Бал у Малфоев представлял собой пышное, грандиозное мероприятие. Нарцисса каждый год планировала праздник с размахом. В загородном поместье Малфоев, представлявшем собой двухсотлетний замок, доставшийся Люциусу в наследство, на ночь размещали около полусотни гостей. Только видные деятели искусства, политики — Нарцисса стремилась окружать себя публичными людьми — удостаивались приглашения на роскошный уикенд, заполненный развлечениями: танцами, выступлениями музыкантов, конными прогулками, охотой в местных угодьях. Поместье надёжно охранялось, и большинство именитых гостей из числа политиков и бизнесменов отпускали свою личную охрану. Однако ушлые и опытные, как Дамблдор, не расставались с телохранителем. Но даже Дамблдор обычно проводил ночь в одиночестве.
Гарри оказался в выделенной ему спальне уже после полуночи. Он сожалел, что у него и Северуса были разные спальни, и уже раздумывал, как бы потихоньку пробраться в его комнату, чтобы поговорить. Однако некоторое время спустя кто-то постучал в его дверь.
— А я собрался к тебе!
С этим возгласом Гарри распахнул дверь и застыл. На пороге стоял Альбус Дамблдор.
— Жаль, не меня ожидал такой горячий приём, — заметил он слащаво. — Я могу войти?
— Не стоит.
— Я всё же настаиваю.
Дамблдор безмятежно разглядывал распахнутую дверь спальни. Гарри вцепился в неё и стоял в проходе. Он хотел оказаться от Дамблдора как можно дальше, и как-то само собой вышло, что Дамблдор сделал шаг вперёд, а Гарри потому отступил в комнату. Он только что вышел из ванной, и потому быстро нацепил банный халат, нервным жестом сдёрнув из-под него полотенце.
Дамблдор явно чувствовал себя хозяином положения. Он тут же опустился в одно из мягких кресел, обитых голубым шёлком, и указал Гарри на соседнее.
Гарри сел не протестуя. Он сжал свои большие кулаки и взглянул на политика хмуро и твёрдо.
— Итак, — проговорил Гарри, не желавший дольше тянуть. — Время позднее. Что вам угодно?
Он больше не пытался прощупать почву и не скрывал своей истинной натуры. Смерть Линдсена расставила все по местам. Гарри знал, что Дамблдор видит его насквозь, и приготовился драться не на жизнь, а на смерть. Однако первые же слова тут же сбили с Гарри спесь:
— Я желал бы обсудить с вами одно дело пятнадцатилетней давности.
Кровь стремительно отхлынула от сердца, и адреналин ударил по нервам. Всё перед глазами стало мучительно ярким, а потом снова потускнело.
Дамблдор же был невозмутим. Он положил ногу на ногу и всем своим видом выражал превосходство.
Чего Гарри не мог понять, так это зачем Дамблдору было нарочно обострять ситуацию там, где этого можно было не делать. Будучи ещё достаточно молодым, Гарри не мог в полной мере оценить азарт рафинированного самодержца. Тот, кто имел слишком много власти, сознательно щекотал нервы себе и тем, кто ему принадлежал, подбирался к самому краю, чтобы нащупать пределы чужого самоконтроля.
— Какое ещё дело? — спокойно поинтересовался Гарри. Его выдержке можно было позавидовать.
Разумеется, никто не стал поднимать тему Линдсена и того, что случилось. Гарри не был даже уверен, понимал ли Дамблдор, что Гарри всё известно. Линдсен не должен был раскрыть имя своего нанимателя, и нападение следовало бы приписать исключительно банде головорезов-конкурентов. Но Гарри видел в глазах своего противника, что всё было не так, и Дамблдор намеренно воспользовался помощью Линдсена и не старался скрыть от Гарри, что имел к нападению на него непосредственное отношение. Похоже, старик попросту не принимал его всерьёз. Для него Гарри был слишком молод, слишком горяч и потому неопасен. Гарри заподозрил, что Дамблдор видел в нём что-то, чего Гарри сам о себе не понимал. Эта раздражающая мысль не покидала его. Довольно долгое время Гарри казалось, что он знает себя и знает, чего хочет. Но после встречи с Северусом он встал перед очевидностью: всё, что он принимал за чистую монету в своём характере, оказалось воздухом. Он сам убедил себя в том, каков он есть, или этому способствовали посторонние люди, но кем он был на самом деле, ему было непонятно. Кто-то, гораздо старше, с устоявшимся, твёрдым характером, мог увидеть в нём гораздо больше, чем хотелось бы показывать. И он снова испытал нечто вроде неясного страха. Дамблдор оказывался сильнее уже хотя бы потому, что был старше и опытнее. И против этого у Гарри не было оружия.
