Элегия Мёртвых

Глава 13. Искушающий

Ей удалось прикорнуть чуток. Ведьмы, уведя их в самые глубины Куруада, сделали остановку, чтобы набрать пресной воды в ручье. Усадив пленников по разным углам спешно организованного лагеря, они не удосужились ослабить чары, наложенные на верёвки, нещадно грызущие кожу на запястьях. Но Кассандра была так вымотана долгим походом, что перестала обращать внимание на неудобства и отдалась тревожной дремоте, прислонившись спиной к дереву.

И хоть сон был предпочтительнее реальности, чародейка скоро выскользнула из него, услышав отдалённые звуки перебранки. Ведьмы о чём-то спорили. Она открыла глаза, вглядываясь сквозь ночную тьму в силуэты женщин. Одна указывала пальцем на пленников, изрыгая ругательства, несколько прочих согласно галдели вороньей стаей. Другая сторона отмалчивалась, полосуя их злыми взглядами.

Облизнув пересохшие губы, Кассандра взглянула на Иветту. В тёмных безразличных глазах магички мелькали миражи мыслей, захватив её полностью. Ей не было страшно вовсе или она научилась контролировать внешние проявления? И то, и то не позволяло ведьмам развлечься, поэтому у них не возникло особого интереса к ней. Кассандре же приходилось душить свой страх. Но она боялась не ведьм и не того, что они могли сделать с ней.

Её страшила мысль о встрече с главой Ковена.

Кассандра видела мать лишь однажды. И хотела бы навсегда позабыть об этом.

Из обрывков разговора стало ясно, что они кого-то ждали, но часть ведьм не возражала, не желая надолго задерживаться на стоянке. Они направлялись к Лысой горе, где в скором времени соберутся все кланы, и каждая минута вела к опозданию. В конце концов несколько ведьм исчезли в густой чаще, обругав сестёр напоследок. Остальные же были готовы устроиться на ночлег.

Глаза Кассандры вновь начали слипаться, но осипший голос керника вырвал её из помутнения.

– Эй, милая! Ты не могла бы чуть ослабить путы? – бархатно проговорил он.

Сидевшая к Рихарду спиной ведьма вздрогнула и прервала медитативный сон.

«Ох, зря ты выбрал именно её», – подумала Кассандра.

Покрытое оспинами лицо повернулось к кернику. В глазах замерцал кислотно-зелёный, демонический огонь. Это не остановило Рихарда.

– Ты ведь понимаешь, что я не сбегу. И потом, если мои руки отвалятся к чертям собачьим, проще уж прикончить меня.

Ведьма смирила его пустым взглядом и осталась сидеть на месте. Но её худые пальцы сжались в кулак, перекрывая кернику воздух невидимой рукой. Мучила она его недолго, а когда отпустила, он откашлялся и нашёл в себе силы мрачно усмехнуться. Приподняв тонкую чернявую бровь в ответ, ведьма вымолвила:

– Ухмыляешься. Значит, не боишься.

– С чего мне бояться такой прелестницы?

Наверняка в голове Рихарда всю дорогу проносились планы насчёт того, как им выкарабкаться, если что-то пойдёт наперекосяк. Оружие у него забрали, но Кассандра не сомневалась, что где-то под одеждой наверняка была припрятана заточка, не слишком однако эффективная против ведьмы. Лесть порой резала так же остро, как клинок, растапливая сердце, но на неё это тоже не действовало. Рихард пошёл в атаку, не осознавая, что что пытается задобрить хладный труп.

«Кали», – всплыло имя в памяти Кассандры.

Ещё молоденькая, а потому и не пользовавшаяся мороком, чтобы скрыть изъяны, эта ведьма всюду следовала за Кирнан, её верная тень и страж. Оттого было странно встретить её одну, без госпожи.

– Мне хорошо известно, какими нас видят люди, – отозвалась Кали. – «Прелестные» – последний из эпитетов, которым можно нас наградить.

– У смертных бывают разные вкусы, – глухо ответил Рихард, не сводя с ведьмы взгляда.

А ведь и правда, почти не тронутое веками, сероватое и строгое лицо Кали могло показаться красивым. Как лик скульптуры, созданный умело, но без всякого желания вдохнуть в бездушный камень частичку жизни.

Глаза ведьмы вдруг переметнулись к Кассандре, окончательно смахнув остатки её полусна.

– Скажи кернику, чтобы заговаривал зубы, – повелела она. – Пусть не морочит мне голову и поспит. Нам предстоит длинный путь.

– Мы идём к Лысой горе? – осмелилась уточнить Кассандра и прикусила язык.

