, не позвонил ни разу, чтобы спросить насчет ее убийства.


— Странно, верно? — Майло позвонил полицейскому, который наблюдал за Манкузи, и тот подтвердил, что Тони не нарушает раз и навсегда заведенного порядка. Объект сидит в квартире весь день, затем едет к одному и тому же продуктовому ларьку поблизости, ест буррито в машине, мусорит и возвращается домой.


Шон проявил инициативу и прочесал квартал вилла Энтрада, где был брошен «бентли». Никто из соседей ничего не видел и не слышал. Никто также ничего не слышал о появлении в районе малолетних правонарушителей, склонных к угону машин. «Мустанг» Кэт Шонски так и не найден.


Майло задержался на бумажке с посланием Гордона Беверли.


— Я начинаю себя чувствовать семейным доктором. По крайней мере мать Кэт пока еще не ставит мне палки в колеса.


— Может начать, если ты попросишь ее сдать кровь на анализ.


— На митохондриальное сходство с кровью в «бентли»? Давай узнаем, как обстоят дела с первоначальным запросом.


Он связался с сайтом лаборатории в Нью-Джерси.


— Все еще в длинной очереди, и там и останемся, если не подтвердится преступление. Ладно, теперь пора разочаровать семейство Беверли.


— Не понимаю, почему полиция в Техасе не надавит на Джексона, не заставит его высказаться конкретнее, чтобы ты не терял даром так много времени, — сказал я.


— Алекс, причина не в логике и не в этике. Тут дело в политике. — Майло закинул большую ногу на стол. Бумаги разлетелись и попадали на пол, но он даже не попытался поднять их. Развернул сигариллу и с силой впился в нее зубами. Послышался треск дерева. Майло оглядел размочаленный кончик и выбросил все в мусорную корзину, а потом дернул ящик и достал из него тонкую синюю папочку. — Давай еще раз попробуем пробиться к дружкам Антуана.


Он позвонил полицейскому, присматривающему за Брэдли Майсонетте, услышал тот же голос по автоответчику и оставил такое же послание. В школе Святого Ксавьера Майло сообщили, что мистер Гуд болен и на работу не вышел. Он не стал выпытывать у секретарши личные данные Гуда, а просто проверил по компьютеру его машину.


— Двухлетний серый «форд-эксплорер», адрес: Норт-Бродмур-террас. — Он полистал справочник. — На холме, рядом со стадионом. Пора навестить больного.


Зазвонил телефон на столе. То, что мой друг услышал с другого конца линии, заставило его застегнуть пиджак и поправить узел галстука. Потом Майло проверил шнурки у ботинок, повел плечами, чуть-чуть поморщился и встал.


— Внезапное собрание у начальства? — предположил я.


Он уставился на меня.


— Ты вдруг озаботился своей внешностью…


— Мистер Проницательный. Да-да, шеф желает устроить шмон. Я должен быть в его офисе раньше, чем это физически возможно.


— Тема?


— Текущие дела. Очевидно, его превосходительству поступили звонки из прессы насчет Манкузи, или Беверли, или их обоих. Вот он и жаждет, чтобы я его просветил на этот счет.


— Желаю повеселиться, — сказал я.


— Да, уж там обхохочешься… ты не мог бы сам поговорить с Уилсоном Гудом?


— Если это не противоречит процедуре.


— В таком психологически чувствительном случае, как дело Антуана? — удивился он. — Здесь железно требуется вмешательство психотерапевта. К тому же шеф тебя любит, так что он одобрит.


— Когда вы об этом говорили?


— Когда он в последний раз меня вызывал. Похоже, прочитал доклад, который ты опубликовал в прошлом году, и согласился с тобой, что по большей части профилирование — чушь собачья.


— Твой шеф читает журналы по психологии?


— У него степень по психологии. Он даже предложил взять тебя на оклад, но я объяснил, что управление не выдержит экономической конкуренции.


Майло поведал мне, сколько у них платят.


— Благодарю вас, сэр, — усмехнулся я.


— Всегда забочусь о твоих интересах. Передай привет тренеру Гуду. Может, он тебе что подскажет.


— Я в школе играл в бейсбол.


— В каком качестве?


— Сидел на скамейке запасных, — признался я. — Участвовал только тогда, когда во мне возникала нужда.


Дом Уилсона Гуда был одним из пяти одноэтажных строений в тупике над голливудской концертной площадкой, там, где самые дешевые места. То, что архитекторы называют архитектурой середины века, как будто пятидесятые были декадой прокаженных.


Достаточно близко к амфитеатру, чтобы слышать музыку в теплую летнюю ночь. Остальной вид — деревья, кусты и небо с недостатком озона.


Дом Гуда оказался в штукатурке персикового цвета везде, где не было панелей из красного дерева. За широкими проволочными воротами с электрическим запором на гравийной площадке стояли серый «эксплорер» и зеленый «фольсваген-пассат».


Я нажал на кнопку звонка и услышал, как в доме прозвучало несколько мелодичных нот. Пересмешник прыгал с полевого хвоща на жимолость, на некотором расстоянии вороны обсуждали политические вопросы. И, как всегда, — гул машин; шоссе — настоящая филармония Лос-Анджелеса.


Прежде чем отправиться в путь, я нашел в Сети фотографию Уилсона Гуда. Пирушка после завоевания титула. Симпатичный мужчина с толстой шеей и грустными глазами, которые, казалось, противоречили праздничному настроению.


Может быть, этот чувствительный тип и не станет возражать, если я побеспокою его во время болезни.


Я позвонил еще раз и уже подумывал о третьей попытке, когда увидел, как к дому подходит женщина, ведя на поводке нечто маленькое и коричневое. Зверек тянул тонкий поводок и прыгал. Женщина торопилась, чтобы успеть за ним.


Я подумал, что это чихуахуа, и ошибся — это оказалась самая малюсенькая такса, какую мне только доводилось видеть. Она нападала, опустив голову, и походила на озабоченную сардельку.


Женщина, темноволосая и веснушчатая, была в зеленом топе в цвет «пассата», черных брюки в обтяжку и черных туфлях. Лет за тридцать, пять футов пять дюймов, длинные ноги и крутые бедра.


Песик натянул поводок до предела и немедленно испытал похотливое влечение к моей левой туфле.


Женщина сказала:


— Прекрати, Инди, — но без особой уверенности, стараясь удержать собачонку.


— Инди — как в «Больших гонках»?


