Элегия Мёртвых

Глава 23. Сад ледяных цветов

– Самокрутку?

– Пожалуй.

Приняв из рук Марка подожжённый свёрток гвоздики и табака, Лета глубоко затянулась дымом и вытянула ноги на ступеньках. Керник устроился поближе к девушке и откинулся на локтях, обозревая полотно из тел, разбросанных во дворе. Упыри уже давно облезли до костей. Сехлинские трупы пока держались, но тоже начинали тлеть, мерцая какой-то грязной золотинкой. Сынов из этой искорёженной и окровавленной каши достали и перенесли внутрь виллы, выложив в ряд и накрыв простынями. С тяжело ранеными пока возились на месте, устроив их по углам двора, откуда долетали их приглушённые вопли.

Свет утреннего солнца тонул в миазмах разорённого битвой и исходившего горьким дымом города. Удивительно, что они вообще сегодня его застали.

Они пережили эту ночь.

– Как ты? – спросил её Берси, опустившись рядом.

Под глазом барда алел порез, но в целом он выглядел бодро. Поди отсиживался где-нибудь в сторонке после спектакля, что устроил накануне битвы.

– Бывало лучше, – Лета попыталась улыбнуться разбитыми губами и глянула на Логнара у ворот, раздававшего наставления медикам и друидам.

Он встретил её взгляд. Лета подмигнула.

«Спасибо за эликсир, волшебник».

Без той чудотворной дряни с привычным землистым запахом, что девушка выпросила у чародея, она бы сейчас корчилась от боли. Судя по тому, как покалывало кожу рядом с ранами, она взвоет, как только чары зелья спадут. Но пока... Пока рано об этом думать.

– И есть всяко лучше, чем ему, – добавила Лета, мотнув головой в сторону солдата с раскуроченным животом, чьи выскальзывающие из рук кишки пытались удержать на месте товарищи, пока друид колдовал над бедолагой исцеление.

– Это какая-то нелепая случайность, что мы выстояли перед имперцами, – мрачно заявил Марк. – Сколько погибло Сынов, ты знаешь?

– Я не считала.

– Вероятно, больше половины.

– Великолепно. А у Империи есть ещё войска, я права?

– Армия втрое больше той, что прибыла из Лаустендаля. – вставил Берси. – В Ноэтисе.

– Ну, теперь Северу поможет лишь чудо, – проговорил Марк, выпуская в небо плотную струю дыма.

Лета было заикнулась о подходящем моменте, чтобы покинуть компанию Сынов, но вдруг перед ней вырос Снор. В то время, как она в самом деле ощущала себя разобранной на части после битвы, на берсерке не было ни царапинки. Зрачки были всё ещё расширены, а к лезвию его топора, небрежно засунутого без ножен за пояс, липли окровавленные клочья волос.

Снор сплюнул девушке под ноги.

– Эхсла ту драв тула мул, – рявкнул он.

– Что он сказал? – лениво обратилась к Берси Лета.

– Приблизительно то, что из тебя вышел поганый командир.

– А если поточнее?

– Боюсь, после таких слов ты захочешь набить ему морду.

– По-твоему, я спятила? Он же берсерк.

Взбешённый тем, что о нём говорили в третьем лице, Снор угрожающе приблизился к девушке.

– Тебя Хальдор назвал своей боевой подругой, – выпалил он, тыча в неё пальцем. – Тебя он сделал хэрсиром, направо и налево молвя сказки о твоей доблести. А ты... что? Сбежала с передовой, как самая последняя, трусливая, бесчестная тварюга.

Наверняка эликсир мага накрыл нечувствительной плёнкой нервные окончания не только в теле, но и в мозгах, поэтому Лета неспешно выдохнула дым и спокойно ответила:

– Мне-то мухоморный отвар рассудок не выел.

Снор смирил её суровым взглядом, нисколько на неё не подействовавшим.

– В первых рядах остались сражаться вы и дебилы. Последние там же и полегли, – спокойно пояснила она. – Ты же видел, на что способны сехлины. Для большинства в этом городе драться с ними всё равно что самолично засунуть голову в петлю.

– Истинный хэрсир никогда не бежит с поля боя.

– Мне надо было героически сдохнуть там, да?

– Тогда ярл избрал бы более достойного.

Затушив самокрутку, Лета встала на ноги и, спасибо ступенькам, оказалась на голову выше Снора.

– Ты не хэрсир, вилькья¹, – продолжал берсерк, гневно чеканя слова. – Ты можешь называть себя так, но тебе никогда не стать одной из нас.

– Больно надо, – фыркнула девушка.

– Тогда что ты тут делаешь? – прошипел он, преодолевая одним махом сразу три ступеньки.

Готовясь вмазать ему, если подойдёт ближе, Лета сжала кулак, но тут за его спиной раздалось тихое:

– Оставь её.

Берсерк повернулся с намерением послать вмешавшегося и так и замер вполоборота. Покрытый с ног до головы кровью Конор нетерпеливо дёрнул бровью:

– Свали, я сказал.

Не став препираться, Снор сошёл со ступенек, но продолжил коситься на него. Выглядевший так, как будто вылез из утробы преисподней, Конор посмотрел на Лету. Затем швырнул что-то к её ногам.

Подкатившийся к ступенькам шарообразный предмет оказался головой. Опутанное длинными чёрными лохмами лицо принадлежало имперцу.

Конор дождался, пока Лета разглядит его как следует, а затем поднимет на него глаза.

– Хотел изначально притащить тебе его живого, но не сдержался, – сообщил он. – Укрась им комнату. Он идеально впишется в любой интерьер.

– Это кто? – спросил Марк, рассматривая голову.

– Соторнил, – шепнула Лета, не сводя глаз с Конора.