Собравшаяся было вновь погрузиться в транс Кали откинула капюшон, открывая макушку с жидкими волосами, и уставилась на чародейку:

– Твоё ли это дело – задавать мне вопросы?

– Я ничего такого...

Ведьма вдруг вскочила. Кассандра успела заметить лишь смазанные движения грязных одежд. Кали оказалась в пугающей близости. Огонь её глаз лизнул по чародейке, медленно, настойчиво. Ведьма присела на корточки.

– Твоя мать проявила милосердие, отправив тебя в Оплот, – произнесла она. – Она знала, что наш мир тебя раздавит. Но не думай, что я буду так же милосердна с тобой.

Недоброе предчувствие укололо Кассандру.

– Где Кирнан?

– Снова вопросы?

Кривой ноготь с нажимом прочертил полосу на её щеке, без крови.

– Вы пришли сюда без приглашения и назвали цель визита, – шепнула Кали.

Застывший в её голос лёд не теплел и не менялся, как и выражение лица оставалось безэмоциональным. Кассандра взяла себя в руки:

– Я прошу только поговорить с Кирнан.

– Мне решать, будешь ли ты говорить с ней. После того, как признаешься, зачем пришла сюда.

Ноготь вошёл под кожу, не глубоко, но ощутимо больно. Кассандра рвано выдохнула. В ноздри ударил запах мха и железа.

За правду их убьют на месте. Но врать было бы тоже опрометчиво, это как самому положить голову на плаху. Она молчала, потупив взор. Ей чудилось, что ноготь Кали растёт, увеличивая давление, впиваясь уже в кость.

– Говори, чародейка. Не то твоя хорошенькая мордашка станет такой же, как моя.

Одна льдинка в её тоне отделилась от стаи других, растопленная обжигающей каплей злости. Должно быть, это всё, на что её холодный нрав был способен.

Сфокусировав всё внимание на пальце Кали, проделывающем в щеке дыру, Кассандра запоздало услышала, как затрещали в чаще кусты. Несколько ведьм поднялись, усиливая магический щит. Ночной гость не думал скрываться, выходя из укрытия деревьев с поднятыми ладонями. Безразличный взгляд Кали переметнулся к нему. Кассандра тоже скосила глаза на незнакомца, облачённого в поношенную рясу. Неровно стриженная борода торчала во все стороны, а лицо скрывал капюшон.

– Кали! Оставь девочку в покое, – зычно произнёс он.

– Вздумал мне приказывать, волхв?

– Ничуть. Она одна из вас. И даже не наполовину. А эти двое, – он указал на Рихарда и Иветту. – За них я могу поручиться.

Ноготь вышел из плоти чародейки, и та смогла задышать полной грудью, успокаиваясь. Не нужно было дотрагиваться до щеки, чтобы понять, что порез был лишь иллюзией.

Кали выпрямилась и поглядела на гостя.

– Долго же ты, волхв.

– Отвлёкся по дороге на отряд Братства.

– Он близко?

– Да. Поэтому советую немедленно продолжить путь.

Кали обвела коротким взглядом ведьм, задержалась на пленниках и дёрнула плечом.

– Надо отдохнуть, – бросила она. – Можешь пойти за Аханой и её шестёрками, если хочешь.

– О, я останусь. Но не хочу задерживаться более, чем на пару часов.

– У нас есть час, – сказала ведьма тоном, обрубающим на корню все дальнейшие разговоры, и опустилась на траву.

Кали закрыла глаза, погружаясь в колдовской сон, и Кассандре стало чуть спокойнее.

Волхв избавился от капюшона, являя под беспокойный свет костра пастозное лицо, усеянное линиями морщин.

– Куштрим? – вырвалось у керника.

– Рихард, – приветственно отозвался тот, склонив голову.

Ресницы мужчины затрепетали, будто, моргая, он пытался рассеять тень из прошлого. Но стоявший перед волхв был вполне настоящим и осязаемым. Он сел рядом с керником на колени и коснулся его плеча.

– В такие тяжёлые времена такие, как мы, должны держаться вместе, – пояснил волхв, отвечая на вопрос в глазах Рихарда. – На моих руках умирали дети, мой старый друг. Я не хочу испытывать это снова.

– Поэтому ты подружился с Ковеном? – спросил Рихард, как только с него сошла оторопь.

– Убежище – всё, что нас объединяет, – заверил его Куштрим, с печальной улыбкой глянул на Иветту и рассеянно качнул головой. – Я отправился к вам сразу же, как только вороны донесли мне о том, что к ведьмам попал керник. Но я и подумать не мог, что им окажешься ты. Ты ведь уходил с Айнелет в земли солнечного народа, что ты тут делаешь?