— Его мотор никогда не выключается. — Она подхватила таксу на руки, стараясь удержать извивающееся тельце. Когда Инди наконец успокоился, женщина взглянула на дом Уилсона Гуда. Глаза зеленые. Цвет мягкий, но взгляд жесткий, оценивающий. — Я чем-нибудь могу вам помочь? — спросила она.


Я достал свой значок консультанта при полицейском управлении Лос-Анджелеса. Срок его годности давно истек, да и вообще пустяк, но мало кто удосуживался проверить. Веснушчатая женщина стояла слишком далеко, чтобы рассмотреть детали, хотя Инди явно старался подобраться поближе.


— Я ищу мистера Гуда.


— Я Андреа, его жена. — Она сказала это так, будто не была уверена. — Что вам нужно от Уилла?


— Пятнадцать лет назад у него был друг, которого звали Антуан Беверли…


— Разумеется, Антуан. — Инди, недовольный заточением, начат издавать грозные звуки. Андреа Гуд сдалась и опустила его на землю. — Уилл и Антуан были друзьями со школьных дней, и мужу никогда не приходилось переживать такого несчастья, как то, что произошло с Антуаном. Но он не знает ничего, что могло бы помочь полиции.


— Вы в этом уверены?


— Конечно, уверена. Неужели полиции наконец удалось что-то выяснить?


— Дело вновь открыто. Не могли бы вы попросить вашего мужа уделить мне несколько минут?


— Полиция посылает психологов по поводу старых дел?


— Только по поводу особых дел. Если бы я…


— Я уверена, что Уилл был бы рад помочь, — сказала она, — но время сейчас неподходящее. У него тяжелый грипп, а впереди пара серьезных игр. Оставьте мне номер вашего телефона.


— Детектив, который занимается этим делом, уже звонил…


— В самом деле? Я проверю автоответчик. Уилл совсем не обращает на него внимания. Лихорадка, совсем на него не похоже, но в школе сейчас настоящая эпидемия.


Наше внимание привлекли кашляющие звуки снизу. Инди стоял на задних лапках, махал передними в воздухе, глаза его были выпучены — Андреа Гуд машинально натянула поводок, и песик оказался полуповешен.


— Ох нет! — сказала женщина и отпустила поводок. Едва не задохнувшийся Инди шлепнулся на землю, хватая пастью воздух. Она опустилась на колени: — Прости меня, малыш.


Инди в последний раз протестующе тявкнул и лизнул ее в нос.


Безусловная вера и любовь; может быть, когда-нибудь Ватикан начнет канонизировать собак?


— Вот так, — сказала Андреа Гуд, поднимаясь на ноги.


— Мы будем очень признательны, если ваш муж позвонит нам, — кивнул я. — Надеюсь, что он быстро поправится.


— Обязательно. Он крепкий парень.

ГЛАВА 12


Убийство Эллы Манкузи не попало в шестичасовые «Новости», но о нем упомянули в конце одиннадцатичасовой передачи, причем — со всеми прибамбасами: повествование надутого баритона и крупный план окровавленного ножа, который они, видимо, добыли где-нибудь в архиве.


Номер, по которому можно было позвонить бесплатно, мелькнул только на секунду, но этого оказалось достаточно. Когда на следующее утро я позвонил в офис Майло, то услышал записанное на пленку послание:


«Говорит лейтенант Стержис. Если вы звоните по поводу убийства Эллы Манкузи, пожалуйста, оставьте номер своего телефона и имя. Говорите медленно и ясно. Благодарю вас».


Я набрал номер Уилсона Гуда, надеясь, что разговор с женой, постельный режим и осознание своих гражданских обязанностей развяжут ему язык. Никто не ответил.


Бланш уже собралась на прогулку и радостно побежала рядом, когда мы начали спускаться в долину. Ее забавляло все: белки, птички, машины, деревья, — а от камней вообще захватывало дух.


Тощая бегунья остановилась, чтобы приласкать ее.


— Никогда не видела такой очаровательной собаки!


Бланш не возражала.


В час дня мы с Робин поехали в Шерман-Оукс и поели пасты у Антонио. После этого я спросил, есть ли у нее время, и мы отправились в Ван-Нуйз, туда, где жила Катрина Шонски.


Большой комплекс похожих на коробки домов, никакой зелени. В воздухе пахнет строительной пылью, хотя поблизости никакого строительства не наблюдается. Обычные прелести жаркой погоды.


— Я могу понять, почему ей хотелось от всего этого скрыться, — сказала Робнн. — Хотя если ты одинок, дом в тридцать комнат на двадцати акрах вряд ли поможет.


— Имеешь в виду кого-нибудь конкретного?


Она кивнула.


— Он приезжает в город по делу раз в неделю. Между встречами он заезжает ко мне, чтобы взглянуть, как продвигается «его заказ». В этом нет ничего особенного, но если тебе захочется присутствовать, я не стану возражать.


— Он что, ведет себя неподобающим образом?


— Нет, но когда он со мной говорит, в его голосе такая тоска… Как будто он хочет подобраться ближе… Ты понимаешь, что я имею в виду?


— Понимаю.


— Может быть, это глупо?


— Самонадеянная девочка.


Она улыбнулась.


— Так ты придешь?


Она вернулась в свою студию, а я некоторое время размышлял об Элле Манкузи и Кэт Шонски, но не смог углядеть никакой связи, за исключением больших черных угнанных машин. Потом порылся в Сети, варьируя разные комбинации со словами «преступление» и «роскошная машина». Ничего не обнаружив, подставил слово «убийство». Снова пусто.


Тогда я начал комбинировать слово «убийство» с различными марками автомобилей, перебрав, без всякого успеха, «ягуар», «роллс-ройс», «феррари» и «БМВ».


«Ламборджини» и «кадиллак» участвовали в двух перестрелках — в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Расстреляли двух рэперов — одного в собственной машине, когда он возвращался с записи, другого в сопровождении охраны. Официально оба убийства не были раскрыты, но все в шоу-бизнесе хорошо знали, кто это сделал.


«Бентли» и «астон-мартин» вытянули пустышку, на «мерседес» тоже ничего не обнаружилось. Очевидно, убийство Эллы Манкузи не получило достаточного освещения в прессе. Это заставило меня усомниться в разумности моего занятия. «Бенц» принес мне фотографии Гитлера в 770 Кб и послание от блоггера из Катара, считающего, что фюрер — крутой парень, которого все ошибочно считают убийцей.


Я напечатал «линкольн», ничего уже больше не ожидая, что показало, какой из меня фиговый провидец.