— Ты очень похож на своего отца, — произнёс тот миролюбиво. — Жаль, дела он вёл плохо. Остался мне должен денег… Захотел, видишь, в большую политику… Решил меня ограбить. Два миллиарда долларов не валяются на дороге.
Он задумчиво разглядывал резной потолок, потом перевёл взгляд на онемевшего Гарри.
— Какие ещё два миллиарда? — спросил он оторопело.
— Мне хотелось бы, чтобы они нашлись, — сказал Дамблдор с мягкой улыбкой. — Они исчезли пятнадцать лет назад. Мы с твоим отцом их вместе заработали, но он захотел оставить всё себе.
Так вот она, разгадка? Вот почему Дамблдор до сих пор его не тронул? Он ищет огромную сумму денег, которую считает своей. Внезапно Гарри понял всё. Почему за ним следили и что за деньги на самом деле требовал от него Линдсен. Стало ясно и почему сам Дамблдор так себя вёл. Почему не трогал его и тянул время. Ждал, что Гарри воспользуется этими деньгами и станет известно, где они…
— К сожалению, твой отец вместо честного бизнеса занялся сомнительными делами, запутался в махинациях. — Дамблдор помолчал. — Стал совершать нехорошие поступки. Есть у меня человечек, который видел, как твой отец выходил из дома почтенного профессора музыки поздно ночью и нёс с собой скрипичный футляр. А наутро профессора нашли застреленным… — Он покачал головой. — Нехорошо вышло.
Гарри стиснул зубы.
— Мой отец мёртв. Сомневаюсь, что это теперь интересно кому бы то ни было. А куда он спрятал свои деньги, я не знаю.
— Твои деньги. Твои. Твой папа, уж конечно, не оставил тебя без наследства.
— Я уже вступил в наследство! И нет там никаких миллиардов.
— Ты читал завещание?
Гарри молчал. Правда заключалась в том, что завещания он как раз и не видел. Когда ему исполнился двадцать один, к ним приехал нотариус и, зачитав список имущества, предложил подписать бумаги, чтобы официально вступить в наследство. Только теперь в голову Гарри закралась мысль, что опекуны могли его обмануть и дядя повёл себя с ним нечестно, возможно, утаив часть наследства или его условия. Раньше он и мысли такой не мог допустить, ведь в денежных вопросах дядя никогда его не обижал. Гарри чувствовал себя очень обеспеченным, даже богатым человеком, а в будущем маячили ещё большие средства. Но, конечно, речь не шла о миллиардах…
— То-то же, — кивнул Дамблдор удовлетворённо, глядя на угрюмо молчавшего Гарри. — Пожалуй, тебе стоит заняться этим и найти средства, которые так непредусмотрительно спрятал твой папа. Что же до его неблаговидных дел, боюсь, это заинтересует ещё одного профессора музыки, как ты думаешь?
Гарри смотрел в пол. Его лицо лишь слегка побледнело.
— Мы ведь не хотим ссориться? — продолжил Дамблдор, безмятежно улыбаясь. Между его тонких, красных губ виднелся ряд белоснежных и крупных, ровных зубов. Его верхняя губа дрогнула, и улыбка мимолётно напомнила волчий оскал. Ноздри его мясистого носа затрепетали, глаза прищурились. — Ты не очень воспитанный мальчик, уже в который раз отклонил моё приглашение на чай. Может быть, я приглашу в следующий раз мистера Снейпа, как ты считаешь? — И видя, что Гарри по-прежнему молчит, объявил, едва скрывая в голосе прямой приказ: — Отвечай!
Гарри облизнул пересохшие губы и с трудом их разлепил.
