Элегия Мёртвых

Глава 34. Красноглазый конь

Сопроводив короля двергов обратно в лагерь, Логнар распрощался с ним и отправился в свою палатку.

Глоток вина придал уверенности и притупил боль в суставах. Оставив посох у стола, чародей не позволил себе задержаться дольше, чем следовало, ибо вероятность передумать всё ещё мерцала призраком в его сознании. Надвинув капюшон на лоб, он выбрался наружу и побрёл к границе лагеря. Никто не придал значения его передвижениям. Мало ли, куда дела могли вести чародея.

Оказавшись за пределами войска, Логнар всё же замедлил шаг. Он безоружен. И это отвратительное чувство преследовало его весь путь, царапая нутро острыми когтями, а он намеренно растягивал его. Давал в полной мере ему истязать себя, чтобы потом не стало слишком больно, если окажется, что он ошибся.

Шум тысяч воинов затих позади, когда чародей дошёл до отвесной скалы, земля под которой резко обрывалась. Взгляду открылись пики худых сосен, припылённые снегом. Он остановился, не шевелясь, вслушиваясь в эхо ветров, бороздящих долину. Недолго. Взмах драконьего крыла был почти неразличим средь пения присмиревшей вьюги.

Сосны накренились под воздушными потоками, а в следующий момент Регин вынырнул из-за скалы. Описав широкую дугу над обрывом, он замер на мгновение, раскидывая тёмные крылья. Подслеповатые, затянутые пеленой разложения глаза нашли Логнара, который едва сдерживался, чтобы не броситься прочь. Но он не сдвинулся с места, даже когда дракон беззвучно приземлился на землю, дохнув на него горячим зловонием смерти. Снег мгновенно растаял под его гигантскими лапами.

Одна только возможность рассмотреть зверюгу вблизи отмела все сомнения Логнара. Тёмно-зелёная чешуя действительно напоминала броню, покрывая всё тело. Стрелы и клинки бесполезны против неё. Шипящая слюна капала с приоткрытой пасти, усеянной двумя рядами чудовищно огромных зубов, бывших острее мечей. Дракон затряс рогатой головой, стряхивая снег, словно собака, и чародей отдалённо подумал, что это было забавно. Он читал, что повадки этих тварей во многом напоминали собачьи, и искренний учёный интерес чуть не вынудил его подойти поближе. Прилетевший в лицо снег немного отрезвил. Логнар вытер лицо, стараясь не глядеть дракону в глаза.

От изворотливого тела древнего зверя исходили волны жара, такие сильные, что он моментально согрелся. Убедившись, что его представление произвело нужный эффект, Лэлех сполз со спины чудища. Регин подставил ему крыло, по которому некромант скатился с такой проворностью, будто всю жизнь провёл в полётах на драконах.

Проведя рукой по оскалившейся морде, Лэлех отошёл от него и повернулся к Логнару. Заострённые черты бледного лица пришли в движение, стали ещё более мерзкими и кичливыми, а длинные пальцы на опущенных вдоль тела руках безостановочно шевелились.

– Надеюсь, ты называешь себя «человеком чести», как и все прочие варвары, – проговорил он.

Логнар показал ему пустые руки.

– Чего нельзя сказать о тебе, – уколол он осторожно.

Тот поморщился в ответ.

– Я не стану убивать единственного, кто позволит войску Торода потрепыхаться завтра подольше. Я заинтригован, хочу узнать наконец, ради чего вы идёте на смерть.

– Ответ один – свобода.

– О ней и я грезил когда-то, – Лэлех склонил голову, перестав вдруг ворочать скрюченными пальцами. – Но даже самый свободный в этом мире всё равно кому-то служит.

– Верно, – согласился Логнар. – Но я говорю о свободе выбора.

Некромант кивнул, принимая ответ, а после неторопливо огляделся.

– За тобой не следили?

– Ты был бы уже мёртв.

– Сомневаюсь, – ниточка губ растянулась, обнажая крепкие желтоватые зубы. – В любом случае я должен принять меры предосторожности.

Он совершил рукой круговое движение, и Логнар ощутил покалывание в ладонях. Невидимый купол, что некромант наложил на это место, не позволял их подслушать, да и увидеть тоже.

Скользнув настороженным взглядом по Регину, улёгшемуся на высушенную от снега землю и потерявшему всякий интерес к двум чародеям перед ним, Логнар спросил:

– Чего хочет императрица?

– Если вы сложите оружие до рассвета, вас пощадят, – прошелестел Лэлех, растягивая последние слова в шипение. Заметив, что Логнар не собирается отвечать, он добавил: – Её императорское величие держит своё слово. Вам будет даровано помилование.

– Нет, – поразмыслив немного, отвечал чародей.

– Не будь дураком, Логнар. У вас нет шансов, – в голосе некроманта, как ни странно, не было насмешки. – Совсем.

– Нет, – повторил он упрямо. – Это всё, зачем ты хотел встретиться?

– Империя никогда не прощает. Но в сложившихся обстоятельствах это будет справедливо – сохранить вам жизни, если вы преклоните колени и отдадите только двух. Жизни Конора и Торода взамен тысячам других, это невероятная щедрость с нашей стороны, – проговорил Лэлех. – Однако ты отказываешься. А я считал тебя самым разумным из всех вас... Варваров.

– Клятвы, что я принёс Недху, нерушимы.

– Вот поэтому вы сдохните.

– Пусть так, – Логнар поднял глаза на учёного. – Это будет славная смерть.

Лэлех не стал его разубеждать, обратив взор к соснам и показывая, что разговор окончен, если чародею так угодно. Как, впрочем, и не старался скрыть откровенную ложь, льющуюся из его гадких уст. Возможно, он прилетел сюда даже втайне от императрицы, чтобы взглянуть в лицо своему противнику. Познакомиться ближе. Понять, с чем ему придётся столкнуться. Логнар же не дал некроманту усомниться в упрямстве своего народа и в свою очередь получил то, что его интересовало.

И это лишило его покоя. Не предстоящее сражение, не скорая гибель вышибали из разума все мысли, а поведение некроманта. Лэлех виделся ему скользким вертлявым отродьем, чью внешность и рассудок пожрала некромантия, снующим по пятам за своей госпожой, помешанным на экспериментах с мёртвой плотью. Да, таким он и был. При императорском дворе, должно быть, при всех тех, кто знавал его лично.

Но сейчас прежние эльфийские черты проступали через отвратную оболочку. Тот, кому принадлежало когда-то это скуластое лицо с проступившими на землистого цвета коже венами, был молод на момент обращения. У него был надменный, уверенный взгляд. Грива чёрных волос. Однако тьма и тогда теснилась в его сердце, наследственная, роковая. Когда Лэлех перестал созерцать окрестности и повернулся к нему, в алых зрачках мелькнуло что-то до боли знакомое.

Наследие.

Не скроешь ни смертью, ни чужой кровью, разбавившей эту линию, протянутую через десятки поколений.

Логнар поспешил обратно в лагерь. Бесчисленные вопросы кромсали разум чародея. Он не сомневался, что некромант ответит на них. Хотя бы на часть. Расскажет или намекнёт, как узнал об Эйнаре и остальном. Подтвердит и опровергнет домыслы, накопленные долгими поисками во всей этой запутанной истории.

Но любопытство Логнара всё ещё казалось ему столь жалким на фоне грядущего, что он не посмел раскрыть рот более, впервые задушив в себе тягу к знаниям и тайнам.

Толку от истины?

Если сегодня он всё равно увидит восход солнца в последний раз.

– Знай, что Валора уважает твой народ за смелость, – проговорил Лэлех вслед, взбираясь на дракона.

Логнар не обернулся, но услышал, как Регин, пробудившись от дремоты, зашуршал лапами по земле и взлетел, толкнув чародея в спину струёй тёплого воздуха.

***

Часы ожидания тянулись так медленно, вворачиваясь в плоть сгустками отчаяния и злобы. Изводя своей пустотой. Вынуждая проигрывать в голове план побега, который, разумеется, не сработает.

Потому спятивший остроухий колдун в очередной раз её поимел, подавив силу.

Вот так. Просто. Одним взглядом. Отобрал у неё и Первоначало, и эламансию, и излишки других энергий. Даже физических. Заставив её хотеть спать, свернуться клубком в камере, ощущая безграничную усталость.

«Сколько раз тебя запирали в клетку, а? Чародейка, тоже мне».

Было трудно ожидать, что решётка отворится от пинка, слетев с петель, но первый час Иветта ритмично колотила в неё, вопя от ярости. Врезалась в телом. А затем осела возле, пряча раскалённое лицо в ладонях

А какую он камеру выбрал? Конечно же, ту, в которой его самого держали. Исцарапанную жуткими, проклинающими мир словами на наречии, неизвестном ей. Вырезанные в камне письмена усеивали стены, пол и потолок, закручиваясь в пугающие, симметричные узоры. И всё, что ей оставалось, это изучать их, зная, что вот-вот Безумец пришлёт за ней слуг. Они сопроводят её в тронный зал крепости, где он заказал для неё место в первом ряду. Он выкрикивал ей свою речь с таким триумфом в глазах, что она, наверное, осмелилась бы прыгнуть к нему и попытаться придушить урода, без магии и оружия, если бы не руки-капканы Рихарда, сдержавшие на своём веку и не такое. Что им до истеричных порывов чародейки...

Рихард будет следующим. Ей плевать на его мотивы, хоть она и понимала, почему он так поступил. Но надо быть абсолютным идиотом, чтобы поверить успех в того, что затевал Катэль, в эту призрачную возможность, что на земле воцарится какая-то новая жизнь, а с ней вернутся и маарну. И их Стражи. Какая бы возвышенная и благородная цель ни двигала бы им, она возжелала его смерти тотчас, как узнала места, в которых оказалась, скованная по рукам и ногам, прибитая к островам невидимым давлением магии Катэля.

Её предали. Так бессовестно и открыто. Её предал человек, которому она бы доверила свою жизнь, ни на секунду не задумавшись.

Иветта отползла в дальний угол камеры, не представляя, как справится со всем этим. Если бы рядом был ещё кто-то, пусть не чародей, но, тем ни менее, тоже способный на что-нибудь...

Хлопок.

Они пришли за ней. Должны были появиться с минуты на минуту, как он и обещал. Иветта встаёт, оборачиваясь медленно, собираясь не дать приспешникам Безумца насладиться её лицом, перекошенным осознанием того, что она проиграла.

К чёрту.

Она ещё не проиграла, пока она здесь и жива. Она не проиграет, если эльфу повезёт осуществить задуманное. Даже тогда она не останется у разбитого корыта и продолжит сражаться. И лишь предсмертный вздох переубедит её, вынесет решающий вердикт этой битве.

Она развернулась всем телом ко входу в камеру. Мозг в последний момент как-то нерешительно осознал, что звука отворяемой решётки не было. А этот хлопок произошёл в самой камере. Последовавший за ним густой дым извлёк из себя знакомо-незнакомые черты, такие суровые, такие... керничьи.

Так выглядели керники. Так двигались керники. Сгребая чародейку в охапку, бесцеремонно вжимаясь лицом в её волосы, отрывая от земли. Почти разъярённо, выдыхая ругательства, а следом слова облегчения, которые не закончились и когда её чуть отстранили от себя, вглядываясь в лицо и с трудом узнавая.

А она свою очередь смотрела на это тонкую линию рта в полутьме, обрисовывала в воображении их улыбку, поднимаясь выше, касаясь взглядом глаз, таких восхитительно тёмно-сине-зелёных, грозовых. Глаза застывшего перед ночной бурей леса, который жил под кожей, чей упоительный хвойный аромат пришёл позже, вдогонку к осознанию.

Сердце сжалось так, словно сейчас из него брызнет кровь, напоенная светом, который не мог вырваться на свободу. Зато наружу исторглось другое – слёзы, хлынувшие на её лицо, расцелованное тут же.

Слова, не переставая, вылетали из него, ударяясь об камни темницы, стекая по ним сожалением и тоской. Лишние слова. Пережёванные многократно бессонными вечерами и часами немых укоров. У самой чародейки был ответ, горчащий на языке кровавой язвой, но она не могла, не смела произнести его.

Они очнулись, уже оказавшись на полу, глядя друг на друга, раскладывая мысли по крупицам. Она гладила его волосы, он не снимал с её лица ладоней. Иветта словно не видела его сотню лет, всматриваясь в керника до рези в глазах и всё ещё не верила, что он сделал это.

Активировал камень возвращения.

Когда в ушах стих шум взбудораженной крови, она спросила:

– Откуда... ты?

Он улыбнулся. Грустно. Лоб разрезали морщины.

– Прямо из преисподней, – проговорил Марк и скользнул взглядом по стенам. – И явился на другой бесовской карнавал, как я вижу. Где мы?

– Где ты был? – выпалила она. – Вы нашли её?

Он кивнул, но взор его помрачнел.

– Что с ней?

– С ней всё в порядке. Просто... это... Трудно.

«Сказать ей о том, что ты бросил своих друзей умирать? Ну, уж потрудись теперь объяснить», – зло усмехнулся внутренний голос, но Марк послал его в Блазнгар.

– Сначала ты, – попросил он.