Двойное убийство девять лет назад в «Оджос негрос», цепляющемся за жизнь сельскохозяйственном поселке к северу от Санта-Барбары. Сведения об этом деле я нашел на полуграмотном сайте DarkVision.net, который специализировался на повествовании о наиболее жестоких неразгаданных убийствах и сопровождал свои тексты грубыми карикатурами и зернистыми снимками, украденными из книг по криминалистике.


Факты, изложенные «автором и вебмастером сайта Заппером», были немногочисленными и ужасными: Леонора Брайт, хозяйка единственного в городке парикмахерского салона, и Вики Тран, ее подруга и маникюрша, были убиты где-то перед закрытием салона. Их тела обнаружили на следующее утро. Обеим нанесли множество колотых ран, были даже намеки на расчленение.


В сумерках очевидцы заметили черный «линкольн», припаркованный недалеко от салона, а ранее в тот же день видели рослого мужчину в длинном, до пола, парусиновом плаще и высокой шляпе. Он вышел из машины, прошел мимо салона, вернулся в автомобиль и уехал. Затем оказалась, что эта машина была угнана с пункта проката в Санта-Барбаре.


Ковбои часто появлялись в «Оджос негрос» — несколько скотоводческих ферм поблизости боролись против большого агробизнеса. Но расхлябанная походка незнакомца и его странный костюм привлекли внимание.


«Бледный ездок» — так обозвали его на сайте. «И в дни Дикого Запада детройтский зверь вполне мог оказаться черным жеребцом».


На следующее утро после его появления посыльный, который привез в салон лак для ногтей и другие косметические товары, сделал «выворачивающее наизнанку открытие».


«Что меня удивило, — размышлял Заппер, — так это что Леонора была замужем и, может, Вики тоже; тогда почему мужья не искали их все это время?»


Я принялся за поиски, используя имена жертв.


Только одна статья в «Санта-Барбара экспресс», напечатанная через неделю после убийства. Два новых факта. Машина была угнана от гостиницы «Гавань» и «шериф Уэнделл Сэлми в настоящее время беседует с детективами из Санта-Барбары».


Я поискан по «Гуглу» «Сэлми» и получил от компьютера предположение, что на самом деле имелся в виду Уэнделл Сэлмон. Чтобы не опростоволоситься, я последовал совету и попал на вебсайт детского буклета штата Вашингтон.


Я распечатал газетный текст, вернулся на DarkVision.net, кликнул мышкой по окошку «контакт» и спросил, есть ли какие-нибудь новости по этому делу.


Ответ пришел через несколько секунд.


эй алекс я джейсон бласко пра этава заппера крутой парень. есть слух копы не хотят говорить может какой предрассудок эта тран была вьетнамкой ты знаешь???? если что узнаешь можешь писать мне.


Я поискал «Джейсон Бласко» и получил такую же безграмотную страничку.


Выяснилось, что я переписывался с неотесанным темноволосым четырнадцатилетним парнишкой, который называл сам себя «компютарным гением», жил в Миннеаполисе и любил группу «АС/DC», «хотя они старее чем антик, а барабанщик у них говно».


Я спросил, откуда он узнал об убийстве в «Оджос негрос».


было чево-то в журнале где про детективы или вроде того всякое дерьмо целая куча


каком???


не знаю всем рассказывал


нет списка приятелей


шутишь


извини


поганец


так тот журнал…


тебе нравится это дерьмо?????


если истории хорошие


мне нравится если они ловят парня и казнят


ну да так лучше


у меня тоны этого дерьма можещь купить если хочешь нервы подергать


сколько


пять баксов за каждый


подумаю


хочеш бери хочеш катись


беру


шли наличку пока нет счета.


Я поинтересовался адресом. Он тут же прислал мне номер почтового ящика.


Способный малец.


ты где алекс в смысле географии


ла


здорово даже лучшее чем сан-франциско


а что миннесота


погано шли наличку если хочеш федэксом давай мне номер


улиточной почтой годится


если следов не оставит.


Майло позвонил в семь вечера.


— Много наводок? — поинтересовался я.


— Думаю, Ной сейчас смотрит из окна своего ковчега. Один аноним утверждает, что Тони Манкузи — гомик. Все остальные либо психи, либо психопаты. Я проверил только половину, когда пришел Гордон Беверли. Славный мужик, он сам попробовал добраться до друзей, но ничего не вышло. Как у тебя с Гудом?


Я описал встречу с Андреа и Инди, и он заметил:


— Разволновалась и едва не удушила собачонку? Интересно.


— Я тоже так подумал.


— Значит, теперь нам нужно посмотреть на уважаемого мистера Гуда повнимательнее. — Он засмеялся. — Я вот все жду, когда люди поумнеют. Откроют дверь, с милой улыбкой соврут, и мы про них забудем.


— Преступники так и делают, — возразил я. — Пугаются обычные люди.


— Обычные люди, у которых есть что скрывать. Ладно, я займусь мистером Гудом, когда разберусь с Манкузи.


— Хочешь, я могу сегодня еще раз съездить туда.


— Нет, скоро большая игра и парень не сдвинется с места. Пусть немного попарится. Если бы я даже хотел достать его, ночь у меня уже занята. Одного из моих сопляков сняли с наблюдения, так что мне придется самому присматривать за Тони Манкузи. Заступаю через час.


— Есть время выпить крепкого кофе.


— Крепкого и горького. Завтра поговорим, Алекс.


— Еще одно.


— Мне улыбаться или кривиться?


— Может быть, и так и эдак. — Я рассказал ему об убийствах в «Оджос негрос» и вебсайте.


— Четырнадцатилетний урод. И такой ребенок нас поведет?


— Может быть, он приведет нас к чему-нибудь серьезному. Украденные роскошные черные лимузины с парковки у пункта аренды, подозреваемый, одетый ковбоем, — это ведь все, что о нем запомнили. Припороши волосы белой пудрой, нацепи уродскую кепочку в клетку и шаркай ногами — эффект будет тем же самым. Кстати, роскошная машина — это ведь тоже для отвода глаз.


— Костюмы, — сказал он. — Искусство направлять по ложному пути. «Оджос негрос», а? Никогда о таком не слышал. Девять лет назад… не слишком широко загребаешь, как ты считаешь?


— Если дела связаны, то за это время вполне могло случиться что-то еще. Никаких убийств, связанных с черными лимузинами, я больше не нашел, но ведь там нет и Эллы Манкузи, так что сеть далека от совершенства.


— Верно. Понять не могу, как твое сообщение повлияло на мое настроение… Ладно, начнем по порядку. Пойду в магазин, затоварюсь едой и кофеином. Ты как насчет путешествия в сельскую местность? Если время и расстояние оплачивается по повелению Высшего существа?