— Не стоит.
— Мы договоримся без посторонних?
— Без.
— Видишь ли… Эти деньги принадлежали нескольким людям. Всё-таки твой отец поступил нехорошо, ты согласен?
Гарри молчал.
— Я не слышу. Впрочем, ладно, — добавил Дамблдор, будто бы смягчившись. — Подойди и сядь сюда, — он указал на кровать рядом с креслом. — Мы обсудим, как тебе быть дальше и как найти твоё наследство. Я очень не хотел бы, чтобы ты лишился чего-то важного.
Гарри поднялся с кресла и, как загипнотизированный, пересел на кровать. Все мысли вылетели у него из головы, как только он услышал, что Дамблдор собирается растрепать Снейпу про убийство Стэнфорда. Он понимал, что за укрывательство подобных сумм его давно бы убили, если бы только обнаружили местонахождение этих денег. Вероятно, за это убили и отца, а это значило, что его родителей убрали, скорее всего, по наущению Дамблдора. Гарри неожиданно ощутил себя уязвимым, беспомощным, неспособным противостоять. Он догадывался, что Дамблдор того и добивался, но страх лишиться Снейпа и морщинистая рука Дамблдора совсем рядом парализовали Гарри. Он сидел молча, не в силах двинуться.
— Думаю, тебе стоит вернуться в Палермо и найти завещание, — проговорил Дамблдор всё так же ласково. — Только потихоньку, незачем волновать твоего дядю лишний раз. Какие у тебя длинные и красивые ресницы, как у девушки. Мне кажется, ты дрожишь. Трудно вдруг осознать, что твой папа оставил тебе такие большие и нехорошие деньги, верно?
— Верно? — повторил он чуть более раздражённо, чтобы вывести Гарри из его ступора. Он взял Гарри за руку своей холодной, сухой рукой, и Гарри нервно высвободил ладонь, чувствуя омерзение. Одно только это прикосновение вызвало тошноту. Гарри даже вообразить не мог, что могло последовать за этим.
— Я всегда получаю, что хочу, — заметил Дамблдор. — Твои сомнения бесполезны. Всё будет не так страшно. Ты очень красивый мальчик, такой нежный… Как думаешь, профессору Снейпу очень не понравится известие о смерти его профессора? Но ты не бойся… Мы никому ничего не скажем. Иди сюда, я буду тебя защищать. Я даже оставлю тебе твоё наследство… Ты представляешь, какие средства окажутся в твоих руках? Ты многое сможешь… И профессор Снейп останется рядом с тобой… Ты очень любишь его, верно? Любишь… я вижу… иди сюда… Я сказал: иди сюда!
В какой момент рациональная часть мозга отключается полностью и остаётся только послушание из страха рассердить хищника? Гарри понял, что старый удав не оставит его в покое, пока не трахнет. Для него это был вызов, желание растоптать то, что ещё не растоптано, измарать так, чтобы Гарри больше никогда не ощущал этой серебряной чистоты, которую ещё мог отыскать внутри себя. Он понял и другую вещь: Дамблдор находил удовольствие не сколько в сексе, сколько в изощрённом садизме, поэтому и не спешил. Он получал удовольствие от самой психологической игры, от унижения, от вида Гарри, извивающегося на крючке. Нельзя было поддаваться и тогда… тогда, может быть, старик оставил бы его в покое, но Гарри до смерти перепугался, что Дамблдор отправится прямо к Снейпу и тогда отношениям конец. Всё-таки старому хрычу удалось найти подходящий рычаг, чтобы заставить Гарри терпеть мерзкие приставания. Дамблдор с довольной улыбкой погладил его по спине, легко и почти целомудренно, но если бы он позволил чуть больше, Гарри сбежал бы. Пока он только сидел окаменев. Когда рука Дамблдора спустилась ниже, он заёрзал и подскочил как ошпаренный.
Гарри отлетел в противоположный угол и там замер, широко раскрыв глаза. Его руки дрожали. Дамблдор же усмехнулся и встал. Он подошёл к Гарри вплотную и крепко взял его за подбородок.