Губы Рихарда вернули себе усмешку – на этот раз отстранённую и страшную, больше похожую на оскал:

– История такая длинная что тебе хватит послушать до самой Лысой горы. Там же, вероятнее всего, нас ждёт и её финал.

Чёрные глаза впились в Кассандру, и та отвернулась, уверенная в том, что керник мысленно проклинал её. Она была не в силах предугадать исход встречи с Кирнан из клана Ясеня, хотя здесь вся ответственность целиком перекладывалась на её плечи. Только у неё был шанс повлиять на ведьм, но ни она, ни Рихард сомневались в успехе затеянного.

Ободряющий взгляд Иветты коснулся её, и Кассандра слегка улыбнулась в ответ. В этой малышке была вера, так много, а в ней не могло быть столько, ей не откуда взяться, но её огонь не затухал даже в самые безрадостные и жестокие дни.

Что бы ни произошло на Лысой горе и по пути до неё, это пламя будет подпитывать решимость и волю Кассандры.

***

Он нашёл их в летиных покоях, сонных и сытых, хохотавших над очередной похабной шутеечкой. Почти жалея, что дверь была открыта, а так бы он вынес её с ноги, Марк остановился в проёме и скрестил руки.

– Ой, глядите-ка, что за лихо к нам заглянуло.

Керник скривил лицо в ответ на реплику Брэнна и обвёл взглядом присутствующих, устроивших поздний завтрак прямо на полу. Глаза привычно застряли на хозяйке комнаты, восседающей на пухлых, расшитых разноцветным орнаментом подушках. Правый её глаз заморгал, с трудом фокусируясь на Марке.

– Пришла беда, – буркнула она и пригубила напиток из маленькой чашки с землистым запахом, на который накладывался разборчивый ореховый оттенок.

Ноздри керника расширились. Пахло до боли знакомо.

– Чего вы тут расселись? – проворчал он, переводя взор на остальных. – Время видели?

– Отмечаем моё воинское звание, – с улыбкой ехидны ответила за них Лета. – Слышал новости?

– Угу. Видел присягу из окна, – недовольно бросил он и нехотя признал: – Ты нравишься северянам.

– Не всем.

– Что бы Тород там ни думал, ты теперь одна из нас, – Нен похлопал её по руке. – Сыны Молний обязаны слушать твои приказы. Разумеется, если они не противоречат распоряжениям ярлов.

– Дожили, – беззвучно произнесла Лета, когда северянин отвернулся.

Воинское звание совсем ей не прельщало, а та малая доля энтузиазма, что накопилась в ней за ночь, улетучилась в момент принесения клятвы Хальдору. Там было всё: пламенные речи, возгласы толпы, церемониальные жесты... Такого спектакля любой бы испугался. Марк понимал, как сильно Лете не хотелось связывать себя с Севером подобным образом.

«Ты всегда умела говорить «нет». Как Хальдор тебя уломал?» – в мыслях спросил керник.

У опущенной головы не было ответа.

Марк прошёл в комнату, перешагивая через вытянутые ноги Ивара и Нена, принявшихся обсуждать утреннее представление. Оба русые, плечистые, с выразительными скулами и светлыми глазами, ничуть не изменившиеся со дня их последней встречи. Марк был знаком со многими Сынами, но только к этим двоим испытывал особую симпатию, как к старым друзьям. Сражения порой соединяют людей не хуже бутылки и душевного разговора. К тому же они застали поход за Драупниром.

О глубокой ране, чуть не унёсшей тогда в Лаустендале жизнь Нена, напоминала выпуклая дуга шрама, видневшаяся через раскрытый ворот рубахи. Парочка свежих порезов украшала щёку. Ивар же удивительным образом не заработал себе никаких новых отметин.

Марк опустился на подушки рядом с Летой, периферийным зрением замечая уснувшего на её кровати Берси. Без своих пышных кудрей он выглядел несколько старше.

Вчера он проиграл Хруго в споре, когда, прилично налакавшись перед этим, заявил, что споёт одну из эльфийских песен, ни разу не запнувшись и не спутав слова. К участию привлекли Марка, чтобы тот проконтролировал весь процесс. В итоге полугном едва не помер со смеху, когда Бора состригала волосы Берси, бывшие его гордостью. Пустив пару горьких слёз, он удалился в бани к Хальдору и продолжил спиваться там.

Не обрамлённое больше золотыми локонами лицо казалось шире и... мужественнее, что ли? Будто чувствуя, что на него глядят, бард засопел и перевернулся на другой бок, оказавшись передом к стене.

– Совсем другой человек, скажи? – шепнула Лета.

– Нам надо тренироваться, забыла?

Девушка протянула ему чашку:

– Выпей, остепенись.

Марк втянул носом запах напитка.