— Бог собрался мне заплатить?


— Шеф, — объяснил он, — а впрочем — какая разница.


— Как прошла ваша встреча?


— Стальные глаза, мертвая хватка. Требовал немедленного прогресса, сделал вид, что не разозлился, когда услышал, что никакого прогресса нет. Но эта его ирландская физиономия становится вся розовой, когда он бесится. Затем совершенно неожиданно он спрашивает, консультируешь ли ты меня по этим делам. Я говорю: по всем, когда у тебя есть время. Он спрашивает, что это означает. Я говорю: учитывая, сколько платит управление, тебе приходится зарабатывать в другом месте. Тут он становится по-настоящему розовым и разражается тирадой насчет того, как наше управление застряло где-то между мезозойским и юрским периодами. Мол, пора модернизировать нашу работу, ведь мы нуждаемся в серьезном психологическом вкладе, а не в услугах шлюх-психотерапевтов, которые рады при случае опозорить полицейских. Короче, по сути, эта встреча была посвящена тебе.


— Надо же, — удивился я. — Придется сунуть голову в лед, чтобы она слишком не раздулась от гордости.


— Чтобы добиться такого эффекта, тебе достаточно взглянуть на тарифную сетку, которую он предлагает. Дополнительные тридцать процентов на бензин и расстояние, но почасовая оплата все еще мизерная. Предполагается, что я буду вести учет, а ты — снабжать меня точными данными. Заниматься этим нам будет некогда, ведь полно настоящей работы. Ты как, уже можешь выехать?


— Гм-м… — сказал я.


— Спасибо. Не забудь поесть. Тридцать процентов как раз напомнят тебе о ценах шестьдесят пятого года.

ГЛАВА 13


Долина Санта-Инес развалилась между двумя горными хребтами, наслаждаясь солнцем и негой. Это место, удостоившееся благодати теплого климата, позволяющего круглый год ходить в рубашке с короткими рукавами, и покрытых виноградниками склонов гор, иногда принимают за Эдем. Когда нет винограда, цветут яблони. Холмы пологие, а легкий ветерок с океана приносит прохладу. Туристы валят туда валом, привлеченные вином, едой, антиквариатом, лошадьми и фантазиями, которые бы сбылись, если бы да кабы.


Большинство городов этого края — Солванг, Бьюлтон, Баллард, Лос-Оливос — процветают именно благодаря туристам.


Но есть там и городок «Оджос негрос», названный так в честь рваной дыры заброшенного карьера.


Построенный на негостеприимном треугольнике лишенной влаги грязи к югу оттого места, где шоссе 101 сворачивает на Лос-Аламос, «Оджос негрос» когда-то служил местом отдыха на шоссе; жители кое-как сводили концы с концами. Когда же шоссе перенесли на несколько миль к северу, городок умер.


Умер и Уэнделл Сэлми, шериф, который расследовал дело об убийстве Брайт и Тран девять лет назад. Майло узнал об этом из базы данных полицейского управления. Он также договорился о моей встрече с нынешним шерифом, Джорджем Карденасом, на одиннадцать часов утра.


— Не жди от него слишком много, Алекс. Парень работает всего полтора года. Если сможешь там принюхаться, замечательно. Вдруг найдешь одинокую душу, которая мечтает поговорить?


«Оджос негрос» не значился ни на одной из моих дорожных карт, поэтому пришлось обратиться к службе онлайн. В описании маршрута содержалось предупреждение о ничем не обозначенном повороте через 4,3 мили после дороги на Бака-стейшн.


В десять вечера Майло позвонил снова. Он уже три часа сидел в своей машине и смотрел, как ничего не происходит у квартиры Тони Манкузи.


— Мечтаешь поговорить? — спросил я.


— Делом занимаюсь. Только что поймал детектива из офиса шерифа Санта-Барбары, который вместе с Сэлми расследовал дело Брайт — Тран, Он сказал мне, что дело изначально было «висяком», но он на пенсии, скучает, поэтому согласился встретиться с тобой. Его зовут Дональд Браген, живет в Бьюлтоне. Был сержантом, по голосу можно догадаться, что до сих пор своим званием гордится. Сегодня днем он летит в Сиэтл, оттуда чартером на Аляску, на рыбалку. Если ты доберешься до Санта-Барбары к девяти часам, он готов позавтракать с тобой в «Моби Дик» на пристани Стирна.


— Захвачу гарпун.


— Чао. Возвращаюсь к своему «Ред булл» и буррито.


— У вас с Тони одинаковые пристрастия в еде?


— И даже одна грязная ложка на двоих, — хмыкнул он.


— Сопереживание?


— Культурные вкусы.


На следующее утро я выехал в семь утра, пережил пробку на участке от Энсино до «Тысячи Дубов», слегка пренебрег ограничениями на скорость, когда проехал Камарилло, и приближался к Санта-Барбаре без двадцати девять. Майло позвонил, чтобы сообщить, что Дональд Браген улетел более ранним рейсом и отменил завтрак.


— Нет желания говорить о старых неудачах? — предположил я.


— Или семга решила устроить шоу пораньше, самонадеянные ублюдки.


— Рыба?


— Прыгают против течения, как будто могут этим кого-то удивить.


Я уже миновал тридцать миль городского пляжа и проехал то место, где шоссе 101 сворачивает на север, в глубь материка, а все намеки на голубую воду исчезают. Съезд на дорогу Бака-стейшн нашелся легко, но необозначенный поворот оказался почти в шести милях. Его бы и ищейка не отыскала.


Подскакивая на плохой дороге, я ехал сквозь шеренгу тополей, которая кончилась так же внезапно, как кончаются голливудские браки. С обеих сторон дикая трава цвета соломы по пояс и то там, то здесь — серые искривленные стволы деревьев. На севере временами был виден хребет Санта-Инес, но он держался на почтительном расстоянии, как неуверенная старлетка.


Показался старый карьер, из которого когда-то добывали известняк. Раскоп был загорожен пластиковыми панелями на цепях, но через отверстия в пластике можно было заглянуть и увидеть темную дыру. Также там висели знаки с черепом и скрещенными костями, делая обстановку несколько более дружелюбной. Я уже было поехал дальше, как заметил движение.


Из травы выглянул серый койот, пошуршал травой и скрылся.


Проехав еще несколько тополиных пеньков и не увидев ничего более интересного, я добрался до стихийной мусорной свалки и засиженной птицами таблички, на которой значилось: «„Оджос негрос“. Высота над уровнем моря 231 фут, население 927».