— Ты такой красивый мальчик, — заметил он, приближая своё лицо к его. — Думаю, тебе стоит поцеловать меня. Как ты целуешь своего профессора, а?
В этот момент Дамблдор перегнул палку, и Гарри схватил его влажной, похолодевшей рукой за горло.
— Я тебя задушу, говнюк! И никто ничего не узнает!
— Узнает! — просипел Дамблдор, усмехаясь. — Тебя отсюда же заберут в тюрьму. А Северус Снейп всё равно получит известие о гибели своего профессора. Я подготовил ему длинное письмо с доказательствами. Ты хорошо знаешь, что это не блеф.
Гарри выпустил его горло, тяжело дыша и чувствуя, что сейчас заплачет от отчаяния и бессилия. Дамблдор улыбался. Он по-деловому ощупал Гарри, как скотину, и развязал пояс халата, раздвинув полы так, чтобы показался вялый член.
— Я хочу, чтобы ты попросил! — приказал он уже без всякой слащавости, но Гарри будто одеревенел и онемел. Он подозревал, что если бы даже решил, что крик поможет ему, он не смог бы закричать. — Я жду.
Губы Гарри дрожали, зрачки были расширены, но он молчал: его достоинство ещё не было сломлено окончательно. Тогда Дамблдор засунул ему в рот два пальца и принялся ими орудовать. Он говорил мерзости так спокойно, будто из его рта падали ароматные розы, а не вонючие жабы. Исходя слюной, он приблизился и влажным, настойчивым языком принялся вылизывать Гарри лицо, а потом нажал ему на щёки и засунул язык в рот. Он шарил языком по зубам, обслюнявил ему подбородок, сосал губы, будто пожирал его рот своим жадным, мерзким, морщинистым ртом. Гарри показалось, что он сейчас блеванёт. У него потемнело в глазах. Он пребывал в сумеречном, полуобморочном состоянии, будто не верил, что это происходит с ним, — в нём не осталось никакой воли к сопротивлению, — и он только послушно стоял у стенки, открывая рот, как выброшенная из воды рыба, пока его обсасывали, облизывали, лапали.
— Я могу отправиться к профессору Снейпу прямо сейчас, — вдруг заметил Дамблдор спокойно, и Гарри сдался. Он взглянул старику в лицо, и тот довольно воскликнул:
— Что это… что за мокрые глазки?
— Не надо, — прошептал Гарри. — Я… всё сделаю.
Дамблдор покачал головой.
— Не очень убедительно. Постарайся.
Гарри даже не чувствовал, что его бьёт крупная дрожь. Он весь был клубком из жирного страха и отвращения — ни одно выдуманное чудовище не смогло бы вызвать у него такой чудовищный ужас, полный тошноты. Всё вдруг стало грязно-серым, мылким и дурно пахнущим, словно гнилое мясо, полное трупного яда. Тошнота усилилась, и Гарри опустил голову, чувствуя, как ему надавили на плечи, вынуждая опуститься на колени.
— Так-то получше, — услышал он чей-то довольный голос. — Я тебя внимательно слушаю.
— Пожалуйста.
Казалось, его вырвало этим словом. Гарри стоял на коленях и не мог закрыть скривившийся рот, потому что мерзкий, скользкий ком стремился выбраться из желудка, и тут он услышал смех. Кто-то смеялся. Тихо, будто бы с интересом исследователя, подтвердившего глобальную теорию.
— Я хочу, чтобы ты приехал ко мне домой, — велели ему жёстким, скрипучим голосом. — После этого я уничтожу письмо для профессора. Он ничего не узнает. Ты же понимаешь, что если откажешься, я найду что-нибудь ещё. Я тебя хочу, и я тебя получу. Ты будешь моим крошкой, моим нежным мальчиком. Договорились?
Гарри не двигался, стоя на коленях. Слёзы вот-вот готовы были сорваться у него из глаз — он больше не мог их сдержать. Ему казалось, он сейчас зарыдает в голос, как ребёнок. Вот что он тогда хотел сделать с Северусом… Заставить его так же стоять на коленях… умолять… сосать член… Гарри не выдержал, зажмурился, и крупные капли сорвались с его ресниц, потекли по щекам, омочили пересохшие губы. Дамблдор видел это и распалялся, довольный, торжествующий, полный жажды власти.