С искупанного в крови, сытого и внимательно наблюдавшего за её реакцией. Не давая ему словить в своих глазах растерянность, Лета поспешно отвела взор.

Она не знала, что ввергло её в смятение больше – эти перемены в Коноре или то, что её лишили права на собственноручную месть.

Это она должна была снести эту голову с плеч, днями и ночами напролёт предвещавшую ей наказания и скорый конец. Это она должна была заглянуть в глаза тому, кто измывался над ней так долго, что неизбежно очерствило её и искалечило душу. Это она должна была переломать кости в руках, что били её без устали.

Но вместо этого ей досталась парочка незнакомых сехлинов, чьи лица она уже позабыла.

А Соторнил... Он приходил к ней во снах. Но заявится ли снова?

Внезапно осознав, что не испытывает злости, Лета вернулась взглядом к голове. Рана на шее была грубой и неровной – не резали и даже не отрубали, скорее всего оторвали от тела, причём без особых усилий. В приоткрытом рту отсутствовал язык, тоже вырванный, если судить по сохранившимся остаткам. Глаза с потухшими зрачками были вытаращены, выражая последнее чувство распорядителя игр перед смертью – страх.

Сомнений не было. Эта тварь страдала перед тем, как издохнуть. И страдания эти были не слишком изощрёнными, но имели под собой вполне очевидные причины.

Лета перевела взгляд на Конора.

«Я знаю, чего ты ждёшь от меня».

Не отыскав в её лице ни одной эмоции, что удовлетворила бы его, Конор сохранил усмешку. Об эту стену, выраставшую каждый раз перед ними, можно расшибиться в лепёшку. Но Лета давно научилась проходить сквозь неё, просачивалась и сейчас, как привидение. Коснулась обжигающего пламени звёзд, сияющего в глубине его глаз, и отпрянула. Так далеко она раньше не заходила. Он дал изучить себя, не разрывая зрительный контакт из принципа, и так бы продолжалось ещё долго, если бы их не отвлекли.

– Романтично, чего уж там, – заключил Марк, закуривая новую самокрутку.

– Ты решил, что это вместо букета? – протянул Конор. – Я-то думал, моя фантазия не знает границ. Твоя её переплюнула, шерстистый.

– Где ты вообще его нашёл?

– Гадёныш возглавлял армию. Стоял себе за городом, ожидая, когда ему принесут победу на блюдечке. И не ждал, что к нему в тыл заберутся мои упыри.

– Что?

– Что? – передразнил Конор и вздохнул. – Обсудим это позже за чашечкой чая, а лучше чего покрепче. Ночка выдалась слишком насыщенной, чтобы будоражить вас этими историями.

По тяжёлым шагам, раздавшимся позади, Лета узнала Торода и обернулась. Ярл появился на пороге в сопровождении Сынов и оглядел двор, старательно избегая Конора.

– Смотрите-ка, кто вылупился из своей скорлупки, – прокомментировал тот. – Тепло там, уютненько, да? Не то что здесь, по уши в кровищи. Но командование оно на то и командование, чтобы чесать жопу в стороне от битвы и раздавать приказы.

По-прежнему не глядя на Конора, Тород обратился к Лете:

– Ты и волколак. Жду вас в главном зале. И этого собой возьмите. Барда тоже можно.

– «Этот» тоже рад тебя снова увидеть, братец.

Тород с каменным лицом отступил обратно в виллу, а Марк дёрнул Лету за рукав:

– Главный зал – это где вообще?

***

Дабы не стоять посреди двора на виду у всех, словно провинившийся ребёнок, Лета прошмыгнула в угол к Марку и Берси, выманив под шумок у мага ещё одну склянку с эликсиром. Всё дальнейшее она запомнила под расслабляющей поволокой зелья, но иначе ей было не выстоять на ногах.

Главным залом Тород избрал старый перистильный двор, прежде закрытый. Он располагался в дальней части виллы и был раза в три больше того светового дворика, что стал негласным местом собрания всех и вся. Это же место, окружённое высокой колоннадой и скульптурами, предназначалось имперцами для проведения праздников, но в обычные дни служило садом. Слугам воспрещалось заходить сюда, и Лета понимала, почему.

Вновь открытый в спешке двор не казался заброшенным. Сехлины выращивали растения, способные выжить в местных климатических условиях. Валивший сверху снег оттенял изумруды листьев на деревьях, буквально резавших отвыкшие от буйства красок глаза. На клумбах, выложенных светлым камнем, застыли кристаллы цветов, обледеневшие и вечные. Обратилась в голубоватое стекло и вода в фонтанах. Мраморные девы и рыбы в их чашах обросли инеистыми сосульками, направленными острыми концами в землю. Но сколь не была величественна победа жестокого мороза над этим местом, уступившие законам природы цветы поражали воображение. Их собратья на юге увядали каждый сезон, а эти же, синие, жёлтые, красные, лиловые навсегда замерли, насмехаясь над скоротечностью своего существования. Некоторые растения цвели и сами по себе, без ледяной ловушки, что доказывало мастерство имперских чародеев, приложивших к саду руку.

Больше, чем ледяное цветочное королевство, Лету захватило ощущение покоя в этом месте. Там, за массивной колоннадой, гремели отголоски прошедшей битвы, изъясняясь стонами умирающих, однако здесь было на удивление тихо. Будто другой мир, затерянный во времени.

Медленный пушистый снег накрывал и красное пятно, выглядевшее слишком чужеродным в этом саду. Из-за крови на одежде трудно было понять, во что Конор одет – кажется, на нём совершенно не было никакой брони, даже лёгкой кирасы. Выслушивая речь Торода, он усердно тёр лицо. Потом, закончив, поднял наконец глаза на ярлов, выстроившихся перед ним рядком и закутанных в меха до самой шеи. Не доставало лишь Хальдора, отправившегося помогать раненым вместе с Эйдин.