Через полмили мне встретилась худая брюнетка, которая шла по обочине с большой металлической клеткой. Она несла ее обеими руками перед собой, находясь, таким образом, спиной ко мне. Крайне неловкая позиция.


Звук мотора моей машины заставил ее обернуться, но она продолжала идти к старому коричневому джипу, стоящему в десяти ярдах впереди.


Я остановился и опустил стекло с пассажирской стороны. Брюнетка резко повернулась, загородившись от меня клеткой. Пружинная ловушка для зверья, наверняка очень тяжелая для такой хрупкой женщины. Дно было покрыто бурыми пятнами.


— Вам что-то нужно? — Слегка за двадцать, латиноамериканка, в обычной белой блузке, джинсах и сапогах. Густые блестящие волосы туго стянуты назад, открывая высокий чистый лоб. Золотисто-карие глаза, крупный нос, тонкие губы. Очаровательная женщина, слегка угловатая, как хищный зверек.


— Я ищу шерифа Карденаса.


Клетка слегка опустилась.


— Поезжайте вперед. Он в городе.


— А город далеко?


— Сразу за первым поворотом.


— Спасибо.


— Вы, наверное, врач из Лос-Анджелеса?


— Алекс Делавэр.


— Он вас ждет, — кивнула она.


— Вы у него работаете?


Она улыбнулась:


— Я его сестра, Рикки.


Я протянул руку.


— Вам не стоит меня касаться, после того как я прикасалась к этому.


— И что вы поймали?


— Еще одного койота. Одна из пожилых жительниц нашего города, за которой Джордж присматривает, все время жалуется, что они разбрасывают ее мусор, но никак не хочет завести баки, которые бы плотно закрывались. Ей восемьдесят девять, поэтому, когда она слышит шум или видит разбросанный мусор, она зовет Джорджа. Это вообще-то дело организации по защите животных, но нечего даже пытаться их сюда затащить.


— А вы доброволец?


— Я приехала на неделю на побывку, а больше все равно нечего делать. — Она подняла клетку. — Это был совсем маленький койот, щенок, очень напуганный, так жалобно пищал.


— Я только что видел одного взрослого около ямы.


— Их тут полно.


— У нас, в Лос-Анджелесе, они тоже водятся, — сказал я. — Умные маленькие поганцы.


— Не такие уж умные, если лезут в ловушку с кошачьей едой. У Джорджа тут полный комплект — рыси, еноты, гремучки. Ему даже сообщали о горных львах, но сам он ни одного не видел. Но мне пора привести себя в порядок. Джордж в офисе. Вы можете поехать за мной.


Она поставила клетку в джип и тронулась с места. До поворота оказалось около полумили. Сразу же за ним — главная улица под названием Оджос-негрос-авеню, вдоль нее — парковочные стоянки. Четыре машины на две дюжины мест: три пикапа и белый «бронко» с вишенкой на крыше.


Рикки показала налево и поехала дальше. Дорога поднялась на земляной холм, где боролись за жизнь два платана. Я остановился рядом с «бронко».


Тротуары растрескались и были все в ямах, а в образовавшихся щелях выросла трава. Витрины большинства магазинов были темными, некоторые — даже забиты досками.


Из действующих заведений имелся белый куб из оргалита, на котором было большими буквами выведено: «Шериф „Оджос негрос“», зеленый, как попугай, оштукатуренный бар под названием «Лаймлит», магазинчик, торгующий продуктами и одновременно служащий помещением для страховой конторы и почты США, салон красоты/парикмахерская с поблекшими фотографиями голов с уложенными прическами в витрине и ветеринарный магазин, украшенный флажком со слоганом «Поддержите наши войска».


Особым товаром в этом магазине в последнюю неделю были овсянка, сено и живые кролики из «Бельгии, Европа».


В офисе шерифа за компьютером сидел совершенно лысый молодой человек в хаки. За ним виднелась тюремная камера, такая же чистая, как и его лысина. Стены были увешаны обычными плакатами с изображением людей в розыске, бюллетенями и инструкциями по соблюдению безопасности. Клейкая лента не нашла общего языка с оргалитом, поэтому часть бумаг отклеилась и свертывалась в трубочку.


— Доктор Делавэр? Я Джордж Карденас.


— Доброе утро, шериф.


Брат симпатичной сестренки сердечно пожал мне руку и широко улыбнулся. Его кожа была такой же чистой, как и у сестры, а глаза — такие же золотисто-карие, но лицо круглое и мягкое, ни следа той ястребиной настороженности. Детское лицо, и лысине не удалось его состарить.


— Кофе?


— Черный, спасибо.


Карденас налил нам обоим кофе в пластиковые чашки, сдобрил свой сливками и кивком предложил мне сесть.


— Вы приехали немного раньше, чем собирались.


— Моя первая встреча сорвалась.


— Никак детектив Браген передумал?


— Вы его знаете?


— Впервые разговаривал с ним сегодня утром. Просто предвидел, что он может передумать.


— Почему?


— Он раздражался, когда разговор заходил о том деле. Назвал его «висяком» с начала до конца и, похоже, не хотел об этом вспоминать.


Рядом с компьютером лежала стопка бумаги. Карденас взял первый лист и протянул его мне.


Это было краткое ревю дела Брайт — Тран шерифом Уэнделлом Сэлми.


Из него я узнал кое-что, чего не было в отчете Заппера. Салон Леоноры Брайт назывался «Стильная дама». Когда она умерла, ей было тридцать три года. Вики Тран недавно приехала из Анахайма, ей было всего девятнадцать. В салоне ничего не тронуто, только два трупа и море крови. С обеих женщин даже не сняли золотые побрякушки, а в кассе осталась в целости и сохранности дневная выручка. Так что вариант ограбления исключался.


Орфография Сэлми была получше, чем у мальчишки, но не намного.


— Это все, что есть, — сказал Джордж Карденас и смахнул воображаемую пыль с брюк. — Когда я заступил на службу, все файлы шерифа Сэлми были в коробках и хранились на складе в Лос-Аламосе. Я начал их просматривать, пытался почувствовать город. В основном он занимался мелочевкой — кража яблок с дерева, потерявшаяся собака, иногда семейный скандал. Он предпочитал дипломатию строгим мерам.


— Миндальничал с местными жителями?