— Договорились?
— Да.
— Тот побеждает, кто сильнее, — объявил Дамблдор.
Внезапно раздался стук в дверь.
— Зачем тревожить людей в такой час? Не стоит открывать.
Но Гарри трясущимися руками уже запахнул халат и летел к двери.
— Профессор Снейп, — протянул Дамблдор кисло и проплыл мимо. — Какая встреча… Гарри, мы с тобой скоро увидимся. Наша беседа была прелюбопытной.
Северус в недоумении переступил порог, где увидел Гарри, стоявшего посреди комнаты, белого, как банный халат, в который он кутался.
— Что он хотел? — спросил Северус недовольно. Он сразу почувствовал, что произошло что-то плохое. — Гарри!
Гарри молча перевёл на него взгляд мутных зелёных глаз. Северус обеспокоенно подошёл к нему. Его юный любовник выглядел не то испуганным, не то шокированным.
— Что с тобой?
Северус машинально, не думая, обнял его и усадил на кровать. Сложив руки на коленях, Гарри смотрел в угол, от унижения и страха едва сдерживая новые слёзы. Он трясся всем телом и никак не мог подавить дрожь.
— Какого чёрта ему было нужно?
Северус редко сердился так очевидно. Гарри сглотнул, пытаясь взять себя в руки. Как хорошо, что Северус всё-таки решил зайти. А Дамблдор всего лишь желал растянуть пытку подольше. Ему нравился сам процесс развращения — Гарри догадывался, что, поимев его, Дамблдор потеряет к нему всякий интерес. Ему нужно было продемонстрировать своё превосходство, опустить Гарри, как это было принято в животном мире, унизить, сломать его. Для Дамблдора он был всего только куском мяса, которое не имело права ни думать, ни рассуждать, а появилось для того, чтобы удовлетворять его прихоти. Гарри молчал — ему казалось, что он потерял голос. Он не знал, что теперь делать. Дамблдор был из тех, кто легко выполнит свои угрозы. И если Гарри скажет «нет», он точно всё расскажет Северусу. В этот момент Гарри испытывал к нему почти что неприязнь вперемешку с дикой, животной любовью, которая пугала его почти так же, как сам Дамблдор. Это был страх человека перед тем, чем он не мог управлять.
Он повернулся к Северусу и вцепился ему в плечи.
— Ты останешься?
— Я не думаю, что это разумно.
— Ну и ладно! — вдруг закричал Гарри, чувствуя, что разум отказывается ему служить. — Иди! Я буду спать! Я буду спать!
Северус хмуро наблюдал за его хаотичными метаниями по комнате. Он сорвал с себя халат, почему-то нацепил рубашку, в которой был на вечере. В этой одежде он улёгся в кровать, с головой накрывшись одеялом.
Северус молча поднялся. Медленно он расстегнул пуговицы, затем снял брюки и осторожно лёг поверх пышного голубого покрывала, слушая чужое тяжелое дыхание. По личному опыту Северус знал, что любая встреча с человеком, подобным Дамблдору, не проходит бесследно. Он наклонился и вытащил Гарри из-под одеяла, прижав к себе.
— Ты можешь объяснить, что произошло?
Гарри спрятал лицо и покачал головой. Он приложил палец к губам Северуса и молчал.
— Всё в порядке, — вымолвил он ровно. Его взгляд сделался отстранённым, и стало ясно, что больше он ничего не скажет.
Они лежали лицом к лицу. Северус провёл рукой по его волосам и высвободил запутавшееся между ними одеяло. Он осторожно спустил с Гарри рубашку. Его юношеские плечи выглядели красиво — Северус любовался ими. Что-то произошло у Гарри, в чём он не хочет признаваться. Северус не настаивал, но про себя решил, что впоследствии будет внимательнее. Пустые слова о доверии — не то, что позволяет это доверие выказать, но Северус всё же сказал:
— Ты можешь доверять мне.
Что-то болезненное мелькнуло в зелёных глазах. Так и есть: Гарри не верил ему и никому вообще. Северус понял, что придётся запастись терпением.