Иветта облизнула искусанные в кровь губы, медля дольше, чем керник ожидал. Внутри забурлило скверное предчувствие.

– Мы на Скалистых островах.

– Опять?!

Она рвано кивнула и вцепилась в его запястья.

– Тебе не стоило возвращаться ко мне. Он здесь.

– Кто?

Грохот за спиной на этот раз не дал усомниться в том, что это отворилась решётка. Насмешливый голос протянул:

– Кого я вижу...

Они обернулись, а мигом позже были оторваны друг от друга. Марк саданул головой в лоб одного из адептов Ордена и потянулся к ножу, но резкое заклинание, выброшенное ему в затылок, парализовало тело. Глаза в панике нашли Иветту, и та попыталась ободряюще улыбнуться. У неё не вышло.

Адепты обезоружили Марка и выставили его из камеры, а следом и Иветту, усадив обоих на колени перед Орирмиром – самым приближённым к Катэлю выродком из всех приспешников.

– Без понятия, как ты протащила это в камеру, чародейка, – длинный палец ткнул керника в лоб. – Но, думаю, мастер обрадуется новому гостю. Идёмте. Он уже заждался.

Иветта словила вопрос во взгляде Марка, но возможность ответить у неё отобрали, поставив на ноги и толкнув в спину, чтобы она пошла за Орирмиром. Она бы и его спросила: как там, на Севере? Что с Летой? Где их носило всё это время? Почему он выглядит таким... постаревшим.

Что с ними случилось?

Впрочем, желание гадать о его приключениях отпало само собой, когда выбрались из темниц. Орирмир повёл их наверх, следуя по развалинам галерей и позволяя вновь глянуть краем глаза на пустошь отгремевшей битвы, чьи призраки всё ещё блуждали во мраке ночи перед крепостью.

Скалистые острова дышали опасностью, а ветер разносил зловоние с опустошённых земель. Ничего не изменилось. Как и сама крепость – Сэт'тар Дарос всё так же возвышалась над обугленной равниной, раскинув в стороны кривые башни, часть из которых была снесена в битве. Втоптанные в землю знамёна союзных на тот момент держав торчали пёстрыми цветами в сухой почве, среди других остатков военного лагеря. Свежее знамя, принадлежащее Ордену, на красно-чёрном фоне которого были изображены языки белого пламени, колыхалось перед самими воротами, изъеденное временем. Больше никаких знаков отличия Катэль не пожелал оставлять.

Было странно идти по коридорам крепости. Тёмным, оглушающим своей тишиной. Иветта помнила, как они были залиты кровью и огнём, как летали по ним заклинания, смешиваясь в сине-красное противостояние. Оттого обманчивым казалось впечатление вечного покоя, которое производили эти стены, почерневшие, с пробоинами в некоторых местах, но почти гудящие обетом молчания.

В тронном зале тоже было тихо, несмотря на обилие присутствующих. Ведьмы и адепты Ордена один за другим поворачивали головы, встречая Орирмира и Иветту, а потом и Марка, чьё обездвиженное чарами тело волокли по полу. Огромную статую коня перетащили к окнам, туда, где раньше покоились руины эльфийского трона. Иветта заметила слабое мерцание силового поля вокруг каменного гиганта. Защита? От чего?

Прыткость ума подсказала ей, что Катэль обезопасил магией вовсе на статую. А себя и своих приспешников от неё.

«Нет. Это ведь не может быть...»

Может.

Она не сумела проглотить ком в горле.

Катэль стоял к ним спиной, над спиралью из чёрных свечей, сложенной перед конём. Чародейка ощутила давление в висках, когда они вошли в зал. Оно нарастало по мере того, как ближе она подходила к эльфу, подгоняемая адептами в спину.

Безумец обернулся и хлопнул в ладоши.

– Ma limer, – улыбнулся он. – Наконец-то ты с нами.

Иветта съязвила бы что-нибудь в ответ, но фигура, выплывшая из толпы ведьм и приспешников, переубедила девушку. Обомлев, она отвернулась. Однако же Марк уставился на него. Паралич сдерживал его тело, но не рот, поэтому он изумлённо прошептал:

– Рихард?

– Здравствуй, брат, – безучастно ответил тот.

Адепты подвели их Катэлю, разодетому в чёрный, расшитый серебристыми нитями в тон волосам камзол. Не дожидаясь, пока её снова пихнут, Иветта опустилась на колени, а перед глазами вспыхнула картина, как она сама заставляет Безумца припасть к её ногам. Да, так и будет.

Скоро.

Появившаяся из ниоткуда бравада даже смутила, но чародейка не придала этому значение, впиваясь взглядом в ненавистное лицо шагнувшего к ней Катэля. Марка бросили рядом. Безвольное тело так и осталось лежать, не шевелясь, а керник, едва не разбив от удара подбородок, не сводил глаз с Рихарда.

– Иветта, ты привела к нам ещё одного неживодника, – проговорил Катэль, разглядывая Марка. – Как?

Амулет, брошенный Орирмиром, глухо стукнулся об пол перед эльфом, крутанулся монеткой и замер.

– Камень возвращения? – спросил он с фальшивым удивлением. – Моя дорогая, ты впечатляешь меня умением всегда находить лазейки. Но тебе это всё равно не поможет.

Отшвырнув артефакт с иссякшей магией носком сапога в сторону, Катэль сел на корточки, всматриваясь в Марка.

– Вот он, герой, явившийся спасти свою даму из беды, – тонкая улыбка растянула красивые губы. – Как в каком-нибудь глупом романе... Полагаю, ты не захочешь примкнуть ко мне, не стоит и просить тебя о таком. Или ты всё же осознаешь, как ничтожна твоя привязанность к чародейке перед высшей целью?

Иветта не сдержалась и фыркнула. Марк воззрился на Катэля:

– Что ты несёшь?

– Твой коллега давеча привёл мне чародейку, чем заслужил себе место в... Там, куда мы все отправимся.

Лицо керника побелело. Марк медленно перевёл глаза на Рихарда.

– Ты охренел?! – сорвавшийся с губ шёпот был громче крика.

– Он возродит маарну, Марк, – так же блекло отвечал он. – Ничто больше не имеет значения.

– Даже твои друзья? – с упрёком уронила Иветта.

Пожалуй, впервые за всё их знакомство он не смог долго противостоять её взору и отвернулся. Молчал. Думал. Пока Иветте чудилось, как она вырывает ему эти глаза – куски пленившего её когда-то обсидиана.

– Мне нравилось с вами путешествовать, – заявил он. – Но всё когда-нибудь кончается.

Катэль тщательно следил за этой сценой, заинтересованно перебегая по участникам взглядом. А ведь он был так близко... Протяни она руку, и ухватится за седые волосы, дёрнет на себя, а другая ладонь тем временем вопьётся ему в шею.

Нет, она не будет его душить. Растерзает глотку ногтями.

Только бы чёртово давление в висках не клонило к земле так сильно.

Марку удалось чуть приподнять голову и обратиться к чародейке, отвлекая её от Безумца:

– Что происходит, Ив? Причём здесь маарну?

Она не успела ответить.

Раздалось какое-то шипение, похожее на звук, с каким нагретый воздух выходил из-под мехов в кузне. Катэль подскочил и вернулся к спирали свечей, обращая лицо к коню. Камень покрылся сеткой трещин и оттуда повалили струйки чёрного дыма. Ещё мгновение – и глаза коня загорелись, обращаясь в рубины, наливаясь изнутри алым светом.

– Он пробудился, – зашептал он взволнованно. – Время пришло.

Вытащив из нагрудного кармана высокий флакон, он повернул его, выливая тёмную жидкость в центр спирали. Пламя свечей взвилось и побелело, принявшись пожирать воск с удвоенной скоростью. Катэль сел перед статуей, скрестив ноги, и расставил руки в стороны. Затем вздрогнул и недовольно поморщился. Ладони дрогнули, сжавшись в кулаки.

– Неблагий Двор здесь, – сказал он.

Пение знакомого горна опоздало лишь на секунду после его фразы и сняло часть груза с плеч Иветты, отчего она выпрямилась, глядя в окно и силясь разглядеть равнину перед крепостью. Но они были слишком высоко, и взору оказалось доступно только небо, покрытое толстым слоем туч. Ей и тогда, когда она ступила на проклятую землю впервые, показалось, что хорошая погода оставила острова вместе со сбежавшими с них эльфвами.

Катэль повернулся к ведьмам.

– Защищайте крепость, – скомандовал он. – Добейте то, что осталось от сброда Иарлэйта. Чтоб никто больше не путался под ногами.

Приспешники стали покидать тронный зал, шелестя в полумраке одеждами. Иветта чувствовала ни черта не понимающий взгляд Марка, но сама смотрела на изваяние лошади, вставшей на дыбы – дым неизвестного происхождения продолжал валить из выбоин в камне, поднимаясь к высокому потолку, накапливаясь там облаками.

И не рассеиваясь.