Карденас показал большим пальцем на камеру:


— Местные жители рассказали мне, что эта штука использовалась только если какому-нибудь заезжему бедолаге нужно было проспаться после пьянки. Жена шерифа умерла одиннадцать лет назад, через год в автокатастрофе на шоссе сто один недалеко от Бьюлтона погиб его сын. Это его здорово скрутило.


— Десять лет — как раз перед убийствами, — заметил я. — Вы полагаете, что он был не в лучшей форме?


Карденас откинулся в кресле и скрестил ноги.


— Я не хочу плохо говорить о покойных, к тому же все утверждают, что шериф был замечательным человеком. Но после того как перенесли шоссе, «Оджос негрос» превратился в картинку маслом. Мне это безразлично, но не все так думают.


— Вы любите покой?


— Иногда, когда начинаю дергаться, я звоню своей сестре и прошу ненадолго приехать. Мы близнецы, она работает медсестрой в больнице в Санта-Барбаре, у нее длинный отпуск. Но по большей части я работаю, так что покой идет на пользу.


— Работаете над делами?


Он взглянул на компьютер:


— Наверное, это прозвучит глупо, но я пишу. Вернее, пытаюсь.


— Художественное произведение?


Он отвернулся и заговорил, обращаясь к плакату о пожарной безопасности:


— Начал с коротких рассказов, затем прочитал в специальном журнале для писателей, что они сейчас не в ходу, поэтому начал писать роман. Вернее, даже не начал, сначала пытаюсь определить то, что они называют своей позицией.


— Полицейский роман?


— Зависит от того, как сложится содержание в моей голове, — сказал он. — Знаете, у меня ведь две степени в университете в Нью-Мексико, по английскому и криминалистике. Я все никак не мог определиться, что мне нравится больше, потому решил набраться опыта работы в полиции: может быть, тогда мне будет о чем писать. Пару лет проработал в полиции штата, затем появилась эта оказия в «Оджос негрос». Здесь пять лет не было шерифа, они даже получили грант на два года, чтобы ему платить. Моя сестра и ее дети живут поблизости, она развелась, а ее бывший исчез из ее жизни. Вот я и подумал: может быть, я смогу оказать положительное влияние? — Он пожал плечами. — Мне это предложение показалось интересным.


— Я разговаривал с парой детективов в полицейском управлении в Санта-Фе, Стивом Катцем и Дарреллом Ту Мунсом.


— Знаю их, но работать вместе не приходилось. Я в основном работал в Альбукерке, бандитов ловил. Там мне довелось довольно близко познакомиться с двумя делами об убийстве, посмотреть, как работают профессионалы, и выяснить, что это не по мне. К сожалению, я вряд ли чем смогу помочь в вашем деле. Этот листок — все, что мне удалось найти.


— Есть ли в городке кто-нибудь, кто жил здесь девять лет назад?


— Так почти каждый, кто сейчас живет здесь, жил в «Оджос негрос» девять лет назад. Большая часть граждан — пожилые люди, которые либо не хотят, либо не могут себе позволить уехать. Продуктовый магазин варит свежий суп, когда есть спрос, и самый замечательный день — когда доставляют чеки социального страхования.


— С кого вы мне посоветуете начать?


Он выпрямил ноги.


— Лейтенант Стержис действительно считает, что это может иметь отношение к делу в Лос-Анджелесе?


— Трудно сказать. Главная общая черта — угнанный черный лимузин.


— Да, он мне говорил, «мерседес» и «бентли». Исходные данные на «линкольн» находятся в ведении Санта-Барбары, потому что лимузин доставили туда. Я проверял, все давно в архивах. Обнаружил только доклад о том, что машина найдена. К тому времени как выяснилась связь с этим работающим под Клинта Иствуда мерзавцем, ее уже вычистили и передали напрокат другому клиенту, который успел накрутить на ней несколько сотен миль. Никакого повода ее осматривать, так что пришлось этим удовольствоваться. Что касается людей, которые могут помнить эти события, я тут поспрашивал и обнаружил, что все, кто еще в здравом уме, хорошо помнят это дело. Это же было первое убийство за сорок лет. Но никто не мог сообщить никаких подробностей насчет мерзавца, кроме того, что это был высокий белый мужчина в длинном пальто и ковбойской шляпе. И я не смог найти никого, кто бы видел его собственными глазами.


— Таинственный незнакомец.


— У нас не слишком много приезжих, и я сомневаюсь, что девять лет назад ситуация была другой, потому что к тому времени шоссе уже перенесли. Ничто не привязывает этого незнакомца к преступлению, кроме того, что он болтался без дела и никто его не знал.


— Пальто и шляпа могли использоваться для маскировки, — предположил я.


— Наверное.


— Нет никаких шансов, что это мог быть кто-то из местных?


— Никаких, доктор. Это ведь очень маленький город.


Он отпил глоток кофе.


— Неприятно это говорить, но все дело представляется мне довольно замороженным. Может быть, я придумаю концовку и использую его в своей книге.


— В жизни так не бывает, — заметил я.


Он постучал по клавиатуре.


— Мне кажется очень интересным то, чем вы занимаетесь, доктор. Может быть, я когда-нибудь воспользуюсь вашим советом.


— Разумеется. Я заметил салон на этой стороне улицы. Это он раньше принадлежал Леоноре Брайт?


— Нет. Салон «Отличная прическа», как мне кажется, открыт на месте ресторана. Там заправляет семейство Рамирез, Эстела и Рамон, детей нет. Они переехали сюда из Вентуры, через три года после убийства Леоноры — так долго пришлось искать желающих. Город помещал объявления в газетах других городов, и туда приходилось ездить, чтобы подстричься. Место преступления — последний дом при выезде из города. Хотите взглянуть? Я бы с удовольствием размял ноги.


Мы вышли из офиса и перешли через дорогу. Я спросил шерифа, кто сейчас управляет «Оджос негрос».


Он сказал:


— Мэра нет, городского совета тоже, мы во всем полагаемся на графство. Мы своего рода пасынки Лос-Аламоса или другого города, который не успеет от нас отделаться.


— Сколько жителей?


— На таблице написано, что тысяча, но на самом деле намного меньше. Думаю, самое большее, две сотни. И если теперешняя тенденция окажется устойчивой, скоро здесь вообще никого не останется. Вот мы и пришли.


Он остановился перед одним из домов с забитыми досками витринами. Первоначальная розовая краска местами проступала через облупившуюся новую темно-коричневую и напоминала кожную болезнь.


— Кому это сейчас принадлежит?


— Перешло графству, которое так и не удосужилось выставить дом на аукцион, поскольку он вроде как никому не нужен.


Дверь была закрыта на щеколду. Карденас откинул ее, и дверь распахнулась.