Хищные, красивейшие глаза, чей безжизненный лёд всё же надломился, обнажая под серыми осколками манящее бездонье, сощурились. Ларс вдруг запричитал на мэнке, обрывая монотонный рассказ Торода, затем сгорбился и затрусил рыхлыми щеками. В последние дни он пил, не просыхая, да и накануне битвы нажрался знатно, оттого и стоял сейчас, пошатываясь и натужно дыша.

– Чего тебя так крючит, старый? – обратился к нему Конор, выставив перед собой ладонь и набрав в неё снежинок.

Лета поймала себя на том, что невольно любовалась этим зрелищем.

– Конор, шелудивый пёс... – пробухтел Ларс. – Какого хера ты помолодел?

– Уходил подышать горным воздухом.

– Это всё сила кольца, – соврал Логнар, выступив вперёд. – Открылась ему недавно.

– А чёртова красная птичка, летавшая над городом – тоже сила кольца?

– Да.

Ларс хмыкнул. Лета переглянулась с Марком. Стало быть, чародей решил утаить от ярлов происхождение Конора. Весьма мудрое решение, поскольку одна лишь история кольцом распалила ожесточённые споры на вилле и успела докатиться до города, где люди вовсю обсуждали эти неслыханные события – предатель оказался избранником Эйнара Гнева Небес.

– Хорошо, а почему Тород не может владеть кольцом? – спросил Ларс. – Позвольте-ка угадать... Драупнир выбрал этого утырка?

– Абсолютно верно.

– Бред!

Увлажнив падающим снегом ладони, Конор принялся растирать предплечья. Казалось, его вообще не заботит этот разговор.

– После всего, что сегодня произошло, вы хотите, чтобы этот маленький засранец стал нашим секретным оружием против имперцев? – продолжил ярл, потрясая ноющей от похмелья башкой. – Да он столько лет якшался со скюрами, забери его Фенрир! Гнусный предатель...

– К сожалению, мы более ничем не располагаем, – отвечал Логнар.

– У нас есть вихюон!

– Который едва не подорвал сегодня весь город к чёртовой бабушке, – резонно отозвался Конор, не прекращая счищать с рук кровь. – Я бы пересмотрел ваши чаяния на счёт этой штуки.

– Ты вообще закрой рот, ублюдок! – рыкнул на него Ларс. – Мало того, что мы чуть не взлетели на воздух, крыса, что подожгла склад, по-прежнему бродит среди нас. Не ты ли часом привёл грёбанных скюров туда?

– Местонахождение склада было известно только командованию.

– И на что ты намекаешь, скот?

– А на то, мой ярл, что предатель находится среди вас, – Конор коротко провёл по ним глазами и вернулся к своему занятию.

– Немыслимо! Ты, рыжая, вонючая падла, да я тебя... – остаток фразы утонул в отборнейших ругательствах на мэнке, и Ларс дёрнулся в сторону Конора.

Тород выставил руку поперёк его груди, удерживая на месте. Ярл по инерции отшатнулся назад и полетел прямо на своих стражников, подхвативших массивное тело у самой земли. Тород тем временем серьёзно поглядел на Конора:

– Ты знаешь, кто выдал расположение склада скюрам?

Конор бегло посмотрел на Вилмара. В следующую секунду ярл Флярдхейма кинулся к нему, но был остановлен прилетевшим с угла тесаком, вонзившимся в плащ. Вилмар рухнул на колени, завопив и шаря по телу руками, подумав, что его ранили.

– Меткий бросок, волче, – оценил Конор.

Марк дёрнул плечом и подошёл к ярлу, воззрившемуся на него со всей злобой, а после пославшему этот же взгляд Тороду.

– Прежде, чем ты обвинишь меня в службе чудовищам, оглянись, – выдохнул он. – Ты сам принял их к себе.

– Я в тебя нож кинул, а тяпнул за ляжку, угомонись, – Марк забрал тесак и поднял Вилмара на ноги.

Стража была тут как тут, чтобы принять от керника ярла. Скрутив его, они повернули мужчину лицом к остальным.

– Уведите его в камеру, – приказал Тород со вздохом.

– Что, не станешь спрашивать, почему я это сделал? – выпалил Вилмар.

– По той же причине, что и Анрике когда-то убил своего отца.

– Ты мучил мою дочь... Ты думал, я прощу тебе это?! Думал, что буду подчиняться тебе после всего, что ты сделал с моей семьёй?! – крикнул ярл в гневе.

– Уведите его уже, – бросил Конор.

Тород согласно махнул рукой страже.

– Тебе и твоему восстанию долго не протянуть! – визжал Вилмар, извиваясь в руках Сынов. – Вы покойники! Вы все трупы!

Крики и проклятия стихли, как только за ярлом и Сынами закрылась дверь.

– Вот же подстилка скюрская... – прошипел вслед Ларс. – Я знал, что он что-то замышляет, но чтобы такое...

От Леты не ускользнуло то, как Тород осмотрелся по сторонам, в поисках, куда бы сесть, но никакой мебели в саду не было, и это расстроило ярла. Как бы она не недолюбливала его, в это мгновение керничка искренне ему сочувствовала. Сама бы завалилась куда-нибудь вместо того, чтобы подпирать телом колонну.

– Ты пытал его дочь? – удивлённо спросил Конор.

«Ты не представляешь, сколько всего они учудили втайне ото всех», – мысленно ответила ему Лета.

Тород со свойственной ему отрешённостью проигнорировал вопрос и задал свой:

– Откуда ты узнал, что он предал нас?

– У него сердце заколотилось, когда мы начали говорить о вихюоне. Такой себе из него вышел лазутчик.