Сперва случился поцелуй без страсти. Успокаивающий. Северус не хотел ничего, и Гарри, по-видимому, тоже. Он дрожал, нервно комкал рубашку, прятал лицо. Стало тепло, даже жарко от ощущения прижавшегося тела. Ноги их переплелись под одеялом, а руки как-то сами по себе оказались друг у друга на пояснице. Кожа откровенно порадовалась чужой коже, потребовала прильнуть сильнее, получить больше ощущений — они сами не заметили, как принялись жадно обниматься, гладя друг друга руками, всем телом. Через некоторое время возбуждение нахлынуло на обоих — член Северуса наливался кровью и тыкался в такой же член Гарри. Они тёрлись, распаляясь всё сильнее, и вдруг Гарри толкнул Северуса на спину, пытаясь навалиться сверху. В этом движении было столько скрытой, неуправляемой агрессии, что Северус не поддался. Он решительно остановил Гарри, с силой, вынуждая его остаться лицом к лицу. Гарри это совершенно не понравилось, и он повторил попытку, однако Северус снова остановил его. Они напряжённо замерли, тяжело дыша и упрямо глядя друг на друга. Неудовлетворённое желание читалось в глазах обоих. Вдруг Северус схватил Гарри за шею и стал целовать, отчего тот застонал и, сдавшись, тут же сам оказался на спине, а Северус — на нём сверху. Гарри протестовал, пытаясь выбраться и снова переломить ситуацию в свою пользу, но Северус принимался ласкать его рукой, его язык проникал Гарри в рот, и кто-то из них отшвырнул ногой одеяло, мешавшее и дальше участвовать в этой полудраке-полуласке. Они разгорячились. Гарри снова нажал, и на этот раз ему удалось перевернуть обоих, потому что Северус ненадолго потерял контроль и теперь пытался вернуть потерянные позиции, но через несколько минут оба забыли о разбирательствах, кто в чём главный, потому что желание трахаться затмило всё прочее. Они сцепились в одно и полностью превратились в ощущение. Гарри придавливал свой упругий, влажный член к члену Северуса, их хаотичные ласки становились всё более ритмичными, сперва нежными и волнообразными, а потом всё более быстрыми и грубыми. Они отымели друг друга яростно, с каким-то неудержимым гневом и похотью, издавая стоны, задыхаясь и истекая потом. У Северуса дрожали ноги и руки. Он неловким движением убрал влажные волосы со лба Гарри, и тот поймал его потную ладонь и принялся целовать её, облизывая языком.
Всё ещё дрожа от усталости и от пережитого удовольствия, они лежали с закрытыми глазами в объятиях друг друга.
— Я сильнее всех на свете, — прошептал Гарри, глупо улыбаясь.
Северус тоже улыбался.
— Эндорфины вызывают прилив сил и повышают настроение.
— Так это же здорово. Пусть вызывают, — пробормотал Гарри сонно. Напряжение стремительно отпустило его. — Интересно, как они работают, эти эндорфины… Топором машут, ну, или приказы отдают… типа: «Свистать всех наверх и поднять все настроения»…
— Эндорфины — это эндогенные опиоидные пептиды, которые…
Гарри хмыкнул и нежно пригладил ему волосы.
— Какой же ты всё-таки зануда… Завтра… завтра расскажешь мне про эндорфины. А сегодня давай просто подумаем о том, что никакая химия и научные объяснения не делают любовь хуже. А может, даже и лучше, — промурлыкал он совсем тихо, притянув Северуса к себе.
Через некоторое время Северус задремал, а потом что-то пробудило его, хотя он вообще спал чутко.
— Что случилось? — спросил он немного охрипшим голосом.
— Мне нужно получить завещание моих родителей, а для этого мне придётся вернуться в Палермо, — проговорил Гарри уже совсем другим тоном — спокойным и деловым.
Сдвинув брови, Северус сел. Сон слетел с него.
— О чём ты говоришь?
— Мне нужно встретиться с дядей Верноном. Немедленно.
— Ты с ума сошёл, — констатировал Северус, снова укладываясь. — Ложись спать.
Гарри взял его руку в свою.
— Я прошу тебя полететь вместе со мной.