— Никогда не закрывается? — спросил я.


— Закрывается, — ответил он, — только замок паршивый. Я его сегодня утром вскрыл пилочкой для ногтей. Входите.


От «Стильной дамы» осталось только пустое пространство, обшитое панелями из фальшивого розового дерева, погруженное в полутьму забитой витриной и задним окном, занавешенным грязной клеенкой.


Карденас остался в проеме, придерживая дверь открытой своим телом.


— Иначе захлопнется и вы окажетесь в пещере.


Я поблагодарил его и огляделся. Задняя дверь с окном сверху оказалась тонкой и хлипкой. Шагов моих почти не было слышно. Бетонные полы — великолепные шумопоглотители. Я подумал о двух зверски убитых женщинах, чьи крики так никто и не услышал.


В плохих фильмах детективы обнаруживают кучу улик, посещая место давнего преступления. Это было мрачное, мертвое пространство, и я не нашел абсолютно ничего.


— Куда ведет задняя дверь?


— Там нечто вроде аллеи. Взгляните сами.


За салоном оказалась грунтовая тропинка, которая шла параллельно Оджос-негрос-авеню и по которой с трудом смогла бы проехать одна машина. Тупик на юге, выход на севере.


Я снова вошел в помещение и подошел к шерифу.


— Предполагалось, что Леонора закончила работу и закрывала салон?


— Звучит правдоподобно, — ответил он.


— Городок такой тихий, что ей не было нужды запираться до ухода.


— Здесь люди до сих пор не запирают двери, доктор. В прошлом году рысь вальяжно так вошла прямиком в дом миссис Уэмбли, сумела влезть в холодильник и уплела целую миску салата из тунца. Старушке восемьдесят девять, бесполезно пытаться ее переделать.


— Это та самая леди, которую беспокоил койот?


— Откуда вы знаете?


— Встретил по дороге вашу сестру. Она только что выпустила койота, который попался в ловушку на участке женщины восьмидесяти девяти лет.


— И где Рикки выпустила этого гаденыша?


— Милях в двух от города.


— Это означает, что он тут же вернется. — Шериф пожал плечами. — Лично я бы их отстреливал, но Рикки же одна из этих активисток, защитница животных. Да, она говорила о миссис Уэмбли. Эти твари ее дом просто обожают, потому что там всегда еда в открытом виде.


— Миссис Уэмбли одна из тех, с кем вы утром беседовали?


— Нет, она дремала на террасе, когда я зашел за ловушкой, а эта женщина спит крепко. Если хотите, мы можем к ней зайти. У старушки своя точка зрения практически по всем вопросам.


— Обожаю таких девушек.


— Моя бывшая жена была точно такой. Сначала ты воспринимаешь это как вызов, потом от этого устаешь.


Я засмеялся, и он добавил:


— Мы с Рикки развелись с интервалом в несколько месяцев. Родители расстались, когда нам было по девять лет, теперь и младший брат вроде тоже готов последовать нашему примеру. Похоже, нет у нас такого таланта — жить в браке. Если вы закончили, доктор, давайте я все снова закрою.


Мы сели в «бронко», шериф развернулся на сто восемьдесят градусов и поехал мимо центра городка по той же дороге, что раньше его сестра. Дорога привела нас к разбросанным домам, по большей части панельным, и поставленным на блоки трейлерам.


Никого в пределах видимости, но Карденас ехал медленно, постоянно осматриваясь, как обычно делают копы.


— Ну, — сказал он, — какие-нибудь идеи после осмотра места преступления?


— Только насколько это было легко сделать, особенно в темноте.


— Почему?


— Убийца мог войти в любую дверь и выйти сзади. Были ли какие-нибудь предположения насчет того, кто был главной целью?


— Вы имеете в виду, Брайт или Тран? Ничего такого не слышал. Я вообще-то предполагал, что скорее всего Брайт, потому что незнакомец был белым, не азиатом, а большинство психов убивают людей своей расы. Но возможно, я ошибаюсь.


— Не знаете, почему Вики сюда переехала?


Он улыбнулся:


— Вы хотите сказать: каким образом из всех забытых Богом мест она выбрала «Оджос негрос»? Не могу сказать. У нас иногда бывают иммигранты, в основном испанцы. Учитывая большое количество ранчо и виноградников в округе, это идеальное место для того, кто готов тяжело работать и не хочет, чтобы к нему слишком внимательно присматривались.


— Кто присматривайся?


— Например, Служба иммиграции и натурализации. Возьмите для примера Рамирезов. Когда они сюда приехали, то едва разговаривали по-английски, но разве кто-нибудь поинтересовался их визами из Сальвадора или еще откуда-нибудь? Рамирезы очень хорошо стригут, и все счастливы, что они сюда приехали. — Он провел ладонью по лысой голове. — Хотя меня экспертом не назовешь.


Он легко повернул рулевое колесо, проехал вверх по твердой грунтовой дорожке и показал довольно большой трейлер далеко от дороги, перед которым бурно разрослись сорняки.


— Это владения миссис Уэмбли, а вот и она собственной персоной — глазки горят, хвост распушен.

ГЛАВА 14


Трейлер стоял в тени алюминиевого навеса. Когда мы подъехали ближе, круглое розовое существо в кресле подняло голову. Мы еще находились на расстоянии футов в десять, но рот на пухлом, клубничного цвета лице уже открылся и рука замахала журналом:


— Прибавь прыти, Джордж! Ты же тут закон, никто тебя не оштрафует.


— Не хотел бы взрыхлять вашу дорожку, миссис Уэмбли, — покачал головой Карденас.


— Взрыхляй сколько влезет, — ухмыльнулась старуха. — Может, что-нибудь вырастет.


Мы остановились и пробрались сквозь сорняки. Миссис Уэмбли осталась в своем кресле. Розовая теплая рубашка с надписью «Лас-Вегас! Море удовольствий» была как раз в тон ее лица. Массивные бедра едва помещались в серые спортивные брюки, ноги не доставали до досок пола террасы, а остальное тело еле вмещалось в кресло.


Когда Карденас начал представлять нас, она перебила его, одарив меня беззубой улыбкой.


— Я Мэвис. Мисси была моя свекровь, а вспоминать нам ее не стоит, чтобы не портить себе настроение.


Пухлые пальцы схватили мою руку и крепко сжали.


— Ты очень милый, — сказала она.


— Спасибо, мэм.