Ярл кивнул. Лете казалось, что он и сам был под какими-то эликсирами – он вёл себя безучастно практически со всеми, но чтобы так было с Конором... Он должен был пожирать его глазами каждую секунду, борясь с желанием приказать страже снести непутёвому братцу голову. Но вместо Тород говорил с ним так, словно не существовало всей той ненависти, кипевшей между ними многие годы.

Интересно, а Логнар осмелился бы подсыпать ему что-нибудь в еду? Зная чародея, девушка подумала, что он был способен выкинуть нечто подобное.

– Значит, Лэлех прячет что-то на озере, – задумчиво протянул Тород и взглянул на Логнара. – Есть мысли?

– Ни одной. Как Конор уже упомянул, Лэлех потерпел поражение при создании нового вида солдат и переключился на другие задачи. Но если ему действительно помогал тот чародей, Катэль... Под водами Арнингула может скрываться что угодно, – маг покосился на Лету. – Я слышал о нём всякое. В южных краях его знают как самого страшного и могущественного заклинателя во всей истории.

– Мы должны выяснить, что там, – решил Тород. – И поскорее воспользоваться силой кольца.

– Нам неизвестно о всех возможностях Драупнира, – осторожно проговорил Логнар. – Этот артефакт мало изучен. Я предполагаю, что он снимет солнечные чары с сехлинов. Но у меня нет ни доказательств этому, ни сколько-нибудь точных сведений о силе кольца.

Лета присмотрелась к Конору – Драупнир был всё ещё при нём, торчал в углублении ключицы на укороченной цепочке. Она подняла глаза выше, прослеживая линию острого подбородка и, встретив ответный взгляд северянина, быстро отвернулась. Стало жарко.

– У тебя будет время, чтобы изучить их обоих, – сказал Тород. – Сперва мы дождёмся прибытия двергов.

– Мы потеряли с ними связь, – резко гаркнул Ларс. – Наши гонцы так и не вернулись. На большаках чёрт знает что творится. Эти сраные кроты доберутся до Темпраста, только если совершат крюк, обойдя Калло Интни. Вообрази, Тород, сколько недель это у них займёт. Надо решать всё здесь и сейчас, – утонувшие в жирной физиономии глаза нашли Конора. – Пусть откроет силу кольца.

– Мы не знаем, как это работает, – повторил чародей.

– Плевать я хотел. Вы видели, что сегодня ночью произошло? Мы никогда не оправимся от потерь. И если эта тварь – ключ к свержению имперцев, я готов смириться. Но ждать... нет. Нет, нет и нет, да простит меня Всеотец!

Лицо Торода напоминало маску, а линия рта – трещину на нём. Он смолчал. Взбудораженный Ларс переключился на ярла Хокана, тихо жавшегося к своим стражникам.

– А ты что язык в задницу засунул, друид? Тебя заботит, как бы побыстрее слинять в свою лесную конуру, я прав?!

– Моё мнение не хочешь знать? – внезапно выдал Конор, спасая Хокана от растерзания старым пьянчугой.

– Твоё мнение? – выплюнул Ларс, расширив ноздри. – Ну, парень, удиви меня!

– С какой стати я должен участвовать в вашей войне? У меня больше нет обязательств перед Севером.

Задохнувшегося в возмущении Ларса опередил чародей и коротко проговорил:

– С такой, что ты наёмник. Я тебя нанимаю.

– У тебя нет ничего, чем бы ты мог со мной расплатиться, – усмехнулся Конор.

– Все предыдущие обвинения с тебя будут сняты.

– Да мне насрать.

– Убийство ярла Саггтара будет прощено.

Усмешка Конора стала ещё шире. Он посмотрел на Торода, продолжавшего смиренно молчать, пока Логнар выдвигал эти невероятные условия.

– Вы, ребята, в отчаянии, – присвистнул он.

– Да, – без колебаний признал чародей, выдерживая тяжёлый взгляд Конора.

– Все эти пляски с Драупниром и пророчеством, конечно, занимательны, – произнёс тот издевательски неторопливо. – Но у меня другие планы.

– Как ты смеешь...

– Ларс, – глухо одёрнул Тород ярла и посмотрел на Лету. Мгновением позже к нему присоединился Логнар, и оба стали сверлить девушку глазами с такой силой, что она вжалась в колонну. Чародей так вообще подбавил во взгляд мольбы.

«Да пошли вы, оба».

Преодолев желание зажмуриться, чтобы хоть на краткий миг все эти рожи исчезли, Лета глубоко вздохнула.

– Двести золотых, и мы оба останемся.

– Полукровка.... – простонал Конор.

– Хорошая цена, – ответила она. – Я ведь тоже наёмница.

– Ты что, серьёзно? – с почти настоящим огорчением спросил он.

– Откажешься помогать им мечом за двести золотых?

– Вилмар ведь не просто так орал, что они все покойники после сегодняшней ночи.

– Если ты останешься, людей умрёт меньше.

Искорка раздражения промелькнула в его глазах, но быстро исчезла. Одна бровь искривилась, намекая, что они ещё это обсудят. Лета с вызовом фыркнула. Взгляд Конора потеплел на градус.

Он размял шею и повернулся к Тороду.

– Триста золотых, – рассудил северянин. – Двести даме, сотня мне.

Ларс от удивления раскрыл рот, а Логнар недовольно пробурчал:

– Такое ощущение, что мы просим тебя на Иггдрасиль² залезть...

– Если не хуже.

– Это сильно ударит по казне? – обратился чародей к Тороду.

– Да. Но лучше мы потеряем деньги, чем народ, – отвечал тот сухо.

«Нет, он точно проглотил парочку эликсиров», – отметила про себя Лета.

Логнар с почтением склонил голову, коснувшись груди подбородком, затем устремил взор на Конора.

– По рукам, – согласно бросил он.

Слегка помрачнев, Конор кивнул, принимая сделку. Перед тем, как выйти из сада, он ни разу не взглянул на Лету, но та поняла, что он не особо злился.

По большей части ему всё равно.

Куда бы она не пошла, он пойдёт за ней.

Эта мысль смазала эффект от зелий чародея, но не до конца, поэтому Лета лишь хмыкнула себе под нос.

Чёрт, на триста золотых они выкупят себе целую деревню. Однако её волновали вовсе не деньги – скорее сам факт стрясти с Сынов побольше.

К тому же, они в любой момент могут сбежать. Однако она уже не была так сильно уверена в своём желании.

***

Сраный жасмин.

Он ощутил его прежде, чем услышал шаги полукровки. Ещё более острый и сносящий башню, чем был до той злополучной ночи в Ноэстисе.

Конор развернулся лицом к дверному проёму и опёрся бедром о стол, намереваясь встретить девчонку самой глумливой из всех своих личин. Но когда она нарисовалась перед ним, краешек губ предательски задрожал и пополз выше, складывая рот в улыбку.

Ведь маленькая дрянь улыбалась тоже.

«Ну-ка, осади», – приказал себе Конор, не смея отвести от неё глаз.

Выпорхнув из лабиринта громадных книжных кип, она остановилась от него в шаге и скрестила руки на груди.

– Как ты проник в комнату Логнара?

«И это единственное, что тебя сейчас интересует, гадючка?»

Конор картинно обвёл глазами комнату, будто только что понял, где очутился, и пожал плечами.

– Вскрыл замок, как ещё?

Она щёлкнула языком, подчеркнув его ложь, и приблизилась. Он пересилил порыв отстраниться. Всё нутро натянулось как тетива и едва не лопнуло от напряжения.

– Ты влез через окно, – полукровка протянула руку, чтобы стряхнуть снег, припорошивший его волосы. – Логнар никогда не запирает дверь.

Он ожидал от неё словесной дуэли на расстоянии, принятом за правило. Но вместо этого девчонка вдруг свободно вклинилась в его пространство, загоняя Конора в ловушку между собой и столом мага.

– Тогда он кретин.

– Он это понял и уже позакрывал все свои секреты в другом месте. Здесь ты не найдёшь ничего, кроме томов с заклинаниями.

– А вдруг мне приспичило почитать что-нибудь этакое?

– Сомневаюсь, – чернявая бровь поползла вверх.

Конор успел притушить вожделение, что ярилось в теле с того момента, как он увидал её в галерее, теперь ещё и усиленное в сто крат.

Сехлинское сердце наделило его способностью распознавать запахи и звуки на уровне животных. Он видел дальше и лучше, чем смертные. Он был силён, вынослив. Но новая смерть превратила его в один сплошной оголённый нерв.

Да, он лучше контролировал голод и свои порывы, будто пробыл в вампирской шкуре не одну сотню лет, даже ни разу не взбесился, когда Тород выставил его перед ярлами, как диковинный товар на ярмарке. Наверняка это то, что ощущали сехлины – сдержанность.

Чёртов контроль, которому он учился годами, давался с лёгкостью, надо было лишь повернуть воображаемый рычаг – раз и готово.

Но полукровка выглядела и пахла так, что рука и не тянулась к этому рычагу. Это было именно то, чего он ранее никогда не испытывал, – возможность пресечь все свои побудки одной мыслью и полнейшее нежелание это делать, ведь все его чувства обострились до предела, позволяя её голосу и взгляду заползти под кожу и впрыснуть яд в молодые мышцы.

Тугой комок эмоций и боли, что он носил в себе, разорвался и излился плеядой сочных оттенков, наполнивших мир цветом, который человеческий глаз просто бы не выдержал.

А она – сердцевина этого пульсирующего внеземного цвета.

Рука её всё ещё по-хозяйски гладила его волосы.

– Спасибо за подарок.

– Наслаждайся, – буркнул он, стараясь не обращать внимание на её прикосновение. Хватало и того, что он лицезрел.

Тело обросло мускулами, отчётливо проступавшими сквозь тонкую куртку, которые он приметил ещё на Арене. Неудивительно, когда вся её жизнь превратилась в сплошное сражение. Усохла вся жировая прослойка, но грудь и задница были по-прежнему при ней.

Слетев с головы, ладонь полукровки подразнила скользящим движением шею и убралась. Она отступила назад, возводя границы, которые он тут же разорвал в воображении. Плотный характерный запах железа плеснул туда жгучести. Он принюхался, осознавая, что ран на ней слишком мало, чтобы они кровоточили так обильно.

«У неё... эти дни? Проклятье».

Он спешно надавил на рычаг, забивая жажду и тягу вцепиться в её горло.

– Ты проследила за мной? – спросил он, признательный полукровке за то, что отошла.

– Угу, – буднично хмыкнула она. – Хотела поговорить

– О чём? – бросил он тем же тоном.

«Хочу обладать тобой. Днём и ночью».

Он ухмыльнулся, съедая в голове непрошенные мысли, такие явные и громкие, режущие горло невозможностью высказать их вслух.

Даже на таком расстоянии он слышал её дыхание, замечал каждую бисеринку холодного пота и пятнышки застывшей имперской крови на теле. И биение её сердца, что звучало для его как самая трагичная и красивая баллада.

«Прекрати».

– Ты как-то сказал, что это всё временно, – произнесла полукровка.

– Что именно?

– Ты и я, – глаза описали полукруг по стенам и вернулись к Конору. – Ты до сих пор так считаешь?

– А ты по-прежнему мечтаешь о том, чтобы я превратился в принца... – выдохнул он и оглядел себя в притворном удивлении. – Ммм, что это? Пыльца феи? Слюни единорога? Блять, да это же кровь, гадючка. – Он выдерживал паузу сколько мог, но ответа не последовало. Тогда сказал: – Не все чудовища становятся прекрасными принцами.

– А если мне нравится чудовище?

Рычаг накренился в обратную сторону, но Конор успел подхватить его и повернуть вновь до упора.

– Тогда ты извращенка.

Издав сиплый смешок, звук которого горячей волной прошёлся по хребту Конора, полукровка прошлась по комнате, перебирая в голове другие варианты для захода в опасные воды.

«Пробуй, милая, пробуй. Сегодня я отобьюсь».

Главное не снимать руку с долбанного рычага.

– Чародей сказал, что в тебе течёт кровь ваэртакони, – заявила она, остановившись возле стопки с фолиантами по алхимии.

– В данный момент во мне пара литров сехлинской и, может быть, пинта человеческой, – ощерился Конор. – Я б волшебнику не верил.

– И всё же из-за своего наследия ты обрёл эти... способности. Это не совпадение.

– Наследия? – переспросил он, сдвинув брови.

– Эйнар был таким же, как и ты.

– Я знаю.

Он подумал, что её это удивит, но полукровка лишь кивнула, получив подтверждение каким-то своим мыслям. Складывалось впечатление, что она прощупывала его, узнавая настроение. И не не стала интересоваться дальше, откуда ему было известно о тайнах последнего короля Недха. Просто маг успел выложить свои находки чуть раньше, подловив его в коридоре тет-а-тет после встречи с ярлами, и не сказать, что это стало для Конора каким-то откровением. Он привык, что, куда не зайди, обязательно вляпаешься в заговоры предков или пророческий пафос вещих сестёр.

Это полукровке следовало безостановочно хлопать ресницами в ошалении от происходящего, но она была такая... Такая...

Такая спокойная. Аж бесит.

Сегодня настала её очередь четвертовать словами, и он уступил, заинтригованный тем, что она скажет дальше.

– Ты помнишь, что императрица хотела получить? – вдруг выдала полукровка.

Золотой глаз прорезал на его лице полосу, затем метнулся к книгам.

– Помню.

Решила расставить все точки. Что ж, пора.

Память уколол вопрос, который он давно хотел ей задать, но который глушил внутри, страшась ответа. Рычаг становилось держать всё труднее.

«Да катись оно всё».

Он отпустил его.

– Зачем ты это сделала? – произнёс Конор, до конца не веря, что сплёл его язык.

Но сидевший червём в мозгах вопрос всё же вылетел наружу, а за ним последовал другой:

– Зачем ты предложила себя?... Вместо меня.

– Вернула должок, – флегматичный вздох ударил его под дых. – Наверное, это никогда не закончится, пока мы оба живы. Так и будем бегать друг за другом, вытаскивая из неприятностей.

В голове что-то вытянулось до скрипа и треснуло, но он сохранил хладнокровие. Отстранённость её поражала и выводила из себя.

– Ты дура, – хмыкнул он, усмехнувшись. – Просто конченая дура.

– Лучше было отдать тебя императрице? – полукровка перестала подсчитывать взглядом книжки в стопках и обернулась. – Я-то там полгода протянула. А тебя прибили бы в первый же день.

– Это я тебя прибью, если ещё раз такое вытворишь, – звенящий шёпот врезался в пыльный воздух, рассекая мирный тон разговора пополам. – Клянусь небесами. Убью нахуй.

Всё, что она собиралась сказать, отпало, и полукровка просто стояла и смотрела на него, почти не моргая. Конор же, раскалённый и злой, как внутренности ада, лихорадочно пытался нащупать в себе рукоять рычага, но та ушла слишком глубоко, погребённая под тонной чувств.

Чувств.

С каких, мать их, пор они у него завелись?

«Так давно, что поздно спрашивать об этом, дружище».

Он не хотел думать о том, что пересёк полмира ради этой мелкой сучки, которая сама себя впутала в неприятности, преднадначавшиеся для него. Которая пошла на жертву...

Ради него.

Он получил ответ, и тот распял его как агнеца, содрал шкуру и позволил подлинному ужасу придушить его.

Осознание того, насколько всё далеко зашло с полукровкой, толкнуло его с обрыва, на котором он как-то умудрялся балансировать столько времени, причём на одной ноге. А бездна, что затем приняла его, была неожиданно заполнена теплом и светом.

Самое паршивое – полукровка не удивлена. Она стояла перед ним и видела его насквозь, влезла к нему в голову и копошилась там, отыскивая причины и следствия... Находила и прятала обратно.

Она понимала.

Это уже слишком.

– Тупая, самонадеянная, кичливая сука, – выпалил Конор.

Её лицо не изменилось.

– Ты меня слышишь?! – рявкнул он. – Великий Один, как меня угораздило спутаться с такой идиоткой? – он закатил глаза, будто действительно обращался к богам. – Может, раз он молчит, то хотя бы ты ответишь, отродье змеиное? А?!

Тишина.

«Да вспыли ты наконец! Не смотри на меня так...»

Какое-то слово вновь сорвалось с его языка, грязное, непростительное, но полукровка не отозвалась, продолжая глядеть на него, склонив голову к плечу. Она упрямо не желала давать ему встречной злости. Сердцебиение девчонки ни разу не сменило ритм. И глаза её...

«Ты не имеешь права так смотреть. Как будто я.... Как будто я...»

Принадлежу тебе.

Она преодолела расстояние между ними. Шла неторопливо, пока её лицо не замерло в каком-то жалком сантиметре от его. Конора словно окатило ледяной водой, а затем бросило в жар. Глаза нашли жилку на шее, выглядывающую из-под воротника куртки, и он проглотил слюну.

– Сперва ты ответь, – шепнула полукровка. – Временно или нет?

Он промолчал. Она не сдавалась, замерев подле него и не шевелясь. Истая пытка.

«Ответь ей уже. Или целуй, вариантов-то у тебя нет».

Конор предпочёл не делать ничего. Гнев слез с него, стоило девчонке очутиться так близко, дать почувствовать на щеке своё дыхание и горячие волны, исходившие от тела.

Они выжгли всю злобу. И утащили в царство солнца.

Она улыбнулась, прикоснувшись припухшими от удара сехлинского кулака губами к его коже. Без похоти. Клеймя его позорной меткой ты-такая-тварь-но-всё-же-поцелуя.

Это вообще объяснимо?... Как... Что с такими прикосновениями обычно делают?

«Психованная».

Конор закрыл глаза:

– Тебе известен ответ.

Он повернул голову, и её губы соскользнули с щеки, встречаясь с его губами и закрепляя гадючкино торжество.

Он... разделил его.

Признал поражение – ирония, вконец извратившая его сознание.

Оставив Конора дальше ковыряться в бумажках чародея, Лета направилась вниз, окрылённая, но неспособная отделаться от ощущения, что целовала саму смерть. Нет, ничего такого, неестественного или дьявольского; от него исходило вполне человеческое тепло, тень он отбрасывал, да и в целом выглядел так, что она никогда бы не заметила отличий, если бы не знала заранее.

Разве что он вздохнул раза три за всё время, даже не пытаясь притвориться смертным.

Голос его, как и поза, привычно вещали с высоты о её никчёмности. С закрытыми глазами можно было услышать в его словах нотки раздражения, такие знакомые, ленивые и совсем уж очевидные. Эта давным давно отработанная схема каждый раз имела успех, в ней практически не чувствовалась фальшь.

Но не сегодня.

Ведь глаза его перестали врать. И таких она прежде не встречала – столь глубокие, мудрые и злые, они могли бы принадлежать падшему божеству, запутавшемуся в тенётах своей безграничной силы, сосланному на землю за самые тяжёлые грехи. Они обещали растерзать ей горло, а после зализать рану. Они велели бежать. Они восхищались. Вопрошали. Звали. Уступали.

Ласкали. Ненавидели.

За всё, что случилось.

В них было столько боли и непонимания, обрушенных на Лету разом, что она действительно должна была предпочесть побег. Но она, как долбаный мотылёк, с радостью полетела к своей гибели. Разве могло ещё что-то в этом мире распалить её сильнее, чем эти глаза и губы, окунуть её в ядовитый дурман эйфории, заставлявший чувствовать себя... живой?

Чёртова болезнь.

Коснувшись его, она ощутила, сколько огня было внутри, чёрного и холодного, циркулировавшего по телу вместе с кровью. Она боялась представить, какая чудовищная сила скрывалась в этих руках, сжимавших край стола до треска, пока она целовала его. Эти руки переломали бы и её. Истёрли бы в пыль.

Но это всё ещё был Конор. С кривой ухмылкой, прираставшей к лицу по двести раз на день, с грубыми остротами и извечным недовольством всем, что его окружает. И именно Конор будто невзначай дотронулся до её запястья, когда они прощались. Жест тоски.

Жест добровольной сдачи.

Мысль об этом заставила её улыбнуться, пока она шагала по коридору.

«Это всё временно, правда?»

Ей не нужен его ответ. Она просто хотела расковырять эту болячку и посмотреть, как Конор отреагирует. А он и не сопротивлялся.

Ноги вынесли её за ворота, и улыбка умерла на губах.

Пепел остыл, смешавшись со снегом, но город продолжал тлеть, будто огонь просочился под землю и полыхал отныне там, сдобренный чертями. Ветер доносил жуткий запах кровавых ран и ведал о скорби сотен людей, заполонивших улицы, дабы оплакать павших и помочь тем, кто всё же выжил в бойне. Многие здания обрушились, а те, что устояли, были черны от копоти. Всюду виднелись воронки от чародейских снарядов, заполненные смрадными останками имперцев. Темпраст тонул в опустошении и разрухе.

Было тихо. Урывками доносились чьи-то стоны и рыдания, но они всё равно меркли на фоне воцарившегося горького молчания, затянувшего всех и каждого в свою тёмные пучины

Шеренги мёртвых выстроились до самого горизонта, вопя о цене, что северяне заплатили за свою победу. Она была ужасающе высока, никакая свободна, о которой грезили Сыны Молний, такого не стоила.

Их победа была смехотворна перед безобразным ликом войны, унёсшей слишком много жизней, чтобы продолжать её.

Может, Катэль был прав, когда заявил, что этот мир заслуживал забвения. Он уже был наполовину разрушен, он захлебнулся кровью. И метался в агонии перед своим концом.

«Я не могу уйти. И не стану. Если я могу им помочь, я это сделаю», – пронеслось в голове.

Потому что это правильно.

Может быть. А может, она просто боится никогда не простить себе, если сбежит.

«Уйду, когда всё станет совсем худо», – успокоила она себя, разворачиваясь обратно.

Но куда уж хуже...

Голову Соторнила она отнесла в общую яму за стенами, окружавшими виллу, – туда, где лежали прочие вражьи останки. Иногда, в свободные минуты, Лета прокручивала в мыслях всё, что скажет ему напоследок. Однако сейчас, глядя в его помутневшие глаза, на ум ничего не приходило. Только то, что голова сехлина была тяжёлой. Такой же, как башка Милована. И всё ещё мокрой от крови.

Подумать только, императрица поставила Соторнила во главе войска, будто отправила в ссылку за то, что произошло на Арене. Наверняка он не сильно огорчился по этому поводу. Лета представила, как он всё это время смаковал встречу с ней, какие вещи собирался сотворить с девушкой в случае, если бы имперцам удалось отбить Темпраст назад.

«Счастливого пути в пекло, ублюдок».

Она швырнула голову распорядителя игр в яму, словно наскучивший предмет мебели, и направилась дальше, в полнейшей уверенности, что больше о нём и не вспомнит. Лишь отметины на спине останутся с ней навсегда, пульсируя по ночам и напоминая о той боли, что ей удалось вынести.

В них была её сила, вырожденная из скорби и отчаяния. Сила, которую нельзя было получить иным способом.

Вернувшись на виллу, она краем уха зацепила приглушённые разговоры воинов, обсуждавших красного ястреба в небе, изменившего ход битвы. Кто-то называл его посланником Одина, а кто-то был уверен, что это был трюк чародея. Про упырей, вставших на сторону Сынов, никто не говорил. То-то затеялись бы теории, любопытно послушать.

Как вообще у Конора это вышло? Это опять хитрости его природы или же магия Драупнира?

«Надеюсь, Логнар вытащит из него правду. Самой расспрашивать без толку. Не скажет».

В плену размышлений Лета почти не соображала, куда идёт. Тело её просто двигалось, млеющее под действием зелья. Притормозила она только когда очутилась в дальнем крыле, ведущим в перистильный двор.

Там хотя бы никого не будет.

Но сад ледяных цветов не пустовал в этот час. Она обнаружила Брэнна, сидящего к ней спиной на одной из клумб. Кот чародея был всё ещё с ним и спал, засунутый под куртку и пригретый теплом тела керника.

Замедлив шаг, Лета приблизилась к Брэнну, вновь осматривая двор. Вымывая его диковинными образами то, что увидела за порогом виллы.

– Так значит... Он мёртв? – спросил керник, подняв голову.

– Ага.

– Что ж, поздравляю.

Она опустила глаза на парня, ловя его ответный, отсутствующий взгляд. Они не надолго так застыли, каждый думая о чём-то своём. Затем Брэнн кивнул куда-то за спину девушки.

– Откуда она здесь в такой холод?

Лета мельком глянула на сиреневый куст.

– Понятия не имею, – обронила она безразлично.

Снова оценив состояние керника, Лета села рядом и шмыгнула носом.

– Итак... – начала она, но Брэнн вдруг перебил её.

– Я убил ребёнка, – выпалил он.

Лета прикусила язык, опасаясь ляпнуть лишнего и сомневаясь, что он решится продолжить, но после короткой запинки слова полились из него рекой, хоть вёдра подставляй:

– В Йоракове, когда мы были с Фанетом. Ты знаешь, как такое бывает, с тобой это случалось тоже, да? Я не хотел, я просто... Там было темно, и я не видел, а он был одет в такой, понимаешь, балахон... Фанатики нечто подобное носят, и я решил, что он... Он был высокий для своих лет, хотя оказалось, что ему... Ему было десять, а я не... Ты понимаешь, Лет? Я не хотел, я не...

Голос Брэнна всё-таки сорвался. Всхлипнув, он опустил голову и заговорил совсем тихо:

– Его лицо преследует меня. Всякий раз, когда я берусь за меч... Я вижу его. И вижу его черты в каждом противнике, будто заново переживаю его смерть... Поэтому... Я... Я не могу сражаться...

Ладони, лежавшие на коленях, сжались в кулаки.

– Я... Я стал чудовищем.

– Нет. Не стал. Пока помнишь его лицо, – ответила Лета, стараясь, чтобы в тон её ненароком не проскользнуло сочувствие. – Я помню только тех, чья смерть доставила мне особое наслаждение. Остальные... Ни ненависти. Ни сожалений. Ничего.

Лицо Соторнила тоже сотрётся из её памяти. И это казалось ей безмерно логичным, словно так изначально и раскидала её карты судьба. Сердце исцелялось от годами косневшего внутри гнева, приоткрывая ей иной путь. Где-то за поворотом её ждёт нечто большее. Кажется, и Марилюр шагала по этой дороге...

А Брэнн следовал сейчас по той тропе, что она изучила вдоль и поперёк, когда была младше, поэтому Лета испытывала сострадание. Но показать его не посмела.

– Ты пришёл на Север не за мной, а спасаясь от того, что случилось в Строннице. Упыри ведь не люди. Их убивать проще, так ты думал? Но они напомнили тебе о том мальчике.

Брэнн воздел к ней покрасневшие глаза.

– Ты мучаешься из-за убийства невиновного, и это... человечно и вполне нормально, – проговорила Лета. – Но чем для тебя станет гибель товарищей, которым ты мог бы помочь и не стал этого делать из-за собственных страхов?

– Ты не первая, кто так говорит.

– Тогда какой смысл избегать прошлого? То лицо, возможно, никогда не исчезнет из твоей памяти. Но разве ты станешь чудовищем, если вновь возьмёшься за меч?

Брэнн отвернулся и запустил руки под куртку, находя там комок тёплой шерсти и зарываясь в него пальцами. Лета искоса наблюдала за ним, замечая хороводы мыслей, чьи тени роились в его отрешённом взгляде.

– Тебе легче? – спросила она, выждав несколько безмолвных минут.

Неожиданно Брэнн сгрёб её в охапку. Зажатый между ними кот возмущённо мяукнул.

– Я тебя иногда так ненавижу, – выдохнул керник девушке на ухо. – … Спасибо.

Она улыбнулась, крепко обняв его в ответ.

1. Вилькья (мэнке) – южанка.

2. Иггдрасиль – мировое древо в мифах северян, огромный ясень, в ветвях и корнях которого существуют миры, населённые божествами и чудовищами.