– Это та смолянистая хрень из Гальшраира, что чародеи вёдрами хлещут? – уточнил он.

Кофе. Один из нюансов, составлявших запах Иветты, наряду с коричной терпкостью. Во рту мгновенно пересохло от воспоминания.

– Сейчас они, вероятнее всего, пьют кровь Братьев Зари, – Лета с наслаждением сделала глоток. – Приказать, чтобы тебе принесли?

– «Приказать», – передразнил он с ухмылкой. – Нет, командир. Я больше по самокруткам, когда надо взбодриться.

– Дело твоё.

Марк закурил и откинулся на подушках, поняв, что так просто всех не выгнать на тренировку. Да и ему самому не особо улыбалась перспектива тащиться наружу, под струи ледяного дождя, который в этих морозных краях был всё равно что кара божья. Хотя народ из Хеля махался там с раннего утра. Привыкли, видать.

– Откуда у вампиров это всё? – спросил он, кивнув на чашку в руках девушки.

– В Моргорье, часто захаживают корабли из Гальшраира. Те же, что возили зёрна и в Суариву. Имперцы покупают кофе них, – охотно пояснила Лета. – Везти его долго, далеко и дорого, поэтому им балуется только знать.

– Так, а вино у них откуда? Причём, судя по вкусу – арлавикийское¹.

– Да ты знаток, как я погляжу. Это не арлавикийское вино, но сорт винограда тот же. Они научились его в теплицах выращивать с помощью всякой алхимической дряни.

– То есть они могут пить вино, кофе, не только кровь? – вставил Брэнн. – А еду обычную едят? Я как-то упустил этот момент.

– Не всю. Многое их организм не способен переварить, они могут отравиться. По праздникам жрут сырое мясо животных.

– Ты многое о них узнала.

– Пришлось, – пасмурно ответила она.

Марк вытянул губы трубочкой и выпустил кольцо дыма. Поднявшись к потолку, оно разбилось сизым облаком.

– Допивайте ваши кофе. Я подожду, – произнёс он, догадываясь, сколь настойчивыми сейчас окажутся сопротивления.

– Ты вместо Рихарда нынче? – фыркнул Брэнн.

– Друг, ты видел погоду? – со старательной ленцой проныл Ивар. – Давай сегодня пропустим.

– Там сейчас никого нет, – добавил Нен. – Кроме хельских дебилов. Но на то они и дебилы, чтобы под дождь соваться.

– Когда сюда нагрянут имперцы, вы тоже так и будете сидеть, пристроив перины под гузно?

– Даже скюры никуда не ходят в такие ненастные часы. Не дави на нас, волк.

– Ладно. Поупражняемся после обеда. Тучки рассеются к этому моменту.

Нен сощурился:

– Я тебе накостыляю тогда, ты не против?

– Очень даже за. Давно не брал в руки меч.

– Ну ты садист.

– Нет, ты точно решил Рихарда подменить, – недобро хохотнул Брэнн.

«Не упоминай это имя всуе. При мне», – процедил Марк мысленно.

По выражению лица парня он заключил, что тот колол его намеренно, да побольнее и не без удовольствия. И кто тут садист?

– Я о вас забочусь, – со вздохом сказал Марк. – Не всё же время спать и пить.

– Тебе одному просто скучно стрелять по мишеням. Да и своё ты давно отбухал, – заметила Лета.

Повернувшись к ней, Марк столкнулся с издёвкой в её здоровом глазу. Другой, чужой, вообще ничего не выражал и больше походил на стеклянный.

– Na karole-to dil vumb (Не рой себе могилу), – отрывисто проговорил он.

– А то что? – с вызовом отвечала она.

Усмехнувшись, он затянулся самокруткой.

– Toa botre (Ты невыносима).

Лета помолчала немного, разминая затёкшую шею, хотя уголок её губ дрожал, словно её так подмывало сморозить ещё что-то. Допив кофе, она поставила чашку на пол и вновь поглядела на него без тени язвительности:

– Ol-toa perla doup ilu? (Хочешь поговорить об этом?)

– Вы о чём? – спросил Брэнн, недоверчиво косясь на них.

– Avna, fagu-mu (Пошли, обсудим), – согласился Марк без раздумий и, поднявшись, подал руку Лете. – Sorcе evec sorcе (С глазу на глаз). Ma dorle alca actar cil-cilu (Я должен тебе кое-что показать).

– Cilu? (Что?) – слегка удивилась она.

– Sorcalu, juvie. (Увидишь, красотка).

Лета повела плечами и встала, приняв его руку.

– Секретики, да? – надулся Брэнн и прижал к груди колени.

Его всегда раздражало, когда они говорили на эльфийском. Но некоторым беседам лучше оставаться в памяти лишь их двоих.

Марк помахал ему ладонью и выбрался из комнаты в коридор, на ходу швыряя окурок самокрутки в пустую цветочную вазу, которую Лета успела приволочь откуда-то, сетуя на небогатый интерьер. Попрощавшись с Иваром и Неном, девушка выскочила за ним.

– Брэнн раскололся? – тихо поинтересовался у неё Марк.

– Пока нет. Вообще не хочет говорить, – отозвалась она и обернулась, чтобы посмотреть, не идёт ли кто за ними. – Когда это началось?

– После Стронницы. Сначала он замкнулся в себе, неделю не разговаривал. Потом вроде отошёл, но до меча боится дотрагиваться. На Арене, вроде как, переборол себя, сражался... Что он увидел, Лет? Что его сломало?

– Не сломало, но ранило, – поправила Лета, плотнее кутаясь в накидку из рысьего меха – подарок Эйдин. – С этим ещё можно что-то поделать.

– Я надеялся, что ты выведаешь у него что-нибудь.

– У Рихарда получилось бы, – произнесла она и тут же прикусила губу. – Ах, да. Чёртов Рихард. Извини.

– Ты сейчас специально? Опять?

– Нет. Куда мы идём, кстати?

– Ты стала такой...

– Какой?

– Невыносимой, – сквозь зубы повторил он. – Неправильной.

– Да ну... А знаешь ли ты женщину, что меня родила?

– Да, Та-что-носит-Древнюю-Кровь не носила ни такта, ни мозгов. И тебя ими обделила. Но это не оправдание

– Извини дважды. Ты доволен?

– Заткнись.

Идти долго не пришлось. Комната Марка, которую Бора отвоевала у Логнара со скандалом, была куда просторнее, но продувалась всеми северными ветрами из-за огромного окна, выходящего на сад. Других же разместили на нижних этажах, а там жилось как на проходном дворе. Холод можно было и потерпеть, тем более что вилла, строившаяся для сехлинов, не подходила для проживания в ней смертных никаким из всех помещений. За этот вопрос взялись друиды, до сих пор решая, как сделать временное заклинание, создающее потоки тёплого ветра, постоянным.

«Вот тебе и маги. Под чарами скрытности провели в город целую армию, а согреть её не способны», – подумалось Марку.

Он толкнул дверь и пропустил вперёд Лету. Внутри витал призрак недавнего присутствия Боры, облепленный сыростью дождя, потоки которого грохотали за окном. Угли в жаровне не успели догореть. Марк разворошил их, вернув скудное тление, и направился к сундуку у кровати. Бросив на Лету многозначительный взгляд, он открыл его и вытащил оттуда увесистый холщовый мешок. Затем передал его девушке.

Лета заглянула внутрь и вскинула брови:

– Мои доспехи?

– Знал же, что пригодится.

Она разложила на кровати кирасу из чёрной с золотыми вкраплениями кольчуги и бычьей кожи, скроенную таким образом, чтобы повторять змеиные чешуйки.

– Ты вёз это из Китривирии? – вырвалось у Леты.

– Мы и кобылу твою на Север доставили. Так что она повидала мир пуще любого пилигрима. А ты доспехам удивляешься.

Она погладила кожаные вставки, затем коснулась железных шипов и отливавших янтарём камушков, как ожерелье украшавших высокий воротник.

– Спасибо, Марк. И, правда, извини, что наступаю тебе на больную мозоль. Я что-то... – она перевела на него глаза. – Забылась. Просто поверить не могу, что Иветта... Блин, прости. Снова.

– Тут пара пузырьков с ядом опустошителя, – игнорируя её лепет, керник достал из сундука ещё один свёрток. – Тоже захватил.

– И ни разу не воспользовался?

– Против упырей они бесполезны, как выяснилось. А на инквизиторскую погань было жалко тратить.

Лета задумчиво встряхнула мешочек. Склянки забряцали с тем же звуком, что и бутылочки зелий Логнара. Учитывая, какую смертоносную жидкость они в себе содержали, звенеть должны были благороднее бокалов игристого.

– Кому-то из нас он может пригодится, если нас возьмут в плен, а умирать захочется по-своему, – проговорила она.

– Это больно, когда он попадает внутрь?

– Мучительно.

– Focanle. (Прекрасно). Оставь мне один.

Марк прошёл к окну и прислонился спиной к стене, глядя на ливень, ровными копьями вонзавшийся в сад. Когда-то он считал метель самой отвратной погодой. Но рядом с таким тяжёлым и поющим о смерти дождём и самый зверский снежный буран не выдержал бы конкуренции.

Марк помедлил, прежде чем заговорить, и взглянул на подругу. Та любовно гладила кирасу.

– Ты хочешь уйти? Я имею в виду, хэрсир... Это ведь несерьёзно?

– Я так Хальдору и сказала, он не станет меня держать. Но... – она оборвала себя и выплюнула какую-то неразборчивую брань.

Лицо её потускнело так же, как небо за окном, и она уселась сверху на сундук рядом с Марком.

– Честно, нам следовало бы разыскать Иветту. Я не хочу её бросать вот так, – сказала Лета. – Однако с Катэлем могут справиться только чародеи. Мечи и стрелы бесполезны.

Пауза. Длинная, гнетущая. Марку захотелось вернуться обратно, в ту пропитанную кофейным ароматом спальню, в сумасбродный, галдящий голосами друзей мирок, в который Лета сознательно окуналась, чтобы забыться.

Это же место, стылое и серое, вторило их внутреннему состоянию, тщательно подавляемому. Здесь Марк был обязан озвучить то, чего нельзя было произнести в «той» комнате.

– Север нуждается в нас больше.

Вновь молчание. Но гораздо короче.

– Ага. В сотне таких, как мы, – поправила Лета. – Если останемся, можем сдохнуть. Сыны отобрали Темпраст, этот город, левую руку Империи. Но её правая, Ноэстис, всё равно сильнее. Она сожмётся в кулак и раздавит нас, рано или поздно. А другие части тела тоже были захвачены, но оставлены без защиты. Тород стянул сюда войска со всех владений. В одну точку. В которой нас и прикончат.

– Думаешь, я этого не понимаю? Гоню вас упражняться просто так? – выпалил Марк и осёкся, недоумевая внезапному пылу в своей речи. – Я хочу помочь.

– С каких вообще пор тебя начали заботить Сыны и их проблемы? – поморщилась Лета и подняла на него взгляд. – А. Понятно.

Наверняка она подумала о Боре.

Нет, дело ведь не только в ней.

– А тебя что-нибудь заботит? – спросил Марк, сдерживая злость.

– Давай подумаем... – раздражающе медленно протянула Лета. – Сражаться с Империей глупо, все знают это, но никто не говорит вслух. Мне такое не по душе. Хотя тогда, если мы поможем северянам, подвернётся возможность отомстить тем, кто упивался моими муками на Арене... Это уже начинает меня заботить.

Она говорила как-то отстранённо, устало. Марк не мог злиться на неё. Не после всего, через что она прошла.

– Я хочу поступить, как керник, – он уронил голову в смятении. – Помочь тем, кто в этом нуждается.

– Керников больше нет. Покуда в Кривом Роге не вырастит новое Древо, Стражи Маарну официально никому не нужны. Как и их помощь.

– Причём тут Древо, если его ростки пробились в наших сердцах?

На губах её появилась ломаная улыбка, перегруженная тоской и сожалением:

– Они давно сгнили, Марк. По крайней мере, в моём.

***

В двух вещах Конор всегда был уверен – в ночи и вине. Их комбинация выводила из строя любого, кто вставал у него на пути, но кого не следовало убивать. Ему бы, конечно, только в радость сломать стражнику шею в качестве компенсации за впустую потраченное время в этой дыре. Однако он планировал вернуться в Темпраст, не в душную тюрьму, а на верхние этажи виллы, предназначенные для верхушки Сынов. А для этого надо бы наладить с ними отношения. Лишние трупы тут ни к чему.

Со стражником ему повезло. Дурака долго не брало, но всё же Конор был крепче его, к тому же у него за полгода изрядно подрос иммунитет к болтовне. К моменту, когда во время очередной неразборчивой тирады стражника начало клонить в сон, в ходу была уже четвёртая бутылка. Ключи от решётки Конор заботливо повесил к нему обратно на пояс.

До виллы он добирался через крышу барака и высокую стену, огибающую мощёный двор с дозорными. В воздухе висела тяжёлая сырость дождя, мерные звуки которого скрывали передвижения Конора. Спрыгнув под навес, он исчез во тьме первого этажа, надеясь отыскать хоть какое-то оружие и одежду. Его пожитки могли быть где-угодно и времени на их поиск не оставалось.

Конор припустил трусцой по тёмным коридорам, затянутым мглой и напитанным влажным холодом. Кандалы резали кожу. Он свёл руки вместе, чтобы не было слышно звона железной цепи. Босые ноги следовали по каждой неровности и шероховатости напольных плит, которые он заучил, когда его вели к баракам с завязанными глазами. Он знал, где был выход, почти чуял запахи нескольких человек рядом с ним, поэтому необходимо было искать другие пути. Сегодня – никаких трупов.

Он притормозил на повороте, вылетев под тревожный колеблющийся свет факелов. Пока он раздумывал, в какой стороне могла быть оружейная, звук чьих-то шагов вырвался позади из темноты. Он выпрямился и занёс вверх скованные руки, чтобы огреть выскочившую на него тень по голове, но не успел.

Сталь легла на горло, опалив разгорячённую кожу.

Не успел.

Он.

Не учуял и не услышал.

Мало кто мог похвастаться такой сноровкой и застать его врасплох. Конор даже помедлил, не стал сразу перехватывать кисть несчастного, крепко сжимавшую нож у его глотки.

К обнажённой спине прижалось женское тело. Он услышал резкий выдох у уха, и лишь потом до него донёсся запах жасмина, замаскированный лекарственным душком.

– Собрался куда-то?

Кровь загустела и забила сосуды, огненная, тяжёлая... Он облизнул губы и поймал запястье полукровки в тесные клещи длинных пальцев. Он мог бы сломать ей руку одним движением, но держал её сейчас, как величайшую святыню человечества.

«Всё очень плохо, дружище».

– Да так, вышел прогуляться, – просипел он.

Поддать насмешки в голос не вышло. Он пробовал новое чувство – растерянность. И изо всех сил старался не показывать его, уползая за баррикады равнодушия.

Она сумела подкрасться к нему беззвучно. Девка, чьи нахальные слоновьи шаги слышались за версту. Нерасторопная, с отточенными до идеала, но предсказуемыми приёмами, она, может, и умела крошить по дюжине противников за раз, великана однажды завалила, в команде работала неплохо... Однако она ему не ровня.

Или уже да?

Похоже, Арена изменила её сильнее, чем он думал. Он бы не стал ей мешать, полосни она его сейчас по горлу.

«Потому что ты больной ублюдок».

Одержимый.

Лезвие ножа оцарапало кадык.

– Решил сбежать, не попрощавшись?

Конор закатил глаза, вдохнув её запах.

«Нет времени на это, слышишь? Подумай хорошенько, прежде чем...»

Большой палец надавил на чувствительную точку на запястье. Нож выскользнул из обмякшей руки, а в следующий миг Конор впечатал полукровку в стену, развернув её лицом к себе. Руки нырнули под её колени, забрасывая ноги на его талию. Цепь кандалов должна была помешать этому, но полукровка лихо проскочила через неё и сжала колени вокруг его торса. Конор поймал ртом её сдавленный выдох и замер, оттягивая поцелуй, узнавая её губы – обветренные, искусанные и лживые. В её груди поднялся смех, мурлыкающий и распутный, от которого моментально снесло крышу.

– Ну чего ты хохочешь? – прошептал он, спускаясь к её шее.

Она обхватила ладонями его лицо, отрывая от трепещущего ускоренным сердцебиением горла, которое он вылизывал, и заставила посмотреть ей в глаза. Светился лишь один. Её кожа была такой бледной, даже в янтарных отблесках факелов, месяцами не кормившаяся дневным теплом. Она же дитя солнца, разве можно держать её в заточении?

Она откинула голову, глядя на Конора с немым вопросом и прослеживая указательным пальцем линию его челюсти. Этих скудных прикосновений хватило, чтобы затянуть петлю на его глотке.

Он хотел пообещать, что вернётся за ней, но все известные ему слова покинули разум. Обхватив полукровку крепче, Конор перенёс её вглубь коридора, подальше в тьму. Скованные кандалами руки позволяли только держать её под ягодицами. Язык Конора вычерчивал влажные круги под ключицей, пока её руки настойчиво расстёгивали штаны.

Его бесило то, что надо было торопиться. Он хотел запомнить всё это.

Её обжигающие пальцы. Её громкие мысли. Её мокрые от подступивших слёз глаза.

Она задрала свою рубашку, соприкоснувшись с ним голым животом. Дождавшись, когда между ними не останется никакой больше одежды, Конор погрузился в знакомую, бесконечную, возлюбленную теплоту. Загнанное дыхание и стоны разорвали в клочья стылую тишину.

Какой уже раз, но он по-прежнему куда-то проваливался, уходил далеко, во тьму, сотканную из её хриплых стонов и его глубоких толчков.

У него не было времени на это. Но, если так подумать, они заслужили на это целую вечность, и прямо сейчас он отнимал у богов её краешек.

Он целовал тёплые, зардевшиеся щёки, а где-то в этом же коридоре штабелями падали херувимы с наблюдавших за ними пристыженных небес. Он отстранился, чтобы посмотреть на неё, на то, как она сама растворялась в желании, как она не отводила от него потемневших глаз и краснела одновременно. Он смотрел на это, смотрел, мечтая, чтобы эта картина прожгла ему внутреннюю сторону век, отпечатавшись там навсегда. Чтобы, когда он уйдёт, её лицо осталось с ним и напоминало о том, ради чего он поступился непоколебимыми принципами.

Всеотец бы не понял. И не простил.

Пяток здравого смысла, чудом оставшийся в исступлённых и раскуроченных похотью мозгах, сообщил о чьём-то приближении. Конор учуял стражников и прикусил губу девчонке, заглушая её стоны.

Он услышал, как дозорные, негромко переговариваясь между собой, прошли развилку и направились в сторону, из которой появился Конор. Он повернул голову, чтобы убедиться, что к ним с полукровкой в этот тёмный тупик, заваленный всяким хламом, вряд ли кто-то подойдёт. Однако к вырубившемуся стражнику в камере скоро явится сменщик, а когда они поймут, что пленник исчез....

Полукровка снова развернула его лицо к себе. Выражение её глаз едва не заставило его излиться раньше положенного. Конор тихо зарычал и уткнулся носом в её шею, жалея, что кандалы не позволяли рукам исследовать её тело, касаться пальцами там, где рассыпались грубые поцелуи. Нащупав губами сонную артерию, он ощутил новую волну жара, но у него не было ничего общего с тем, что наполнял пульсирующей тяжестью низ живота. Этот жар... Клубящийся в горле едким дымом голод, отозвавшийся на багровый океан крови и жизненной силы, что штормовыми волнами бушевал внутри девчонки.

Искушающий... Зовущий...

Один глоток... Всего один...

Нет. Он не посмеет. Он не сделает это с ней.

Конор стал отстраняться, но её ладонь скользнула к волосам и вцепилась, наклоняя голову обратно к шее.

Она... хочет сама?

Конор провёл языком по выступившей вене. Тело полукровки пронзила судорога, и она выгнула спину, прижимаясь к нему плотнее. Он встретил её немного обескураженный, но уверенный взгляд, повелевший ему продолжить. Он принялся ласкать этот крохотный участок на шее, двигаясь в такт её пульсу, доводя её до финала. Рот наполнился слюной.

Когда она вскрикнула и застыла, он погрузил зубы в нежную кожу. Губы плотно сомкнулись вокруг укуса, чтобы не потерять ни одной капли. На язык хлынула кровь – та самая влага, один лишь запах которой опалял лёгкие солоноватой медью и горькой жимолостью, в глубине которого нежно тлел неизменный жасмин.

Первый глоток лишил его равновесия, но он устоял на ногах, только крепче стянул цепью обессиленную девчонку. На втором глотке он кончил, и все спёкшиеся от экстатического бешенства мысли растаяли пеплом. Осталось лишь солнце, текущее к нему в рот, солёное, ядовитое, травящее его тело светом и теплом.

Её вкус... Самый пряный, сладкий, пьянящий эль с мерцающей частичкой божественной плоти в медовой глубине.

Её кровь была другой. Не вязкая жижа, забродившая в жирном теле работорговца, что подарила ему сил, но забила сосуды грязью и страхом. Терпкая, обжигающая, несущая в его сухие жилы растворённое в ней эхо грехов короля-чародея и всего его рода, цитрусовую сладость берегов Рилналора и примесь железа – человеческий ген, ничтожный по сравнению с прочими доминантами. Она стекала в его горло, приоткрывая древние термы, насыщая обрывками познания и истины, взрывалась в желудке тысячами звёзд. Маркеры силы и отметины великих поколений смешались с его собственной кровью и бороздили по венам, раздувая их силой.

Хотелось иссушить податливое тело до кости, завладеть этой силой, присвоить навсегда этот источник...

Он оторвался, с опаской представив хлещущие из глотки потоки крови, но на шее остались две едва заметные струйки, чуть ниже маленьких пятен – укуса упыря. Он перевёл взгляд на лицо девчонки, которая тут же прильнула к его окровавленным губам. Конор вжался в её тёплое, расслабленное тело, рассеянно целуя её лицо, волосы и плечи, чувствуя, как полукровка текла по его жилам, заполняла внутренности, разносила свои незримые световые искры до каждого побитого и изнурённого временем органа.

Петля не просто сомкнулась, её колючая поверхность вросла под кожу. Уже не выбраться.

А он и не хотел.

Он опустил голову. Когда она запечатлела прохладный поцелуй на его лбу, он вдруг осознал, что целых семнадцать лет он не ощущал того, что нашёл в её объятиях – безграничного покоя и мира в искалеченном сердце.

1. Арла́вики – илиарский город на севере Китривирии, известный своими райскими садами и обширными виноградниками. Самые дорогие сорта производимого там вина попадают на стол царя.