— Джордж тоже милый. Именно потому я делаю все, чтобы эти звери меня навещали, — тогда я смогу призвать на помощь моего рыцаря в доспехах цвета хаки… На этот раз ты послал свою сестру, Джордж. У меня что, плохо пахнет изо рта?


— У Рикки было время…


— Шучу, Галахад! Ты такой серьезный. Теперь скажи мне: этот койот был ужасным? Такие острые зубы… Где она его выпустила?


— Достаточно далеко.


— Мне кажется, ей не нравится, что я постоянно тебе звоню.


Она пригладила завитые седые волосы и ущипнула себя за нос картошкой. Щеки ее, гладкие, как у ребенка, сияли — жир всегда успешно борется с морщинами.


— Да ничего подобного, — возразил Карденас.


— Точно тебе говорю, — настаивала Мэвис Уэмбли, поглаживая подлокотник своего тропа, обтянутого сине-белой тканью. Вся остальная мебель на террасе была либо пластиковая, либо алюминиевая.


— Новая обивка? — полюбопытствовал Карденас.


Миссис Уэмбли хлопнула журналом по полной коленке.


— Нравится?


— Очень мило.


— «Поттери Барн», Джордж. Обожаю эти каталоги! Весь мир тебе открывается. Особенно удобно, если живешь в метрополисе, подобном этому.


Еще один хлопок журналом. «Нью-йоркер».


— Не знал, что вы подписываетесь, — заметил шериф.


— Ничего подобного, — возразила старуха. — Они мне посылают эти специальные предложения. Первые четыре месяца бесплатно, затем ты можешь отказаться, платить не нужно. Я хотела было отказаться, но теперь засомневалась. Очень они уж все затягивают. Не делай так, Джордж, когда будешь писать свою книгу. Главное — общаться, а не поучать. Но у них попадаются интересные отрывки. В этом номере есть рассказ о нью-йоркском еврее, который шил шубы для негритянских рэперов. Все эти крики насчет жестокого обращения с животными — а он продолжает шить меховые шубы. Крепкий орешек.


Карденас сказал:


— Перестаньте оставлять еду открытой, Мэвис, и мы сможем послать ему целую кучу шкур.


— Шубка для рэперов из славных маленьких койотов! — Она хихикнула. — Вот будет забавно. Кто твой милый приятель? Еще один полицейский или писатель?


— Он психиатр, Мэвис.


Старуха уставилась на меня:


— Знавала я людей, кому могла понадобиться помощь кого-нибудь из них. Например, мою свекровь. Что привело тебя сюда?


— Я расследую убийство Леоноры Брайт и Вики…


— Тран. Что ж, ты пришел куда следует, потому что я знаю, кто это сделал.


Карденас подтянул брюки, и пистолет в его кобуре закачался.


— В самом деле?


— В самом деле, Джордж. И я сказала об этом Уэнделлу Сэлми в самом начале, только он не сделал никаких выводов. — Она повернулась ко мне: — У него была хроническая депрессия, у нашего шерифа. Еще он был ленивее тех, кто обманом получает пособие, и всегда в дурном настроении, а ходил с опущенными глазами, как будто все, что стоило найти, лежит на земле.


Она обмахнулась журналом.


— После того как этот его сын упился и разбился на шоссе, он стал еще хуже — просто сидел целыми днями и ничего не делал. Прежде чем выйти замуж, я немного преподавала, и Уэнделл был одним из моих учеников. Один из тех, кто предпочитал сидеть больше, чем передвигаться. Он и шерифом согласился стать только потому, что решил, что делать ему ничего не придется; не обижайся, Джордж. — Еще одна беззубая улыбка. — Одно из преимуществ моего возраста — в девяносто можешь говорить что хочешь, и это сходит тебе с рук.


— Я не знал, что тебе уже исполнилось девяносто, Мэвис.


— Я слегка опережаю события. Знаменательный день случится в следующем месяце, шестнадцатого. Напоминаю, вдруг ты решишь прислать мне цветы, Джордж. Уэнделл Сэлми умер молодым. Прободная язва в пятьдесят девять лет. Кстати, что за дело психиатру до Леоноры и этой девушки с Востока?


— Их убийства могут быть связаны с последними событиями в Лос-Анджелесе.


— Ты не ответил на мой вопрос.


— Иногда я работаю консультантом в полиции.


— Один из тех, кого показывают по телику? Читаешь мысли?


— Не совсем…


— Шучу. Я знаю, чем занимается психиатр. Господи, ну и поколение — все такие упертые и серьезные. Значит, он убил кого-то еще, так?


— Кто?


— Брат Леоноры. Сводный брат. Тот самый, кто убил Леонору и эту маникюршу. Джордж, не будешь ли так любезен принести мне банку «Фрески» и ломтик сыра из кухни? Или два ломтика. Пакет лежит там, на столе, рядом с симпатичным ножиком от «Шарпер имидж».


Шериф отправился выполнять указание.


Я подвинул стул поближе.


Мэвис Уэмбли грызла сыр, запивая его содовой из банки. Вернув пустую жестянку Карденасу, она вытерла губы и с удовлетворением воззрилась на свой заросший сорняками двор.


— Я знаю, что это сделал ее брат, потому что за несколько недель до убийства Леонора в разговоре со мной призналась, что смертельно его боится. У них были разные матери, но тот же самый отец, и деньги были у отца, а он умер за несколько месяцев до того, как она мне рассказала, что боится брата.


— Беспокоилась насчет конфликта по поводу раздела наследства?


— Не беспокоилась, боялась. Она употребила именно это слово.


— Как звали ее брата? — спросил Карденас.


— Не знаю, она никогда не говорила, всегда называла его «мой сводный брат». С ударением на «сводный». Чтобы было ясно, что близости между ними нет.


Я спросил:


— А почему Леонора вдруг заговорила на эту тему?


— В тот раз она подкрашивала мне волосы и постоянно что-нибудь роняла — вдруг стала ужасно неловкой, хотя всегда отличалась собранностью. Я обычно говорила, что у нее чудо-руки. Иногда она бесплатно делала мне массаж шеи и головы, и это было приятнее, чем… не важно. Когда Леонора переехала сюда из Сан-Франциско, все наши девочки были счастливы, потому что она была очень способной. До нее у нас работала Сара Баркхардт, которая здесь выросла, но, если хотите знать мое мнение, была практически умственно отсталой, училась по книгам и ничего не умела. Мы с ней мирились, потому что больше у нас никого не было. Слава Богу, она вышла замуж за водителя грузовика и уехала. Ее и заменила Леонора, которая обучалась в Сан-Франциско у модного стилиста-гея.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги